Hurt so good

      У всех бывают плохие дни. Но для Кататацумури этот был просто кошмарным.       Впервые она с треском провалила задание — неофициальное и строго секретное, приравнивающаяся к миссиям S—ранга, — но она его провалила.       И очень разочаровала этим Кабуто. Он был настолько зол и нетерпелив, что того и гляди спустил бы на неё своих змей и задушил. Катацумури постаралась как можно быстрее исчезнуть с глаз его долой, забыв даже про вывихнутую руку, которая доставляла кучу неудобств. По-хорошему бы полагалось её вправить и подлечить медицинской техникой, но выканючивать прощение у Кабуто было стыдно и небезопасно, а плестись в больницу Деревни — утомительно.       Катацумури валилась с ног от усталости. Всё тело у неё ломило от побоев, которыми наградили её члены АНБУ, обнаружившие постороннего на больничной территории Конохи. Катацумури предстояла похитить чрезвычайно ценные для Кабуто ДНК погибших недавно ниндзя Листа и одного нукенина. Но она самонадеянно пренебрегла конспираций в последний и самый ответственный момент миссии — не учла, что приглушить потоки чакры и двигаться подобно тени, сливаясь с окружающей обстановкой, недостаточно. Среди охранников морга оказались члены клана Инузука. Они по запаху вычислили чужака, когда Катацумури была уже почти у цели: оставалось лишь вскрыть замок на двери, за которой покоилось тело убиенного преступника. Драться в замкнутом помещении было отвратительно неудобно: Катацумури привыкла биться на расстоянии, а лучше — вообще избегать открытого боя и шпиговать врага отравленными сюрикенами из надёжного укрытия. Она в ту же минуту, когда АНБУ окружили здание морга, поняла, что без боя уйти ей не удастся: придётся драться, хотя бы для того чтобы сбежать ни с чем, лишь подтверждённой информацией о нахождении ценного трупа.       Катацумури до сих пор плохо верилось, что АНБУ клюнули на приманку в виде клона, пока она за углом судорожно складывала печати для призыва Соро-соро — гигантской улитки с массивной, покрытой шипами раковиной. Та пробила потолок коридора панцирем и покрошила стены в пыль, предоставив возможность Катацумури с позором ретироваться из захлопнувшего капкана АНБУ.       Катацумури справедливо посчитала, что легко ещё отделалась: всего-то ссадинами, синяками и, в завершении всех несчастий, — вывихнутой правой — рабочей! — рукой. Та сулила докучать хозяйке ложными вывихами всю оставшуюся жизнь. Но Катацумури не расстраивалась. Повезло ещё, что ушла живой из той мясорубки, устроенной ей АНБУ. Знали бы они кого поймали, не стали бы так усердствовать. Но они приняли её за члена Акацуки, пришедшего за телом товарища. Они были близки к истине: один из них — Хидан — сейчас изнемогал от скуки в Отогакурэ, а чуть раньше порывался вместе с Катацумури навестить проклятых богохульников Скрытого Листа и преподать им неусвоенный вовремя урок по религиоведению. Катацумури наотрез отказалась от навязанной помощи. Взять Хидана на миссии по тайному проникновению всё равно, что пустить Хвостатого в посудную лавку. Абсурдно.       Хидан подчинился лишь по одной банальной причине: накануне он собрал богатую жатву для Дзясина-сама. От бандитов, терроризирующих мирных жителей Страны, и мокрого места не осталось после их с Катацумури рейда на их базу. Все остались счастливы: над бандитами никто не всплакнёт, на Хидана не повесят ещё одно преступление, Катацумури зачтётся положенная плата за работу.       Но, несмотря на его доброе расположение духа, Катацумури знала: Хидан не упустит возможности посмеяться над ней из-за провала миссии.       Она оказалась весьма точна в своих догадках. И хотя Хидан по её возвращении выглядел странно миролюбивым, от комментариев в духе: «Я же говорил» и «Вот если бы я пошёл с тобой, то такого дерьма бы не случилось» не воздержался. От обидных издевок не остановил его и прескверный вид Катацумури.       А внутри ощущалось всё гораздо хуже, чем выглядело снаружи. У неё совершенно отсутствовало настроение обмениваться с Хиданом колкостями, поэтому она лишь буркнула, чтобы он вправил ей запястье. Когда он проделывал эту бесхитростное действо, Катацумури изо всех сил стиснула зубы до ломоты в челюсти, чтобы не пискнуть и не доставить ему удовольствие. Его лицо выразило верх разочарования, брови как-то жалостливо полезли на лоб от огорчения. Катацумури торжествующе улыбнулась краешком рта.       Хидан ещё какое-то время зудел у неё под ухом, пока Катацумури с деланной невозмутимостью обрабатывала раны и заклеивала себя пластырями и проспиртованными примочками. Потом он, казалось, потерял к ней всякий интерес, небрежно вякнул, что пойдёт на задний двор тренироваться.       — Прекрасно. Хоть отдохну в тишине.       Ответом ей послужил колючий взгляд через плечо. Потом скрипнула раздвижная дверца на веранду, и она осталась одна. Катацумури нахмурилась: вовсе не такой реакции она ждала. После тяжелого дня хотелось немного заботы и внимания, а этот грубиян мог только язвить и отпускать грязные намёки. Хидану было плевать на её чувства с высокой колокольни.       Катацумури отвесила себе мысленный подзатыльник: что ещё за влажные фантазии? Хидан оставался с ней только потому, что Катацумури обещала постоянно снабжать его бога новыми жертвами и с отличием справлялась с задачей. Это в который раз доказывало, что шпионов никто не любит. Не ожидавшие столкнуться с религиозным фанатиком враги Катацумури штабелями ложились под косой Хидана. К немыслимой радости последнего.       Когда Катацумури закончила приводить себя в порядок, руки с трудом её слушались, дрожали от утомления и перенапряжения: вчера она сражалась на пределе своих способностей и только сегодня наконец доковыляла до Отогакурэ. И всё чего Катацумури хотелось теперь — это лечь и проспать столько, сколько будет нужно её измождённому телу.       Но её грёзам о мягком футоне не суждено было сбыться так скоро. Мало того, что под припарками и бинтами всё горело адским пламенем, каждый неосторожный вздох конвульсивно стискивал рёбра и сминал внутренности в кашу. Боль проходила и возвращалась. Ничего не было сломано, она тщательно себя прощупала, чтобы убедиться в этом: кое-какие знания по медицине она переняла у Кабуто ещё с тех пор, когда они тренировались в дуэте по воле Орочимару-сама. Был виноват задетый нерв. Катацумури решила, что его просто защемило и оно само как-нибудь пройдёт. Нужно только перетерпеть. Но это оказалось сложнее, чем она думала. Тяжелый вдох — и рёбра распирает так, будто они сейчас лопнут. Тихий выдох — просто всмятку.       От злости у Катацумури заходили желваки на скулах. Она нетерпеливо села — и тут же пожалела о своем необдуманном поступке. Пронзительная боль искрой вспыхнула в запястье и прострелила всё тело. Она тихонько заскулила, презирая себя за слабость. Потом, избегая шевелить вывихнутой рукой, распотрошила поясную сумку, полную различных медицинских пилюль, выудила одну и с отвращение раскусила: пилюли всегда сильно горчили.       Через пару минут дышать стало не так проблематично, и можно было уже подумать о долгожданном сне, но было нечто, что мучило её сильнее ран — стыд за провал миссии. Мысли об этом кружились смятенным водоворотом и начинали сводить Катацумури с ума. Она чувствовала себя маленькой, одинокой и совершенно несчастной. Катацумури решила, что на ногах ей будет легче: физическая боль заглушит непрошеные угрызения совести.       Аккуратно баюкая правую руку, Катацумури поплелась на веранду. Она выходила на задний дворик, служившей также тренировочной площадкой.       Снаружи уже сгустились бархатные сумерки. Вода в небольшом искусственном прудике ловила и отражала отблески луны, походившие на взволнованные блики в глазах Катацумури. Там, где шумно ныряли, резвясь, пестрые сомы кои, поверхность пруда искажалась расширяющимися кругами ряби.       В центре двора безустанно, с пугающей первобытной яростью размахивал косой Хидан. Он беспощадно кромсал на дрова тренировочный манекен, будто это было не грубо обтесанное полено, а пресловутый Шикамару из клана Нара. Хидан прожужжал Катацумури все уши мечтами о том, с каким изощрением он будет приносить его в жертву Дзясину.       Чтобы не мешать его тренировке, Катацумури осторожно присела на порожке веранды и подпёрла здоровой рукой подбородок. Вторая безвольно свисала с коленки. Движения Хидана — стремительные и смертоносные — завораживали её. Она, точно под гипнозом, следила взглядом за его гибким, сильным и поджарым, как у дикого кота, телом. Когда Хидан завершил серию коротких наступательных ударов эффектным выпадом и снёс кукле деревянную голову, Катацумури слегка расстроилась: она, казалось, вечно могла наблюдать за ним, тайно восхищаясь мастерством и ловкостью Хидана. Тот, прежде в упор не замечающий её присутствия, круто развернулся и приблизился к ней вальяжной походкой. Он даже не запыхался!       Перед самым носом Катацумури он с силой воткнул косу в землю и со скучающим видом произнёс:       — Ну, чо те надо? Одной погрустнело, да? Пришла развлечься?       У Катацумури от негодования загорелись уши. Оцепенение развеялось как по щелчку пальцев. Она попыталась гордо выпрямиться, но тело отозвалось болезненной судорогой, скрутившей её пополам. От этого жалкого зрелища Хидан криво заулыбался.       — Не могу заснуть, решила подышать свежим воздухом.       — Знаю я одно безотказное средство от бессонницы... — Хидан лениво обвёл Катацумури взглядом, полным неприкрытого цинизма. Будто раздел, со злостью подумала Катацумури и сердито скрестила руки на груди, с вызовом глядя Хидану прямо в бесстыжие фиалковые глаза.       — Но боюсь укатать тебя до смерти — ты такая дохлая.       Он громко, заразительно рассмеялся, чрезвычайно гордый своей шуткой.       — А ты только об одном и думаешь! — Катацумури устало закатила глаза и отвернулась с безразличным видом. Губы у неё мелко задрожали ни пойми отчего, а к глазам подступила предательская влага. Шиноби никогда не плачут, мысленно напомнила она себе и яростно заморгала, избегая встречаться с Хиданом взглядом. Сейчас, она была уверена, он в красках начнёт глумиться над ней — как вишенка на торте её отвратительного дня.       — Эй, эй, ты чо, ревёшь? — Хидан резко прекратил хохотать. Глаза его расширились от искреннего изумления, а брови поползли кверху. Катацумури упрямо молчала, хотя от слёз не осталось и следа: она снова владела собой.       Хидан хмыкнул и с презрением плюнул в сторону.       — Ненавижу нытиков. Твои тяжкие вздохи действуют мне на нервы. Кончай дуру валять, во имя Дзясина-сама!       — А ты можешь хоть один раз в жизни не быть мудаком? Хоть разочек? — огрызнулась Катацумури. От злости она даже на ноги взвилась, полностью игнорируя жгучую боль под примочками, но мгновенно овладела собой и вкрадчиво прибавила.       — У меня выдался плохой день, а когда такое случается, чувствуешь себя паршиво. Даже без твоего остроумия. Хватило бы простого человеческого понимания, спасибо.       Она решительно развернулась, чтобы гордо отчалить, но Хидан неожиданно поймал её за локоть и грубо притянул к себе. Долю секунду он пытливо смотрел ей в глаза с перекошенным гримасой раздражения лицом. Катацумури выдержала его взгляд, ничуть не оробев. Напряжение, возникшее между ними, подобно разряду молнии во время грозы, постепенно исчезло.       Хидан фыркнул:       — Просто иди уже сюда, мать твою.       И, приземлившись на порог веранды, посадил Катацумури к себе поперёк колен. Она издала какой-то протестующий писк, но задохнулась от потрясения и тут же замолчала. С какой-то грубоватой нежностью он положил подбородок ей на голову, а руки сцепил на талии в замок.       Катацумури настороженно замерла. Прикинула что-то в уме. Сделала вывод, что даже при большом желании ей сейчас не хватит сил разорвать эти железные тиски. Но, судя по флегматичному поведению Хидана и его расслабленной позе, он не замышлял ничего плохого... или делал вид, что не замышляет. Он был очень хитёр, Катацумури это знала, но... В его объятиях было так хорошо.       Она шумно, всей грудью вздохнула — и с удивлением отметила, что это не причиняет ей никаких страданий. Обезболивающая пилюля наконец подействовала. Или это так благотворно на неё влияет Хидан? Катацумури улыбнулась собственным озорным мыслям и несильно боднула его в грудь.       — А ты можешь быть очень милым, когда захочешь, — промурлыкала она.       Её здоровая рука мягко легла ему на живот, а крашенные в зелёный лак ноготки нежно укололи кожу, чем вызвали лёгкую дрожь по его телу.       — Не трепи всякой херни, во имя Дзясина-сама! Я это делаю только потому, что терпеть не могу, когда ноют! Понятно тебе, а? Эй, ты меня вообще слушаешь?       Но Катацумури уже мирно дремала, прислонившись головой к его плечу.       — Пф, — прыснул Хидан раздражённо, но не пошевелился. Только накрыл её вьющиеся колечками волосы своей шершавой ладонью и утомлённо прикрыл веки: иногда эта девчонка бывает просто невыносимой…