17 апреля прошлого года 9:07
— Что хочешь на обед сегодня, детка? Камилла поправляет зеркало заднего вида правой рукой, кидая быстрый взгляд на отражение своей дочери в нем, прежде чем вновь сосредоточиться на дороге. Джоана молчит, обхватив себя руками, и лишь накидывает капюшон на голову, полностью скрывая свое лицо под черной плотной тканью. Ее мама тяжело выдыхает, постукивая пальцами по рулю, когда машина останавливается на перекрестке под загоревшимся красным. Внимательно всматривается в отражение дочери, которая облокотилась об боковое стекло головой, обхватывая себя еще крепче, будто бы пытаясь удержать свое тело на месте, чтобы оно не убежало. — Джоана? — Как можно мягче произносит Камилла и даже не сразу замечает загоревшийся зеленый. — Что скажешь насчет рыбного плова? И снова минутная тишина. – Не делай вид, что все нормально. Почти полушепотом бубнит Джоана, зарывая свой нос в толстовку. Она не хочет смотреть в отражение своей матери, она не хочет смотреть даже на окружение, просто хочет закрыться в своей комнате, задернув плотные шторы, и не выходить оттуда больше никогда. — А что не так? — Камилла вскидывает брови, и Джоана усмехается. Ее мать всегда делает так. Всегда делает вид, что все нормально, когда все идет по пизде. Джоану это невероятно выводит, потому что это неправильно. Неправильно, но ее мать, кажется, все еще не понимает этого. — Конечно, ты везешь свою дочь из больницы домой спустя две недели после того, как она почти умерла от передозировки кокаином. Тебе не кажется, что здесь все не так!? — Камилла замолкает, туго сглатывая и буквально спиной ощущая широкую ухмылку на исхудавшем лице своей дочери. — Детка, не нужно. — Что не нужно!? Что не нужно, ма!? — Джоана резко скидывает капюшон, выдвигается вперед, просовывая свою голову между передних сидений. — Посмотри на меня! Ну же, давай, мамочка! Посмотри, если тебе не мерзко! — Джоана цепляется за плечо Камиллы, потряхивая его. — Джоана, мы сейчас разобьемся. — Камилла ведет плечом, чтобы скинуть с себя холодную руку. —Три года, мам. Три. — Джоана плюхается обратно, снова обхватив себя руками. — Я употребляю три сраных года, мам. Твоя дочь — наркоманка. Я блядская наркоманка. — Не ругайся, детка... — Ну да, тебя волнует только это... Как всегда... Камилла молчит, снова тяжело выдыхая. Шум колес давит на уши, и выносить это становится просто невозможно, потому Камилла крутит колесико на магнитоле, чтобы хоть как-то разбавить эту громкую тишину. Джоана вновь накидывает капюшон и ложится на заднее сиденье, прижимая колени к груди. Ее руки до сих пор дрожат, а во рту ужасно сухо, все это умножается на слабость и безумную сонливость, и Джоану волнует лишь один вопрос «Почему никто просто не позволил ей уйти?» Ей ведь было так хорошо, когда ее тело находилось на пороге у смерти, так спокойно. Джоана клянётся, что такого спокойствия и облегчения она не чувствовала уже очень давно. Она ведь могла просто избавиться от всего этого в тот самый момент, ведь ее сердце остановилось ровно на 2 минуты и 15 секунд, но ее насильно вернули обратно мощным ударом тока в грудь. Зачем? Для чего? Неизвестно. Но эти 2 минуты и 15 секунд были самые лучшими в ее жизни, когда она ощутила смерть как что-то осязаемое, что-то существующее. Когда Джоана ощутила абсолютное умиротворение среди кромешного ада. — Я ненадолго, посиди в машине, детка. — Быстро протараторила Камилла, паркуя машину на стоянке у продуктового магазина и выходя из салона. Джоана лениво проводила свою мать взглядом и затянула шнурки на толстовке, лишая себя солнечного света, потому что она не достойна его. Она не достойна ничего, что существует в этом бессмысленном мире, даже самых бесполезных вещей. И вновь криво улыбается, вспоминая самую ужасную ложь в своей бестолковой жизни. «Все будет хорошо» — эту фразу ей говорили врачи, ее психотерапевт, учителя, родители, Элой, но это самая наглая ложь, которую ей только доводилось слышать. Они все врали! Врали ей прямо в глаза и даже ни разу не подавились! Лжецы! Все эти слова нужны лишь для того, чтобы внушить человеку пустые надежды, чтобы накормить его ничего не стоящей пылью, и Джоану кормили. Кормили этими надеждами каждый чертовый день, а она ела и радовалась! Ела, пока они не застряли посреди горла, и тогда Джоана подавилась. Она лишилась способности дышать и больше никогда не поверит в эти сказки про «Все будет хорошо», потому что в ее поганой изгнившей жизни никогда ничего хорошо не будет. И эти мысли душат ее сильно, заставляя с силой оттягивать шнурки толстовки и вдавливаться в заднее сиденье машины. Она все проебала. Все, что у нее было! Все до последнего, и больше никогда не сможет отстроить свою сломанную пополам жизнь обратно.***
19 апреля прошлого года 02:53
Джоана медленно закрывает за собой дверь, стараясь не разбудить ее слишком обеспокоенных родителей. Она знает, что ничего хорошего из этого не выйдет. В квартире абсолютно темно, и на экране телефона почти три часа ночи. Все пошло не по плану, и небольшая прогулка немного затянулась, но в конце-то концов Джоана уже большая девочка, ей же ведь уже двадцать два, а значит может себе позволить, верно? Ее распирает смех от собственных мыслей, потому что Джоана знает, что на деле она все еще беспомощный ребенок, и, возможно, будет такой до конца своих дней. Кто знает, сколько она проживет, учитывая подобный образ жизни? Максимально тихо проходит по небольшой прихожей в зал, и как только пересекает его порог, тут же включается свет. Ее отец сидит на диване, нервно постукивая пальцами по коленям, и Камилла стоит рядом, сложив руки на груди, грозно и взволнованно смотрит. Под этим взглядом Джоана чувствует себя пятнадцатилетним подростком, который пришел позже положенного времени, и это кажется ей очень смешным, потому она легко улыбается, переминаясь с ноги на ногу. — Где ты была? — Строго спрашивает Камилла, и ее голос такой непривычный сейчас, что Джоана ежится. Ей так не идет эта строгость. — Гуляла. — Она снова улыбается, но уже шире, и карие глаза ее матери смотрят с неким осуждением, точно так же, как и глаза ее отца. — Гуляла? — Альберто взмахивает руками, поднимаясь с дивана. А вот ему строгость всегда была к лицу. — Ты вообще время видела!? — Да. — Почему ты не отвечала на звонки!? Ты подняла нас всех на нервы! — Отец Джоаны повышает голос, и Камилла кладет свою руку на его плечо, успокаивая. Нельзя кричать, они все об этом знают. — Мне не шестнадцать, чтобы отзваниваться вам каждую минуту. — Лицо искажает кривая ухмылка, и Джоана буквально видит, как они бесятся. О да, она разочаровала их. Очень сильно. — Да как ты смеешь так говорить!? — Он снова срывается, отдёргивая плечо. — Мы же ради твоего блага! — А я вас не просила! Альберто немеет после этих слов, тут же замолкая, и по всей комнате слышен резкий вдох. Они не справляются с ней, и выпученные от злости глаза ее отца не вызывают ничего кроме раздражения. Джоану злит это. Злит, что сейчас они играют роль хороших родителей, когда им было совершенно плевать на все, что происходило с их дочерью. Злит, что они делают вид, будто бы волнуются, когда наверняка хотят избавиться от неё как можно скорее. Джоана не знает, что это за подростковый максимализм вдруг заиграл в ней, и откуда он вообще взялся, но ей так резко захотелось высказать это, высказать абсолютно все. Доказать и показать, что может быть намного хуже, но вместе с тем она понимает, что ничего никому не докажет. — Да что ты… — Альберто, прошу успокойся, это все расстройство. — Камилла вновь кладет руку на плечо своего мужа, а Джоане смешно до ужаса. Неужели ее мать не видит, какой она прогнивший человек? — Да какое к черту расстройство!? — И вновь он скидывает эту ладонь с плеча резким движением. — Мы что теперь должны оправдывать им каждое ее действие!? Сначала ее исключают из хорошего университета, потому что она чуть не убивает человека, потом принимает эту дрянь! Мы что должны закрывать глаза на то, что наша дочь наркоманка! Она смеется. Смеется достаточно громко, обхватывая себя руками. Как же она ждала этого. Ждала этого момента, этих криков. Они вели себя так спокойно все это время, будто бы их дочь не вытаскивали с того света, будто бы они не нашли в ее комнате пакетик с этой дрянью. Они старались. Старались из последних сил играть роль, и Джоана все гадала, когда же их терпение исчерпает себя. Все потому что ей нужны эмоции. Она эмоционально зависима, и Джоане так нужно было заглушить эту пустоту внутри, потому что ей казалось, что за те 2 минуты и 15 секунд все эмоции и чувства окончательно умерли в ней. Что их просто не осталось. И вот она — долгожданная подпитка. И Джоана чувствует. Чувствует злость и вместе с тем такое далекое ощущение удовлетворения, смешанное с неисчерпаемой печалью и ненавистью к себе. Не самое лучшее, но хотя бы что-то, и хочется больше этих ощущений. Хочется испытать их как можно сильнее, поэтому, не думая, подливает масло в огонь. — А разве не все нормально? — Джоана кидает пронзительный прищуренный взгляд на Камиллу, и та цепенеет от тихого ужаса. — Разве вам не все равно? Когда это вы стали делать вид, что вам не насрать? Дайте подумать. Наверное, когда мне поставили диагноз, верно? Она ухмыляется, видя еще больше негатива в их глазах. О да, Джоана на верном пути. — Может, хватит уже играть роль примерных родителей? Вам не надоело? Может быть, вам стоит вновь отъебаться от меня и сделать вид, что я часть блядского интерьера, что скажете? Просто существо, которое иногда нужно кормить! Может быть, вам просто снова оставлять меня одну в мучительном одиночестве, каждый блядский день, и поставить работу на первое место!? Она задыхается на последней фразе, зная, что они ничего ей не сделают. Не посмеют. Она уверена в этом, но эта уверенность разбивается с громким шлепком по всей комнате, и Джоана празднует победу внутри своей пустой души, когда чувствует пламя на своей левой щеке. Камилла медленно опускает руку, и ладонь немного щиплет и обдает холодом. Смотрит на отвернутое вправо бледное лицо своей дочери и не может поверить в то, что только что сделала. Она ударила ее. Влепила крепкую пощёчину, и красное пятно так выделяется на фоне выпирающей скулы. Руки начинают дрожать, отчего Камилла потирает их друг об друга, и в глазах скапливаются слезы. — Боже… — Прикрывает рот руками, говорит будто бы совсем не своим, дрожащим голосом. — Джоана, детка, я… — Лучше бы ты сделала блядский аборт, мамочка. И эти слова делают Камилле настолько больно, что она едва ли может дышать…***
19 апреля прошлого года 05:58
Тяжёлая жесткая подошва со звоном соприкасается с тротуаром, и в глазах уже темнеет, но Джоана продолжает идти. Она еще не пришла в норму после произошедшего, она все еще слишком слаба, еще и руки покрываются мелкой дрожью, и суставы начинают немного ныть. Ей нужен этот блядский порошок! Джоане вновь становится смешно от нелепости происходящего, и чувство удовлетворения сменяется ментальной болью, смешанной с тоской и ненавистью к себе. Все как обычно. В голове резко появляется желание броситься под машину или спрыгнуть с крыши какой-нибудь многоэтажки, но ноги уже стерты в кровь об жесткую пятку, и Джоана больше не может передвигаться, ведь на улице уже шесть часов утра. Она гуляет слишком долго. Может быть, и правда стоит вылететь навстречу какому-нибудь грузовику? Смерть — это же так прекрасно. Джоана знает это чувство. Она ощущала его, хоть и 2 с лишним минуты, но она знает каково это. Каково это ощущение, когда ты чувствуешь полное умиротворение и безразличие к окружению. Когда тебя не существует не только в твоем больном воображении, но и в действительности. Джоана знает, и ей это кажется прекрасным. Медленно с тихим кряхтением поднимается с лавочки, вновь поглядывая на дисплей телефона, и тот выключается прямо у нее на глазах. Разрядился. Вот же блядство! Придется идти домой в гробовой тишине и слушать, как твои собственный мысли медленно разъедают мозг. Мерзкое чувство. Шаркает берцами по тротуару, пиная какой-то камушек, и крыши мадридских домов постепенно покрываются золотом на фоне восходящего солнца. Ужасно красиво. Джоана бы очень хотела, чтобы когда-нибудь именно лучи одного из таких прекраснейших рассветов забрали ее жизнь. Джоана безнадежный романтик, и даже о смерти она думает как о чем-то поистине великолепном. Она считает великолепным, что ее мертвое еще более бледное тело будет освещаться лучами восхода солнца, что ее кожа будет отливать золотистым сиянием, впитывая в себя эти лучи, до которых ей уже не будет дела. Да. Рассвет — это, определенно, то, что Джоана бы хотела увидеть в последние минуты своего жалкого существования. Она не достойна солнечного света, но думает, что перед смертью ее никчёмная судьба сделает ей подарок. Хотя бы один. А еще Джоана думает, что было бы здорово покончить с собой, скажем, на следующей неделе. Да. вроде бы обещают солнечную погоду, а это то, что нужно. Подождет, пока все относительно успокоится, и уйдет из дома в следующую субботу, за два часа до рассвета. Напишет какую-нибудь записку с глубочайшими извинениями или стих, оставит на кухонном столе, чтобы наверняка нашли, и просто закроет за собой дверь, словно бы ее, действительно, никогда не существовало. Эта идея звучит очень заманчиво и красиво, потому она улыбается, пряча руки в карманы своих джинсов. Солнце, которое вот-вот окончательно выйдет из-за городского пейзажа, начинает потихоньку пригревать, и Мадрид оживает вместе с ним. Появляются первые люди, машин становится все больше и больше, открываются магазинчики, и Джоана понятия не имеет, который сейчас час, но судя по всему уже около семи утра. Слабость накатывает расслабляющими волнами, но спать совсем не хочется. Джоана не спит уже почти трое суток, и не удивительно, что прохожие, которых становится все больше, странно косятся на нее. Бледная, с впалыми глазами и синяками под ними, с выпирающими скулами и потрескавшимися губами — она наверняка похожа на мертвеца, распугивающего все окружение. Медленно плетется вдоль многоэтажных домов к одному единственному и такому чужому. Подъезд встречает ее гробовой тишиной и отскакивающим от стен эхом. Ее собственные шаги звучат словно бы за пеленой и непонятным шумом — организм обезвожен и постепенно отключает свои функции. Джоана проходит всего две лестничные клетки, а ей уже совсем нечем дышать, потому она садится на ступени, позволяя себе немного отдохнуть. Почему-то становится темно, и лишь через секунду она понимает, что погрузилась в микросон. Ее телу совсем плохо. Вновь поднимается с холодной ступени, и в глазах темнеет, Джоана чувствует, как силы покидают ее, и главное дойти до квартиры и не уснуть где-нибудь на лестнице. Ее родители должны уже уехать на работу, вроде как, она точно не уверена, но очень надеется на это. Копошится в кармане, достает ключи, медленно поворачивает их в замочной скважине, на свое удивление, попадая в нее с первого раза, и в квартире абсолютная тишина. Пусто, и это радует. — Вот она. — Джоана с непониманием смотрит на свою мать, ведь та должна быть уже на работе, и только спустя пару секунд ее мозг замечает отца, стоящего у дивана, какого-то мужчину в белоснежной рубашке с черным галстуком, темно-синем пиджаке и таких же выглаженных брюках, и двоих людей, одетых в белые халаты. — Джоана, верно? — Мужчина делает шаг навстречу, дружелюбно улыбаясь, и та неуверенно кивает, не до конца понимая, что происходит. — Сантьяго Перес, представитель из центра по борьбе с наркотической зависимостью. Мы приехали, чтобы оказать вам помощь, Сеньорита. Джоана не может дышать. Она лишь кидает взгляд на своих родителей, и те смотрят в пол, даже не решаясь посмотреть ей в глаза, отчего обида начинает распирать изнутри, и мужчина тянет ей свою руку, но Джоана отшвыривает ее, делая шаг назад. — Мне не нужна ваша сраная помощь! — Ее дыхание ускоряется, и паника охватывает все тело, сковывая и напрягая каждую мышцу в ее теле. Они снова делают это. Снова запихивают ее в больницу, не желая справляться самостоятельно. Не желая помочь. Они всегда так делали! — Извините, но мы вынуждены забрать вас, так как ваше место в нашем центре уже оплачено. — Мужчина жмет плечами, делая шаг навстречу, и Джоана снова отступает. — Джоана, детка, прошу. Это ради твоего же блага. — Камилла все же поднимает свой взгляд, и лучше бы она этого не делала. Джоана не может смотреть ей в глаза, она не видит там ничего кроме предательства. Они предали ее! Предали снова, и к глазам подступают слезы, потому она делает необдуманный шаг к выходу. Не успевает, потому что кто-то хватает ее под руки, утаскивая обратно. — Нет! Не хочу! Пожалуйста! Не бросайте меня! Я не хочу быть одна! Умоляю! — Она громко кричит, раздирая свое горло в кровь, вырывается, и у нее даже получается. Но лишь на пару секунд, пока ее снова грубо не хватают чужие руки. — Прошу вас, Сеньорита, успокойтесь, вы делаете только хуже. — Мужчина пытается заглянуть ей в глаза, но Джоана не хочет, чтобы они видели ее слезы. Чтобы видели ее такой жалкой и слабой сейчас, умоляющей, потому она плюет ему в лицо, снова задыхаясь. Становится так невыносимо больно, и она кричит снова, пытаясь заглушить эти чувства. Не слышит ничего кроме своих воплей и хрипов, и все голоса уходят на второй план, уступая место противному звону в ушах и сердцебиению. Снова делает попытку вырваться, но вместо этого падает на пол, где ей тут же заламывают руки, не оставляя ни единого шанса. Она проиграла. И ее тело, измученное бессонными ночами, слабеет, больше не в силах бороться. Звуки и голоса все еще не досягаемы для нее, и дыхание на секунду спирает, когда Джоана чувствует укол куда-то в руку. Она чувствует, как что-то растекается по ее венам вместе с кровью, и душевная боль притупляется, оставляя в голове лишь пустоту и все тот же мерзкий писк. Ее веки тяжелеют, и последнее, что она видит - это обеспокоенные лица ее родителей: заплаканное лицо Камиллы и прищуренный, полный сожаления взгляд Альберто. Они не сделали ничего. Они просто смотрели на то, как Джоане заламывали руки, прижимая к полу. Они позволили им сделать это с ней, да еще и заплатили деньги. Предатели! Никчёмные предатели… Джоана ненавидит их… у нее.. больше нет… родителей… больше… никого… нет… — Мы… тебя… любим… Джоана… Джоана не верит им…а потом… наступает…темнота…***
Наверное, каждый человек задумывался над тем, что представляет из себя ад. И, наверное, почти каждый представляет его таким, каким он был изображен Данте в «Божественной комедии». Девять кругов, на последнем из которых находится сам трехликий Люцифер, вмерзший в лед озера Кацид и пережёвывающий предателей: Иуду, Брута и Касия — всюду крики и вопли грешников, молящих о пощаде, и всепоглощающий ужас безысходности. Джоана читала это произведение когда-то, и знаете что? Она не верит ничему, что там написано. Она не верит в существование ада и рая, но если бы это было правдой, то все выглядело бы совсем иначе. Джоана думает, что если ад и был на самом деле, то для каждого человека он был бы совершенно разный. Только представьте, что вы умираете, но вы не знаете об этом, даже в мыслях у вас нет того, что вы можете быть мертвы, но изо дня в день вы вынуждены переживать те события, которые заставляют вас страдать. Те события, которые сводят вас с ума, и оттуда нет выхода. Вы продолжаете испытывать душевную, а может быть, и физическую боль, испытывая настоящий ужас, и единственное спасение для вас — смерть. Но вы не можете умереть, вы уже мертвы, только вы об этом не знаете. И ваша пытка длиною в вечность, а вы все ждёте, когда это прекратится. Джоане кажется, что ее ад — это эти белые стены, люди в белых халатах, запах хлорки в душе и улыбчивые психологи. И Джоана не уверена, как долго она находится в этом месте, но ей кажется, что уже не один год, потому что ощущение времени здесь растворяется, а само время исчезает как мираж, превращая дни в непрерывные, похожие друг на друга события длиною в бесконечность: прием лекарств в девять утра, завтрак в десять, свободное время с десяти до часу, после обед, с часу до трех сончас, полчетвертого общая психотерапия, в шесть ужин, полвосьмого беседа с психологом один на один и в десять отбой. У Джоаны нет срывов, нет панических атак, нет вообще ничего, даже каких-либо эмоций, потому что ее напичкали транквилизаторами на десять лет вперед из-за того, что первую неделю она была слишком буйной, и даже пыталась удушить себя простыней, накинув ее на дверную ручку, обмотав ей шею и встав на колени, но ей помешали медсестры. У нее даже нет ломки, а может быть, и есть, просто Джоана не чувствует боли, как и своих мыслей. И сейчас, когда ее мозг окончательно потерял связь с происходящим, она просто лежит на кровати и смотрит в белый потолок, а в голове ее нет ничего кроме пустоты. Нет даже намека на мысли. Она слышит стук в дверь, но не реагирует, словно бы тот звучит в каком-то другом мире, в другой вселенной, и Джоане нет до него никакого дела. В палату кто-то заходит, но она продолжает лежать неподвижно, сложив руки на груди, как их обычно складывают покойникам, и отсюда может показаться, что Джоана даже не моргает. Кто-то садится на край кровати, проминая под собой матрас, и чья-то теплая ладонь касается предплечья. — Джоана? — Она медленно поворачивает голову, и глаза ее начинают слезиться оттого, что все-таки моргнула, наверное, впервые за полчаса. — Мы приехали забрать тебя. Джоана снова медленно моргает, сосредотачивая взгляд на лице своей матери, потирает глаза, и та выглядит такой виноватой и грустной, все еще держит свою ладонь на предплечье дочери. Кровать с легким, едва слышимым скрипом проминается еще сильнее, когда Джоана абсолютно без эмоций принимает сидячее положение, и Камилла напрягается всем телом, видя свою дочь такой спокойной. — Хорошо. — Медленно поднимается с места, снова потирает глаза. — Какой сейчас день? Камилла мнется, наблюдая за Джоаной, заламывает пальцы и, грустно улыбаясь, отвечает. — Восьмое июля… — Значит уже почти середина лета… Джоана смотрит в окно, словно бы только сейчас замечая ярко зеленую листву на деревьях, палящее солнце и душный воздух. Вновь потирает глаза, направляясь к своей тумбе. — А время? — Почти полдень… — Джоана молчит, и кажется, впервые за этот диалог на ее лице появляется слабая эмоция задумчивости, когда она потирает свой подбородок. — Значит, я пропущу обед?.. И Камилла громко сглатывает, снова виновато улыбаясь, когда слабая эмоция вновь сменяется на абсолютное безразличие...***
24 августа прошлого года 19:26
— Вот держи. — Пожилая женщина вручает Джоане конверт с двумя тысячами евро, не так уж и много, но этого вполне достаточно, на первое время. — Твоя первая заплата. — Спасибо. Открывает конверт, пересчитывает купюры и довольно хмыкает, убеждаясь в том, что ее не обманули. Выходит из подсобного помещения, предварительно захватив рюкзак, и на улице уже начинает смеркаться. Конечно, работать кассиром в небольшом магазинчике не так уж и интересно, и за этот месяц работа уже успела ей приесться, но Джоана хочет чувствовать себя более самостоятельной и независимой, все-таки ей уже исполнилось двадцать три, а еще она хочет чувствовать себя нормальной, не бракованной, к тому же этот магазинчик находится относительно недалеко, поэтому это было лучшим решением за последнее время. Сегодняшняя смена была довольно тяжелой и утомительной, потому Джоана решает сократить путь через темные переулки, даже если ее убьют там, то ей абсолютно нечего терять. Солнце медленно садится за крыши домов, и вот его уже почти не видно, лишь где-то там высоко стены зданий все еще горят в раскаленных лучах, но воздух по-прежнему душный — лето же все-таки. Делает еще пару шагов, и кто-то резко припечатывает ее к стене грубой ладонью. Ее спина ноет от удара, и Джоана жмурится, болезненно шипя, и когда открывает глаза, то не следует никакой реакции. Смотрит в упор на незнакомца, не двигается, и единственное о чем думает, так это о том, что ей хотелось бы умереть далеко не такой смертью, но даже если так, то тоже неплохо, к тому же у нее, видимо, нет выбора. И почему это произошло с ней именно сегодня, когда она только получила свои деньги и даже не успела истратить их на совершенно ненужные вещи. — Тихо, я не собираюсь делать тебе больно, просто иди за мной, кое-кто хочет тебя видеть. Шепотом говорит незнакомец, убирая ладонь с удивленного после такой неожиданной фразы лица, отходит на полшага и жестом подзывает пойти за ним. Она мнется пару секунд, но решив, что побег может сделать только хуже, следует за незнакомой фигурой в неизвестном направлении, и лишь через несколько минут оказывается на парковке возле черного опеля. Парень открывает ей дверь, Джоана мнется, но все же садится, туго сглатывая, и когда дверь за ней закрывают, она понимает, что уже нет пути назад. — Помнишь меня, да? Водитель оборачивается, и Джоана узнает его лицо. Это тот самый мужчина, у которого она и Элой решили подзаработать, но по-крупному облажались. Тот самый мужчина, которому они выплачивали этот сраный долг почти девять месяцев, и, кажется, что только сейчас Джоана вспоминает о невыплаченной половине. А еще она понимает, что все это время они выслеживали ее, а Джоана этого даже не замечала. — Не бойся, я плохого не сделаю, просто хочу напомнить про деньги. — Мужчина разворачивается обратно, постукивая пальцами по рулю. — Я долго думал, куда пропал этот парнишка, пока не обнаружил его на кладбище. Мои соболезнования. Они молчат какое-то время, а Джоана все пытается угомонить свою дрожь, цепляясь за коленные чашечки. Получается просто омерзительно. Осматривает салон, а после дергается, когда по нему вновь разносится хриплый мужской голос. — Потом я вспомнил про тебя и все никак не мог найти. Хорошо же ты спряталась. — Он хмыкает в легком смешке. — В общем, мне нужны оставшиеся деньги. С процентами, поняла? — У меня сейчас нет денег, но я все верну, обещаю, просто дайте мне время. — Джоана тараторит все настолько быстро, что даже не понимает смысла сказанных ею слов. Паника охватывает ее словно волнами, и ей хочется выбежать из этой машины к чертовой матери. Она думала, что все это позади, что она сможет начать нормальную жизнь, но ее судьба, видимо, любит издеваться над ней. И каждый раз издевательства становятся все более изощрёнными. — Нет, я больше не могу ждать, к тому же откуда мне знать, что ты снова не исчезнешь. — Он замолкает, снова оборачиваясь к ней, и от этого взгляда по спине бегут ледяные мурашки. — У меня есть отличное предложение, и у тебя нет выбора, поэтому ты выплатишь мне все, ясно? Он криво улыбается, и Джоана сглатывает снова, покрываясь дрожью…***
30 августа прошлого года 09:00
Она сидит здесь уже целый час, заламывая свои пальцы, и не понимает, почему она вообще согласилась. Лучше бы ей пустили пулю в лоб или же перерезали горло в подворотне, но вместо этого Джоана пребывает в немом ожидании, и ей совсем не нравится все это. Все это кажется ей до ужаса мерзким, и большой палец на правой руке начинает ныть — опять изгрызла до крови. Дверь напротив нее открывается, и оттуда выглядывает мужчина лет под сорок с аккуратно выстриженной бородкой, в белой футболке. Он жестом подзывает ее войти, и ладони ужасно потеют, потому Джоана вытирает их об джинсы, неуверенно поднимаясь с места. Первое, что бросается ей в глаза — это кожаный диван, потом она замечает еще одного мужчину с достаточно тяжелой на вид камерой и прожектор, стоящий по левую строну от него. Вся эта атмосфера и комната ей совсем не нравится, не нравится то, на что она согласилась, но пути назад уже нет, и Джоана думает, как долго ее жизнь будет издеваться над ней. — Фабио Руис Саес, можешь звать меня просто Фабио. — Он любезно улыбается, сверкая своими белоснежными зубами. — Джоана… — Тихо отвечает она. — Я знаю. — Фабио отходит к небольшому столику, что-то внимательно просматривает в телефоне, нахмурив брови, а после кладет его на стол, громко хлопая в ладоши. — Что ж, раздевайся. Джоану парализует, она буквально не может пошевелиться. Стоит с широко раскрытыми глазами, и лишь открывает рот в попытках сказать хоть что-то, но слова словно бы покинули ее. Фабио внимательно смотрит на нее, и лишь спустя пару секунд она находит силы задать один единственный вопрос. — Так сразу..? — Ее голос дрожит, она не была готова к тому, что это произойдет так быстро, она просто не готова к этому морально, если к этому вообще можно подготовиться, а Фабио широко и дружелюбно улыбается. — А чего медлить? Я должен знать, на что ты способна, да и в порнобизнесе, сама понимаешь, все должно быть красиво, поэтому мне нужно посмотреть на твое тело. — Он снова улыбается, кивая, от чего Джоана громко сглатывает. Она медленно снимает сначала футболку, и руки ее дрожат, поэтому она путается, на что Фабио говорит спокойное «Не волнуйся». Так же медленно расстегивает молнию на джинсах, стягивая их вниз, и когда остается в нижнем белье, то чувствует себя такой жалкой. К горлу подступает ком, и тогда Джоане кажется, что она вот-вот упадет, потому что ноги ее начинают дрожать слишком сильно. Она обхватывает себя руками, топчется с ноги на ногу, и поднимает на Саеса умоляющий взгляд, но тот кивает, четко давая понять, что нужно снимать абсолютно все, и Джоана снимает, оставаясь совершенно обнаженной. Прячет свою грудь, обхватив свои плечи, скрещивает ноги, словно бы хочет в туалет, и такой униженной она еще никогда себя не чувствовала. Стоит, сгорбившись, и Руис недовольно мотает головой, подходя почти в плотную и опуская ее руки по швам, оставляя ее совершенно беззащитной. — Что же, неплохо. — Он оценивающе смотрит, а Джоана чувствует себя куском мяса на дешёвом рынке. — У тебя неплохая фигура. Только не стой так зажато. — Вновь он улыбается, и Джоана улыбается в ответ, но очень криво. — Ладно, со временем привыкнешь и будешь вести себя более раскрепощённо. Сантьяго! — Из-за недалеко расположенной двери выходит поджарый и абсолютно голый парень. — Теперь посмотрим, на что ты способна. Фабио вновь громко хлопает в ладоши, мужчина с камерой начинает суетиться, а Джоана смотрит себе под ноги, не в силах сдвинуться с места…***
30 августа прошлого года 21:03
Она трет себя мочалкой с каждой секундой все сильнее и сильнее, чтобы смыть эту дрянь. Смыть эти отпечатки на своей коже от грубых мужских пальцев, смыть эти поцелуи, смыть все, что осталось на ее коже, но оно не смывается. Трет до покраснений, до боли. Трет и плачет, слыша шум воды. Смотрит на себя в небольшое запотевшее зеркало, встроенное в душевую кабинку и трет снова. Ей противно. Мерзко. И эти ощущения заставляют ощущать себя дешевой шлюхой. Он похвалил ее. Сказал, что она неплохо справилась для первого раза, и Джоана клянется, что эта похвала была самой мерзкой в ее жизни. Ее голова пуста, и в ней стоит неприятный гул, когда она трет без остановки, и кожа уже болит и просит остановиться. Мочалка падает к ногам, а Джоана садится на корточки, обхватывая колени. Ее унизили, растоптали всю ее гордость к чертовой матери, оставив лишь пыль, и Джоана не знает, как теперь будет смотреть в глаза своим родителем. Как она теперь будет смотреть в глаза своему отражению! Она плачет, с каждой секундой все громче и громче, заглушая плач звуками льющейся воды. Ей нужна своя квартира. Срочно! Потому что Джоана не сможет жить под одной крышей с людьми, которые ее так любят, которые возлагают на нее надежды. Не сможет, потому что она опускается все ниже и ниже. Потому что она сломлена, и в ней не осталось ничего кроме боли, ненависти к себе и сожалений.***
2 сентября прошлого года 8:30
— Так, вроде бы это все, что я хотел тебе объяснить? — Фабио задумчиво потирает свою бороду, глядя в потолок. — Да, это все. Запомнила? Джоана слабо кивает, и на ее лице нет ничего кроме мертвого взгляда. Абсолютно пустая, не существующая. — Отлично, осталось познакомить тебя с гримером. Крис! Джоана смотрит в потолок и слышит быстрые, семенящие шаги, но ей до них нет никакого дела. — Вот, познакомься — это Крис, она будет накладывать тебе макияж перед съемками. Джоана переводит взгляд и видит перед собой блондинку, чьи волосы заплетены в два колоска, а в ушах большие золотые кольца. — Крис — это Джоана, новая актриса. — Приятно познакомиться, Джоана. Джоана молчит и лишь слабо кивает, с безразличием наблюдая, как на пухлых губах гримерши появляется широкая искренняя улыбка. И в этот момент Джоана понимает, что это только начало. Начало ее собственного конца…