ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ КАПИТАНА "ТИТАНИКА".

Как говорится: «В приятной компании и за увлекательным занятием—время летит незаметно». И вот, когда за пределами шикарного лайнера «Титаник» над портовым городом Саутгемпто сгустились сумерки, и стало темно, находящиеся на борту лайнера люди постепенно завершили свои дела на сегодня и расходились по домам. Только этого совсем нельзя было сказать про капитана Эдварда Смита с его очаровательной юной возлюбленной, решившими задержаться на лайнере до утра, предварительно отправив Императорское семейство в особняк к герцогской чете Джэфферсонов. И вот, оставшись, наконец, наедине друг с другом и вальяжно восседая в мягких кожаных тёмно-зелёных креслах в просторном светлом конференц-зале, который был выполнен в классическом деловом ангийском стиле из красного дерева с витражами на арочных окнах с бархатными малахитовыми шторами, закрывающими пару от постороннего взгляда, не говоря уже про, встроенный в одну из стен, электрический камин, отделанный мозаикой, который согревал просторный зал приятным теплом, капитан Смит внезапно встал с кресла и, мягко подойдя к лакированной двери, вывесил снаружи табличку с надписью «не беспокоить», и лишь только после этого закрыл дверь на ключ, но уже внутри, хорошо ощущая на себе заворожённый взгляд дражайшей юной возлюбленной, продолжающей сидеть в кресле, погрузившись в глубокую задумчивость, прекрасно понимая то, к чему постепенно близится завершение этого дня, по крайней мере для них обоих, от порочных мыслей о чём, хорошенькое лицо юной девушки залилось, вполне себе ожидаемым, румянцем смущения, собственно, как и её разгорячённое сердце, которое учащённо забилось в соблазнительной упругой пышной груди, невольно приведя это к тому, что Ольге внезапно стало невыносимо жарко, благодаря чему, она плавно и медленно расстегнув бриллиантовые пуговицы на парчовом жакете и на белоснежной шёлковой блузке, но, а затем сняла их, оставшись в корсете и в парчовой юбке-полуколокол, под которыми были надеты ещё льняная сорочка с панталонами и капроновые белоснежные чулки с гипюровой оборкой. --Что-то здесь стало слишком жарко.—кокетливо надув чувственные пухлые алые губки, призывно вздохнула юная девушка, удобно устроившись на, обитой изумрудным сукном, ровной поверхности стола и, решительно распуская шикарные густые золотистые вьющиеся волосы, которые мягкими блестящими шелковистыми каскадными волнами обрушились по изящным обнажённым плечам, стройной, как ствол молодой сосны, спине и к тонкой талии, невольно приведя это к тому, что своими действиями со словами юная девушка привлекла к себе внимание горячо любимого мужчины, заворожено принявшегося смотреть на неё, не зная того, что и сказать ей, ведь Ольга выглядела на столько желанной и обворожительной, что капитан Смит даже растерялся, не говоря уже о том, что смутился. --Ну, если наш вечер уже постепенно перестаёт быть томным, а превращается в беспощадную пустыню в полуденный зной, обещая быть, очень жарким на головокружительные чувства—согласен.—постепенно собравшись с мыслями и плавно подойдя к возлюбленной, добродушно отшутился капитан Смит, с огромной заботой и с нежностью заключая избранницу в объятия, что позволило ей инстинктивно обвить его мужественную мускулистую шею изящными руками и самозабвенно воссоединиться с возлюбленным в долгом, очень пламенном поцелуе, которому, казалось, так и не наступит конца никогда. Только это было далеко не так, ведь, в эту самую минуту, его нехотя прервал сам капитан Смит, но лишь для того, чтобы добровольно утонуть в ласковой бездне голубых глаз дражайшей возлюбленной, излучаемых огромное обожание с головокружительной неистовой страстью, которую он мог утолить одним лишь доступным им обоим способом. --Ну, тогда не будем терять время и начнём любить друг друга до самого рассвета, милый Эдвард!—томно выдохнула возлюбленному в самые губы юная девушка, вновь воссоединяясь с ним в долгом, очень пламенном поцелуе, от которого у обоих любовников уже голова шла кругом, и учащённо билось в груди сердце, хотя возлюбленная пара держаться, очень стойко, не говоря уже о том, что достойно. --Думаю над тем, раз уж нам не избежать жаркой ночи, полной огромной пламенной любви, то разумнее перейти в мою каюту, где нам будет намного удобнее и спокойнее, Ольга.—заботливо надевая на изящные плечи дражайшей возлюбленной её блузку с жакетом, разумно проговорил капитан Смит, с чем очаровательная юная девушка, пусть и немного поразмыслив, полностью согласилась с, вполне себе благоразумными доводами дражайшего возлюбленного и, не говоря больше ни единого слова, ловко застегнула пуговицы на блузке с жакетом и, плавно спустившись со стола, предназначенного для очень важных переговоров, разумеется, ни без заботливой помощи капитана Смита, галантно взявшего её себе под руку и, наконец, покинувшего вместе с ней конференц-зал. И вот, оказавшись, наконец, в белоснежном корабельном коридоре, мягко освещаемом энергосберегающими лампами, которые имели форму таблеток и были прикреплены к высокому потолку, украшенному гипсовой лепниной, что придавало служебному коридору лёгкость вместе с воздушностью, на стенах которого были ещё и позолоченные бра с лампочками в виде пламени свечей, возлюбленная пара капитан Эдвард Смит с Великой княжной Ольгой Фёдоровной Романовой направились к выходу на шлюпочную палубу, не обращая никакого внимания на, расстеленную по лакированному паркету, красную ковровую дорожку с приятным длинным ворсом, напоминающим свежую весеннюю луговую травку, а всё из-за того, что были увлечены приятной беззаботной душевной беседой друг с другом, что сопровождалось лёгкими шутками и весёлым смехом. Возлюбленных успокаивало лишь то, что, кроме них на шикарном лайнере оставались ещё весь офицерский и матросский составы, отважно охраняющие порядок вместе с покоем и надёжно защищающие лайнер от проникновения на него посторонних и крайне нежелательных физических лиц, которые могли легко устроить какую-либо диверсию с вандализмом, учитывая, весьма опасные для Объединённого Королевства Великобритания революционные настроения и постоянные забастовки угольщиков в порту, не говоря уже про стачки рабочих с работодателями и представителями власти, отчаянно пытающихся урезонить бунтующие массы. Конечно, весьма неустойчивая политическая ситуация, царящая в обеих Империях, просто не могла оставить равнодушными возлюбленную пару, невольно приведя это к тому, что они внезапно остановились друг на против друга на шлюпочной палубе, практически у самого металлического ограждения и, не обращая никакого внимания на, заботливо окутавшую их, подобно парчовому покрывалу, приятную вечернюю прохладу, заговорили с чрезвычайной серьёзностью: --Что, же это такое творится со всеми людьми?! Почему никто из них не может жить в мире и в согласии?! Зачем устраивать все эти беспощадные войны с революциями?! Такое чувство, словно в людей вселились бесы, лишившие их здравого смысла с инстинктом самосохранения!—со стоном невыносимого душевного отчаяния воскликнула юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, из ясных глаз которой по румяным бархатистым щекам потекли горькие слёзы, перед чем не смог устоять капитан Эдвард Смит, из мужественной мускулистой груди которого вырвался понимающий печальный вздох: --Вот только, как бы нам ни было больно, но всё равно приходится признаваться себе в том, что все эти беспощадные кровопролитные войны с революциями являются мощными рычагами в развитии и усовершенствовании любого Государства!—что прозвучало с, вполне себе явным оттенком лёгкой иронии с горьким сожалением, во время чего почтенный морской гражданский офицер с огромной нежностью принялся поглаживать юную возлюбленную по румяным бархатистым щекам, смутно надеясь на то, чтобы хоть немного взбодрить её, но и, прекрасно понимая то, что Ольга говорит так из-за невыносимого страха за безопасность с благополучием своих обеих монарших семей, невольно приведя это к тому, что юная девушка инстинктивно закрыла глаза и, вновь измождено вздохнула: --Вот только, во что всё это выльется, даже подумать страшно! Именно, в эту самую минуту, к ним и подошли гувернёр Престолонаследника Алексея Николаевича молодой и весьма привлекательный темноволосый француз Пьер Жильяр с фрейлиной Великой княжны Ольги Фёдоровны Юлии Волынской, нёсшей в руках горностаевую накидку своей венценосной хозяйки, благодаря чему, мужчины обменялись приветственными рукопожатиями и беззаботной беседой, что позволило молоденьким девицам отойти немного в сторонку, а вернее к самому ограждению, но, при этом оставаясь в зрительной досягаемости у мужчин. --Ваше Императорское Высочество, Вы забыли надеть свою меховую накидку, хотя и уже стало немного прохладно.—быстро проговорила Юлия Волынская заботливо надевая меховую накидку на изящные плечи Великой княжны Ольги Фёдоровны, за что удосужилась от неё благодарной искренней улыбки со словами: --Спасибо, Юленька! Можешь возвращаться в одну из кают императорских апартаментов и ложиться спать. Я не приду сегодня уже, так как эту ночь проведу в жарких объятиях нашего глубокоуважаемого капитана.—благодаря чему, залившаяся румянцем смущения, юная фрейлина всё поняла и, сделав грациозный почтительный реверанс, ушла, провожаемая благодарственным взглядом Великой княжны Ольги Фёдоровны. Но, а, чуть позже, когда капитан Эдвард Смит, наконец, радушно распрощался со своим, весьма приятным собеседником, который благополучно вернулся к своему Государю в особняк герцогской четы Джэфферсонов, возлюбленная пара, наконец-то, прошла в просторные капитанские апартаменты и, закрыв за собой дверь на ключ, смогли вздохнуть с огромным облегчением, а всё из-за того, что, теперь им никто не помешает самозабвенно отдаться на волю бурному течению головокружительных чувств. И вот, сразу после того, как возлюбленная пара приняла совместную ванну с приятной тёплой водой, где они с неистовой головокружительной страстью занимались любовью, самозабвенно услаждая друг друга пламенными ласками с жаркими поцелуями, возлюбленная пара, облачившись в одежду для предстоящего сна и полностью собравшись с мыслями, вальяжно восседала в мягких креслах просторной светлой спальни и за чашкой чая, заваренного из, восстанавливающих силы, целебных трав, вела душевный разговор друг с другом, не обращая никакого внимания на мягкое освещение серебристых настенных бра с лёгким медным мерцанием электрического камина, выполненного из серого мрамора, хорошо ощущая под ногами приятную мягкость тёмного зелёного кавролина с длинным ворсом, с огромным искренним обожанием смотря друг на друга. --Ну и о чём, же, конечно, если это не секрет, мой милый Эдвард, с вами беседовал гувернёр Его Императорского Высочества Наследника Российского Престола Цесаревича Алексея Николаевича месье Пьер Жильяр?—не в силах скрыть, снедаемое её всю, любопытства, участливо спросила у дражайшего возлюбленного Ольга Фёдоровна, сделав небольшой глоток травяного чая из фарфоровой белоснежной чашки с эмблемой пароходной компании «Белая звезда», что вместе с блюдцем бережно держала в изящных руках. --Почему, же секрет?! Ольга, Вы же прекрасно знаете о том, что у меня от Вас нет никаких секретов. С месье Жильяром мы побеседовали о том, что неплохо будет устроить для Их Императорских Высочеств небольшие каникулы, хотя бы на протяжении нашего дебютного вояжа, так как месье Жильяру необходимо отправиться к своим родственникам во Франции, поэтому он срйдёт на берег в Шербуре. Государь уже дал на это Высочайшее добро.—непринуждённым тоном и, одарив дражайшую возлюбленную доброжелательной улыбкой, легкомысленно светским тоном объяснил ей капитан Смит, тоже попивая чай, но уже из своей чашки, что вместе с блюдцем держал в сильных мужественных руках. --Понятно!—как-то отстранённо заключила очаровательная юная Великая княжна Ольга Фёдоровна и, не говоря больше ни единого слова, грациозно поставила чашку на небольшой журнальный стол и, уверенно встав с кресла, направилась к постели для того, чтобы расправить её, провожаемая заворожённым взглядом горячо любимого мужчины, уже успевшего сделать для себя порочный вывод о том, что ему не избежать продолжения их приятного общения, начатого ими в ванной-комнате несколько минут тому назад, из-за чего мужчину, аж бросило в явное смущение, из-за чего в мускулистой мужественной груди учащённо забилось трепетное сердце, благодаря чему, капитан Смит не торопясь допил свой травяной чай и, тоже аккуратно поставив чашку на стол, плавно встал с кресла и уверенно подошёл к дражайшей возлюбленной, продолжая с огромной нежностью смотреть на неё, чем и привлёк к себе внимание очаровательной юной избранницы, заставив её с плавной грациозностью завершить своё занятие и, выпрямившись, медленно обернуться и, не произнося ни единого слова, с взаимным огромным обожанием, заворожено в его мужественное, весьма привлекательное лицо, хорошо ощущая то, как бешено колотится в соблазнительной упругой пышной груди пламенное любящее сердце. --Раз, уж мы находимся на корабле, то в пять утра вставать не надо. Можно позволить себе поспать на пару часов подольше.—бесстрастно заключил капитан Эдвард Смит, ласково поглаживая возлюбленную по румяным бархатистым щекам, чем вызвал у неё добродушную ироничную усмешку: --Уж это точно!—с которой юная девушка инстинктивно закрыла глаза, что позволило её дражайшему возлюбленному плавно склониться к чувственным пухлым губам избранницы и, крайне бережно завладев ими, принялся решительно целовать Ольгу, уверенно разоблачая её от приятного шёлка светлой сорочки, отороченной гипюром, вместе с кружевным пеньюаром, которые медленно заскользили по стройному девичьему телу с пышными упругими формами к ногам, словно образовывая небольшое воздушное светлое облако и оставляя девушку абсолютно голой, что её совершенно не смущало, а наоборот, лишь раскрепощало, обдавая приятной прохладой, вносящей в мысли очаровательной юной девушки ясность, что продлилось ровно до тех пор, пока капитан Эдвард Смит ни, подхватив возлюбленную на руки, подобно невесомой пушинке, крайне бережно ни уложил на свою постель, продолжая крепко обнимать и с неистовым пылом целовать и ласкать её, нависая над девушкой, подобно тени от несокрушимой скалы, невольно приведя это к тому, что за своими головокружительными и бурными, как горная река, чувствами, возлюбленная пара совершенно не заметила того, как воссоединилась друг с другом в трепетном любовном акте, накрывшему их так, словно ласковая тёплая волна, озорно набежавшая на берег и легонько схлынувшая обратно в море, оставляя после себя приятное послевкусие, во время которого, приятно измождённая головокружительными любовными утехами, возлюбленная пара забылась крепким, восстанавливающим силы, сном, заботливо и с огромной нежностью обнимая друг друга под тёплым одеялом. Но, а с первыми лучами яркого апрельского солнца, окрасившего всё вокруг ослепительным золотисто-медным блеском, когда почтенный капитан Эдвард Смит уже успел привести в благопристойный вид с облачением, теперь стоял перед зеркалом и застёгивал золотые пуговицы тёмного синего, практически чёрного, словно ночь, жилета, погружённый в глубокую мрачную задумчивость о том, что ему сегодня предстоит провести построение с новобранцами-матросами и закрепить их за своими старшими офицерами, но, а потом провести подробный инструктаж уже с каждым из наставников, благодаря чему, совершенно не заметил того, как его обворожительная юная возлюбленная уже полностью проснулась и теперь, обмотав вокруг своего стройного нагого тела шёлковую простыню, с огромным обожанием и с чувственной улыбкой, озаряющей её, подобное луне, красивое лицо, посматривала на дражайшего возлюбленного, хорошо ощущая то, как алеют смущением её бархатистые щёки, что продлилось ровно до тех пор, пока до почтенного капитана Эдварда Смита ни донеслись душевные слова его дражайшей очаровательной юной возлюбленной, полные откровенной горькой иронии с презрением: --Единственные люди, кого я бы искренне не желала бы видеть в эти, оставшиеся до отправления в дебютный вояж «Титаника», дни—мои британские венценосные родственнички.—невольно приведя это к тому, что капитан Смит с искренним пониманием простодушно усмехнулся: --Мне хорошо понятны твои чувства, Ольга, ведь мы с тобой от них натерпелись достаточно зла!—что оказалось настолько заразительным, перед чем юная девушка не устояла и поддержала дражайшего возлюбленного добродушным звонким смехом, во время которого капитан Смит застегнул последнюю пуговицу и, мягко приблизившись к своей постели, остановился напротив очаровательной любимой девушки и, добровольно утопая в её голубых глазах, с ласковой улыбкой принялся поглаживать избранницу по румяным бархатистым щекам, хорошо ощущая то, как она вся трепещет от, переполнявшей её, огромной нежности и безграничной любви, невольно приведя это к тому, что очаровательная юная девушка инстинктивно закрыла глаза и печально вздохнула: --Всё не может быть так хорошо, как сейчас, Эдвард, да и у меня такое чувство, словно сегодня жестокая судьба разлучит нас, и мы… Юная Великая княжна Ольга Фёдоровна не договорила из-за того, что это ей не позволил сделать сам капитан Смит тем, что решительно накрыл её чувственные и сладкие, как спелая земляника, губы своими мягкими мужественными губами и с неистовым пылом принялся целовать возлюбленную, вызывая в девушке приятный трепет вместе с лёгким головокружением, благодаря чему, Ольга инстинктивно обвила шею дражайшего возлюбленного изящными руками, добровольно растворяясь вместе с ним в их огромной, словно бескрайний океан, любви, что продлилось ровно до тех пор, пока до неё ни донёсся его решительные, полные искренней воинственности, тихие слова: --Ничего не бойся, любовь моя, ибо нас никому и ничему не удастся разлучить!—произнесённые почтенным капитаном Смитом в перерыве между их головокружительными поцелуями Вот только дурное предчувствие не подвело очаровательную юную девушку, ведь немного позднее, когда возлюбленная пара уже полностью привела себя в благопристойный и респектабельный вид и под руку друг с другом вышла на шлюпочную палубу, мило и беззаботно о чём-то беседуя, что сопровождалось весёлым звонким смехом, но это продлилось лишь до тех пор, пока они не заметили, уверенно идущего к ним на встречу, короля Георга 5-го, сопровождаемого надёжной охраной, который был настроен, очень враждебно по отношению к возлюбленной паре, что подтверждала его коварная, не говоря уже о том, что хищническая, вернее даже загадочная улыбка, не сулящая для пары ничем хорошим, благодаря чему, они даже настороженно переглянулись между собой и хором, чуть слышно и с невыносимой душевной усталостью выдохнули: --Ну, вот! Сейчас опять начнуться нравоучения! Так и получилось, ведь, в эту самую минуту, уверенно подошедший к ним, король Георг 5 с наигранной доброжелательной улыбкой обратился к главному офицеру шикарного лайнера «Титаник» елейным тоном, усыпляющим бдительность: --Капитан Смит, мне необходимо с вами поговорить. Это очень важно, поэтому, давайте отойдём в сторонку.—и, позволяя оппоненту опомниться, решительно взял его под локоток и, отведя к шезлонгам, тоном не терпящим никаких возражений, воинственно заговорил с ним, не обращая никакого внимания на, стоявшую в огромном ошеломлении возле металлического ограждения, напряжённую до предела, Великую княжну Ольгу Фёдоровну, от пристального внимания которой ни укрылось то, как доброе лицо её дражайшего возлюбленного капитана Эдварда Смита, поначалу выражало искреннюю доброжелательность с любезностью, внезапно приобрело необычайную ошеломлённость, затем отважную воинственность, но, а, в итоге невыносимую потерянность с отчаянной обречённостью, что пришлось британскому королю Георгу 5-му, очень даже по душе, иначе он бы, чувствуя себя полноправным победителем, ни заключил с прежним предостережением.—Всё правильно, капитан! Оставайтесь и прежде благоразумным, но запомните одно; если вздумаете приблизиться к моей русской монаршей семье, то отправитесь, вовсе не в дебютное путешествие «Титаника», а прямиком в застенки Тауэра, где непременно присоединитесь к, блуждающим в его коридорах и залах, вот уже на протяжении многих веков, безмолвным призракам! Поверьте, мои люди об этом позаботятся. Последние слова Георг 5 произнёс так, что их даже услышала сама юная девушка, хорошо ощутившая то, как твёрдая почва у неё из-под ног внезапно ушла, а в ясных глазах всё поплыло из-за, застлавшей их плотной пелены горьких слёз, благодаря чему, она сама того не заметила, как под действием минутного яркого эмоционального импульса и под ошарашенные взгляды британского короля и своего дражайшего возлюбленного, успевшего с невыносимым отчаянием прошептать: --Ольга, прошу вас, не надо! Что вы делаете!—юная девушка решительно взобралась на металлическую плоскую перекладину ограждения и, сложив руки на соблазнительной упругой пышной груди, как для молитвы, закрыла глаза и уже приготовилась к падению в ласковые спокойные воды Саутгемптонского пролива, но ей этого не позволил сделать, вовремя опомнившийся, кто-то из охранников британского короля, который стремительно подошёл к юной девушке и, крепко схватив за стройный стан, решительно стащил с ограждения, благодаря чему, между молодыми людьми возникла, весьма эмоциональная словесная дуэль, в ходе которой Великая княжна вырвалась из сильных рук охранника и, дав ему звонкую пощёчину, лишилась чувств, вызванным невыносимым душевным и эмоциональным измождением, повиснув на, потрясённом до крайности, охраннике. Особняк герцогской четы Джэфферсонов. Поздний вечер. Только за всё это время, как бы личная целительница герцогской четы Джэфферсонов Гвендолин—белокурая двадцатилетняя красавица с изумрудными глазами ни пыталась привести несчастную семнадцатилетнюю Великую княжну Ольгу Фёдоровну в чувства, которая уже несколько часов, как находилась в своей комнате и лежала в постели, у неё ничего не получалось, хотя Гвендолин ни на шаг не отходила от венценосной пациентки, по-прежнему пребывающей в бреду, во время которого с невыносимым отчаянием и с болью в слабом, едва уловимом слухом, голосе, звала своего дражайшего возлюбленного, невольно приведя это к тому, что Гвендолин не выдержала и, выйдя в коридор, где находилась вся семья юной Великой княжны вместе с капитаном Смитом, которого по собственной инициативе привёз Российский Император Николай Второй, не обращая никакого внимания на категорические протесты своего британского кузена Джарджи, то есть короля Георга 5-го, возмущённо бросившего лишь одно, пару часов тому назад, да и то в сердцах: --Ники, это уже не любовь, а самая, что ни на есть одержимость! Мою неразумную дочь принцессу Ореолу пора уже отправить в лечебницу для душевно больных, а не возиться с ней так, как мы это делаем!—но, а сейчас, стоявшего в стороне от всех и враждебно переглядывающегося с русским кузеном, совершенно не испытывая никаких угрызений совести от того, что своими угрозами довёл внебрачную дочь до столь плачевного состояния, но, внимательно проследив за тем, как белокурая целительница уверенно подошла к, отрешённо стоявшему всё это время возле окна и смотрящему на вечерний сад, капитану Смиту, который до сих пор не понимал одного, для чего Российский Император притащил его сюда, сказав ему лишь одно: --Её Императорское Высочество зовёт вас, капитан.—благодаря чему, тот всё понял и решительно прошёл вместе с Гвендолин в комнату к несчастной юной возлюбленной. И вот, оказавшись, наконец, внутри её просторной светлой комнаты, почтенный капитан Эдвард Смит терпеливо дождался момента, когда за его спиной фрейлины-охраницы закрыли светлые дубовые створки широкой двери, и лишь только после этого направился к постели дражайшей возлюбленной, чувствуя себя по-прежнему, крайне скованно и неуверенно после, весьма неприятного разговора с Его Королевским Величеством, благодаря чему, ощущал себя самым, что ни на есть, телком, приведённым Российским Императором сюда, пусть и из благородных побуждений, но всё равно на заклание. --Капитан, с вами всё хорошо?—обеспокоенно спросила у него Гвендолин, заметившая его, весьма подавленное состояние вместе с глубокой отрешённостью, причина которой была ей, хорошо известна из-за дара прорицательницы, в связи с чем, она доброжелательно ему улыбнулась и заверила.—Не бойтесь! Его Королевское Величество ничего плохого вам не сделает. Он с виду суров, но в душе, горячо любит всех своих детей. Постепенно он смирится с вами, ведь вас горячо и трепетно любит Его сама любимая дочь, то есть Её Королевское и Императорское Высочество Принцесса Ореола, то есть Великая княжна Ольга Фёдоровна, да и от судьбы не уйти, а вам суждено пордниться с обеими монаршими семьями. Только будьте предельно внимательны и крайне осторожны четырнадцатого и пятнадцатого числа текущего месяца, так как в эти дни я вижу смертельную опасность для всего корабля и всех, находящихся на его борту, людей, в том числе и для вас. Этими подбадривающими словами она невольно привела к тому, что их пристальные взгляды мгновенно встретились и надолго задержались друг на друге, но это продлилось ровно до тех пор, пока капитан Смит внезапно и с огромным негодованием ни спросил, сохраняя, пусть и напускную, но доброжелательность: --О, милостивый Господь, сбереги мой разум! Спасибо, конечно за утешение, только я не понимаю одного, что за смертельная опасность ждёт всех нас четырнадцатого и пятнадцатого апреля? Кто, или что может принести нам всем смерть? Белокурая собеседница прекрасно поняла его и, ничего от него не скрывая, с печальным вздохом пояснила: --Смерть идёт от, весьма сложных погодных условий и особенно от барона Джона Браэртона.—невольно приведя это к тому, что между ними воцарилось долгое, очень мрачное молчание, во время которого капитан Смит одобрительно кивнул, глубоко погружённый в мрачную задумчивость о жутком предостережении белокурой прорицательницы, совершенно забыв про угрозы короля Георга 5-го, ведь теперь мужчину занимали мысли о том, как ему провести вояж предельно безопасно и с наименьшими потерями, благодаря чему, совершенно не заметил того, как Гвендолин оставила его в гордом одиночестве и, решительно подойдя к, уже полностью пришедшей в себя, венценосной пациентке, которая уже вальяжно сидела на постели, облокотившись изящной стройной спиной о мягкие подушки, с невыносимым беспокойством посматривала на дражайшего возлюбленного, выглядевшего, по её мнению, весьма отрешённым, не говоря уже о том, что каким-то напряжённым и чрезмерно встревоженным. --Гвендолин, что ты такого наговорила нашему капитану, раз бедняга сейчас выглядит каким-то, уж слишком отрешённым и встревоженным?—испытывая невыносимое беспокойство за душевное равновесие с благополучием, обличительно поспешила выяснить у семейной прорицательницы юная Великая княжна, плавно спустив стройные ноги в перламутровых туфлях-балетках на дорогой персидский ковёр и, одновременно расправляя складки на белоснежной парчовой юбке-колокол роскошного платья с золотым узором и атласными вставками с гипюром, в котором юная девушка присутствовала сегодня на построении и прочих мероприятиях на «Титанике», пока ни стала невольной свидетельницей, крайне неприятного разговора, состоявшегося между её возлюбленным и британским королём, что оказалось, хорошо понятно Гвендолин, которая тяжело вздохнула и небрежно отмахнулась: --Всего лишь назвала нашему глубоко уважаемому капитану те числа, в которые ему необходимо проявить всё своё многолетнее мастерство с предельной бдительностью и осторожностью, Ваше Императорское Высочество!—невольно приведя это к тому, что её, всегда предусмотрительная справедливая и добросердечная венценосная собеседница одобрительно кивнула и подала ей повелительный знак о том, что Гвендолин может быть свободна, благодаря чему та всё поняла и, сделав почтительный реверанс, ушла. И вот, наконец-то, возлюбленная пара осталась, совершенно одна, благодаря чему, они могли свободно поговорить друг с другом по душам, из-за чего, постепенно справившийся со всеми опасениями и с сомнениями, капитан Смит уверенно подошёл к постели, где на парчовом покрывале по-прежнему сидела его очаровательная юная возлюбленная и, осторожно сев рядом с ней, что позволило Ольге легонько сжать его мужественные руки в своих изящных женственных руках и, внимательно всмотревшись в, полные невыносимой глубокой мрачной задумчивости, светлые глаза дражайшего возлюбленного, произнести с оттенком нескрываемого презрения: --Представляю себе то, что сейчас говорит обо мне венценосный папочка! Он, наверняка называет меня, одержимой любовью к тебе, истеричкой, которая при малейшей трудности бежит «накладывать на себя руки», что, катастрофически ненормально и устраняется лишь ссылкой в лечебницу для душевных больных, не в силах признаться себе в том, что именно он причастен ко всем нашим с тобой бедам, Эдвард, как это случилось сегодня днём на борту «Титаника», когда «папочка» в открытую угрожает тебе заточением в Тауэр с жестокой расправой. Он, просто не оставил мне никакого другого выхода, кроме, как перевести внимание на меся для того, чтобы дать тебе передышку в словестной дуэли с Его Королевским Величеством.—чем мгновенно вывела собеседника из глубокой мрачной задумчивости, благодаря чему, он постепенно собрался с мыслями и настоятельно попросил: --Это, конечно, всё хорошо, но в следующий раз, лучше поставь меня в известность перед новой импровизацией, Ольга, а то у меня сегодня, едва ни случился сердечный приступ в тот самый момент, когда ты взобралась на перекладину ограждения.—невольно приведя это к тому, что хорошенькое лицо дражайшей возлюбленной залилось румянцем лёгкого, но заметного смущения, благодаря чему, она застенчиво потупила взор и с застенчивой улыбкой, чуть слышно выдохнула: --Прости, ведь всё получилось как-то само по себе!—что получилось на столько невинно и очаровательно, перед чем капитан Эдвард Смит не смог устоять и, вновь измождено вздохнув, откровенно поделился с дражайшей возлюбленной душевным откровением: --Господь Бог мне свидетель в том, что у меня и в мыслях нет того, чтобы жаловаться, либо говорить напраслину, только ты должна знать о том, что Его Королевское Величество неспроста пригрозил мне жестокой расправой, Ольга. Он каким-то образом выяснил то, что по дороге из России в Саутгемптон между тобой и Государем Императором, якобы возникла близость, плод которой, теперь находится под твоим сердцем.—невольно приведя это к тому, что, покрасневшая от, переполняющего её всю, праведного гнева, юная девушка не смогла себя сдерживать и яростно выпалила с нескрываемым негодованием и с возмущением: --Да, как он смеет говорить такую чушь?! За кого Его Величество меня принимает?! За даму полусвета?! Содержанку?! Я, вовсе не такая! Да и между мною с Государем ничего не было, и быть не может, так как он изначально относится ко мне, как к дочери, прекрасно зная то, как трепетно и нежно я люблю тебя, Эдвард! Я верна тебе, да и ребёнок, которого я ношу под сердцем—твой!—что, хотя и немного успокоило капитана Смита, вернув ему былую уверенность в себе, но понимание того, что сейчас в коридоре находятся обе монаршие семьи, с нетерпением ожидающие его к ним возвращения с любыми известиями о состоянии здоровья Великой княжны Ольги Фёдоровны, вовремя спохватился и с отрешёнными словами, наполненными невыносимой душевной тоски: --Мне пора вернуться на корабль.—уже собрался было встать и уйти прочь, но это ему не позволила сделать сама Ольга тем, что крепко схватила его за руку, благодаря чему, их взгляды мгновенно встретились и надолго задержались, что позволило очаровательной юной девушке обратиться к дражайшему возлюбленному с вразумительными словами: --Останься, Эдвард! Да и, куда ты пойдёшь в столь поздний час?! Даже, если тебе и удасться, сейчас спуститься в гостиную, где, скорее всего, уже находятся обе монаршие семьи, за исключением детей, которые уже, наверное, во всю спят, тебя, просто не выпустят из особняка и заставят вернуться ко мне так, что лучше прислушайся к инстинкту самосохранения и ложись спать.—что подействовало на капитана Смита убеждающее, благодаря чему, он ненадолго призадумался и, сочтя слова дражайшей возлюбленной, вполне себе благоразумными, крайне бережно повесил свою офицерскую форму на плечики в шкаф и, переодевшись в однотонную светлую пижаму свободного покроя, вернулся к возлюбленной в постель и, крайне бережно заключив её в объятия, попытался уже было забыться крепким, восстанавливающим душевные и физические силы, сном, который уже начал одолевать, как, в эту самую минуту, услышал тихий, но такой волнующий и будоражащий, не говоря уже о том, что заставивший его всего затрепетать, шёпот дражайшей возлюбленной над своим ухом: --Спокойной ночи, Эдвард!—благодаря чему, он судорожно сглотнул, но, собравшись постепенно с мыслями, чуть слышно выдохнул в ответ: -- И вам, Ольга, я, тоже искренне желаю доброй ночи!—невольно приведя это к тому, что между ними воцарилось долгое мрачное молчание, во время которого их мягкие тёплые губы плавно воссоединились в долгом, очень чувственном пламенном поцелуе, коевому, казалось бы, не наступит конца никогда, но к их обоюдному глубокому разочарованию, паре пришлось, пусть и нехотя, но прервать их неистовый поцелуй, лишь для того, чтобы с огромным взаимным обожанием, добровольно утонуть в ласковой бездне светлых глаз друг друга. --Его Королевское Величество, совершенно не имел никакого права угрожать тебе и говорить в столь неуважительном тоне, ведь сегодня утром, посетив «Титаник», он был всего лишь гостем, которого никто не приглашал, но ты… Ты совсем другое дело, Эдвард. Ты—главный человек на лайнере, которому, просто обязаны подчиняться безропотно все те люди, кто находится на борту «Титаника», совершенно независимо от того, стоит он в порту, либо совершает вояж.—не в силах никак успокоиться от, переполнявшего её всю трепетную душу, праведного негодования, возмущалась, удобно устроившись на мускулистой мужественной груди дражайшего возлюбленного, юная девушка, чем вызвала у него новый измождённый вздох: --Мне совсем не хочется больше говорить об этом, Ольга! Давайте, лучше будем уже спать.—с которым капитан Смит ласково погладил возлюбленную по румяным бархатистым щекам. Она прекрасно поняла его и с душевными словами: --Хорошо, Эдвард. Тогда будем спать.—вновь воссоединилась с ним в долгом, очень пламенном поцелуе.