ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ КАПИТАНА "ТИТАНИКА".

Так прошла целая неделя, за время прохождения которой, жестокий барон Джон Браертон, узнавший о состоянии здоровья ненавистной венценосной падчерицы, готовой в любой момент, отдать Богу безгрешную душу, так и не нашёл, что сделать с пленником, заточение в подвале которого, как задумывалось, изначально, могло сильно потрепать нервы принцессе Ореоле и заставить её исполнять самые извращённые и изощрённые пожелания барона, сейчас был ему, просто бесполезен, в связи с чем Джон отпустил почтенного офицера, позволив ему, вернуться к умирающей пассии, что капитан Смит сделал, незамедлительно. И вот, уже сидя на банкетке возле постели, где мирно возлежала его очаровательная юная возлюбленная, ласково поглаживал её по распущенным золотистым волосам и бледным бархатистым щекам, что-то очень тихо говоря ей при этом и не обращая внимания на, стекающие по щекам тонкими прозрачными ручьями, горькие слёзы и окружающие их с девушкой, обе венценосные семьи, погружённые в глубокую скорбь и православного священника, читающего, очищающие душу, молитвы, которые должны помочь несчастной юной девушке, уже переодетой служанками с фрейлинами, в похоронное белоснежное платье, безмятежно покинуть этот грешный мир, но этого не произошло, ведь юная Великая княжна, подсознательно услышала отчаянные просьбы любимого, не покидать его и, измождённо простонав, медленно открыла ясные голубые глаза и осмотрелась по сторонам, не понимая того, что здесь происходит и почему все облачены в траур, не говоря уже о том, что стоят вокруг неё со скорбными лицами и даже плачут, да и она сама лежит, практически в гробу, облачённая в великолепное платье невесты и обложенная белыми и алыми розами. --Эдвард, а, что здесь происходит? Кто-то умер? Кто?—всё с тем, же негодованием, собравшись, наконец, с мыслями обратилась она к возлюбленному, тем-самым выводя его из глубокой скорби с апатией и привлекая к себе внимание, что заставило мужчину, невольно вздрогнуть от изумления и ошалело уставиться на неё, не веря в то, что девушка жива, да ещё к тому, же очнулась. Конечно, он был искренне рад этому и готов был в любую минуту, решительно заключить её в крепкие объятия и пламенно расцеловать, если бы ни, находящиеся здесь люди, сковывавшие его страстные порывы, но вносящие просветление в разум, из-за чего почтенный капитан мгновенно радостно взглянул на венценосные семьи и чуть слышно выдохнул с огромным облегчением: --Ольга вернулась к нам! Она жива! Российский Император и сам уже заметил то, как его дражайшая племянница, продолжая, потрясённо на всё смотреть, плавно села на постели, свесив стройные, как у газели, ноги, надёжно скрытые под плотными тканями шикарного подвенечного платья и принялась снимать с себя воздушную, как облако, фату, выполненную из органзы и украшенную жемчугом, считая её не к месту, в чём ей помогли, постепенно опомнившиеся Великие княжны, с радостными восклицаниями кинувшиеся к ней и начавшие по очереди обнимать её, в чём им не мешал почтенный капитан Смит, отошедший от возлюбленной к своему королю с императором, что-то с ними добродушно обсуждая, плавно переведя разговор на то, что ему удалось случайно узнать о переговорах барона Джона Браэртона с его людьми, пока он находился у него в плену, что мужчины принялись настороженно обсуждать, бросая добродушные взгляды на восторженно щебечущих с дражайшей кузиной и сестрой, детьми, любезно прося их, сильно не докучать Ореоле, ведь девушка ещё только очнулась и ещё не совсем окрепла в то время, пока горничные убирали всю эту похоронную атрибутику, приводя комнату в прежний уютный вид, а православный священник благословив юную Великую княжну Ольгу Фёдоровну на счастливую долгую жизнь, почтительно откланялся венценосным семьям с хозяевами особняка, покинул его и отправился в свою часовню. Неделю спустя. Белфаст. «Титаник». И вот уже прошли целые сутки, как вся делегация прибыла в Белфаст и, обосновавшись в самом дорогом первоклассном отеле, немного отдохнула после утомительно долгой дороги и отправилась на «Титаник», где в офицерской столовой, выполненной из красного дерева в деловом классическом стиле, для всех был организован торжественный банкет по случаю начала испытательных работ над лайнером. Это место было выбрано Российским Государем Императором не случайно, ведь, вот уже как три дня, как его дражайшей племяннице Ольге Фёдоровне недомогалось из-за того, что несчастную юную девушку мучила невыносимая утренняя тошнота с быстрой усталостью и резкими перепадами настроения, не говоря уже о раздражающих встречах с представителями прессы, желающими, запечатлеть в газетах каждый подготовительный шаг шикарного океанского пассажирского лайнера «Титаник» перед его предстоящим дебютным и хорошо разрекламированным путешествием через Атлантику, к чему офицерский состав, возглавляемый почтенным капитаном Эдвардом Смитом, уже успевшим, догадаться о том, что он скоро, вновь станет отцом, в связи с чем, обговорив всё как следует с Российским Государем, пришёл к единственному и более спокойному решению о том, что банкет по случаю начала проведения подготовительных работ над «Титаником» лучше провести в спокойной обстановке офицерской столовой, куда пригласили всех офицеров с жёнами и делигацию Исмея, хотя тот и настаивал на торжествах в самом главном ресторане лайнера, но в ходе коротких препирательств с Российским и Британским Государями, уступил, согласившись на скромную офицерскую столовую. И вот, в этот мартовский тёплый безоблачный вечер юная Великая княжна Ольга Фёдоровна находилась в приятном обществе старших офицеров шикарного лайнера «Титаник», одетая в шикарное парчовое и обшитое драгоценными камнями бирюзовое церемониальное платье с длинным шлейфом одинакового покроя с венценосными кузинами, различие в которых создавал оттенок и в высокой бриллиантовой короной и перекинутой через плечо атласной розовой лентой с императорскими вензелями, но для большей уверенности вместе с душевным спокойствием, держа под руку возлюбленного капитана Эдварда Смита, который сам изъявил добровольное желание находиться немного в стороне от избранных представителей прессы, освещающих знаменательное для шикарного лайнера, событие лишь по той одной причине, что у него совсем не лежала душа к публичности, собственно, как и Российскому Государю с детьми, но из глубокого уважения к делигации мистера Исмея, лорда Пирри с племянником Томасом Эндрюсом и представителями гарантийной группы с британскими родственниками приходилось общаться с прессой. Вот только всеобщее беззаботное веселье продлилось до тех пор, пока почтенный капитан шикарного океанского лайнера «Титаник» Эдвард Смит, ни бросив беглый взгляд, полный огромного обожания с восхищением на дражайшую очень юную возлюбленную Великую княжну Ольгу Фёдоровну, к своему ужасу ни заметил то, как подол её шикарного платья начал окрашиваться в кровавый цвет, а сама юная девушка, хотя ещё и продолжала отвечать на добродушные шутки второго офицера Чарльза Лайтоллера взаимностью, из-за чего по офицерской столовой раздавался её беззаботный звонкий смех, но уже начала внезапно бледнеть, ощущая невыносимую боль внизу живота, что заставило почтенного капитана, мгновенно подхватить возлюбленную себе на руки и со словами: --Немедленно пришлите акушера в мою каюту вместе с медсестрой Вайолетт Джессоп!—стремительно унёс девушку к себе в просторные апартаменты, провожаемые, немного потрясёнными взглядами императорской российской семьи, отвлечением которых отмрачных мыслей занялись старшие офицеры шикарного лайнера для того, чтобы представители прессы ничего не поняли, хотя по хладнокровному виду директора-распорядителя компании «Белая звезда» было видно, что к плохому самочувствию юной великой княжны причастен именно он, что он и не отрицал в душевном разговоре с Томасом Эндрюсом и лордом Пирри, где Исмей признался им в том, что приказал повару влить в шампанское Её Императорского Высочества Великой княжны Ольги Фёдоровны зелье, провоцирующее выкидыш для того, чтобы привести их капитана в чувства и отвлечься от беременной от него любовницы, за что те посмотрели на него осуждающе. --Молитесь о том, чтобы ребёнок и его юная мать выжили, Брюс, иначе, нам всем придётся искать нового капитана вместо Эйджея, так как вы уже своими интригами убили одного его не родившегося ребёнка!—обличительно выдохнул почтенный лорд Пирри, поддерживаемый своим тридцатипятилетним племянником, внимательно проследившими за тем, как, узнавшая обо всём, Российская Императорская семья, сопровождаемая старшими офицерами отправилась в апартаменты их почтенного капитана для того, чтобы, лично убедиться в том, что с их дражайшей кузиной, племянником и их капитаном всё хорошо. Но. а немного позже, когда юная Великая княжна Ольга Фёдоровна находилась императорских детей, отвлекающих её от мыслей о пережитом выкидыше, капитан Эдвард Смит вместе с Российским Государем Императором и Британским королём вышли на палубу для того, чтобы немного подышать свежим морским воздухом и за одно душевно поговорить, хотя оба венценосца отчётливо ощущали то, как сильно подавлен их глубокоуважаемый главный офицер, выдавая душевную боль, полными невыносимой грусти, выражающейся в его добрых светлых глазах и периодических измождённых вздохах, во время одного из которых, он печально произнёс: --Что я за капитан, раз не смог уберечь собственного сына в утробе возлюбленной! Раз так, то мне нельзя больше доверить ни одного судна в управление, а пора списать на берег для гниения в «сухом доке»!—стоя, оперевшись сильными руками о лакированную деревянную перекладину металлического ограждения и не обращая никакого внимания на, заботливо окутывающую его мягким пледом, приятную ночную прохладу, доходящую до него с берега, что заставило британского короля, понимающе вздохнуть и душевно заговорить с морским офицером, тем-самым привлекая к себе его внимание: --Вы уж простите меня за дерзость, капитан, но, может быть это даже к лучшему, что в ваших трепетных отношениях с моей дражайшей дочерью ничего никак не складывается. Подумайте хорошенько над тем, чтобы уже расстаться с ней и вернуться к жене. Хватит тешить себя и Ольгу напрасными надеждами о том, что невозможно и противно самой природе! Между вами огромная пропасть в виде социального, возрастного и этического неравенства! Придите уже в себя от любовного дурмана! Ну, зачем вам эта девчонка?! Лучше сконцентрируйтесь на управлении этим замечательным кораблём и проведите испытания по всем фронтам, как полагается!—что прозвучало для почтенного морского офицера, подобно отрезвляющей, очень болезненной пощёчине, резанувшей его по самому сердцу, словно лезвием острого кинжала, заставив, мгновенно и с нескрываемым потрясением уставиться на венценосца, продолжающего, сохранять ледяное безразличие к его невыносимому душевному страданию, что нельзя было сказать о русском Государе, который, хотя, тоже был, далеко не в восторге от, внезапно вспыхнувшей между юной княжной и капитаном, головокружительной страсти с трепетной любовью, но отнёсся более по-человечески и понимающе, но уже собрался предложить им всем вернуться в офицерскую столовую, как, в эту самую минуту, услышали раскатистый протяжный хоровой волчий вой, донёсшийся до них со стороны причальных строений, что мгновенно привело мужчин в чувства, заставив потрясённо между собой переглянуться и увидеть то, как огромные волки-оборотни оцепили все пути к лайнеру, заняв боевую позицию, натолкнув, до сих пор стоявших в мрачном молчании, троих мужчин на мысль, что, вероятно сейчас что-то произойдёт экстраординарное, зачем они решили с интересом понаблюдать. Как выяснилось, не зря, ведь, в эту самую минуту, они услышали шутливое обращение к ним, которое сделала молодая ирландка по имени Корделла, возникшая, как чёрт из табакерки, неоткуда за их спинами: --Что, мальчики?! Решили понаблюдать за отчаянной битвой между моим кланом и кланом шотландских волков, решивших, забрать себе «Титаник», предварительно убив всех вас и команду с обслуживающим персоналом и высокопоставленными делегатами из министерства по торговле и транспорту?!—чем вызвала в мужчинах новое душевное потрясение, с которым они ошалело уставились на неё, успев заметить то, как на палубу уже вышла вооружённая охрана обеих венценосных семей, часть из которых заняли свои места у входа и окон в капитанские апартаменты, что пришлось очень сильно по душе ирландской волчице, которая одобрительно кивнула, но решила остаться вместе с ними для защиты, в чём её поддержали двое соплеменников. --Нет. Лучше вам всем закрыться как можно крепче в своих каютах, а именно на все замки и обложить серебром окна с дверьми! Когда бойня закончится, я личто приду и сообщу вам о нашей победе!—выдержав небольшую паузу, решительно и не терпя никаких возражений от мужчин, произнесла Корделла и, внимательно проследив за тем, как все разошлись по своим апартаментам, предварительно забрав из капитанских апартаментов Их Императорских Высовеств, не обращая внимания на их сопротивление с искренним желанием остаться возле капитана Эдварда Смита с Ольгой Фёдоровной, которые активно готовились к нападению на них шотладнских оборотней, убедив их в том, что все они утром встретятся утром в Императорской гостиной за утренним кофе. Так и вышло, как задумала Корделла. Вся венценосна1я семья, как и почтенный капитан Эдвард Смит, пришедший на террасу Императорской семьи под руку с, облачённой в светлое платье морского стиля, Ольгой Фёдоровной, которые почтительно поклонились и, искренне пожелав обеим венценосным семьям доброго дня, принялись душевно обсуждать с обоими венценосцами планы на этот, весьма насыщенный день, а именно о всех деталях ходовых испытаниях с экстренными разворотами и остановками, что внимательно слушали и активно высказывали собственное мнение с пожеланиями почтенному капитану венценосцы с наследниками трона обеих Империй, что нельзя было сказать об обеих королевах Виктории-Марии с Александрой, воспринявших главного офицера шикарного лайнера «Титаник» никак иначе, как за ничтожество, в связи с чем, брезгливо переглянувшись между собой. --Ну, что же, раз уж вы уже всё решили без нас, мы, пожалуй, оставим вас и пойдём заниматься своими делами.—придя к общему мнению и привлекая к себе внимание мужчин, произнесла вдовствующая королева Александра, с царственной грацией встав с кресла вместе с невесткой, которая последовала её примеру, желая, как можно скорее уйти отсюда из чувства, что им обеим здесь делать больше нечего, что нельзя было сказать о британском короле, который, мгновенно перестал любезно беседовать с русским кузеном и с главным офицером шикарного лайнера о деталях хода испытательных ходовых работ, запланированных ими и делегацией из министерства торговли и прочих представителей различных важных служб и, вернувшись к своим, внезапно взбунтовавшимся против него, женщин, строго приказал им тоном, не терпящим никаких возражений и продолжая, доброжелательно улыбаться русскому кузену с племянниками, дочери и, наконец, главному офицеру шикарного лайнера для того, чтобы они ничего не заподозрили и ни в коем случае не почувствовали себя здесь никому не нужными: --Оставайтесь на месте и не вздумайте меня позорить и дальше перед нашим достопочтенным капитаном! по сравнению с ним, мы с вами обычные пассажиры! проявите уважение перед начальством "Титаника" в лице нашего многоуважаемого капитана Смита с его дражайшей невестой, а именно с моей дочерью принцессой Ореолой, которая непременно станет его женой, если ни во время вояжа, то после него точно! Хотите вы того принимать, или нет, но Смит станет зятем наших династий!—перед чем королевам, как бы они ни противились и ни бунтовали, внутренне, но всё, же уступили и, вернувшись на свои места, продолжили завтрак, к которому, как бы Российская Императорская семья с британским королём Георгом Пятым ни уговаривала, но почтенный капитан Эдвард Смит со своей очаровательной юной возлюбленной, так и не притронулись, решив позавтракать в офицерской столовой, а всё из-за того, не хотели смущать собой королевскую семью, которые их на дух не переносили, вернее сказать про женскую половину, так все мужчины в королевской семье, наоборот обожали главного офицера шикарного «Титаника» с его избранницей, которой уже не терпелось, скорее окунуться в приятную спокойную обстановку, что оказалось хорошо понято обоими венценосцами, которые с общего обоюдного согласия отпустили возлюбленную пару, позволив им, наконец-то, уйти в офицерскую столовую, где пару уже с трепетным волнением ждали старшие офицеры для того, чтобы ещё раз тщательно обсудить с капитаном планы на сегодняшний испытательный день, особенно то, в чём будет заключаться работа каждого из них. И вот, когда за возлюбленной парой закрылись деревянные лакированные створки широкой двери императорской террасы, обе королевы вздохнули с огромным облегчением и переглянулись между собой, мысленно признаваясь себе в том, что им непременно необходимо что-то придумать такое, что сможет скомпромитировать безупречную репутацию почтенного капитана шикарного лайнера «Титаник», не говоря уже о том, чтобы подставить его так, что он, сам того не ведая, угодит под суд и в Винзорскую крепость ещё до отбытия шикарного лайнера в первый вояж. --Даже думать об этом не смейте! Смиритесь уже с тем, что Эйджей станет зятем наших обеих династий! Хватит издеваться над парой!—словно угадав тайные мысли своих женщин, угрожающе предупредил их Георг с молчаливого одобрения русских родственников, души ни чаявших в офицерах «Титаника», особенно в капитане Смите, относящемуся к ним ко всем с искренним почтением и отеческой любовью с трепетом к Императорским и королевским детям, чем и вызывал к себе огромное уважение обоих монархов и их семей, за исключением обеих королев, так и рвущихся к тому, чтобы погубить мужчину лишь за то, что он и юная Великая княжна Ольга Фёдоровна трепетно и нежно полюбили друг друга. И вот, после того, как в офицерской столовой между офицерами с капитаном Смитом во время их совместного завтрака были обсуждены последние детали сегодняшнего, очень насыщенного дня, все заняли свои места, что позволило матросам незамедлительно убрать трап вместе со сходнями, благодаря чему, шикарный океанский лайнер «Титаник» мог вздохнуть свободно и полностью довериться тем трём буксирам, которые крайне бережно вывели его из гавани, за чем бдительно следили, находящиеся в управленческой рубке, почтенный капитан Эдвард Смит вместе со старшими помощниками, вахтенными матросами, двумя монархами с наследниками и представителями министерства торговли и прессы, возглавляемыми директором распорядителем «Белая звезда» Джозефом Брюсом Исмеем, главным инженером-кораблестроителем Томасом Эндрюсом и лордом Пирри, двое последних из которых, как и два монарха служили моральной поддержкой для главного офицера лайнера, активно занявшегося проведением испытаний, указанных в, прописанных в плане папки с, обшитыми рубинового оттенка бархатом, твёрдыми корочками, внося в него свои поправки по мере значимости, которую капитан Эдвард Смит уверенно держал в сильных руках, но его сердце находилось рядом с дражайшей Великой княжной Ольгой Фёдоровной, хотя и понимал, что нежным чувствам сейчас нет места, но от понимания того, что она вместе с Их Императорскими и Королевскими Высочествами находится на смотровой площадке, обвеваемая приятным морским ветром и согреваемая ласковыми яркими солнечными лучами, ему становилось легче, но душевное спокойствие почтенного морского офицера продлилось не долго, лишь до тех пор, пока в ходе скоростных и экстренных разворотов лайнера, он, случайно ни взглянув в сторону дражайшей возлюбленной, которую взяла за локоть вдовствующая королева-мать и, отведя в сторонку от обеих монарших семей, враждебно заговорила о чём-то таком, что было крайне неприятно юной прекрасной золотоволосой девушке на столько сильно, что она не смогла больше выносить моральное с эмоциональным давлением и принялась активно защищаться, напоминая собой разъярённую тигрицу, что стало полной неожиданностью и завершилось для вдовствующей королевы отрезвляющей звонкой пощёчиной, которую она резко дала внучке, вызвав у неё тихий вскрик, привлёкший внимание, разрывающегося между стремлением, незамедлительно подойти к любимой для того, чтобы защитить и утешить, но и перед продолжением проводить ходовые испытания у «Титаника», капитана Смита, из-за чего ему ничего другого не осталось кроме, как с невыносимой душевной печалью вздохнуть и мыслями, опять вернуться к ходовым испытаниям, хотя душа с сердцем, неумолимо рвались к юной возлюбленной, которая одна с неистовым отчаянием сражалась за их любовь с вдовствующей королевой-матерью. -- Хватит ко мне относиться так, словно я бесправная рабыня, либо служанка! Я такая, же ваша внучка, как и все другие дети моего отца Короля Великобритании, пусть моя мать и не является представителем Венценосной крови, а я являюсь полукровкой! Какая разница! Прежде всего, мы люди, имеющие законные права на жизнь и на любовь! Сердцу не прикажешь в том, кого любить, а кого нет! Мы не подвластны любви, которая возникает из не откуда, одного случайно сказанного ласкового слова или заботливого действия!—не в силах терпеть эмоционального давления со стороны бабушки с мачехой, возмущённо взвилась юная девушка, за что получила новую звонкую пощёчину с отрезвляющими резкими словами: --Любви ей, видите ли захотелось! Да, неужели ты не понимаешь, что вся эта любовь, как ты говоришь, существует лишь в наивных сказках для маленьких дурочек! На самом деле, её никогда и не было! Хватит мечтать о том, что нет и маяться дурью! Да и, нашла себе в избранники мужчину женатого с дочерью на выдании! Я, конечно, не отрицаю того, что капитан Смит, весьма привлекательный внешне, да и приятен в общении, не говоря уже о том, что всегда рад подставить плечо в тягостную минуту и утешить добрым словом, но пойми ты одно, дурочка, он никогда не бросит ради временной головокружительной страсти к тебе, свою семью, пусть вас и связывает, сейчас друг с другом постель, но это всё временное явление! Скоро всё пройдёт и, вы потеряете друг к другу интерес, непременно расстанетесь!—что вызвало в юной девушке массу противоречивых бурных чувств, среди которых нашлось место сомнению с глубокой мрачной задумчивостью, чем воспользовался почтенный капитан Эдвард Смит в момент небольшого перерыва тем, что, отдав штурвал вахтенному матросу, что подстраховывалось старшими офицерами под командованием офицера Уальда, подошёл к дражайшей беременной юной возлюбленной и, почтительно поклонившись обеим британским королевам, не говоря ни единого слова, заботливо взял избранницу себе под руку и с молчаливого согласия Их Императорских Высочеств Великих княжон увёл возлюбленную в управленческую рубку, где к ней незамедлительно подошёл Российский Государь Император Николай Александрович, оставивший сына рядом с британским кузеном Георгом и своими племянниками лишь для того, чтобы, лично убедиться в том, что с дражайшей племянницей всё благополучно, о чём заботливо спросил у неё, чуть слышно и, как ему казалось, уверенным бархатистым голосом: --Надеюсь, с тобой всё хорошо, Оленька, и Их Королевские Величества не успели причинить тебе никакого морального вреда?—чем вызвал у юной девушки вздох огромного душевного измождения, с которым она с искренним пламенным обожанием проследила за тем, как их достопочтенный капитан Эдвард Смит вернулся к своему занятию по проведению испытательных работ над «Титаником», после чего с трепетной нежностью вздохнула и чуть слышно призналась: --Я искренне благодарю Вас за искреннюю заботу обо мне, дядя Ники, но можете быть спокойны, они не успели довести меня до «белого коления»!—что заставило Императора добродушно усмехнуться и продолжить внимательно наблюдать за испытаниями лайнера. Но, а чуть позже, когда после обеда в приятном обществе Императорской семьи на их личной террасе, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, глубоко погружённая в романтические мысли о горячо любимом сердечном избраннике, каковым для неё является капитан Эдвард Смит, шла по ярко освещённому белоснежному корабельному коридору, направляясь к просторной кают-компании, где должно состояться административное собрание по подведению итогов первого испытательного дня, как, в эту самую минуту, к юной девушке на встречу вышла, враждебно, не говоря уже о том, что очень воинственно настроенная по отношению к ней, её «дражайшая» мачеха Британская королева Мария, что заставило Ольгу измождённо вздохнуть и, собравшись с мыслями, наконец, поравняться с Её Королевским Величеством, после чего почтительно ей поклонилась и добросердечно пожелала доброго вечера, что оказалось встречено презрительной ухмылкой той: --Да, как ты, бестыжая дрянь, смеешь заговаривать со мной?! Совсем стыд потеряла?!—чем вызвала в очаровательной юной девушке взаимную усмешку, с которой она вызывающе заметила: --Если Вы говорите о моей неистовой любви к нашему капитану, смиритесь, ибо я больше Вам не подвластна!—за что мачеха дала падчерице такую сильную звонкую пощёчину, что несчастная юная девушка не устояла на ногах и рухнула на, расстеленную по деревянному лакированному паркету, ковровую дорожку, инстинктивно потирая, пылающую от удара, бархатистую щеку изящной рукой в гипюровой перчатке, пока ни услышала гневный голос мачехи, обращающейся к ней в приказном тоне: --Немедленно вставай, проклятущая блудница! Я с тобой ещё не закончила!—но в ответ получила мрачное молчание юной девушки, по-прежнему сидящей на полу и пытающейся, мысленно подобрать необходимые слова для того, чтобы осторожно попытаться выступить в защиту трепетным чувствам, чем разъярила мачеху ещё больше, из-за чего в ту, словно бес вселился, благодаря чему Королева Мария принялась нещадно избивать несчастную падчерицу по хорошенькому личику, что продлилось до тех пор, пока безжалостная мучительница ни выбилась из сил, оставив жертву, лежать на полу с избитым в кровавое месиво лицом и без чувств, но, когда мачеха немного отдышалась и, понимая, что, возможно убила ненавистную падчерицу, пришла в несказанный ужас, из-за чего отчаянно принялась тормошить, распластанную юную девушку, всё с той же яростью приказывая ей о том, чтобы она даже и не вздумала умирать, но несчастная юная Великая княжна Ольга Фёдоровна по-прежнему не подавала никаких признаков к жизни, благодаря чему молодая королева, наконец, поднялась с пола и, бросив на падчерицу брезгливый взгляд, обронила пренебрежительно: --Ну, и подыхай! Собаке—собачья смерть!—и лишь только после этого с царственным достоинством, гордо вскинув головой, вальяжно ушла. А между тем, уже присутствующий в кают-компании, капитан Эдвард Смит не находил себе места от невыносимого беспокойства за очаровательную юную возлюбленную, прекрасно понимая, что она уже несколько минут, как должна находиться здесь, да и обе венценосные семьи, сейчас вальяжно прогуливаются по шикарному лайнеру, хотя и без неё, в чём он, лично убедился, полчаса тому назад, когда выходил из офицерской столовой, где обедал вместе со своими офицерами. Раз так, значит девушка куда-то бесследно исчезла. Остаётся вопрос о том, куда, благодаря чему, пожилой морской офицер, вальяжно восседая в кожаном кресле и нервно постукивая пальцами по столу, при этом, не обращая никакого внимания ни на кого, что продлилось ровно до тех пор, пока в кают-компанию ни вбежали, запыхавшиеся и ошалелые офицеры Мэрдок с Уальдом, которые, немного отдышавшись, стремительно подошли к своему начальнику и, отсалютовав ему, доложили, вернее это сделал Мэрдок с молчаливого согласия Уальда: --Капитан! Сэр! С её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной случилось страшное несчастье! Бедняжку сильно избили, что на хорошеньком лице даже живого места нет.—чем ввёл капитана в состояние лёгкого оцепенения, во время которого он сам того не заметил, как инстинктивно встал с кресла весь бледный и встревоженный, мысленно признаваясь себе в том, что ему уже нет никакого дела на собрание по той лишь причине, что вся его душа неумолимо рвётся к дражайшей юной возлюбленной, да и, находящиеся рядом с ним лорд Пирри с племянником главным инженером Томасом Эндрюсом, пришли в не меньшее потрясение от услышанного, чем их дражайший почтенный капитан, успевший, постепенно собраться с мыслями, успокоиться и, пристально смотря на старших офицеров, всё с той же обеспокоенностью спросить: --А где сейчас находится Её Императорское Высочество?—что оказалось хорошо понято его самым старшим офицером, который сдержанно вздохнул и, ничего не скрывая, доложил: --Я приказал Лайтоллеру отнести девушку к вам в апартаменты, посчитав, что Российскую Императорскую семью незачем беспокоить, да и Великой княжне будет намного спокойнее идти на поправку под вашим бдительным заботливым присмотром, сэр!—что оказалось одобрено положительным кивком главного офицера шикарного лайнера «Титаник», мгновенно извинившегося перед всеми, кто находится, в данную минуту, в просторном зале кают-компании и с их молчаливого согласия, стремительно отправился в свою каюту, хорошо ощущая то, как бешено колотится в груди доброе справедливое сердце, каждый стук которого, отчётливо отдавался в его седовласой голове, подобно эху и, не обращая никакого внимания на, крайне недовольный взгляд директора-распорядителя пароходной компании «Белая звезда» Джозефа Брюса Исмея, презрительно фыркнувшего: --Мог бы и после собрания бежать в жаркие объятия к своей подстилке!—за что получил крайне пренебрежительные взгляды Томаса Эндрюса с лордом Пирри, первый из которых, отрезвляюще-вразумительно произнёс, обращаясь к коллеге: --Что за проявление бесчувствия к несчастной очаровательной юной девушке, жестоко избитой таинственным злодеем, Брюс?! Проявите к ней, хоть немного сострадания!—за что и получил от Исмея очередную брезгливую ухмылку: --А с чего это мне необходимо жалеть эту шлюху?!что заслужила, то и получила!—и, не говоря больше ни единого слова, отошёл к арочному окну и с мрачной задумчивостью принялся смотреть на залив, в котором уже начало медленно тонуть, уходящее за горизонт, солнце, яркие золотисто-медные лучи коевого озаряли всё вокруг, благодаря чему, в свои законные права, плавно вступал вечер. Вот только почтенный капитан Эдвард Смит даже не догадывался о том, что истинный злодей, каковым оказалась королева Виктория-Мария, продолжая, находиться в перевозбуждённом эмоциональном состоянии, вернулась в свою каюту для того, чтобы немного успокоиться и, собравшись с мыслями, решить о том, как ей избавиться от него самого, но ход её мыслей оказался дерзко нарушен тем, что она застала дражайшего мужа, отрешённо сидящим в мягком бархатном кресле возле искусственного электрического камина и читающего какую-то, вероятно, очень интересную книгу, что продлилось ровно до тех пор, пока ни, почувствовав, что в просторной ампирной гостиной он находится не один, медленно поднял глаза и, заметив возвращение горячо любимой жены, выглядевшей какой-то уж очень безумной, что натолкнуло молодого мужчину на мрачную мысль о том, что, возможно, она натворила нечто такое, от чего им, сейчас может не поздоровиться, благодаря чему, настороженно спросил: --Что ты натворила такого, Мэри, раз на тебе сейчас, просто лица нет?—что позволило ей, выражая полное безразличие, царственно приблизилась к мужу и небрежно отмахнулась: --Ничего я не натворила, Георг! Всего лишь устроила хорошую трёпку моей падчерице принцессе Ореоле за её открытый блуд с извозчиком, так как девчонка совсем уже от него голову потеряла!—чем ввела мужа в состояние лёгкого ступора, во время которого мужчина ошалело уставился на, горячо им любимую, супругу, размышляя над тем, ни лишилась ли она рассудка, в связи с чем, он сдержано вздохнул и, постепенно собравшись с мыслями, посмотрел на неё, как на ненормальную и вразумительно прикрикнул: --Да, в своём ли ты уме, говорить мне такое?! Ты, хотя бы понимаешь о том, что, покусившись на жизнь Ореолы, ты, сама того не ведая, распалила в ней такое неистовое пламя отчаянной воительницы, которая, непременно обратит нас всех в небытие?! Вот только, постепенно собравшаяся с мыслями, не говоря уже о том, что полностью успокоившаяся, его дражайшая супруга, которая уже царственно восседала на, обитой тем же бархатом, что и кресло, банкетке, выполненной из слоновой кости и украшенной сусальным золотом, понимающе тяжело вздохнула и, загадочно, не говоря уже о том, что коварно улыбнувшись, посоветовала с ледяным равнодушием: --А ты переведи этого проклятущего извозчика в Африку! Пусть там усмиряет местных пигмеев с зулусами, либо катает на маленьком речном пароходике местных туристов по Амазонке, а мы сумеем угомонить Ореолу, ведь она будет лишена его поддержки, да и сделаем ей аборт вместе со стерилизацией!—чем заставила мужа, вновь ошалело уставиться на неё от того, что не мог найти подходящих слов для того, чтобы высказать ей своё мнение по этому поводу, хотя идея об устранении, уже изрядно надоевшего им, капитана Смита британскому королю, очень даже нравилась, благодаря чему, он даже заговорщически, да и гаденько заулыбался. А между тем, за бортом шикарного «Титаника» плавно сгустились сумерки, благодаря чему стало совсем темно, что совсем нельзя было сказать про капитанскую каюту, мягко освещённую медными настенными бра, которые совершенно не мешали, уже начавшей, постепенно пробуждаться юной девушке после обезболивающих мазей с лекарствами, которыми её напичкала корабельная медсестра Вайолет Джессоп, переведённая на борт «Титаника» его администраторами, благодаря чему, открыв через силу глаза, Ольга измождённо и чуть слышно вздохнула, но, превозмогая невыносимую боль в лице, плавно села на одноместной капитанской кровати и, откинув тёплое шерстяное одеяло в сторону, спустила ноги на пёстрый ковёр, внимательно осмотрелась по сторонам, не понимая одного, кто заботливо доставил её в просторную каюту к дражайшему возлюбленному и вызвал корабельную медсестру, но, одолеваемая огромным любопытством, девушка, наконец, встала и, пошатываясь от невыносимого головокружения, словно пьяная, прошла в уборную, где, приблизившись к небольшому зеркалу, внимательно всмотрелась в его отражение, от чего пришла в такой неподдельный ужас, что не смогла скрыть, одолевающие её хрупкую душу, эмоции и исступлённо закричала: --О, милостивый Боже! Нет! Моё лицо умерло! Я стала уродливой!—что сопровождалось горькими рыданиями, привлёкшими к ней внимание, вернувшегося от приятного общения с Российской Императорской семьёй, капитана Смита, который, мгновенно подошёл к дражайшей юной возлюбленной и, заботливо обнимая её за изящный стройный стан сильной рукой, сопроводил обратно в спальню с убедительными словами искреннего утешения: --Ничего страшного, Ольга! Не расстраивайся! Твоё лицо, вовсе не погибло. Оно заживёт через пару-тройку дней и вернёт себе былое очарование.—где, крайне бережно усадив девушку, вновь на свою кровать, помог ей лечь и, укрыв одеялом, подал хрустальный бокал с ключевой водой, куда влил несколько капель успокоительного, после чего внимательно проследив за тем, как его дражайшая юная возлюбленная покорно выпила содержимое бокала, поставил его на прикроватную тумбочку и, терпеливо дождавшись момента, когда девушка, вновь забылась крепким, восстанавливающим силы, сном, беззвучно сел в, рядом стоявшее, кресло, глубоко погрузившись в мрачную задумчивость о том, кто бы и за что мог, так жестоко избить юную девушку, хотя и, внутренне догадывался о том, что подобную безжалостность могла проявить в отношении своей несчастной падчерицы никто иная, как дражайшая супруга британского короля достопочтенная королева Виктория-Мария, взбешённая запретной, но такой чистой, пламенной и искренней любовью падчерицы к нему, почтенному морскому офицеру, считая его никем, грязью под своими порфироносными ногами, от которой необходимо как можно скорее избавиться и забыть, от мрачных мыслей о чём, из мужественной мускулистой груди капитана Эдварда Смита произвольно вырвался измождённый, полный невыносимой душевной печали, вздох, с которым он, очень нежно улыбнулся юной возлюбленной и, ласково погладив её по спутанным распущенным шелковистым золотистым вьющимся волосам, бесшумно отошёл к арочному окну и, сложив руки на груди, всё с той же мрачной задумчивостью принялся смотреть на вечерние морские просторы, внимательно вслушиваясь в тихое ровное дыхание, вновь крепко спящей в его постели дражайшей юной возлюбленной. Но, а утром, когда на ясном безоблачном небосклоне взошло яркое весеннее солнце, а с очаровательного лица юной Великой княжны Ольги Фёдоровны за ночь сошли все гематомы, оставив еле заметные синяки с царапинами, она завтракала в приятном обществе почтенного возлюбленного, ведя с ним беззаботный душевный разговор в очень сильно приглушённом тоне, в ходе которого они между собой обсуждали, запланированные на сегодня, шлюпочные испытания с учениями, обмениваясь, при этом, лёгкими добродушными шутками, что оказалось безпардонно нарушено внезапным приходом в капитанскую каюту Короля Объединённого Королевства Великобритании Георга, настроенного по отношению к парочке, очень враждебно, благодаря чему, в воздухе повисло мрачное напряжение, не сулящее им ничем хорошим, в связи с чем возлюбленные судорожно сглотнули и настороженно принялись, вновь смотреть друг на друга, чем и привлекли к себе внимание Его Королевского Величества, заставив его, презрительно усмехнуться и, наконец, заговорить, обращаясь к капитану повелительным тоном, при этом, не терпя никаких возражений со стороны обоих собеседников: --Я тут за все эти несколько дней хорошо подумал и решил перевести вас в Южную Африку, где вам предстоит катать туристов на речном пароходе по Амазонке, многоуважаемый капитан, но...--и, выдержав небольшую паузу, внимательно взглянул на ошеломлённую до предела внебрачную дочь, издевательски продолжил, обращаясь уже, непосредственно к ней: --Только я могу и передумать, лишь при том условии, если ты, Ореола, уже, наконец-то, возмёшься за ум и вернёшься в постель к Российскому Императору, став для него жаркой любовницей!--что привело возлюбленную пару в огромное возмущение, которое они не знали, как высказать, в связи с чем, тяжело вздохнули и, вновь с не скрываемой воинственностью переглянулись. --Значит, Вы, отныне начали прислушиваться к наветам моей мачехи?! И давно ли?! Ваше Королевское Величество, признайтесь нам только честно в том, что Вы сами думаете, совершенно иначе!--наконец, постепенно собравшись с мыслями, отчаянно попыталась достучаться до благоразумия отца, произнесла юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, морально поддерживаемая почтенным капитаном Эдвардом Смитом, который вздохнул с невыносимой душевной усталостью, отчётливо прочитывающейся в его добрых светлых глазах: --Ваше Королевское Величество, Вы уж меня великодушно простите за дерзость, но я не могу бросить Ольгу и уехать в Африку, ведь Ваша дражайшая дочь с трепетной бережностью носит под сердцем моего ребёнка, которого я уже люблю, да и это, крайне бесчестно будет с моей стороны бросить Ольгу беременную!--что оказалось хорошо понято, не говоря уже о том, что одобрено британским королём, который одобрительно кивнул и, только сейчас заметив ужасное физическое состояние дражайшей дочери, одобрительно заключил: --Хорошо, Эйджей! Не стану вам мешать в заботе о моей дочери. Пусть она выздоравливает, а вы, продолжайте и дальше заботиться о благополучии "Титаника".--за что, уже вновь удобно сидящая в, обитом зелёным бархатом, кресле юная девушка была искренне благодарна венценосному отцу за понимание, в связи с чем вздохнула с огромным облегчением сразу после того, как за ним закрылась металлическая светлая дверь, что ни укрылось от внимания капитана Эдварда Смита, который встал позади своего любимого кресла и, ласково погладив юную Великую княжну по золотистым шелковистым волосам, с воинственной решительностью проговорил: --Не волнуйся, Ольга! Нашему счастью, отныне ничего не угрожает. Можешь выдохнуть с облегчением!--хотя и прекрасно понимал, что его очаровательной юной возлюбленной сделать это будет, крайне не просто. Но, понимая, что вся делегация, состоящая из представителей министерства по торговле и транспорту, обе правящие семьи: Российская и Британская, сам директор «Белой звезды» Брюс Исмей, лорд Пирри и, наконец, главный инженер-конструктор Томас Эндрюс, возможно уже ждут их на шлюпочной палубе для того, чтобы продолжить испытательные работы над их общим детищем, почтенный капитан Эдвард Смит вместе с дражайшей очаровательной юной возлюбленной Великой Российской княжной Ольгой Фёдоровной, которая надела изящную шляпку с плотной гипюровой вуалью, которая надёжно скрыла синяки на её лице, чем придала юной девушке уверенности в себе, отправился к выходу из своей просторной офицерской каюты, что преодолел с лёгкостью. И вот теперь, пройдя немного по белоснежному коридору, хорошо ощущая под ногами приятную мягкость тёмно-зелёной ковровой дорожки с длинным ворсом, возлюбленная пара стала невольными свидетелями, крайне неприятного разговора, возникшего между вдовствующей Королевой Александрой с её дражайшим сыном Королём Георгом Vо том, что сотворила прошлым вечером его неразумная жена Королева Виктория-Мария по отношению к несчастной принцессе Ореоле. --Твоя ненаглядная жёнушка, что совсем разума лишилась, напав на, ни в чём неповинную девочку и избив её до полу смерти, Джорджи?! И как она только посмела свершить такое злодеяние?! Что за неоправданная жестокость! Она лишь опозорила себя и нас перед всеми!—возмущалась вдовствующая королева-мать, отчитывая самодержавного сына так, словно он являлся, застигнутым врасплох нашкодившим школьником, иначе он ни стоял бы перед матерью, виновато опустив голову и чувствуя себя, крайне скверно от признания полной правоты дражайшей матери и, пока не замечая присутствия немного поодаль от них дочери с почтенным избранником, многоуважаемым наиопытнейшим капитаном Британского Королевского пассажирского флота Эдвардом Смитом, смиренно ожидающими благодатного момента, когда Их Королевские Величества, наконец, перестанут выяснять между собой весьма бурные отношения и, обратя на них внимание, позволят им продолжить путь на шлюпочную палубу, куда они и шли под руку друг с другом. Их ожидание продлилось не долго. И вот Их Королевские Величества, наконец, почувствовав то, что они находятся в коридоре не одни, одарили парочку искренней доброжелательной улыбкой и плавным кивком головы, позволили им незамедлительно приблизиться и почтительно поздороваться. --Как ты себя чувствуешь, голубушка?—проявляя неподдельное беспокойство о здоровье горячо любимой внучки, доброжелательно ей улыбаясь, поинтересовалась у неё вдовствующая Королева Александра, что заставило возлюбленную пару изумлённо переглянуться между собой, не доверяя ни одному её любезному слову, что оказалось, вполне себе естественно и понятно, но, сохраняя искреннее почтение перед Королевскими особами, юная Великая княжна сдержано вздохнула: --Я вместе с моим сыночком чувствуем себя, вполне себе нормально для того, чтобы принять участие в шлюпочных учениях, многоуважаемая бабушка. Только вдовствующая Королева вместе со своим самодержавным сыном считали иначе, с чем Британский Король Георг и обратился к капитану «Титаника», отведя того немного в сторонку, но так, чтобы находиться в досягаемости, встревожившейся не на шутку, Великой княжны Ольги фёдоровны, с которой, в данную минуту, о чём-то тихо беседовала вдовствующая Королева. --Капитан, вы же прекрасно понимаете, что моей дочери, носящей под сердцем вашего сына, ни в коем случае нельзя принимать участие в шлюпочных учениях. Это может навредить им обоим, поэтому позаботьтесь пожалуйста о том, чтобы моя дочь находилась возле вас и ни в коем случае не участвовала в нашем всеобщем развлечении. Конечно, капитан всё понимал, да и ему самому было больше по душе, чтобы его дражайшая возлюбленная находилась возле него на палубе во время шлюпочных учений, благодаря чему, измождённо вздохнул, заверяя британского монарха: --За меня можете не беспокоиться, Ваше Королевское Величество. С моей стороны, я постараюсь приложить все усилия для того, чтобы Её Императорское Высочество осталась рядом со мной, но вот, что Вы станете делать с тем, если Ваши Российские племянники захотят того, чтобы наша многоуважаемая Ольга Фёдоровна отправилась кататься вместе с ними на шлюпке.—с чем Георг, просто не мог ни согласиться, да и к тому же долго удерживать возле себя главного офицера их общего шикарного лайнера, тоже. --Возвращайтесь к моей дочери, капитан, а то она уже нервничает. Ей это вредно в её, весьма деликатном положении.—отпуская, вразумительно проговорил Король. Почтенный капитан понял Его и, почтительно откланявшись ему, незамедлительно присоединился к очаровательной юной возлюбленной. Они обменялись несколькими любезными фразами, после чего под руку и сопровождаемые Королевской семьёй отправились на шлюпочную палубу. И вот пара уже находилась на шлюпочной палубе, где их мгновенно окружила Российская Императорская Семья вместе с придворными и делегацией из министерства, возглавляемые Исмеем, Эндрюсом с лордом Пирри, готовые в любую минуту приступить к проведению шлюпочных учений, о чём уже воодушевлённо беседовали Императорские и Королевские дети, не обращающие никакого внимания на вразумительные уговоры родителей, отчаянно пытающихся их, хоть немного урезонить, что было хорошо понятно офицерам шикарного «Титаника», благодаря чему, все вопросительно уставились на своего дражайшего капитана. Он понял их всех и незамедлительно отдал распоряжение вахтенным офицерам с матросами: --Остановить корабль и приготовить шлюпки к спуску на воду! Те всё поняли и перешли к выполнению распоряжения высокопоставленного начальства, а именно своего дражайшего капитана, который внимательно проследил за их действиями, оставаясь полностью сконцентрированным на плане испытательных работ на сегодня, автоматически делая пометки в блокноте обо всех недочётах с недоработками, как и, находящийся здесь же в управленческой рубке, Томас Эндрюс, в чём им совершенно не мешала Великая княжна Ольга Фёдоровна, которую, любезно улыбаясь офицерам с администраторами лайнера, отвёл в сторонку Российский Император Николай Александрович Романов. --А вот теперь, скажи мне правду, Ольга, ведь вся эта умелая ложь нашего многоуважаемого капитана о том, что тебе вчера внезапно стало нехорошо, и ты отлёживалась в его просторных уютных апартаментах для того, чтобы нас всех не беспокоить была придумана вами для того, чтобы выгородить дражайшую жёнушку моего двоюродного британского брата Короля Георга, которая вчера жестоко избила тебя? Говори мне правду и не щади меня! Знаю, что ты совсем не умеешь лгать.—пристально всматриваясь в, уже постепенно заживающее, хорошенькое личико дражайшей племянницы, допытывался у неё Российский Император, из-за чего юная девушка понимающе тяжело вздохнула и откровенно произнесла: --А что толку сейчас говорить о последствиях ссоры меня с моей мачехой?! Что случилось, то уже быльём поросло, дядя Ники. Я с моим ребёночком живы и здоровы. Синяки на моём лице постепенно заживают, благодаря мазям и настойкам судовой медсестры Виолетты Джессоп. Между ними воцарилось долгое, очень мрачное молчание, во время которого они даже не заметили того, как «Титаник» остановился очень плавно, а офицеры с матросами начали крайне вежливо приглашать всех на посадку по шлюпкам, что проходило весело и непринуждённо. --Оленька, ты с нами идёшь кататься, или предпочитаешь остаться на палубе?—снова став самой любезностью с доброжелательностью, участливо поинтересовался у горячо любимой племянницы Российский Император в тот самый момент, когда к ним мягкой уверенной походкой приблизился их капитан, понимающе вздохнувший и мудро проговоривший: --Вы уж великодушно простите меня за то, что вынужден вмешаться в Ваш душевный разговор, Государь, только для Её Императорского Высочества будет лучше остаться под моим личным присмотром на палубе. Конечно, Николай понял искреннее беспокойство почтенного собеседника о безопасности своего с Великой княжной будущего малыша, из-за чего одобрительно кивнул и заключил: --Вы абсолютно правы, капитан. Моя дражайшая племянница остаётся под вашим заботливым присмотром.—и, не говоря больше ни единого слова, решительно шагнул в шлюпку, где Его уже терпеливо ожидали обе венценосные семьи с придворными и делегацией, удобно разместившимися на деревянных сидениях, что позволило матросам под командованием первого помощника Уильяма Мэрдока, незамедлительно приступить к аккуратному плавному спуску шлюпки на воду, для чего им потребовалось всего, буквально несколько минут. Когда же шлюпка со своими высокопоставленными и высокородными пассажирами, наконец, достигла, тронутой лишь лёгкой, практически незаметной, рябью глади Ирландского моря, она медленно отошла от шикарного корабля, намереваясь обойти вокруг него пару-тройку раз.