И тут Комаэда вспомнил все. А именно то, как он убил Хаджимэ.
Погодите, что? Этого не может быть, Нагито не верил в это — это не могло быть правдой, ведь так? Комаэда не мог просто взять и убить его. Казалось, что сердце беловолосого пропустило пару ударов от столь сильного волнения, дыхание сбилось, и он начал подрагивать. Стоп, нет, это же не может быть правдой, Нагито же не мог просто взять и убить его. Комаэда пытался напрячься, чтобы вспомнить что-то ещё. И он вспомнил. Он вспомнил, как медсестра дала ему таблеток, после чего он был у стола с медикаментами, он взял оттуда ещё таблеток, но зачем? Зачем он это делал? Нагито не помнил, чтобы он хотел этого — ему казалось, что это не его воспоминания, он не мог делать этого. Недоумение и паника охватывали мгновенно. В больную голову Комаэды возвращалось все больше и больше… воспоминаний? Точно ли это его воспоминания? Или может — это что-то другое? Нагито хотел верить, что это что-то другое. Ибо, как такая ничтожная тварь, как он, могла вести себя так? Как он мог вообще надеяться на что-то взаимное от Хаджимэ, а тем более, требовать это от него. Он и так был слишком добр к нему, но, похоже, после тех выходок, он не простит его, если он конечно жив. А Комаэда был готов отдать все, лишь бы Хината был жив. Нагито было плохо, очень плохо, его сердце неприятно ныло и слишком часто и сильно билось из-за волнения, настолько, что беловолосый чувствовал каждый удар, и с каждой секундой ему было все больнее и больнее — из его глаз выступили слезы. Комаэду пробивало в дрожь, и он никак не мог это остановить, он просто старался не плакать, он старался не вспоминать, как напал на Хаджимэ, после чего ранил его и убил, вырезав его сердце. Как он вообще смог ранить Хинату? Со скоростью и силой Нагито это было бы невозможно. Также, как он вырвал его сердце? Комаэда читал о таком жертвоприношении у майя, но как это вообще могло сработать сейчас, и как Нагито смог это сделать? Это не могло быть правдой, Комаэда хватался за любой аргумент того, что это не правда. Вспоминая все детали произошедшего, Нагито начало тошнить, как же он ненавидел вид крови и органов, что даже через воспоминания у него срабатывает рвотный рефлекс, он хотел прикрыть свой рот ладонью, и только в тот момент понял, что он был привязан к кровати — к незнакомой ему кровати. Комаэда находился не в своей палате, а в какой-то темной комнате, где на потолке еле светила старая лампа накаливания. Нагито начал более хорошо осматриваться, пытаясь отвлечься от таких токсичных и ужасных… мыслей? Воспоминаний? Он больше не хотел об этом думать. Поэтому, через некоторые время заключил, что в этой комнате нет обоев, или даже краски — просто бетонные стены и пол; довольно темно из-за отсутствия естественных источников света, с единственной мебелью — старой медицинской кушеткой, к которой и был привязан беловолосый. А также в помещении было до жути холодно… и Комаэда только это понял. Его трясло от мороза, и хотелось просто укутаться в плед, или одеться теплее. И тут, Нагито понял ещё одну интересную деталь — он был раздетым, полностью раздетым. Стоп, что? Почему он раздетый? Комаэду охватила еще большая паника, и он весь сжался, в попытке спрятать своё отвратительное тело, даже не зная от кого, ибо в этой комнате он был один. Его никто не должен был видеть, видеть эти синяки, порезы, ушибы и раны, что он так старательно прятал за халатом. И за эти пару минут паники у него из головы вылетели все переживания о том, что он делал и жив ли Хината вообще. Однако, он не смог отвлекаться долго, ибо Нагито понял, что, возможно, это его конец. Возможно, он убил Хаджимэ, и теперь санитары хорошенько отыграются на нем, они убьют его, они будут издеваться и смеяться. Подавая это все в официальной обертке, делая вид, что все правильно, что такие, как Комаэда, заслуживают такого отношения. Они могут спокойно убить его, списав на суицид, или на то, что «психи не живут долго», как они любят делать. И все согласятся с ними, всем будет плевать. Обществу всегда было плевать на этих брошенных людей, они ненавидели их. Никто и никогда не воспринимал их за людей, видели в них лишь животных, а временами обращались даже хуже, чем с животными. Всем все равно было плевать на них, их здоровье и судьбы. Никто не хотел прикасаться к ним, и Нагито их понимал, он сам испытывал к себе отвращение. Ведь он всего лишь мусор, что не достоин этого, и, похоже, что теперь ещё и убийца. А ведь Комаэда просто хотел любви и объятий. Он просто хотел быть важным для кого-то, иметь свою семью, и быть любимым. Просто хотел, чтобы его касались и обнимали, он просто хотел помощи. Но никто бы не подарил ему такие прекрасные моменты, кроме как… Хаджимэ. Да, он обнимал его, иногда даже хвалил, прикасался к нему и гладил, от таких воспоминаний у Нагито были словно бабочки в животе, он был так счастлив в те моменты — это было лучшее в его жизни. Да, Хината был жесток, но Комаэда полностью заслужил такого отношения к себе, он заслуживает ненависти шатена за все то, что он сделал. Однако, Нагито был готов отдать все, чтобы почувствовать это вновь, чтобы увидеть Хаджимэ снова, дотронуться до него, обнять, и почувствовать его сердцебиение. Комаэда расплакался, и начал не сильно дергать руками, в попытках ослабить ремни и выбраться, но ничего не получалось, у него была истерика и его всего трясло. Он просто надеялся, что Хината не ненавидит его, что он жив и простит его, что он когда-нибудь посмотрит на Нагито снова, или обнимет — это было бы прекрасно, просто потрясающе для Комаэды. Однако, беловолосый уже все проебал, он не знал, как воскрешать мёртвых, да и это невозможно — эта ошибка разрушила всю его жизни, ах, какой неудачей было попасться на глаза медсестре. Хотя, по меркам Нагито, все было вполне правильно и справедливо, ему очень повезло встретить Хинату, подружиться и сблизиться с ним, но за это пришлось поплатиться. Комаэда уже давно понял, что никогда не сможет быть просто счастливым, он всегда будет страдать, и от этого его сердце разрывалось от невероятной боли, похоже, у него поднимается давление. Но Нагито было так противно от самого себя, если бы он мог, он бы занялся чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой и своими мыслями — они слишком сильно отравляли его и приносили неимоверный дискомфорт. Из-за того, что Комаэда уже довольно долго без остановки ревел, его психика решила дать ему немного отдохнуть, но, какая неудача, похоже, что Нагито придётся пободрствовать еще немного. Ибо дверь со скрипом распахнулась, и в комнату вошли две медсестры. Одна из них была с ярко-розовыми волосами и какими-то бумагами в руках, а вторая, с тёмными волосами, также она прикатила поднос с… электрошокером и повязкой.Беловолосый сразу понял, что сейчас будет происходить — они будут пытать его.
Его сердцу и так было плохо, но из-за нарастающего страха оно чуть ли не выпрыгивало из груди — это было больно, и Комаэда дрожал, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Хотелось просто убежать, спрятаться, чтобы никто не нашёл его, убежать к Хинате, обнять его и извиниться, а тот бы простил его — Нагито хотел бы верить что, простил. Однако, это все были лишь мечты, и остановка сердца не казалась такой ужасной идеей — беловолосый отвернулся, чтобы не видеть их, не видеть их улыбки. О да, ведь сейчас будет так весело, так весело слушать его отчаянные крики, и видеть, как он страдает. Комаэда снова весь сжался, дергая руками, в попытке выбраться, в то время как розововолосая медсестра подошла к койке. — В связи опасного поведения и колоссального вреда пациентам, мы вынуждены применить к вам ЭСТ, даже без вашего письменного согласия, — она улыбалась, они обе были рады тому, что Нагито поплатится за свои действия, что ему будет плохо. Но, так, стоп, она сказала вреда пациентам? Неужели Комаэда правда убил Хаджимэ? Он не хотел верить в это, до последнего не хотел. Пока первая медсестра зачитывала протокол, вторая, в это время, прикатила поднос к койке, и, взяв повязку, закрыла ей Нагито глаза. Похоже, они делали это, чтобы он не мог знать, куда будет бить ток, и не мог приготовиться — довольно хороший ход. Ведь Комаэда полностью дезориентирован и вообще не знает, чего ожидать. Когда медсестра зачитала протокол и, похоже, убрала бумаги на поднос из-за характерного шороха, повисла гробовая тишина. Не было ни единого звука, как будто они были в вакууме, что очень пугало Комаэду, он не знал, что будет дальше, и чего ожидать, как в один момент кто-то не раздвинул его ноги, приставив что-то холодное к внутренней стороне его бедра, а после… а после был удар. Нагито передернуло от ужасной боли, растекающейся по телу электрическими разрядами, заставляя Комаэду содрогаться в конвульсиях. Нагито трясло от безумной боли, медленно, он стал терять чувствительность ног — просто перестал ощущать их, хотя беспрестанная боль все ещё продолжала напоминать о себе. Беловолосый стиснул зубы, из-за паралича он не мог даже пискнуть — все внутри сжалось, когда новый неожиданный удар пришелся ему правый в бок, из-за которого дернулся с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется. Но, как бы не так. Ремни на руках и ногах были завязаны хорошо, даже слишком хорошо, для его слабого тела, и Нагито прекрасно понимал, что после этой пытки, если он, конечно, выживет, на его теле останутся омерзительные, ноющие электрометки**. От истошной боли, мысли стали путаться, утекать из его больной головы, как вода через пальцы. Места от ударов медленно стали приобретать ярко-красный оттенок, все ещё отдавая болью во всем теле. Даже несмотря на то, что разряды были не таким уж и сильными. Этого хватило сполна. Хватило, чтобы все мышцы в слабом теле быстро сжимались, застывая в одном положении, вызывая паралич. Нагито чувствует. Чувствует, как чужая рука медленно, по издевательски ведет вверх по груди, останавливаясь у шеи, быстро убирая адский прибор. Неужели это было все? Неужели они закончили? Но беловолосый не успевает обрадоваться и оправиться от невыносимых ощущений во всем теле, как ещё один удар с новой силой приходится в ключицу, тут же вызывая новую волну невыносимой боли. Новый удар. Новая боль, и Нагито даже кажется, что этот был сильнее предыдущих, но, возможно, ему просто кажется, потому что сознание почти полностью покидает изнывающее тело. Последний удар током, который Нагито может чувствовать — это удар в губы, ставший решающим. Измученная нервная система дала сбой, позволяя бедняге провалиться в очередной сон.—
Комаэда не понял, когда очнулся, но он чувствовал невероятную слабость, и его клонило в сон, хотя, вроде как, он проспал достаточно долго, также он ничего не понимал, но почувствовал, как кто-то отвязывает одну его руку от бортика кушетки, после чего услышал удаляющиеся шаги. Нагито к тому моменту немного пришёл в чувство и тихо прошептал. — Х-Хаджимэ… жив? — это было единственным, что он мог выдать в данный момент, какой же он жалкий. Но Комаэда просто умолял, чтобы он остался жив, чтобы с ним все было в порядке и те воспоминания просто были плохим сном. Однако, медсестра промолчала и просто ушла, бросив Нагито одного. Тело не хотело его слушаться и многочисленные места, где были нанесены удары током — болели, и все ещё были ярко-красные. Это приносило много дискомфорта Комаэде, однако, ему повезло, что они не были настолько сильными — его кожа лишь покраснела, хотя могла сгореть и обуглиться, но он буквально не мог ничего сделать, даже немного порадоваться, поэтому ему лишь оставалось закрыть глаза и снова уснуть.—
Временами Нагито просыпался, и не обнаруживал в комнате людей, да и света тоже. В какой-то момент он понял, что за ним не придут — они бросили его одного, чтобы он умер от голода, холода и жажды. Да ещё и в одиночестве — это было ужасно больно и обидно, но он заслужил, полностью заслужил. Да и, если Хината мертв, то зачем Комаэде жить? Его никто не ждёт и он никому не нужен, поэтому, смерть — и вправду его единственный выход. Пусть Нагито все ещё не хотел верить в его смерть, он постепенно начал приходить к принятию, ведь, что он может изменить? Комаэда не может совладать со своим телом и жизнью, а тут говорится об управлении жизнью и смертью, даже если бы это было возможно, например, закопать Хаджимэ на каком-нибудь кладбище, и он бы воскрес, Нагито все равно не смог бы этого сделать, да и это невозможно.Мертвые должны остаться мертвыми.
Комаэда не знал, где слышал эту фразу, но она казалась ему очень знакомой, но, сейчас было далеко не до этого. Потому что Нагито снова расплакался, но он мог себе это позволить, все равно никто его не видит и не придёт за ним. Всем все равно плевать на состояние и самочувствие такого нестабильного мусора, как он. Поэтому, Комаэда дал волю эмоцию и разрешение себе немного поплакать и пострадать, все равно это единственное, на что он способен перед смертью. Это оплакивать свою единственную надежду, которую он убил, плакать из-за того, что скоро все кончится, что он как всегда все испортил, и в этот раз он поплатится жизнью, что он — лишь отвратительная тварь, что достойна лишь голодной смерти в глубинах изолятора.—
Голод и жажда постепенно настигали его, казалось, что вот-вот и в нем появится чёрная дыра — это было невыносимо больно. Нагито старался большее время спать, чтобы не чувствовать этого, но с каждым разом, из-за боли, это становилось все сложнее и сложнее: во рту было сухо, а внутри до жути больно и пусто; он просто ждал своей скорой кончины, ведь его организм поедал сам себя, но тут дверь скрипнула.Похоже, что это за ним.