* * *
— Мадам, — маркиз д’Андижос ворвался в гостиную прокурора Фалло де Сансе, — это победа! Отель дю Ботрейи ваш! Нотариус сообщил, что вам принадлежит еще кое-какое имущество, но я не вникал. Потом разберемся. А теперь собирайтесь! Оттуда мы скорее вытащим из Бастилии вашего обожаемого супруга.* * *
— Я сама его погубила. И все из-за той грязной истории с ядом. А вчера на аудиенции у короля я подписала ему приговор, я… Дверь в гостиную отеля дю Ботрейи отворилась, впуская Пегилена де Лозена. — Приветствую вас, господа! Сударыня, мое почтение! — раскланялся он с беззаботной галантностью. — Пегилен! Как я рада вас видеть! Вы выпутались из вчерашней истории? — О, меня арестовали, но история дошла до короля, и Его Величество решили сперва отчитать меня собственнолично. Это было его ошибкой. Я бросился ему в ноги и одновременно насмешил нашего очаровательного короля, и был безоговорочно помилован… — Ах, ну почему я не смогла вчера поступить так же! — Сударыня, несколько месяцев придворной жизни — и вы будете способны даже на большее, лишь бы не вляпаться в дурную историю. Сейчас я настолько нужен вам и своему другу, графу де Пейраку, — жеманничал Пегилен, — что подставил другого своего друга, Бернара д’Андижоса, которого объявили единственным виновным. Якобы это он скрестил шпагу с братом короля. И вот, он попал в Бастилию. Но ненадолго, — предупредил он огорченный возглас Анжелики, — уж поверьте мне. Где был помилован один, там и с другого строго не взыщут. Тем более что я сам представил эту историю Его Величеству, и король должен был понять, что именно его брат был виновен. — Если бы все остальное разрешилось так же легко! — Если бы все остальное было таким же пустяком, — передразнил ее гасконец. — Впрочем, может, вашему мужу тоже обойдется? Что у нас тут? — Да ничего нового, — с раздраженной усталостью ответила молодая женщина. Она представила Пегилену адвоката-сыщика, месье Дегре, своего брата Гонтрана, и поведала о вчерашнем разговоре с королем. — Скверно, очень скверно, — покачал головой гасконец. — Наш маленький король, конечно, очарователен, но весьма ревнив и мстителен. И после вашего разговора он уже наверняка доведет дело до конца. Уже из зловредности, наперекор вам. Он робеет в вашем присутствии… — Робеет? До конца?! — Чему вы удивляетесь, моя дорогая? Разумеется, робеет, — проигнорировал он главный вопрос. — Даже если бы вы не поразили его накануне его свадьбы, он все равно не смог бы чувствовать себя уверенно рядом с такой красавицей. А она, оказывается, обожает своего мужа! Вот чем, скажите, этот колченогий уродец ее очаровал? В то время как сам король еще не забыл, как фрейлины — фрейлины, законный цветник короля! — посмеивались над его молодой пылкостью! Пегилен говорил так вдохновенно и эмоционально, будто он сам, а не король, пережил все эти затаенные обиды и оскорбления. — Теперь он уж наверняка не выпустит вашего мужа из Бастилии, а то и хуже, отправит его куда-то подальше, например, в Пиньероль. — А тебя еще разок попытаются убрать, — вставил слово молчавший доселе Гонтран. — И снова, и снова, пока попытка не увенчается успехом. — Что же делать? — Анжелика в отчаянии заломила руки и перевела взгляд с Пегилена на Дегре. — Пока что ничего, сударыня, — адвокат покачал головой. — Вы разворошили осиное гнездо, и теперь вашему мужу грозит нешуточная опасность. Если настаивать на расследовании, то от него захотят избавиться, и даже стены Бастилии его не защитят. Не говоря уже о вас. — Но ведь если будет суд… — То судьи будут подкуплены, — черные глаза Франсуа Дегре заблестели злой насмешкой. — Или вы сомневаетесь в этом? — А если их перекупить? Что им пообещают? — Боюсь, в нынешнем состоянии вы не способны пообещать им больше, чем король и Фуке разом взятые. Да поймите же вы, судьи не пойдут против того, кто является властью и законом, и против того, кто обладает силой и золотом! Женщина сжала виски, а Дегре продолжил: — Вы, к счастью, не лишены средств к существованию, так что можете сделать вид, будто смирились, пока дело не утихнет, а потом с новыми силами возьметесь за освобождение своего супруга. — Анжелика, подумай, какой толк от того, что тебя убьют? Сможешь ты этим помочь своему мужу? Но она, похоже, не слышала, что говорит ей брат, — несмотря на три покушения, собственная жизнь казалась ей чем-то безусловным. — Может, вам удастся поговорить с кардиналом или с королевой-матерью, и они повлияют на короля, — гнул свою линию Дегре. Он, похоже, лучше остальных понимал, что настал переломный момент. — Но король их услышит лишь через некоторое время, когда остынет и отвлечется на другие заботы. — Король-то, может, и остынет, но не забудет, — отозвался Пегилен. Он в задумчивости покусывал костяшку пальца, а затем коротким картинным жестом распрямил усы. — Зато его обиду и мстительность можно усыпить, если последовательно проявлять верноподданнические чувства. И поскольку граф в своей камере явить их не может… Во всяком случае, вряд ли он захочет петь из-за решетки во славу короля, а Его подозрительнейшее Величество эти песни не убедят… То этим должны заняться вы, моя дорогая. — Я?! Но я же испортила все, что только можно! Поссорилась с королем, вступила в конфликт с его братом и вовлекла вас в дуэль с ним! — Великолепный послужной список! Почти как у меня, — гасконец послал ей влюбленный взгляд и тут же посерьезнел. — И тем слаще для него будет ваша покорность. — Во время разговора с королем я не смогла пересилить себя. — Придется. Вам ведь дорог муж? И вы поняли, насколько все серьезно? — Его превосходительство говорит дело, мадам, — подхватил Дегре. Смятенная, подавленная, Анжелика пыталась собраться с мыслями. — Но вообще-то у меня есть идея получше. Вы просите позволения состоять при дворе или даже в свите королевы или королевы-матери. Своей непосредственностью и наивностью вы успокоите подозрения короля. Он привыкнет к вам, примет в круг безопасных лиц, и тогда, заручившись поддержкой королевы-матери, Мазарини и архиепископа Тулузского, вы вновь обратитесь к королю с просьбой о помиловании. Анжелика молчала. Она жаждала немедленных решений и поступков, а не весьма отдаленной возможности — возможности, а не уверенности! — что Жоффрей будет освобожден. — Король напоследок сказал, что слышать не желает о графине де Пейрак и о ее супруге. — Предоставьте эту проблему мне. — Зачем вам это, Пегилен? Разве не вы говорили, что Жоффрей ваш друг, но не стать врагом короля для вас дороже? — Потому что Жоффрей де Пейрак — мой друг, а игра, которую я вам предлагаю, безопасна для меня, и она стоит свеч. — Вот только если только меня не прирежут и не отравят. — Воспользуйтесь предложением Фуке, — вновь вступил в разговор Дегре. — Скажете Кривой Като, что согласны забыть обо всем, так как поняли после разговора с королем, что борьба бесполезна, а также дорожите своей жизнью и жизнью своего еще не родившегося ребенка. Так вы обезопасите себя сразу ото всех. — В конце концов, что ты теряешь, Анжелика? — Я отказываюсь от своего мужа и от борьбы, пускай даже лицемерно. — От борьбы ты не отказываешься, а что касается лицемерия, то спроси об этом нашего брата-иезуита. Вот кто знает толк в действенности методов. — Вы будете бороться, моя дорогая, но только своими, женскими методами, а они порой куда страшнее мужского оружия, — прижмурился Пегилен. — А мы вам поможем. — Вы — это кто? — Я и наш славный д’Андижос, когда выйдет из Бастилии. Да еще и герцогиня де Монпансье — она безоговорочно на вашей стороне и не боится ни Фуке, ни короля. Анжелика перевела взгляд на адвоката. — Решать вам, мадам, — только и ответил он. Анжелика не вполне осознала, что ей в этих словах почудился вызов. Вызов, который придал ей смелости. Она сможет. Она выиграет.