33 несчастья или Герой спешит на помощь

Россия устало повернул голову к лестнице, и опухшие от недосыпа и изрядного количества алкоголя глаза с невыразимой тоской посмотрели на сестер. - Ваня, мы… кхм… мы пойдем, - Ольга отвернулась и потянула Наташу за руку. – Береги себя. - Мы еще обязательно придем! – тут же воскликнула Арловская, на что Иван усмехнулся и сделал большой глоток из бутылки. - Конечно, придете, - голос Брагинского был хриплым, тихим и сломленным. – Только вот будет ли к кому? - Ваня… - Идем, Наташа. Дверь хлопнула, и Иван поморщился от невыносимой боли в голове, в груди - во всем измученном теле. Исправить что-то было уже невозможно, и подтверждением тому была звенящая тишина. Бутылка, третья по счету и полупустая, ловила отблески восходящего солнца, но в этот день для Брагинского не было ни рассвета, ни заката. Была одна сплошная, кровоточащая рана в душе, и прошедшее лето Иван мог без преувеличения назвать худшим. Он никогда не страшился смерти, знал, что когда-нибудь она придет, но он до дрожи боялся остаться один. Снова один в этих ставших бесцветными стенах, один, и неважно, что будет какой-нибудь новый союз… они все оставили его. Иван поджал губы и глянул на арку, ведущую в столовую – нет больше улыбчивого Литвы в фартуке. Нет и шумного Грузии, и вечно таскавшего с собой радиотехнику Эстонии. Никого нет. «И не будет, - подумал Иван и опустил голову на сложенные руки. – Если только… да нет. Он уже два года у Людвига, даже не звонил ни разу». Пятью часами ранее… «Гилберт, ты просто обязан прилететь!» - наседала Беларусь, распаляясь все больше и больше и сильнее сжимая в руке телефон. «Да тише ты! Что случилось-то? - парень поморщился и убрал трубку от уха. – Я не хочу видеть тот бардак, который учинили в Москве. Я лучше…» «Ты не понимаешь! - перебила Наташа. – Он уже больше недели пьет, Гил. На нем лица нет, он словно умер! Просто приезжай, ничего не говори – пусть Ваня знает, что он не один. Прошу тебя, сейчас это как никогда важно» «Да ладно, ладно, приеду я. Завтра вечером подо…» «Нет!!! Вылетай ближайшим рейсом, иначе… Ольга пришла, мне пора. Надеюсь на тебя!» «Но…» «Чертов замок!» Россия поднял голову и нахмурился – он проспал всего десять минут, но состояние стало многим хуже. Иван прислушался: за дверью он слышал чей-то голос, но, кажется, там никого не было. Мужчина вздохнул и нащупал бутылку, как вдруг дверь с треском распахнулась и ударилась о противоположную стену. - Эй, есть кто дома? – с порога закричал Гилберт, и Брагинский от неожиданности чуть не выронил бутылку. – Ну, Ванька, в какой эмо-уголок ты затесался? – Байльшмидт прошел в гостиную и заметил-таки Ивана, сидящего за уставленным бутылками столом. – Ох ты ж… Ваня… дерьмово выглядишь. - Рад, что ты заметил, - Иван устало глянул на Гилберта. – Что за эмо? - А, ты же не знаешь… неважно, - альбинос скептично окинул взглядом Ивана: тот осунулся, похудел, и свитер, до того сидящий, как влитой, сейчас висел мешком. – Ты хоть ешь? - Не хочу, - тихо отозвался Иван и вновь потянулся к бутылке. - Э, нет-нет, - Гилберт тут же оказался рядом и ловко выхватил водку из ослабевших пальцев. – Душ, таблетки и кровать, Ваня. - Мне не станет лучше, - заплетающимся языком возразил Брагинский. – Ты видел, что творится на улицах? А правительство? – тут Россия горько усмехнулся. – Гил, а я ведь даже не знаю, какое у меня сейчас правительство. Я вообще республика или как? Не сверхдержава, это точно… вот Америка будет рад. - Не думаю, что он знает. Президент его за дурачка держит и ничего не рассказывает, - немец глянул на Ивана. – Черт, спит уже. Бедолага… и почему я помогаю? Гилберт действительно не знал, зачем он приехал, зачем отобрал бутылку. Но одно он понимал: о таком своем решении он не пожалеет. - Или пожалею, - кряхтел Гил позже, поднимая Ивана по лестнице в его комнату. – Кожа да кости, но весит не меньше братца! - Ну вот, можно и на улицу вывести! – удовлетворенно подытожил немец, глядя на посвежевшего Ивана. Брагинский потер рукой уже непривычно гладкий подбородок и вздохнул. - Не хочу я на улицу, Гил. Сейчас выйти смерти подобно. - Тогда на балкон, - скомандовал Байльшмидт и потянул Россию за собой. – Давай же, хоть на солнце посмотришь, а то сядет скоро, - немец с улыбкой обернулся. – Ты продрых весь день, алкоголик! На балконе было прохладно, и Брагинский довольно улыбнулся, подставляя лицо свежему ветру. Гилберт рядом кутался в принесенную куртку и вглядывался куда-то вдаль. Дом России стоял в отдалении от дорог и жилых построек, а с западной его части открывался вид на большое поле, окруженное со всех сторон темным, непролазным (в этом Гил убедился лично) лесом. Место немного жутковатое, полное мрачной романтики, как и сам Брагинский. По словам Ивана, этот дом стоял здесь всегда – сначала деревянная изба, затем – хоромы с теремом, еще позже – маленькая усадьба, надежно защищенная от внешних вторжений. Правда, Гилберт этого не застал – когда он попал в этот дом, он был выжжен изнутри, опустошен, и все, что осталось – библиотека в подвале, где книги лежали в огромных деревянных ящиках, подозрительно напоминающих гробы. Иван по этому поводу сказал: «Если хочешь, чтобы у тебя не забрали самое дорогое – похорони это». Правда, уже через несколько лет он забыл о своих печальных словах и вынес книги на второй этаж. - Гилберт, - тихо позвал Иван, и парень вынырнул из своих воспоминаний. - Что? - Ты очень сильно изменился, - Брагинский оперся о перила рядом и прикрыл глаза. – Раньше ты бы ни за что не приехал, даже по чьей-то просьбе. Ты стал мягче, тебе не страшно? - Страшно? – глухо повторил Байльшмидт. – Не очень-то. Самое страшное я уже пережил, я… теряю себя, как государство. Я теряю свои амбиции и спесь, и, знаешь, так жить многим проще. У меня теперь другие дела – развлечения, брат, немного работы, и ты, пожалуй. Иван удивленно склонил голову и внимательно посмотрел на Гилберта. - Ты не представляешь, как много ты сейчас смог сказать одно фразой! Никогда бы не подумал, что мы сможем поговорить по душам. - Это должно было случиться, - усмехнулся Байльшмидт. – Не все же нам грубить друг другу. И кстати, по душам – о твоей я так и не услышал. - Мне кажется, ты понял все, как только вернулся, - Иван глянул на поле. – Но если хочешь, могу объяснить. Видишь поле? Оно мне всегда нравилось. Особенно, последние лет семьдесят. Его никогда не любил Петр, называл его клеткой и порывался спалить лес вокруг. Так вот, мне так хочется сейчас сделать то же самое, но… я боюсь видеть, что за этим лесом. Я не хочу разочаровываться снова, это очень больно. Больно, как будто с меня кожу сдирают, черт возьми! Брагинский стукнул кулаком по перилам и шумно выдохнул. - Я не могу больше это вытерпеть. Я чувствую, что схожу с ума, замыкаюсь и отдаляюсь от реальности. Мне нужна помощь, господи, никогда не думал, что это скажу, но… помоги мне, Гилберт. Я один. Байльшмидт был ошарашен, и это – самое малое, что можно было сказать. Он посмотрел на Ивана – тот опустил голову и зарылся пальцами в отросшие светлые волосы, губы были плотно сжаты, а глаза уставились в одну точку на полу. Возможно, Гилберт мог бы назвать Брагинского жалким, если бы не понимал его, не знал, что он сейчас чувствует. Но немец знал, а потому был не вправе отказать ему. - Я, наверное, действительно стал слишком мягким, - начал Байльшмидт и положил ладонь на плечо Ивана. – Поэтому скажу – хорошо, Ваня, я помогу. Я так понимаю, это означает стать твоим другом? Брагинский встрепенулся и с неуверенно улыбкой посмотрел на Гилберта. - Друг… у меня раньше не было друзей. - Тогда я буду у тебя первым! – немец хлопнул Ивана по спине. – Сворачивай трагедию, пойдем на кухню, я есть хочу, да и ты тоже. И не обсуждается! *** Вальяжно развалившись на небольшом белом кожаном диванчике в кабинете президента, Альфред следил за секундной стрелкой настенных часов, нахмурив брови. Два года прошло с тех пор, как Буш стал президентом, и за все это время Джонса ни разу не позвали ни на одно собрание! Раньше он активно принимал участие в жизни страны и был задействован в решении вопросов экономики, социальной сферы, культурной жизни… но теперь создавалось впечатление, что он – изгой в собственной стране. Он не знает, что происходит в самом Вашингтоне, что уж говорить о соседних штатах?! Парень вздохнул и постучал по подлокотнику. Он давно не встречался с другими странами: не доставал Англию, не подкалывал Канаду, не предпринимал попыток вывести из себя Россию. При воспоминании о последнем Альфред снова глубоко вздохнул и встал. Ему надоело сидеть взаперти. Надоело сидеть в полнейшем неведении. Да что этот тип президент имеет против него, почему приставил охрану и обрубил все каналы связи?! Неужели Альфред и вправду кажется Бушу настолько инфантильным мальчишкой, что тот даже не рассказывает ему новости или что-то в этом духе? Альфред принялся мерить шагами кабинет, и почти сразу же за дверью послышались тяжелые шаги. Видимо, собрание закончилось, и Буш возвращается к себе. Парень не ошибся: уже через пару секунд дверь открылась, и на пороге показался сам «Мистер президент», как его про себя с ухмылкой называл Альфред. Буш не ожидал увидеть Америку, а потому замер в дверях на несколько мгновений, и лишь затем продолжил путь к письменному столу. - Как собрание? – лениво растягивая слова, поинтересовался Альфред. Это была не его естественная манера говорить, но он прекрасно знал, что Буша это раздражает, так почему бы лишний раз не позлить «Мистера президента»? - Прекрасно-прекрасно, - слегка поморщившись, ответил мужчина. – Что тебя ко мне привело? - Хотелось бы узнать, что творится в стране и мире, - фыркнул Альфред. - Так включи телевизор… - И это мне говорит человек, который приказал обрубить мне кабельное! - Ты не смотришь новости. - Не смотрел, потому что не видел в этом необходимости, ибо всегда был в курсе событий! – наконец вспылил Альфред, ударив рукой по столу. - Америка! – испуганно воскликнул президент и отскочил от стола. – Сдерживай себя! - Два года сдерживал! Я давно не видел брата и Англию и скучаю, черт возьми! Я ведь даже позвонить им не смогу, потому что у меня отключен телефон! Оба молча уставились друг на друга. Буш никогда бы не смог подумать, что тот милый, веселый и туповатый на первый взгляд парнишка может повести себя подобным образом. - Ты ведь знаешь, что я могу сделать со страной, - прошипел Альфред, нависая над столом. – Могу поднять волну протестов, подбить народ на революцию, устроить новую гражданскую войну! Я не хочу этого, но ты меня выведешь. - Ладно-ладно, - сдался президент, поднимая руки перед собой. – Я все понял… - Очень на это надеюсь, - тихо ответил Альфред и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. К вечеру в квартиру Альфреда вернулась цивилизация: телефон, интернет, кабельное. Парень первым делом бросился к телефону и, набрав номер Канады, проболтал с братом без малого час. Тот был очень рад возвращению брата «из заточения». Затем, только распрощавшись с Канадой, Альфред тут же принялся звонить Артуру. - С кем имею честь, - почти сразу раздалось на том конце. - Привет, Англия! – радостно крикнул в трубку Америка. – Как жизнь? - Альфред?! – удивленно переспросил Артур, вставая на ноги, судя по звуку отодвигаемого стула. – Два года игнорировал мои звонки и тут решил позвонить? - Не дуйся, просто мой президент – полный придурок! - Весь в тебя. - Не смешно, - фыркнул Альфред, облокотившись на стену. – А вообще, ты же не умеешь шутить! Что это на тебя нашло? - Да вот есть повод, - радостно ответил Артур. – Ты разве не в курсе, что творится в Восточной Европе? - Я не знаю, что происходит у меня в стране, а ты мне про Европу загоняешь! - усмехнулся Альфред. – Так что? - Хм… не хочется рассказывать все это по телефону. Но ты знаешь, я в таком прекрасном расположении духа, что даже не против видеть твою физиономию лично! - Я рад, - скривился Альфред. – Это ты мне сейчас предлагаешь приехать? - Именно, жду тебя завтра в Хитроу. Чем раньше – тем лучше! - Хорошо, - улыбнулся парень. – Ну… тогда до скорого. - Пока-пока, - пропел на том конце Англия и бросил трубку. Удивленно вскинув брови, Альфред отложил телефонную трубку в сторону. Так не похоже на Англию! Этот серьезный, чопорный парень вдруг принялся шутить и даже пригласил в гости! Что же такого приключилось в Европе, что он практически на седьмом небе? Альфред покачал головой и принялся собирать вещи. Много он с собой не брал, предпочитая путешествовать налегке. И уже через сорок минут он стоял у билетной кассы в аэропорту, покупая билет на ближайший самолет в Лондон. - Обниматься-целоваться не будем, но я действительно рад тебя видеть! – приветствовал Альфреда сияющий Артур. – Идем скорее, кажется, дождь начинается. Ну что, тебя еще никто не просветил о том, что у нас тут происходит? - Нет, я спал всю дорогу, - ответил Альфред, уже садясь в машину. – Так что же это? Объясни мне причину своей безудержной радости! - Всего три слова: распался Советский Союз! Сказать, что Альфред удивился – это ничего не сказать. Парень молча уставился на собеседника, медленно выпадая в осадок от услышанного. Союз? Распался? Это же… это же невозможно! - Что-то ты не рад, - удивленно констатировал Англия. – Ты меня слышал? Союз распался! Теперь ты – единственная сверхдержава в мире! - К-круто, - слегка севшим голосом ответил Альфред. – А… как раскололся? Они все разошлись или… - Ну, да, Ванька теперь один-одинешенек! - То есть Ольга и Наташа тоже ушли? - Да. - Они бросили родного брата? Ну, ладно Ольга, но Наташа! Она же без ума от него! - Я не в курсе их семейных драм, но то, что Беларусь – это только Беларусь, а Украина – это Украина, я уверен на сто процентов. - А Гилберт? - А что Гилберт? Гилберту деваться некуда – Калининград-то от России не оторвешь. Но он уже два года как у Людвига, все нарадоваться падению стены не может. - Понятно… - тихо протянул Альфред, отворачиваясь к окну. Что дальше ему рассказывал Артур, Джонс не слышал. Ему бы, конечно, радоваться: только что самоустранился его главный конкурент, но… не то, чтобы он прекрасно представлял себе чувства Ивана, но он мог бы догадаться, как ему тяжело. Его бросили все, кого он мог бы считать друзьями (хоть таковых у него никогда и не было). Даже родные сестры отвернулись от него. Альфред чувствовал бы себя последним подонком и бездушной скотиной, если бы принял приглашение Артура заехать в ресторан и выпить за это событие. Нельзя так… пусть у него с Брагинским не самые лучшие отношения, но танцевать на могилах он не собирался. Вряд ли кому-нибудь из европейских стран пришла в голову мысль наведаться к Ивану хоть с какими-нибудь словами утешения. Если только Германии. Но Германия в таких делах далеко не спец, так что… - Артур, я позвоню? – спросил Альфред, оказавшись в резиденции Англии. Он сразу же отыскал телефон и уже набирал последние цифры номера Ивана. - Да, конечно, - небрежно ответил Артур и сразу же ушел по каким-то срочным и неотложным делам, попахивающим виски. Гудки длились всего пару секунд, но Альфреду это показалось вечностью… - Алле, - ответил голос на том конце, принадлежавший явно не Брагинскому. - Гил? – решил на всякий случай уточнить Альфред. - Да… Америка, ты что ли? - Ага, - кивнул парень. – Слушай, я только что узнал о том, что произошло с Союзом и… - Он не нуждается сейчас ни в чьих соболезнованиях, - резко оборвал его Пруссия. – В твоих особенно. - Дослушай меня, пожалуйста, - настойчиво продолжил Альфред. - Нет, Ал, прости. Он сейчас сам не свой, и вряд ли захочет слышать, а тем более видеть кого-нибудь. И еще, без обид, но ты последний, с кем он хотел бы обсуждать свои проблемы. - Я понимаю, Гилберт! Но… - И если ты считаешь, что сейчас самое время, чтобы наладить отношения, то ты ошибся. Всего хорошего, и даже не вздумай приезжать! - Гилберт! – но в трубке уже раздались гудки. – Да чтоб тебя, альбинос недоделанный! Указывать он мне будет, как же!