***
— Луна, обед готов! — донёсся мамин голос с первого этажа. — Иду! — прокричала я и отложила в сторону вышивку. — Что у нас сегодня?! — Лазанья! И позови, пожалуйста, папу! — Хорошо. Пришлось теперь уже подниматься. Если говорить о планировке дома, то рабочие кабинеты и библиотека находились на третьем этаже или на втором, потому что в Англии первый наш этаж считается нулевым. На первом же английском располагались жилые комнаты и ванные, на нулевом — гостиная, кухня, столовая, гостевая ванная и спальня. Большую часть дня я проводила либо в библиотеке, либо на чердаке. Но карты, к сожалению, так совпали, что была я в спальне, а просьба ко мне прилетела, когда я уже вниз спускалась. Короче, пришлось возвращаться. — Надеюсь, лазанья будет вкусной, — всё-таки кулинарные навыки мамы оставляют желать лучшего, хотя я не понимаю, в чём проблема. Зелья же она хорошо варит. Но вот щи нормальные приготовить не может. Но, надо отдать ей должное, мама старается, и с каждым разом у неё выходит всё лучше. Папы в спальне не оказалось, пришлось топать наверх. В библиотеке его тоже не было, и я отправилась в кабинет. Я уже потянулась к ручке двери, когда мир поплыл и стал серым. — Опять? — спросила я пустоту, стоя в каком-то переулке. Выйдя из него, я оказалась на темной улице старого города. На ближайшем доме висела табличка — «Чипсайд д.34». Кажется, так называется одна из улиц Лондона. Правда, она какая-то очень старая. Вывесок почти нет, витрина булочной выполнена из дерева и стекла, и никакого пластика, на дороге нет белых полос, разделяющих стороны движения, и сама дорога выполнена из крупного камня. Я подобное видела в Калининграде, когда отдыхала там в прошлой жизни. Значит, я попала ещё в довоенное время. Интересненько. Я прошлась по улице в поисках хоть кого-нибудь, но стояла ночь, и все уже спали. В дома я заходить не стала и решила вернуться в начальную точку. В переулке же меня ждало новое лицо. Какая-то женщина, одетая в пышное синее платье, забежала в переулок со стороны другой улицы. Она тяжело дышала, что-то прижимала к груди и опиралась на стену, постоянно оглядываясь. Чуть успокоившись, она начала судорожно искать что-то, а затем найдя неприметную щель между камнями, засунула туда мешочек, что держала в руках. Затем послышались чьи-то шаги и красивая, но испуганная незнакомка понеслась прочь из переулка. За ней же гнался какой-то мужчина с цилиндром на голове и в пальто. Когда он услышал её шаги в переулке, то побежал быстрее. Я же следовала за обоими: всё равно до спрятанной вещи я не смогу дотронуться. Даме удалось пробежать ещё пару домов, но затем мужчина догнал её и с силой впечатал головой в стену. Послышался неприятный хруст. Я прикрыла глаза. Только что убили человека, а я даже на помощь не могла позвать. Было трудно дышать, а уши улавливали чужие копошения. — Сука, — выругался неизвестный, а затем, видимо, пнул бездыханную. После он её оттащил в переулок и убежал. Я снова оказалась в реальности, стоя перед дверью в отцовский кабинет. В голове всё ещё стояла сцена убийства: последний вздох и быстрый взгляд испуганной леди, стук её каблуков и шелест платья, а затем жуткий хруст. — А, Луна, это ты? — сказал отец, открывший дверь с другой стороны. — Что-то случилось? — спросил он, глядя, наверное, на бледную меня. — Тебе не хорошо? — Всё в порядке, пап, — слегка улыбнулась я. — Мама звала обедать. А я почему-то сейчас вспомнила страшный сон, в котором меня пыталась задушить ожившая мамина паста. А фрикадельки из неё лезли мне в уши. — Ого! Настоящий макаронный монстр! — Да, огромный такой. — Знаешь, Луна, таких монстров не существует, — произнес он, подхватывая меня и унося с этажа. Круто быть маленькой, худенькой принцессой — все на руках носят. — Я знаю, но было страшно, — произнесла я уткнувшись папе в шею. — Тогда просто съешь его. — А? — Ну, это же твой сон. А монстр вполне съедобный. Так что съешь его. — Всё у тебя просто, пап, — обиженно произнесла я. — А вдруг он невкусный? — А ты проверь. — Ну, да, пап, не тебе же его есть, — обиделась я на него. — Ну, если бы я мог пробраться в твой сон… — То был бы весь в соусе и с фрикадельками в ушах! — Ну, Луна, — обиделся теперь он. — О каких фрикадельках речь? — спросила мама, которая уже успела разложить аппетитно пахнущую лазанью по тарелкам. Дальше папа пересказывал мой сон, а я иногда поправляла его, комментировала гениальные папины идеи и жевала неплохую лазанью. Мама же кивала, где-то вставляла свои мысли и говорила о разных артефактах, способных влиять на разум. Короче, дальше шли разговоры о крутых магических штуках. Я понимала что говорят взрослые с пятого на десятое, но мне всё равно было комфортно в такой вот компании фанатиков науки. Рэйвенкловцы. Что с них взять? У меня почти вся семья такая. Исключение составляют Юстиниана, Николь и Персифаль, которые учились на Хаффлпаффе и Слизерине. Дамы, понятное дело, вошли в чужой Род на правах законных супруг. До этого же Николь носила фамилию Фоули, а Юстиниана была по крови Лестрейндж. Персифаль же, хоть и был Лавгудом, но по сравнению с остальными был не таким умным и более живым. Мне он нравился больше всех, и о пустяках и жизни я любила поболтать именно с ним. Николь даже как-то в шутку сказала, что Надежда их попадёт в лапки барсука. Я с ней была согласна, хоть и посмеялась тогда со всеми. Почему я так думаю? Во-первых, я нуждаюсь в общении больше, чем кто-либо в нашей семье, во-вторых, знаю, что хаффлпаффцы живут в теплых подземельях рядом с кухней, что очень удобно, и, самое главное, на этом факультете много умных магглорожденных, а мне, ха-ха, на Роду написано стать супругой выходца из обычного мира. Почему тогда не Гриффиндор? Они более…категоричны и меня, спокойную и рассудительную, слушать не станут до тех пор, пока не покажу зубки и силу. Когда же я это сделаю, то внимание обратит весь факультет, а вести за собой кого-то я не собираюсь. У них для этого Поттер есть. Так что всеми руками и ногами я за Хаффлпафф. Да здравствуют милые барсуки! Ура! Ура! Ура!***
После обеда я прискакала на чердак в поисках ответов. Всё-таки не всё я портретам рассказала. Та история с мужиками, что его закапывали, вылетела из головы после всех приключений. В этот же раз я всё расписала портретам. Все слушали меня внимательно, а после того, как я закончила, Перси похвалил меня. — Молодец, что никому ничего не сказала. Такое знание может обратиться против тебя в любой момент. Так что лучше и впредь ничего никому не говори. — Брат, ты что-то знаешь? — Я… — он как-то обречённо посмотрел на меня, да так, что от его взгляда у меня сердце защемило. — Я не был Видящим, но дар этот был во мне. Из-за давно не обновляемой крови он проявился, но не так, как надо. Это, можно сказать, одна из последующих ступеней развития, когда Видящий способен заглядывать в разные точки во времени. И нет, это не благословение Времени и Судьбы, так как в ход истории нельзя вмешаться. Хорошим примером является твой рассказ, когда клад уже закопали. Ты же не можешь сказать этим работягам: «Хей, я вас вижу, ребята!» или «Народ, ройте правее. Тут большой камень». Нет, так это не работает. Ты не можешь ни на что повлиять. История либо уже свершилась, либо свершится, но без тебя. — Но почему ты тогда запрещаешь мне говорить об этом? — Потому что это не безопасно. Я… умер из-за этого. Проговорился и был убит. — Как? Кем? За что? — Как и кем, не помню, — усмехнулся он. Да, сглупила чутка. Портреты никогда не помнят, как были убиты, поэтому и не берут у них показания. — Но знаю за что. Понимаешь, я начал видеть «Серый мир», когда ещё учился. Сначала я думал, что со мной что-то не так. Ну, все были когда-то неуверенными в себе подростками. Потом как-то привык к тому, что могу зависнуть на уроке или в коридоре. Неудобно, правда… и квиддич пришлось бросить. А я ведь был отличным ловцом! Ну да ладно. Главное, что никто не обижался. Ребята наши очень чуткие и заметили, что со мной не всё нормально. Так что ловца без вопросов сменили. Потом, конечно, друзья пытались расспросить меня о проблеме, ну, а я… опять же, глупый подросток. Тогда казалось, что мир самое светлое место, а друзья — это самое лучшее, что могло со мной случиться. В принципе, это правда. Они поддержали меня с моей проблемой. Всегда были рядом, когда я неожиданно зависал, давали списать конспект тех моментов, которые я не слышал, давали советы о просмотренном. Да, мне тоже приходилось смотреть на чьи-то смерти… Я врагу не пожелаю увидеть то, что видел порой я… Так что друзьям я благодарен за подобную поддержку. Персифаль мечтательно и грустно улыбнулся. С таким выражением лица он походил больше на старика, чем на молодого юношу. — А потом случилось то, что случилось… — невесело произнес он. — Не знаю, кто проговорился, но парни со Слизерина решили узнать, что же такого интересного я насмотрел. В общем, я не заметил подставы, а когда заметил, было уже поздно. Меня пригласили на чай. Это была обычная практика, когда факультеты ходили друг к другу на чаепития или даже кофе пробовали. Да, помню! Тогда как раз кофе был. Видимо, из-за него не сработал амулет… Ладно, проехали. Вместе с напитком я проглотил ещё что-то. Скорее всего, это было модифицированное зелье болтливости или вообще маггловский наркотик. Но, в общем, язык он мне развязал. И поведал я им историю ни много ни мало, а о Малфоях. У этого Рода много скелетов в шкафах, а потому любая сплетня была интересной. Вот об одном из случаев, связанных с ними, и было моё последнее видение. Рассказывать я тебе его не буду. Маленькая ты ещё. Ну, не дуйся, сестрёнка, я правду говорю. История, действительно, скверная и очень дурно пахнет. — Ладно, Перси, не буду спрашивать, — согласилась я. — Но чем всё закончилось? — Чем-чем… Смертью всё закончилось. Эти идиоты додумались до шантажа. Малфой вроде как согласился на их условия, а затем эти ребята начали умирать один за другим… Потом уже кто-то из них сообщил обо мне. Дитрих до меня тогда не смог добраться. Я был за границей, искал невесту. А вот мои друзья находились в Англии… Когда я вернулся, никого из них в живых не было… Я ушёл вслед за ними спустя месяц. Не знаю, что так тянул Дитрих, но, слава Матери, хотя бы мой портрет успели доделать. Все родные думали, что я погиб случайно. Забирал подарок невесте из ювелирной лавки, а затем на меня напали. Гил говорил, что даже кого-то судили. Ну, в общем всё чисто. На Малфоев бы выйти никак не смогли. — Ты думал отомстить ему? — Сначала очень хотелось. Хотелось, чтобы он ответил за меня, за друзей и за нашу молодость. Мы же и пожить толком не успели, а они… Я ничего не говорил им. Они даже не знают за что умерли! Я ведь про Малфоев только тем уродам рассказал… Комната погрузилась в тишину, в которой даже слёз Николь слышно не было. — А потом передумал, — продолжил Перси. — Смирился. Смирился со смертью. С тем, что так получилось. Да и единственным, кто мог бы отомстить, был мой младший брат. Он был похож на меня. Такой же молодой, красивый и… живой. Я не хотел, чтобы Малфой добрался до него. А если бы месть вершилась, то точно бы добрался. Я знаю Дитриха и Гила… Матёрый интриган против мальчишки. Нет, я не хотел видеть живой портрет брата раньше времени. Поэтому смолчал, когда он спросил об убийце. Никому ничего не сказал. — А мне ты почему это говоришь? — Ты умная, сестрёнка. Сама ведь поняла уже. Участи такой же тебе не желаю. Никому не говори о Сером мире. Если что-то тебя гложет, то обращайся к нам. Мертвые ничего не скажут. — А как же Хогвартс? — спросила Юстиниана. — Она уедет туда и не сможет с нами поговорить. — У нас что, совсем никого в Хогвартсе нет? — спросил Бродерик. — Нет, никого не отдавали, — покачал головой Джузеппе. — Мда… — А письма? Я ведь могу писать письма. — Только они будут приходить твоим родителям, а не нам. — Но ведь Туни разбирает почту. Она сможет передать его вам. — Как? Домовики не умеют читать. — Почему же? Туни умеет. — Что?! — громко раздалось со всех сторон. — Ну, Туни страдала дислексией, но мы это исправили. Сейчас она вполне сносно и бегло читает. — Покажи, пожалуйста, — попросил Персифаль. Дальше я позвала Туни. Для начала, попросила мне принести сказки Барда Бидля, потом стихи Джулии Лав, а затем толстую энциклопедию о животных. Сноски из последней нам вслух читала моя милая домовичка. Лавгуды только головами качали на такие «чудеса». — Ну, теперь нам не придется всем вместе толпиться у письма, — сказал довольный Альфонс. — У нас есть замечательный чтец. Туни от такой похвалы зарделась, но не стала говорить, что не достойна, или выкручивать уши. Я научила её принимать похвалу так, чтобы не было неприятно другим. И вообще, моя эльфийка учится читать не только потому, что надо, но я её также прошу анализировать прочитанное. Мне нравится, когда она думает. Ей это идёт. Также Туничка начала меняться — она теперь больше не напоминала жуткого эльфа с выпученными глазами, а маленького ребёнка с вытянутыми ушками. Светлые волосы и белая туника делали её похожей на ангелочка. Но подобное сравнение мне не нравилось, и я попросила её сварганить себе по ноге ботинки со слегка загнутым носком. Подобное не считалось отлучением эльфа, так что Туни согласилась, и теперь ходит в обуви. Я же ей вяжу носки и колпак с помпоном, которые отдам в качестве дара дружбы и хорошей службы. Это тоже не будет формой отречения домовика, а наоборот — символом благодарности и надежды на продолжение работы. Надо будет только сделать так, чтобы Туни дослушала меня, пока я вручаю ей шмотки, а то ещё разревётся раньше времени. Хотя, я верю в её благоразумие.