Isolation

И у Нагито явно были проблемы, огромные проблемы. На этот раз, медсестра даже не стала слушать его, да и Комаэда не собирался говорить. Однако он задумался, стоило ли это того? Может, стоило раскаяться? Хотя… Нет. Он сразу отмел эти мысли, ибо это слишком глупо — своим «сожалением» он бы сделал лишь хуже, наверное. Они никогда не простят его, они убьют его за нарушение правил, а ещё, они бы издевались над ним. Но Нагито заслужил, он провалился и подставил Хаджимэ, а тот, в свою очередь, скорее всего его ненавидит и презирает. Возможно, эти мысли и дальше бы убивали его изнутри, но таблетки, что медсестра насильно запихнула Комаэде в рот и заставила проглотить, начали работать, из-за чего сознание беловолосого постепенно улетучивалось. Все было словно в тумане: казалось, что Нагито находится под каким-то веществами, что очень странно влияли на его головной мозг. В какой-то момент все поплыло, и Комаэда вообще перестал осознавать своих действий, он настолько погрузился в себя, что перестал слышать медсестру. Похоже, она что-то говорила, возможно — даже кричала и била Нагито, но ему было плевать. Он больше не понимал, где он, кто он и что вообще происходит. Это было что-то иное, что-то одновременно хуже и лучше сна. Беловолосый не понимал, что, он чувствовал, он вообще не понимал, что думает, что существует. В голове все смешалось в кашу, состоящую из каких-то звуков, яркого света, силуэтов и… китов? Комаэда явно видел китов, ему казалось, что он на дне океана, что он давит на него, что он убивает его. Если бы кто-то попросил описать это, он бы сказал, что у него пакет на голове, или он на дне, ибо с каждым вдохом дышать все сложнее. Его руки дрожали, ну, или ему, как минимум, так казалось, ибо возможно, что медсестра просто трясла его. Но Нагито уже не помнил ее. Не помнил никого. Да и зачем? Ведь он на дне океана — там его никто не достанет, никто не тронет. Было одновременно хорошо и больно, но это не важно. Больше ничего не было важно — только он и покой. В его голове было так пусто, так чисто и приятно; не было ни одной навязчивой мысли, не было ничего. Комаэда не знал, сколько это продолжалось, да и не задумывался об этом, ибо он не мог думать. В глазах все засияло — это было красиво. Такое ощущение, что кто-то брызгал красками ему прямо в глаза, и все эти цвета красиво переливались и сияли. Однако, резкий и яркий свет, возможно, он был белым, а возможно, желтым, ослепил его. Он не знал, да и не понимал, что это свет — не понимал, где он, хотя картинка в глазах стала чётче. Нагито все еще был в медпункте, а медсестра что-то искала на столе — она выглядела злой и недовольной. Похоже, она что-то забыла и потеряла, ибо та быстро покинула медпункт, совершенно забыв про беловолосого. И Комаэда, оставшись наедине с собой, оглянулся. Все начало плыть и снова превращаться во что-то странное, неземное. Но это не помешало ему встать, вытащить иглу из вены и направиться к столу. Если бы кто-то увидел его, подумал бы, что он пьян, ибо Нагито передвигался медленной и шаткой походкой, спотыкаясь на ровном месте. Спустя пару минут, Комаэда все же смог преодолеть это непосильное расстояние в несколько шагов, и облокотившись о стол, он стал проводить рукой по нему, раздвигая в стороны всякие медикаменты и бумаги, пока он не наткнулся на шприцы. Они были наполнены чем-то, он не видел чем, да и вообще не понимал, что это шприцы, все эти действия делал не беловолосый. А кто-то другой — иной человек, но явно не он. Сознание Нагито Комаэды было далеко отсюда, на других планетах, в других мирах. Его не заботило то, что он делает. Ведь он не понимал этого, было ощущение, что у него отсутствует мозг, возможно, так и было. И все же, что-то в его теле начало осматривать халат, и, вот удача — его поменяли. Ибо у этого халата были карманы, большие карманы, прятать там что-то было бы бессмысленно, если бы Нагито пытался протащить это за пределы столовой или в столовую. Но сейчас они было как раз кстати. Собрав горсть уколов в одну руку, он начал запихивать их в свои карманы, а потом брать еще уколы, и еще. Пока в какой-то момент они не стали высыпаться. Похоже, именно в тот момент, что-то внутри Комаэды решило, что этого достаточно. Выложив ещё парочку шприцов, беловолосый направился на поиски Хаджимэ. На поиски своей любви, своей надежды — он должен был увидеть его и потрогать, узнать что он в порядке, быть рядом. Нагито хочет почувствовать его тепло снова, такое приятное, такое родное. Хината был просто прекрасен в его глазах, такой смелый, переполненный надеждой на спасение, такой красивый. Комаэде хотелось трогать его, чувствовать, как бьется его сердце, потрогать его сердце, забрать его себе и никому не отдавать. Возможно, это был бы его особый трофей, принадлежащий только ему, его маленький секрет. Это было бы прекрасно, от такого вида его ноги подкашивались, хотя он и так еле как передвигался. Не было известно, это настоящие желания и мысли Нагито, или просто его глюки? Но это было не важно, вот он, Комаэда видит его, наверное. Хаджимэ сидел в библиотеке и снова читал ту же книгу, видимо, он все же разобрался с ней, однако, он был явно недоволен и зол. Нагито никогда не нравилось это выражение лица, как бы он хотел исправить это, заставить Хинату улыбаться. Улыбаться именно Комаэде, отдать ему всего себя, возможно, именно тогда беловолосый и был бы поистине счастлив. Но, кажется, его заметили. Хаджимэ поднял взгляд на странные звуки и увидел Нагито, что еле идя и покачиваясь, направился к нему. Хината не мог это проигнорировать, поэтому он встал, и сделал пару шагов на встречу. — И кто же вернулся? Ах да — это ты, неуклюжая сука, — это было больно, Нагито буквально почувствовал, как нож вонзается в его сердце, Хаджимэ хочет его убить? Комаэда не может этого позволить, к сожалению, он не может позволить Хинате предотвратить их светлое будущее, поэтому, он собрался с силами и выпрямился. Это сильно удивило шатена, ибо тот думал, что Нагито никогда не сможет этого сделать. Да и, зачем? Что он пытается этим доказать? Это было загадкой, как и то, почему он так странно смотрел на него, это… пугало Хаджимэ. — И нахуя и ты пришёл? Шёл на верную смерть? Ты как всегда проебался, знаешь, твои косяки у меня уже в печенках. И ведь самое обидное, что получил не только ты, из-за тебя пострадал и я. Хината сверлил Нагито своим взглядом — взглядом, что был полон ненависти и злобы. Комаэда начал что-то говорить, он не знал, что нёс какой-то несвязный бред — он строил предложения правильно, однако, они не имели никакого смысла, Хаджимэ вообще не мог уловить, о чем идет речь, казалось, что Нагито за эти несколько часов успел заболеть шизофазией. — Что ты несёшь… Это бессмыслица. Ты не только блядь, что не смогла просто расколоть маленькую таблетку, так ещё и тупоголовое ничтожество, что не может связать и двух слов, — Хината был зол и немного напуган. Комаэда никогда не вёл себя так раньше, что же с ним случилось? Однако, он догадывался, скорее всего, это таблетки. — Ты настолько тупой, что не смог избавиться от таблеток? Знаешь, ты бы мог вообще их не избегать и быть таким же пустоголовым и бездушным овощем, как и все здесь, толку от тебя было бы столько же. Но Нагито не среагировал — он лишь улыбнулся, и начал подходить ближе. Хаджимэ даже показалось, что его походка стала более уверенной и быстрой. — Ты не любишь меня? — вау, он смог сказать хоть что-то, что имеет смысл. Однако, какой же глупый вопрос, ведь ответ очевиден. — Нет, я бы никогда не полюбил такую бесполезную тварь, как ты, да и вообще, что-либо чувствовал к таким, как ты, — это звучало очень сухо и грубо, впрочем, как почти все, что говорил шатен. Нагито сделал вид, что обиделся, надув щеки и отвернувшись, однако, через секунду он снова смотрел прямо на Хинату, с той же блаженной улыбкой, после чего засмеялся. Это ещё больше пугало Хаджимэ — он начал пятиться назад, ему явно это не нравилось. — Ну… куда ты, я же люблю тебя, очень люблю тебя, — все это время, Нагито все ближе и ближе подходил к Хинате, а тот, в свою очередь, пятился назад, пока не уперся в стену — страх сковывал движения, поэтому он не смог быстро развернуться и уйти. Но этого короткого промежутка хватило Комаэде, чтобы подойти вплотную и зажать Хаджимэ. А он даже не подозревал, что Нагито выше его, возможно, на сантиметр, или два, но в этой ситуации это явно ощущалось. Хината снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который пытался спрятаться от своего отца, что снова пришёл домой не в самом трезвом состоянии, что снова пришел, чтобы сделать ему больно. Но на этот раз, Хаджимэ не проиграет — он будет сильным, ибо он обязан быть сильным, не так ли? Он уже хотел оттолкнуть Нагито, однако почувствовал, как тот проводил своей ладонью по его щеке, спускаясь ниже. Как же неприятно, у беловолосого такие ледяные руки, словно у трупа. Хината зашипел и вжался в полки сильнее, лишь бы не чувствовать его прикосновения. — Но ты не любишь меня… а жаль, как жаль… очень жаль, — он повторял эту фразу очень много раз, и в это время, его руки медленно опускалась в карманы. Комаэда достал шприц, и на удивление, он сумел снять с него колпачок одной рукой. Однако Хината заметил это, и попытался оттолкнуть Нагито, а зря. Ведь тот замахивается и вонзает ему шприц прямо в руку. Господи, как же ужасно больно — такая жгучая боль. Настолько ужасная, что Хаджимэ кричит и падает на колени, он старается не плакать, очень старается, но это слишком больно. Такое ощущение, что тебя прошибает молния. Такое ощущение, что его руку насквозь протянули ножом, что ему вскрыли вены, или вбили в руки гвозди. Хотелось просто оторвать себе руку, чтобы не чувствовать это. Но все же, дрожащими руками он попытался вытащить шприц, хотя бы дотронуться до него. Но у него не получается, он буквально не может ухватиться за него, но боль лишь нарастает, от чего хочется снова кричать. А Нагито — он улыбается, снова подходя к Хинате, пока тот отчаянно пытается вытащить иглу из себя. Все же, через пару попыток у него получается, и он откидывает окровавленный шприц в сторону, хватаясь за место, где он раньше был, и шипит. Как же больно. Поднимая голову, он видит Нагито — он уже держал несколько открытых шприцов у себя в руке. — Почему ты это делаешь? Почему ты не любишь меня? Чем я не заслужил? — он хватает Хаджимэ за волосы и тянет к себе, наконец-то этот мудак почувствует, какого это. После чего, Нагито целует его. Целует нежно, насколько это вообще возможно, пытаясь влить в этот поцелуй все свои чувства, что накопилось за столь долгое время. Однако, все ещё прижимая шатена к себе, не давая ему отстраниться — похоже, для того это был сильный шок, ибо он не шелохнулся. И, боже, как же это приятно, слишком приятно для измученного Комаэды — это именно то, чего ему так не хватало. Ему так хотелось быть рядом, чувствовать тепло, любовь и заботу — чувствовать, что он важен, или хотя бы немного нежности. И сейчас он ее получил. Если бы Нагито мог осознавать то, что он делает и чувствует, он бы назвал это «бабочками в животе». Отстраняясь, Комаэда смеётся — ему понравилось, даже слишком сильно понравилось; эйфория от поцелуя под действием таблеток становится все сильнее, буквально растекаясь по венам, и он хочет ещё. Хочет ещё раз ощутить это. Беловолосый тянется к Хинате за новым поцелуем, но получает лишь по лицу. Он падает на пол и тихо смеётся — ему не было больно, наверное, ибо он больше не чувствовал боли. А Хаджимэ лишь отскакивает от него, вытирая свои губы ладонью. Как же мерзко, возможно, даже от самого себя, от того, что он не оттолкнул его сразу, что он позволил ему сделать это. — Что с тобой не так? Ты вообще ебнулся? Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Это блять отвратительно. Ты отвратителен, — от Хаджимэ так и веет ненавистью к беловолосому, как он посмел? Неужели эти таблетки действуют настолько ужасно? Хината не понимает, ему страшно — он зол и обижен. Он уже хотел уйти, но видит, что Комаэда рывком поднимается и вонзает Хаджимэ в живот все те уколы, что были у него в руке. Это ужасно, это так больно, от чего шатен снова истерично кричит и падает на пол, пытаясь сжаться в себя, и рыдая. Он уже не мог ничего сделать, и просто хотелось умереть, лишь бы избавиться от этой колющей боли. Возможно, Нагито повредил ему некоторые органы, а возможно — нет, от столь сильной и разрывающей боли, в голове была путаница, хотелось просто исчезнуть. А Комаэда даже не думал останавливаться, он достал еще пару шприцов, и начал все ближе подходить к Хинате — беловолосый кричал, что это конец для шатена. Однако, какая неудача. На крики Хаджимэ сбежались санитары, и, увидев сию картину, кто-то подбежал помогать пострадавшему, а кто-то вколол Нагито снотворное и повёл куда-то. Комаэда вырывался и кричал, что убьёт его, что он достанет его — это не конец, и они ещё встретятся, а Хината… Он чувствовал себя разбитым, в груди что-то неприятно сжалось и разрывалось от невероятной боли, хотя ни один шприц не был воткнут туда. Хаджимэ казалось, что его сердце просто разбито вдребезги, но почему ему так больно? Он не понимает, что это, почему, что так на него повлияло. Шатен просто зажмурился и рыдал — с каждой секундой становилось все больнее. Однако, в глубине души он радовался, что скоро вся боль уйдёт, ибо ему помогут, ну, он хотел верить, что помогут.

И, похоже, сегодня Хината впервые был счастлив появлению санитаров.