ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ КАПИТАНА "ТИТАНИКА".

Великобритания. Две недели спустя. По возвращении из столицы Императорской России величественного Санкт-Петербурга, почтенный капитан Эдвард Смит вновь вернулся в своей работе в офисе Исмея, ведь до открытия навигационного сезона с пассажирскими перевозками было ещё две недели, да и ситуация с управлением лайнера ещё была не ясна с тем: оставят его на «Олимпике», либо переведут на новенький «Титаник», проходящий окончательную достройку в сухом доке, пока, же матёрому морскому волку ничего другого не оставалось кроме, как заниматься бухгалтерией и инспекциями в порт, чем он занимался на данный момент, что продлилось ровно до тех пор, пока к нему в кабинет ни зашёл мистер Брюс Джозев Исмей, чем заставил офицера, внутренне всего, напрячься и приветственно кивнуть. --Чем могу быть вам полезен, мистер Исмей?—собравшись, наконец, с мыслями, и проявляя внимание к собеседнику, участливо осведомился у того капитан Смит, чувствуя, что тот пришёл к нему не просто так, а по какому-то очень важному делу, которое ему за ранее уже было не по душе. Так и оказалось. Чутьё не подвело мужчину, ведь, затянувшийся дорогой кубинской сигарой, Исмей выпустил в воздух облачко сигаретного дыма и после короткой паузы объявил: --Сегодня в двенадцать часов по полудни к нам с делегацией приезжает Российский Император с семейством. Их необходимо встретить на вокзале, чем вы с вашими офицерами займётесь, сопроводив в особняк к герцогской чете Джейсонов, не говоря уже о том, что станете сопровождать их на всех официальных мероприятиях нашей компании, Эйджей. Кстати, с Венценосной семьёй будет и ваша тайная пассия принцесса Ореола, она, же, Великая княжна Ольга Фёдоровна Романова-Винзорская. Поэтому, приложите все возможные и невозможные усилия для того, чтобы они оказались довольны всем и захотели приобрести себе «Титаник», который, вы, кстати, поведёте в пробный вояж через Атлантику. Только теперь почтенному капитану стало понятна истинная причина того, почему Исмей выбрал именно его с офицерами в качестве эскортника для царских особ, в связи с чем он изумлённо всмотрелся в лицо собеседника и с негодованием спросил, желая, тем-самым разъяснить последний, но не менее важный для него вопрос: --А с чего это вы, вдруг, упомянули Её Императорское Высочество Великую княжну Ольгу Фёдоровну, мистер Исмей? Неужели вы думаете о том, что мне необходимо вернуть с ней прежние, весьма трепетные, взаимоотношения? Тогда отвечу сразу, это невозможно! Они остались в прошлом, да и ни вы ли активно и всеми возможными способами разлучили нас, доведя несчастную юную девушку до того, что она потеряла нашего с ней ребёнка. Вот только Исмею не было до сентиментальности никакого дела, о чём он и с ледяным равнодушием заключил: --Что было, то было! Теперь, же всё изменилось. Девушка должна стать связующим звеном между нами и венценосными особами, а для этого, можете вновь очаровать её.—после чего между мужчинами воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого каждый из них думал о своём, сидя в кожаных креслах друг напротив друга за рабочим столом с кипами многочисленных бумаг. А между тем, королевский поезд с Российской и британской семьями на борту уже находился в часе езды до Саутгемптона, что, совершенно не мешало венценосным пассажирам с вальяжной расслабленностью сидеть в вагоне-ресторане и попивать чаёк с лёгким завтраком в виде яичницы с укропом и колбасой, обсуждая планы совместного отдыха на ближайшие несколько дней, что они делали беззаботно, не говоря уже о том, что обмениваясь лёгкими добродушными шутками, чём совершенно не принимала участия, облачённая в изящный бархатный бледно-бирюзовый костюм и широкополую шляпку с вуалью, юная Ольга Фёдоровна, которая сидела немного в стороне и, погружённая в глубокую мрачную задумчивость, смотрела в окно на, мелькающие мимо следования поезда живописные пейзажи, что ни укрылось от внимания вдовствующей королевы Александры, одарившей дражайшую внучку доброжелательной улыбкой и душевно произнёсшей, обращаясь к ней: --Не беспокойся, голубушка! Скучать тебе мы не дадим до самого дня вашего отбытия на «Титанике», хотя мы с Джорджи до сих пор не понимаем того, зачем вам понадобился этот корабль! Ну, да Бог с ним! Это ваше общее решение, изменить которое, мы не в силах.—чем заставила юную девушку бросить на неё кратковременный взгляд, полный глубокого безразличия и благодарственно кивнуть, что она и сделала, продолжая, помалкивать, не говоря уже о том, что очень сильно скучать в их обществе, беспощадно давящее на неё своим мощным авторитетом, из-за чего несчастная, образно сказать, задыхалась, но ничего изменить не могла лишь по той одной причине, что она была одна, да и никому из обеих семей не было до неё никакого дела. Они были заняты предвкушением предстоящих торжественных мероприятий по подготовке шикарного трансатлантического океанского лайнера «Титаник», о чём лишь восторженно говорили постоянно. Даже сейчас их разговор, вновь перешёл на это, что подтверждалось восхищёнными вздохами с радушными мечтаниями. Конечно, юная девушка не винила их в этом, прекрасно понимая чувства венценосных особ, которым предстояло впервые отправит в морское путешествие ни на их яхте, а на великолепном лайнере, где им предстоял выход в международное великосветское общество, не говоря уже о трапезе за главным столом, окружённые самыми избранными людьми, что уже давало им всем огромное преимущество над всеми прочими людьми. Вот только, почему Ольга чувствует себя какой-то угнетённой, ведь она сама оказалась генератором и организатором данной поездки, девушка не могла понять, в связи с чем измождённо вздохнула и, принеся искреннее извинение за то, что вынуждена покинуть венценосных особ, сослалась на внезапную головную боль и, выйдя из-за стола, покинула вагон-ресторан, провожаемая понимающим сочувствующим взглядом Российского Императора, решившего, позже выяснить истинную причину невыносимой душевной печали троюродной племянницы, а, пока, же продолжил занимательную беззаботную весёлую возню с детьми и племянниками, ввязав в неё дражайшего кузена со снохой и тётей. Но разобраться с дочерью за место дражайшего русского кузена решил сам британский король Георг 5 тем, что с царственной важностью пришёл к ней в, выполненное из красного дерева с золотой многочисленной лепниной и, обитой рубиновым бархатом мебелью, которая была выполнена из слоновой кости с позолотой в тот самый момент, когда юная девушка полулежала, облокотившись изящной стройной спиной о бархатную подушку и погрузившись в глубокую задумчивость о жизни в особняке дражайшей тёти и рутинному общению с венценосными родственниками, вгоняющими её в сон своими высоконравственными беседами с наставлениями, чем, мгновенно вывел дочь из состояния полусна-полуяви. --Что с тобой происходит, Ореола? Почему ты в последнее время ведёшь себя как-то очень сильно отстранённой? Неужели тебя что-то или кто-то очень сильно тяготит, о чём нам всем не известно?!—осторожно попытался выяснить у девушки британский король, чем заставил её с горькой иронией усмехнуться и встречно спросить: --А давно ли Вас стало интересовать моё душевное благополучие, Ваше Королевское Величество, ведь Вам всем никогда не было до моих чувств никакого дела?—конечно, ей было абсолютно всё равно на то, что венценосный отец мог, легко разгневаться на неё за дерзость и вновь начать читать ей утомительные нравоучительные лекции о том, что она здесь, абсолютно никто, всего лишь красивая игрушка в их руках, с которой он вправе сделать всё, что вздумается, но, какого, же стало её удивление, когда Георг, внезапно понимающе вздохнул и, осторожно сев рядом с ней на диван, душевно заговорил: --Я хорошо понимаю твою искреннюю неприязнь ко всем нам, Ореола, ведь мы тебе все причинили столько невыносимого душевного страдания, что ты, вправе, объявить нам, вполне себе справедливый бойкот, за что я, совсем не стану на тебя гневаться, а напротив пойму. Только единственное о чём мне бы хотелось тебя попросить—не лишай искренней заботы с любовью русских кузин с кузеном, ведь они очень сильно любят тебя. Собственно говоря, он мог бы и не говорить об этом, ведь Ольга никогда не бросала и никогда не бросит императорских детей. Она безгранично трепетно любит их всех и воспринимает за единственное утешение и душевную отраду в этой её безрадостной жизни, о чём и объяснила отцу, что вызвало в нём вздох глубокого облегчения: --Я в этом и не сомневался, Ореола! Так и должно быть!—после чего, не говоря больше ни единого слова, наконец, встал с дивана и, покинув её купе, вернулся к семье своей и кузена Ники, решив, помочь им в сборах, так как поезд уже плавно подъехал к саутгемптонскому вокзалу и аккуратно остановился на первом пути, благодаря чему, юная девушка осталась совершенно одна, что позволило ей, наконец, собраться с мыслями и приняться собираться самой, надевая на изящный дорожный костюм тёплое пальто и доставая из шкафа дорожные сумки со всеми необходимыми вещами, что продлилось ровно до тех пор, пока дверца купе, вновь ни открылась и во внутрь вошёл её дражайший друг офицер Чарльз Лайтоллер, оценивающим взглядом осматривая роскошные апартаменты, чем привлёк к себе внимание юной девушки, заставив её с радостным восклицанием: --Чарли!—кинуться к нему в, распростёртые дружеские объятия, которые он мгновенно сомкнул, сохраняя все допустимые и недопустимые приличия, что продлилось совсем не долго и, когда молодые люди отстранились друг от друга, они душевно разговорились обо всём, совершенно забыв про время, в ходе чего молодой человек сообщил юной подруге о том, что он приехал на вокзал не один, а со своими сослуживцами, не говоря уже о своём капитане, организовавшем всю эту встречу и прибывшим на вокзал для того, чтобы лично за всем проследить, чем ввёл собеседницу в состояние лёгкого ступора, не говоря уже про очередную глубокую задумчивость, натолкнувшую офицера на то, что его венценосная подруга продолжает тайно печалиться о его начальнике, а особенно о том, что им никогда не быть вместе, чем заставила его понимающе вздохнуть и начать помогать ей с выносом сумок из поезда на перрон, где они встретились с остальным офицерским составом и венценосными семьями, бдительно следящими за каждым шагом с действиями юной девушки, окончательно сковывая её, заставляя ещё больше закрываться в себе, невольным свидетелем чего стал почтенный капитан Эдвард Смит, находящийся немного в стороне от венценосных особ, но не помешало ему хорошо пронаблюдать за пренебрежительным их отношением к несчастной юной Великой княжне Ольге Фёдоровне, о которой он частенько вспоминал и думал в эти долгие месяцы, невыносимо сильно беспокоясь за её душевное равновесие, до которого никому из её близких не было никакого дела, но пойти к ней ближе для того, чтобы сказать несколько утешительных слов, либо, хотя бы просто заботливо обнять не мог из-за обеих правящих семейств, которые уже, заметив его ещё несколько минут, тому назад, начали презрительно о чём-то между собой переговариваться и настороженно бросать на него косые взгляды. Вот только это продлилось не долго, лишь до тех пор, пока он ни заметил того, как несчастная юная девушка, воспользовавшись всеобщим безразличием, внезапно и крайне незаметно подошла к другому перрону, куда должен вот-вот прибыть грузовой поезд, вернее сказать он уже был на подходе, о чём всех присутствующих людей известил протяжный паровозный гудок, на который Ольга не обратила никакого внимания, вернее сказать, она находилась, словно под гипнозом, либо в глубоком трансе, что лишь соблаговолило её безумной попытке свести все счёты с жизнью, полной абсолютного отсутствия радости со счастьем, вместо которых её уже окончательно задушили бесконечные нравоучения с запретами и мощный прессинг со стороны дворцовых церемониальных протоколов, лишающих её счастья и трепетной любви. Ну, раз так, значит, и жить больше не за чем, благодаря чему, девушка инстинктивно закрыла, полные невыносимой душевной боли, голубые глаза и, подойдя к самому краю, поддалась уже было вперёд на встречу к поезду, как, в эту самую минуту, внезапно опомнившийся, капитан Смит стремительно подошёл к ней и, решительно схватив её за руку, крепко привлёк к себе, позволяя ей, выплакаться и отругать его за то, что он помешал ей избавиться от невыносимых душевных страданий вместе лишениями простого женского счастья, что продлилось ровно до тех пор, пока она ни потеряла сознание, повиснув на его мужественной груди, подобно гирлянде, что позволило мужчине бережно подхватить её себе на руки и отнести в один из автомобилей, на котором приехал он сам вместе со своими офицерами, объяснив венценосным особам то, что он позже им всё объяснит, когда убедится в том, что душевному благополучию Её Императорского Высочества больше ничего не угрожает, благо те, шокированные её опрометчивым поступком, поверили ему и, не задавая лишних вопросов уехали в особняк герцогской четы Джейсон, позволяя капитану вместе с его старшим офицерским составом и юной княжной отбыть в офис компании «Белая звезда». Прибыв туда, почтенный капитан, крайне бережно внёс девушку в свой кабинет и уложив её на кожаный мягкий диван, принялся заботливо, приводить её в чувства и терпеливо ждать момента, когда она, наконец, очнётся, на что потребовалось не мало времени, которое он провёл возле неё, заботливо потирая златокудрые вески ватными тампонами, смоченными в нашатыре. И вот его старания увенчались благоприятным успехом. Издав тихий измождённый стон, Ольга, наконец, очнулась и, открыв ещё затуманенные голубые глаза, не смогла понять того, где она находится, пока ни заметила своего внезапного заботливого спасителя, из-за чего её несчастное измученное сердце учащённо забилось, а глаза заволокло горькими слезами, предательскими стекающими по её ещё бледным бархатистым щекам тонкими прозрачными ручьями, в связи с чем она не смогла больше сдерживать бурных чувств и со словами: --Эдвард, как же мне тебя не хватало все эти невыносимо долгие месяцы!—уткнулась в кожаную подушку мокрым, не говоря уже о том, что раскрасневшимся, лицом и расплакалась, перед чем мужчина не смог устоять и, ласково гладя её по растрёпанным шелковистым волосам и бархатистым, ставшими опять румяными, щекам, тихо вздохнул и чуть слышно заверил: --Вам не о чем тревожиться, Ольга. Всё уже позади, да и Вы находитесь в офисе компании «Белая звезда» в моём кабинете. Вот только, почему-то юная девушка посчитала это за, рисуемый её запретными тайными желаниями, сон, который растает лишь тогда, когда она проснётся, что вновь бросит её в ледяные воды бесконечного дворцового церемониала, сплошных запретов с лишениями, а возле неё, вновь окажутся британские с русскими родственничками, постоянно читающие ей нудные высоконравственные нотации о том, как полагается вести себя благовоспитанной венценосной юной особе, которой, категорически запрещено иметь собственные чувства с мнениями и выражениями эмоциями и о том, что она обязана вести себя подобно бесчувственной фарфоровой, либо мраморной статуе, что ей уже надоело до такой степени, что уже взрывался мозг, а сама она, внутренне напоминала, готовый в любую минуту, взорваться вулкан, в связи с чем больно ущипнула себя лишь для того, чтобы убедить саму себя в том, что она, вовсе не спит. Как оказалось, по результату её действия, она действительно не спала и находилась рядом с тем, о ком даже не смела и думать—запрет, что одновременно её, на данный момент, искренне радовало, но с другой стороны настораживало, благодаря чему, девушка, мгновенно спохватившись, решительно соскочила с дивана и со словами: --Мне немедленно пора отправляться в особняк к моей дражайшей тёте Джаннет Джейсон!—направилась к двери из тёмного дерева и, уже взявшись рукой в атласной светлой перчатке за медную ручку, захотела уйти, пока ни услышала, угадывающие её истинные чувства с желаниями, участливые слова капитана Смита, находящегося на прежнем месте, а именно, сидящим на диване, обращённые к ней: --Вот только вам совсем не хочется уходить отсюда, Ольга, не говоря уже о том, что сердце Ваше кричит не своим голосом о том, что Вы желаете остаться здесь со мной. Зачем, же себя истязать бесконечными лишениями и запретами, приносящими вам одни лишь невыносимые душевные страдания.—что заставило девушку медленно обернуться к нему и с печальным вздохом, обречённо произнести: --Что позволено Юпитеру, то не позволено простому смертному, к какому социальному статусу он бы ни относился! Так и мы с тобой, Эдвард. Нам нельзя быть вместе, как бы мы того ни желали, пламенно. Так зачем мучить друг друга напрасными желаниями с мечтами о том, что никогда не сбудется. Лучше смириться и покориться жестокой судьбе. Хотя вы сейчас можете мне сказать о том, что каждый человек—сам кузнец своей собственной судьбы и счастья. Возможно, это и так, но не в нашем с вами случае. Так зачем дразнить себя, причиняя ещё большую боль?! Ни лучше ли смириться и покориться высшему проведению? Думаю, что нам так и полагается поступить.—и, не говоря больше ни единого слова, собралась уже уйти, но внезапно, остановившись, резко обернулась и, вернувшись к возлюбленному, благо, он успел встать с дивана, не говоря ни единого слова, неистово впилась в его мягкие тёплые губы жарким, как полуденный зной в пустыне, поцелуем, чем натолкнула мужчину на порочную мысль о том, что за эти долгие месяцы его юная возлюбленная, изрядно изголодалась по их неистовым поцелуям с головокружительными ласками. Он понимал девушку, не говоря уже о том, что полностью разделял её чувства с жаркими порывами, в связи с чем сам не заметил того, как оказался вместе с ней абсолютно обнажённым и лежащим на диване, неистово ласкающими друг друга, укрытыми лишь одним тёплым бархатным пледом, что привело к тому, что просторный кабинет, постепенно заполнился их тихими сладострастными стонами, смешанными с жаркими любовными признаниями и бесконечными поцелуями. Вот только пара не учла одного, что, в эту самую минуту, к двери их кабинета подошли почтенный лорд Пирри с 35-летним племянником Томасом Эндрюсом, являющимся главным инженером-кораблестроителем «Белой звезды» и директором компании Брюсом Исмеем для того, чтобы обсудить вместе с их дражайшим капитаном подготовку к предстоящим испытательным работам «Титаника», что ознаменуется открытием навигационного сезона, но, первым из них, кто догадался взяться за ручку двери и заглянуть в замочную щель оказался лорд Пирри, что привело его в состояние смущения и понимания, отразившееся на морщинистом лице, но, постепенно собравшись с мыслями, сдержано вздохнул и, обернувшись к. ожидающей его, компании, решительно произнёс: --Оставим нашего дорогого капитана Смита в покое, господа. Он слишком сильно занят.—чем заставил коллег изумлённо переглянуться между собой, ведь они успели заметить на лице их многоуважаемого собеседника явное смущение вместе со скованностью, но чем оно вызвано, даже не могли себе представить, в связи с чем, не говоря ни единого слова, согласились с ним и отправились в зал для совещаний, где им предстояло обсудить массу важных вопросов. А между тем, понимая, что ей уже пора отправляться в особняк дражайшей тёти, юная Ольга вместе со своим почтенным избранником, наконец, привели себя в благопристойный вид и, попив чайку, покинули офис и, сев в бархатный салон, уже, ожидающего их, Роллс-Ройса, отправились в путь, который пролегал через полусонные улочки портового городка, с пробегающими мимо однообразными двухэтажными домами, выполненными, как под копирку, из красного кирпича, окружёнными скромными полисадниками, что напоминало самую настоящую промышленную зону с, встречающимися заводскими зданиями, из которых чёрными клубами валил густой дым, серую однообразие которой разбавляли редкие парки с зелёными насаждениями, опоясанные забором из чёрного кованного железа с мраморными колоннами, где частенько устраивались по выходным дням музыкальные представления для разбавления скучной и унылой жизни горожан, не видящих никаких радостей в жизни из-за чрезмерной занятости. Да и погодные условия создавались, словно по заказу, а именно стояла постоянная пасмурность с частыми дождями, что лишь усугубляло хмурое настроение портового городка, собственно, как и сейчас. А между тем, погружённая в глубокий мрак безрадостных мыслей, возлюбленная пара прибыла в двухэтажное здание, выполненное из белого кирпича с мраморными колоннами, особняк, привыкшей к спокойной размеренной и редкой светской жизни, герцогской четы, единственную душевную отраду которой составлял их единственный сын двадцатилетний жгучий красавец-брюнет, служащий морским гражданским офицером на небольшом судне компании «Белая звезда»--«Аквитании», в тот самый момент, когда две королевы настраивали Георга с Николаем на принятие экстренных мер для обуздания Ореолы-Ольги, так как она совершенно отбилась от рук и стала дерзка с ними, не говоря уже о её запретной привязанности к одному из морских офицеров гражданского флота, из-за чего Георгу с Николаем приходилось с добродушным легкомыслием отшучиваться, но это не успокаивало женщин. Они жаждали кровавой расправы над возлюбленными. --А, разве простолюдина, посмевшего влюбиться в особу королевских кровей ни полагается отправить на эшафот, как гласит древний британский закон, Ваше Королевское Величество? Тогда чего, же ты медлишь? Отдай приказ стражникам, чтобы они бросили этого надоедливого офицера в камеру Тауэра!—наставляла правящего сына, облачённая в великолепное бархатное платье цвета рубина, вдовствующая королева-мать, продолжая царственно восседать в кресле, обитом парчой, и лениво попивая чай из позолоченной фарфоровой чашки, которую держала в изящных руках, при этом, успев углядеть появление в просторной светлой гостиной Ольгу с Эдвардом, почтительно поприветствовавших Их Императорское и Королевские Величества спокойным тихим тоном и кивком головы и получивших взаимный приветственный кивок головы Русского Императора с Британским королём, который даже и не собирался идти на поводу у своих разгневанных женщин. --Что за дикое средневековье, маман?! Ужас! Сейчас двадцатый век на дворе! Прогрессивное развитие всего, что можно и нельзя! Да и порфироносную кровь давно пора разбавить свежей кровью для оздоровления будущего потомства!—смутно надеясь на взаимопонимание с матерью и с супругой, вразумительно проговорил Король Георг 5 и, встав с кресла, на котором только что сидел, вознамерился подойти к, инстинктивно прижавшейся к почтенному избраннику, дочери, интуицией чувствовавшей то, что сейчас произойдёт что-то очень плохое для неё вместе со спутником, из-за чего трепетное сердце учащённо забилось в упругой соблазнительной груди, а изящные руки в атласных перчатках стали холодны, как лёд, не говоря уже о том, что душа замерла, что продлилось ровно до тех пор, пока девушке на глаза ни попался золотой подсвечник с, горящими в нём, пятью свечами, который она, мгновенно схватила в руку и, угрожающе смотря на, приближающегося к ней отца с тремя охранниками, прокричала: --Только подойдите, я сожгу себя! Я не шучу!—чем заставила мужчин, опешить и остановиться, собственно, как и, стоявшего возле неё, капитана Смита, который мгновенно и крайне осторожно, чуть слышно принялся уговаривать девушку, успокоиться и не совершать тех ошибок, которые могут стоить им жизни. Только юная и, затравленная до предела, принцесса даже и не думала прислушиваться к отчаянным вразумительным словам, продолжая, отмахиваться от охранников Георга, так и норовящих, приблизиться к ней для того, чтобы выхватить подсвечник в то время, пока почтенный капитан продолжал отвлекать её уговорами, хотя весомые и вразумительные уговоры уже начинали заканчиваться, в связи с чем, он не нашёл ничего лучше кроме, как решительно заключить девушку в крепкие объятия и, не позволяя опомниться, пламенно поцеловал в губы, чем и воспользовались королевские охранники, окружив пару со всех сторон и незаметно выхватив горящий подсвечник из рук принцессы, что заставило всех, находящихся в просторной гостиной, людей вздохнуть с облегчением, да и, что касается Георга, он оказался глубоко благодарен Смиту за, проявленную им, смекалку, в связи с чем, терпеливо дождался момента, когда тот, перестав, пылко целовать принцессу Ореолу, передал её в заботливые руки Российского Императора с детьми, окружившими разомлевшую девушку вниманием с заботой, благодарственно заговорил, предварительно обменявшись с почтенным морским офицером, весьма значительного звания, а именно, находящегося в шаге от контр-адмирала, приветственным рукопожатием, доброжелательно произнёс: --Можете смело возвращаться к своей семье, капитан, ведь вы итак на нас потратили весь день, не говоря уже об успокоении моей неразумной дочери. Отправляйтесь домой и отдыхайте столько, сколько нужно для эмоционального восстановления. Не о чём не беспокойтесь. С Ореолой всё будет хорошо.—что подействовало на пожилого офицера убеждающе, в связи с чем, он почтительно откланялся венценосным особам и, пожелав им приятного вечера с остатком дня, уже собрался покинуть герцогский особняк, как в, эту самую минуту услышал, доносящийся откуда-то со стороны сада, протяжный волчий вой, заставивший мужчину, мгновенно впасть в ступор и ошарашенно уставиться на британского короля с Российским Императором, как бы мысленно спрашивая их: «Ваши Величества, а откуда здесь взялись волки, ведь их тут, сколько я себя помню, никогда не было?» Вот только, хотя королевская семья впала в состояние оцепенения, боясь признать наличие самого жуткого, а именно появления оборотня, Император Николай сдержано вздохнул, уже, успев догадаться о том, что это стая Корделлы прибыла к ним зачем-то, вероятно, опять выслуживаться для того, чтобы в апреле отбыть вместе со всей императорской семьёй на «Титанике», бодряще похлопал почтенного морского офицера по мускулистому мужественному плечу, предостерегающе посоветовал: --Идите в гостиную комнату моих детей, где находится Ольга Фёдоровна. Пусть они помогут вам забыться, а позже отправляйтесь вместе с ней спать в её комнату. С волчьей стаей я сам разберусь, капитан. Спокойной ночи.—и, не говоря больше ни единого слова, вышел на мраморное крыльцо, провожаемый мрачным взглядом, постепенно начавшего, приходить в себя капитана Эдварда Смита, который, простояв так немного на одном месте, наконец, постепенно опомнился и ушёл к царским детям для того, чтобы успокоить их, ведь те, наверное, тоже перепугались из-за этого волчьего воя. Вот только какого, же оказалось приятное удивление почтенного капитана Эдварда Смита, когда он, бесшумно войдя в просторную ампирную комнату, выполненную в фиолетовых тонах и разбавленную многочисленной разнообразной белоснежной лепниной, обнаружил свою прекрасную юную возлюбленную Великую княжну Ольгу, находящуюся в гордом одиночестве и сидящую на широкой постели с газовым балдахином, при этом, она была облачена в шифоновую светлую сиреневую комбинацию, отороченную кружевом с атласными тонкими бретельками и в капроновые белоснежные чулки, не говоря уже про шёлковый сиреневый пеньюар, подобранный в тон ко всему образу, что придавало соблазнительнице обворожительность с очарованием, под которые добровольно попал капитан Смит, заглядевшийся на избранницу, заворожённо смотрящую на него сквозь густой шелковистый занавес золотистых ресниц, скрывающих её голубые, как небо в ясную безоблачную погоду, глаза, выражающие глубокую мрачную задумчивость, не говоря уже о чувственных алых сомкнутых губах, так и взывающих к головокружительным ласкам с жаркими поцелуями. Вернее сказать, юная обольстительница, словно знала о том, что её возлюбленный придёт к ней и непременно останется до утра, поэтому и подготовилась к романтическому свиданию. Чутьё не подвело девушку, ведь любимый, действительно пришёл к ней, решив, остаться на ночь. Конечно, с одной стороны, девушка радовалась его решению, но с другой стороны, её снедало любопытство того, что заставило остаться с ней, о чём она, пленительно ему улыбаясь, доброжелательно спросила: --Вы не смогли уйти, не попрощавшись со мной, милый Эдвард?—чем и вывела мужчину из глубокой задумчивости, заставив его, душевно признаться: --Я, конечно, хорошо понимаю о том, что оставаться здесь, рядом с вами, совершенно не правильно, вернее даже, безнравственно, но вернуться домой я не могу из-за, весьма щекотливых причин, которые могут стоить мне жизнь в том случае, если я предприму попытку покинуть особняк Ваших родственников и...—из чего юная Великая княжна мысленно оказалась искренне благодарна Корделле за, оказанную ей, услугу, в связи с чем добродушно усмехнулась и призывно протянула к дражайшему душевному другу изящные руки, не позволяя, ему сказать больше ни единого слова, перед чем он не смог устоять и, умилённо вздохнув, наконец, осмелился приблизиться к ней и, не говоря больше ни единого слова, вложил сильные руки в её нежные руки и сел на край её постели, добровольно утопая в ласковой голубой бездне глаз юной девушки, дрожащей от, переполнявшего её всю, трепетного возбуждения, что отчётливо выдавалось в виде румянца лёгкого смущения и скромной улыбки. А между тем, что, же касается, находящейся под окнами просторной комнаты дражайшей подруги, обратившейся в белоснежную волчицу, Корделла, прекрасно расслышавшая не только душевный, пусть даже и тихий разговор с почтенным капитаном Эдвардом Смитом, но и их мысли, что вызвало у неё понимающую ухмылку, заставившую, молодую волчицу добродушно переглянуться с возлюбленным мужем и, сопровождающей их, его родне, прекрасно понимая, что отныне им предстоит взять под свою надёжную охрану не только Российскую Императорскую семью, н их подопечного, коим являлся капитан Эдвард Джон Смит лишь по той одной причине, что он, как и все они, очень дороги, не говоя уже о том, что являются смыслом жизни Ольги Фёдоровны. Вот только снежноволосой волчице вместе с её мужем временно пришлось обратиться в человека лишь по той одной причине, что к ним из особняка вышел, сопровождаемый надёжной охраной, Российский Император Николай Александрович, который, пройдясь немного по, залитому ярким серебристым светом луны, саду, встретился с волчьей стаей, почтительно перед ним поклонившимися. --Что всё это значит, уважаемая герцогиня?! Как, вы с родственниками смеете пугать мою семью с моими верноподданными людьми?!—с оттенком крайнего возмущения накинулся на Корделлу Император, пылая праведным гневом, что совсем нельзя было сказать о, сохраняющих чрезвычайную серьёзность, Корделле с её стаей, которая понимающе вздохнула и, бросив беглый взгляд на арочное окно просторной комнаты Великой княжны Ольги Фёдоровны, залилась румянцем неподдельного смущения от того, что, прекрасно себе представила, какие нешуточные страсти там бушуют, вернее сказать, Корделла слышала весёлый возбуждённый звонкий смех с тихими сладострастными стонами, предающимся головокружительной страсти, возлюбленной парочки, а всё из-за, остро развитого волчьего слуха, от чего юной герцогине частенько становилось, крайне неловко, вот, например, как в данную минуту, но, сумев, справится с собой, она заговорила, очень даже серьёзно: --Дело в коварном бароне Джоне Браэртоне, замышляющем устроить жестокую провокацию для того, чтобы причинить невыносимые душевные страдания Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне, но, вот по кому из вас всех он нанесёт сокрушительный удар мы, так и не смогли узнать, по-этому берём под надёжную охрану не только Вас вместе с детьми, но и капитана Смита, так, что постарайтесь сделать так, чтобы он не оставался один и без вашего внимания. Пусть даже из-за вас и разрушится его семья. Его жизнь намного важнее.—из-за чего между собеседниками воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого, они погрузились в глубокую задумчивость, во время которой Российский Император признал, что, как бы он отчаянно ни препятствовал трепетному воссоединению Ольги с Эдвардом, их трепетный союз уже предрешён Всевышним. Они всё равно воссоединятся и создадут счастливую семью, не смотря ни на что, а раз так, значит Николай Второй поможет им в этом, ведь душевное благополучие вместе со счастьем троюродной племянницы для него превыше всего. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Вот уже ровно неделя прошла, как императрица Александра взяла себе новую фрейлину польскую княжну Евгению Калиновскую по уговору своей вдовствующей свекрови и не ошиблась в ней, ведь юная девушка ещё ни разу не подводила её и выполняла поручения с покорностью. Единственной проблемой было то, что фрейлина так и не нашла себе подруг в лице придворных дам, которые были уверенны, что она пойдёт по стопам своей знаменитой бабки Ольги, бывшей в молодости любовницей русского престолонаследника Александра Николаевича. Только Евгения вела себя слишком робко и нерешительно. Девушка не отходила от своей императрицы ни на один шаг, делясь своими душевными переживаниями только с ней одной. Постепенно пролетали дни и недели. Юная полячка начала потихоньку выходить в свет на придворные балы. На одном из них она познакомилась с Великим князем и младшим братом императора Николая Михаилом Александровичем, и безумно в него влюбилась. Великий князь тоже заинтересовался ею, не учтя того, что на девушку уже имеет виды опасный революционер-социалист Антон Жданов. Этот молодой тридцатилетний революционер вот уже на протяжении десяти лет состоял в боевой организации эсеров. Он перешёл в социал-демократы в прошлом году, считая свою новую группировку более действенной и устойчивой. Что касается юной и прекрасной полячки, то Жданов боролся за её благосклонность привычными для него методами, то есть угрозами и принуждением. Он преследовал её всюду, где бы она ни появлялась в обществе самых приближённых к царствующей императрице фрейлин. Но, не смотря, ни на что, Евгения робко отвечала на чувства Великого князя своими робкими чувствами, под присмотром императрицы Александры, которая не хотела, чтобы её юная и наивная подопечная попала в неприятное и пикантное положение, наделав непоправимые ошибки. Влюблённые встречались часто и тайно из опасения, что поползут сплетни. Они вместе посещали театр, или просто гуляли в парке. Им было хорошо вдвоём, но час расставания неумолимо приближался. Девушка знала, что императрица Александра собирается ехать в Нью-Йорк к мужу через пару недель и, что берёт с собой своих самых близких фрейлин, в число которых входила юная полячка. В этот вечер, фрейлина Евгения Калиновская, после нежного романтического свидания со своим возлюбленным Великим князем Михаилом, теперь сидела в удобном мягком кресле просторной гостиной своей комнаты и раскладывала пасьянс. На светлые вьющиеся золотисто-каштановые длинные локоны плавно падал мягкий отсвет от, горящих в золотом канделябре свечей. Задумчивый взгляд девушки был прикован к, разложенным на старинном деревянном столе, картам. Она обдумывала очередной свой ход. Евгения никого не ждала и была уверенна в том, что её никто не побеспокоит. Она уже успела смириться со своим одиночеством, но неожиданно оно оказалось нарушено внезапным приходом вдовствующей императрицы. Заметив её присутствие, девушка плавно встала с кресла и присела в грациозном приветственном реверансе. Императрица подошла к пятнадцатилетней фрейлине, и, опустившись в кресло, заговорила тоном, не терпящим никаких возражений и требующим полной покорности. -- Через два месяца ты отправляешься вместе с моей невесткой в Америку, где произойдёт ваша встреча с Его Императорским Величеством и Их Императорскими Высочествами! Не стану объяснять тебе то, что я от тебя требую! Ты сама прекрасно знаешь о том, что Великая княгиня Ореола не в состоянии подарить России здорового престолонаследника, как и Александра! Эту обязанность я возлагаю на тебя, Женечка! Постарайся отвлечь внимание и чувства императора от княгини на себя! И ещё… -- Думаю, что в этом нет необходимости, мама! Дело в том, что моя юная наперстница уже подарила Вам здоровую внучку! Что же Вам ещё нужно от девушки?! -- вмешалась в разговор Александра, грациозно войдя в комнату своей юной фрейлины, и плавно опустилась в свободное кресло. Императрица больше не могла терпеть бесконечные нападки вдовствующей свекрови. Ей хотелось, чтобы та оставила все притязания к малой семье и позволила новой фрейлине, строить свою личную жизнь самостоятельно. Александра понимала, что её дорогому мужу и наперснице сейчас не до политических и семейных проблем. Они готовятся к очень торжественному и очень ответственному событию, связанному с предстоящим путешествием шикарного «Титаника». Зато Евгения пришла в восторг от таких слов своей венценосной заступницы и с облегчением вздохнула. Девушка слышала от главной фрейлины княжны Натальи Берестовой красивую историю любви и дружбы Великой герцогини Ореолы и императора. На что ей совсем не хотелось им мешать, ведь она сама любила и получала взаимность от Михаила. То на что её толкала вдовствующая императрица, было ей противно. Слова императрицы Александры возымели успех. Императрица-мать отступила, решив, подождать до возвращения своего старшего сына и от него узнать правдивость слов невестки. Она царственно вышла из комнаты фрейлины и направилась в свои апартаменты. Проводив свекровь задумчивым взглядом, Александра ласково взглянула на юную польскую фрейлину и попросила почитать ей ту книгу, которую они начали читать вчера. На что девушка взяла книгу, и, найдя нужное место, продолжила читать с выражением. Слушая чтение фрейлины, Александра ушла в мысли о своём нежном супруге, который возможно уже укладывался спать в просторной уютной комнате Букингемского дворца. Ей сейчас так хотелось оказаться рядом с ним. Только это было не возможно. Александре осталось ждать его возвращения из увлекательного морского путешествия, чтобы услышать рассказ о нём. Юная полячка заметила внезапную отрешённость своей императрицы и перестала читать. Этим своим действием она невольно привела Александру в чувства, заставив опомниться от мечтаний. Ей удалось привлечь к себе внимание императрицы. На что та плавно подняла глаза на юную фрейлину, и, измученно вздохнув, приветливо извинилась и проговорила: -- Прости, Женечка! У меня никак не выходит из головы распоряжение Государя Императора о том, что нам нужно отдалить от нашей семьи старца Григория и настоять на его немедленном возвращении в Покровское! Как Николай не может понять, что мой друг мне необходим, словно воздух! Евгения мысленно посочувствовала своей Государыне, но пойти против решения императора не смогла. Ведь он итак может отнестись к её появлению при дворе негативно. Единственное, что она произнесла, так это: -- Государю виднее, что лучше для Его Семьи! Нам же, лучше с покорностью принять Его Высочайшую волю, Ваше Императорское Величество! Между императрицей и её фрейлиной возникло длительное молчание, во время которого каждая из них думала о своей личной проблеме. Александра, побуждаемая Распутиным и Вырубовой, переживала о том, что её дорогая британская племянница, принцесса Ореола может легко отбить у неё императора. Молодая женщина чувствовала, что из-за её чрезмерной нервозности и фанатичной привязанности к сибирскому старцу, Николай постепенно начинает охладевать к ней и всё сильнее привязываться сердцем и нежной душой к юной Великой княгине Ольге Фёдоровне. Император нуждался в любви, заботе и искренней поддержке со стороны любимой женщины, а не выслушивать бесконечные её истерики и жалобы на негативное отношение родственников. Александра понимала, что, если она продолжит прислушиваться к словам Распутина, то может легко потерять мужа и разрушить семью. Только несчастная женщина, настолько сильно запуталась в своих чувствах и мыслях, что не знала, как ей поступить, чтобы сохранить самое ценное в жизни. В отличии от неё юная княжна Евгения Калиновская думала о том, как ей проверить чувства Великого князя Михаила Александровича на серьёзность. Великобритания. Саутгемптон. Особняк герцогской четы Джефферсон. Но, а с первыми лучами солнца, озарившими просторную светлую комнату золотым блеском, проснулся почтенный капитан Эдвард Смит и, крайне осторожно выбравшись из нежных объятий, ещё крепко спящей юной возлюбленной и, полностью одевшись, спустился в гостиную по белоснежной деревянной лестнице с позолоченными перилами и наконечниками ступенек, погружённый в глубокую задумчивость о предстоящем переходе на «Титаник» и тщательные испытательные работы над ним, что продлилось ровно до тех пор, пока его внимание ни привлекла к себе вдовствующая королева Александра, одетая в великолепное бархатное изумрудное платье, обшитое чёрным гипюром, как и обтягивающие рукава с манжетой в виде волана, не говоря уже про воротник-шаль, при этом её царственный облик дополняла высокая причёска, которую украшала бриллиантовая тиара. Пожилая, но ещё моложавая женщина стояла у окна и задумчиво всматривалась в, постепенно пробуждающийся от глубокого ночного сна, сад, сложа руки на груди. --Доброго дня вам, капитан.—стараясь быть доброжелательной, выдохнула вдовствующая королева, хотя и мысленно признавалась себе в том, что беседовать с этим, глубоко уважаемым Российской Венценосной семьёй, человеком ей, крайне неприятно, о чём свидетельствовал тот пренебрежительный холодный, вернее даже надменный тон, с которым она продолжила беседовать с мужчиной после того, как он почтительно кивнул ей на приветствие, не обращая внимания на то, что с утренней пробежки вернулся Император Николай, решивший занять выжидательную позицию, да и как выяснилось, совершенно не зря, ведь то, о чём заговорила с капитаном Смитом его дражайшая британская тётушка, государю совершенно не понравилось. --Не забывайте о том, что вы здесь находитесь лишь из-за того, что так пожелал мой русский племянник с моими внуками, капитан. Только не обольщайтесь и не думайте о том, что я буду, молча смотреть на ваши отношения с моей неразумной внучкой Ореолой. Знайте своё место и никогда не забывайте о том, что я никогда не позволю вам войти в мою семью в качестве супруга Ореолы, если, конечно, она додумается до такого, что, просто неприемлемо. Пусть вы с ней и делите ложе, но, надеюсь вы принимаете все меры предосторожности, ведь бастарды никому не нужны.—пренебрежительно произнесла вдовствующая королева, высокомерно, давая собеседнику, понять о том, что он здесь никто, всего лишь бесправный раб, либо придорожная пыль, которую необходимо как можно скорее стряхнуть с одежды. Капитан Смит итак это чувствовал, но старался выслушивать всю эту, крайне неприятную для него тираду с офицерским достоинством и высоким самообладанием, о чём свидетельствовал его уверенный, даже очень доброжелательный тон, с которым он любезно заверил Правительницу: --Можете не беспокоиться обо мне с Её Императорским Высочеством Ольгой Фёдоровной, ведь мы соблюдаем все необходимые меры предосторожности.—и не говоря больше ни единого слова, почтительно откланялся и с её молчаливого позволения покинул великолепный особняк, сев в такси, даже не подозревая о том, что за рулём сидел один из подчинённых коварного барона Джона Браэртона, но убедился в том, что что-то не так лишь тогда, когда к нему подсели ещё несколько человек, один из которых подставил к груди почтенного морского офицера, готовый в любую минуту выстрелить, револьвер с угрожающими словами: --Не дёргайтесь и выполняйте всё то, что мы вам скажем, капитан! Тогда вы не пострадаете! Именно, в эту самую минуту, такси плавно тронулось с места и стремительно отправилось в неизвестном направлении, а между тем, в особняке между русским императором с его дражайшей вдовствующей британской тётей состоялся душевный разговор о трепетных отношениях принцессы Ореолы с капитаном Смитом, вернее сказать, Государь настоятельно просил родню не лезть в них и не указывать возлюбленным о том, как им поступать даже не догадываясь о том, что юная Великая княжна Ольга Фёдоровна уже больше не спала. Она проснулась и, нехотя открыв ещё сонные голубые глаза, увидела, что лежит в постели совершенно одна, что натолкнуло девушку на мысль о том, что дражайший возлюбленный, вероятно не захотел будить её и, крайне осторожно выбравшись из постели, бесшумно ушёл для того, чтобы продолжить заниматься делами в офисе «Белая звезда», то есть бухгалтерией, из-за чего трепетно вздохнула и, облачившись в домашнее простенькое платье из тончайшего шёлка с гипюром приятного сиреневого светлого цвета, привела себя в благопристойный вид и, продолжая находиться в романтической задумчивости о прошедшей приятной ночи, спустилась в гостиную в тот самый момент, когда Российский Император продолжал душевно беседовать со своей тётей, о чём свидетельствовал её лёгкий румянец смущения, заливший хорошенькое личико вместе с мечтательной улыбкой. --Доброе утро!—любезно выдохнула бабушке с дядей юная девушка, продолжая находиться в счастливой эйфории вместе с романтической окрылённостью, чем невольно привлекла к себе их внимание, заставив, мгновенно прекратить душевно-вразумительный разговор и изумлённо переглянуться между собой. --И тебе того, же, дорогая племянница!—поприветствовал девушку Российский Император, одарив её искренней доброжелательной улыбкой, не обращая внимания на всё то, же недовольное лицо вдовствующей тёти, относящейся к внучке так, словно та являлась девицей из дешёвого портового борделя с заниженной социальной ответственностью, а не благовоспитанной добропорядочной пламенно влюблённой девушкой, живущей лишь одной любовью и прислушивающейся к голосу пламенного сердца. Ольга ответила ему взаимной доброжелательностью, тем-самым позволяя, взять её под руку и вместе с ней пройти в столовую, сопровождаемые его детьми, где они расселись по своим местам за столом и после прочтения затрапезной молитвы, которую прочёл хозяин особняка, приступил к лёгкому завтраку, ведя душевную легкомысленную беседу с родными людьми, что сопровождалось лёгкими беззаботными шутками и добрым смехом, что продлилось ровно до тех пор, пока в столовую ни вошла, чем-то очень сильно обеспокоенная, Корделла. Она почтительно всем поклонилась и, искренне извинившись за внезапный визит, объявила, обращаясь к двум правителям: Императору с Королём: --Беда, Ваши Величества! Люди коварного барона Джона Браэртона увезли в неизвестном направлении нашего многоуважаемого капитана Смита. Сейчас мои соплеменники идут по их следу и.—она не договорила лишь по той одной причине, что, случайно услыхавшая их чрезвычайно серьёзный разговор, Ольга Фёдоровна внезапно потеряла сознание от, переполнявших её всю бурных беспокойных чувств и впала в глубокое беспамятство, из которого несчастную девушку никто не мог вывести лишь по той одной причине, что она, словно отказывалась возвращаться в грешный мир, впав в кому.