* * *
Подходил к концу сентябрь. Анжелике все труднее давались придворные развлечения и занятия — сказывалась беременность. Тем не менее, на последнем балу ее пригласил сам король, да еще и на менуэт, который они исполнили единственной парой на глазах у всего двора. Этот танец был недвусмысленным знаком внимания короля. Покинь она свет именно сейчас, ее поведение сочли бы пренебрежением. Выходя на середину зала, Анжелика волновалась — и от встречи с королем, первой после приснопамятного разговора, и от того, сможет ли она станцевать, не ударив лицом в грязь. Поклоны, реверансы — что будет дальше? Партнеры то и дело смотрели друг другу прямо в глаза. Соприкоснутся ли их руки, или остановятся на видимости соприкосновения? Его Величество слыл бесподобным танцором, и во многом эта слава соответствовала действительности. Анжелика знала, что прежде танцевала достаточно изящно и грациозно, чтобы составить ему пару. Игра замысловатых рисунков рук и шагов увлекла ее, словно мягкий полноводный поток. Волнение ее оставило. Глаза блестели, как ручей, выбившийся из-под тени леса. Взгляд короля таил жар молодости, прикрытый удовольствием от светской игры.* * *
Графиня часто бывала на приемах и у королевы, которая к ней благоволила и, казалось, испытывала затаенное восхищение, и у королевы-матери. Последняя присматривалась к соломенной вдове, не выказывая ни одобрения, ни неприятия. Несколько раз на приемах Анны Австрийской Анжелика встречала кардинала Мазарини, на руках которого непременно нежилась кошка. Кардинал был медлителен и держался отстраненно, но Анжелика заметила, что за полуприкрытыми веками всегда скрывался острый, цепкий взгляд. В гостиных обеих королев частым гостем был сам король. Анжелика с интересом наблюдала за монархом. Король шутил редко, хотя с удовольствием выслушивал остряков вроде Пегилена, смеялся беззаботно и радовался их проказам, маленьким, но порой весьма обидным. Однако сам он высказывался немногословно, обычно по сути обсуждаемого вопроса; его слова казались Анжелике емкими, рассудительными, не лишенными здорового сарказма, и вызывали невольное восхищение. Анжелика втайне признавалась, что его чувство юмора и ощущение ситуации было ей ближе, чем темпераментное веселье гасконцев. Неужели она, пуатевилька, более близка к северянам, чем к южанам? Пегилен при личных встречах говорил Анжелике, что король мучительно жаждет вступить с нею в беседу, но смущается. Чего он смущается? Ее вызывающей, хоть и сглаженной скорым материнством красоты? Или же испытывает вину за несправедливый арест ее мужа? Пегилен загадочно увиливал от ответа. Внимание короля воодушевляло, но женщина боялась, в ее положении любая ошибка могла стать роковой. Придворная жизнь развлекала ее, но казалась неправильной, ведь в это самое время Жоффрей томился в тюрьме. Дегре и Пегилен неустанно распекали ее. Гасконец наставлял, раскрывая хитросплетения придворной жизни и правила выживания в этом серпентарии. От обилия деталей и нюансов у Анжелики шла кругом голова; нечистоплотность нравов вызывала отвращение, порой до тошноты; и вместе с тем, тонкая сбалансированность дворцового механизма, похожего на танец со сложным рисунком, неизменно завораживала. Из заключения вышел Бернар д’Андижос, похудевший и погрустневший. Он не был в восторге от решения графини де Пейрак, его пылкой натуре более соответствовала откровенная и неприкрытая борьба, но сдался под натиском красноречивых убеждений Пегилена. Втайне от Анжелики славному д’Андижосу отвели свою роль в начатой игре — воздыхателя графини, пылкого и влюбленного, но не смеющего даже помыслить об отношениях с нею иных, нежели платонические. Дегре удалось под видом священника проникнуть в Бастилию и встретиться со своим клиентом. Анжелика жадно слушала новости о муже. Адвокат рассказал, что граф пребывает в бодром состоянии духа, но томится от скуки, и с безделья даже начал приручать паука. Что касается еды и быта, то до изысканности, разумеется, ему далеко, однако и стол, и все прочее узник получает в довольстве, а его камера не сырая и теплая. Анжелика переживала, как муж отреагирует на известие о ее придворной жизни. Но Франсуа Дегре ответил столь прямым и одновременно уклончивым образом, что женщина так и не поняла, поверил ли Жоффрей, что она решилась на этот шаг только ради него, а не ради собственного удовольствия, или же посчитал ее изменницей, но отнесся к похождениям супруги философски. Терзаемая виной, Анжелика решила отказаться от корсетов и явить, наконец, двору свое грядущее материнство.* * *
— Она беременна, Пегилен, она беременна! — король замер на мгновенье и вновь зашагал по комнате. На диванчике стояла темнобокая гитара. Король остановился и взял пару аккордов, чтобы успокоиться и скрыть досаду. — Естественное для замужней женщины состояние, сир. Вскоре и Ее Величество, если будет на то воля Бога и ее супруга, понесет. Король недовольно глянул на гасконца. Своими неуместными шутками тот порой выбешивал. Но надо отдать должное, после его слов напряжение уходило, а Пегилен мог острить и дальше. — К тому же размер живота дает основания полагать, что причиной беременности нашей прекрасной Анжелики является все-таки граф, ее законный супруг. Короля даже передернуло от этих слов. Он вновь раздраженно зашагал. — Как же теперь? Я ведь рассчитывал… — он осекся, заметив ухмылку на лице наперсника. — Что вы так улыбаетесь, Пегилен? Ведь это именно ваша идея! — И чем же она плоха, сир? Беременные женщины тоже могут предаваться плотским утехам, причем весьма утонченным. Кстати, небольшой живот делает Анжелику в чем-то даже более привлекательной. В ее нынешнем положении она точно не понесет. — Вы циничны, сударь, — осуждающе заметил король. — Возможно, сир. Но разве не это качество Ваше Величество более всего ценит в простом гасконском дворянине? Луи ничего не ответил. Признаться, больше всего он ценил в Пегилене его искушенность в любовных делах и возможность обсудить с ним свои собственные, да еще возможность при случае одолжить опытную любовницу. В общем-то, да, в своем подданном король ценил именно цинизм по отношению к женщинам. Его собственные переживания были куда более восторженны, а оттого и возвышены.