Я — Учиха Итачи

Стоило мне только оказаться за стенами Конохи, как послышался еле уловимый шелест и передо мной оказался Мадара-Тоби-Обито, спрыгнувший с ветки дерева на землю. Я почувствовала на себе его внимательный, какой-то испытующий взгляд, но сумела удержать безразличную мину и не вздрогнула, несмотря на свернувшее в груди напряжение. — Закончила уже, Итачи? — спросил он с ощутимой иронией. — Ты сильно задержалась — я даже успел поразвлечься с твоими бывшими… коллегами, — и чуть кивнул за спину, где виднелись бессознательные тела АНБУ, при этом цепко впившись взглядом в мое лицо. — Были неотложные дела, — приподняла уголок губ в намеке на усмешку, равнодушно кинула взгляд на анбушников и вновь перевела спокойные глаза на нукенина. Тот издал непонятный хмык и, запрыгнув на ветку, двинулся вперед. И все. Больше мы не перекинулись и парой фраз, пока он вел меня в страну Дождя следующие полтора дня. Хотя его долгие взгляды я чувствовала на себе все это время и не могла толком расслабиться даже ночью, зная, что меня постоянно проверяют и непонятно чего ожидают. Это вызывало раздражение, разгорающееся в груди все сильнее с каждым часом, но я отчаянно его сдерживала. Мне нельзя было срываться, как бы мне того не хотелось. Потому что если этого «Мадару» не устроит что-то в моем поведении, я быстро отправлюсь под ближайший куст кормить червей. Так что я усиленно держала лицо равнодушным, строила из себя отмороженную и немного поехавшую крышей девчонку и внимательно наблюдала за самим Тоби. Откровенно говоря, выглядел он обычным… шиноби. Возможно, немного уставшим и напряженным, но все же обычным. Хотя, у меня создалось впечатление, что ему совершенно не понравилось произошедшее с кланом Учиха и сейчас где-то внутри он переживает их гибель. И это было неожиданно. Я не была фанаткой Обито, но и не ненавидела его, искренне считая, что тому просто не повезло. По жизни, ага. У меня не было каких-то особых ожиданий насчет его поведения, несмотря на то, что я считала его немного поехавшим и просто бесконечно уставшим от жестокости этого мира. Так что его переживания насчет остальных Учих были… удивительными, в какой-то мере. Это показывало, что ему еще не все равно на остальных. Тем не менее, доверять ему хоть чуточку больше я не спешила и границы пересекла с нескрываемым облегчением — все же постоянное напряжение выматывает. Страна Дождя встретила нас стеной дождя, полностью оправдывая свое название. Кажется, здесь лили постоянные ливни в силу географического положения — вроде как страна находилась в низине, плотно окруженной горами, из-чего собравшиеся тучи опускались вниз и оставались там надолго, точно не припомню. Обито также как-то неуловимо расслабился и в то же время собрался в кучку, став сосредоточеннее и прекратив мрачно о чем-то размышлять. Я же, чем быстрее мы приближались к скрытой деревне, тем больше погружалась в мрачные раздумья. Как минимум, следующие восемь лет мне предстоит провести с самыми худшими и кровожадными нукенинами, каких только свет видел. Смогу ли я это выдержать? Смогу ли спокойно смотреть на то, как другие убивают, пытают? Охотятся на других людей ради наживы? Убивать сама? Черт возьми, могу ли я вообще убить другого человека и остаться при этом спокойной, не выдать и малейшим отблеском эмоций то, что убиваю в первый раз? Могу ли я убить? Сама, своими руками приговорить человека к смерти, лишить жизни, отправить за завесу… Могу ли я? Эта мысль настойчиво крутилась в голове, не давая мне покоя. Если Акацуки увидят мою странную реакцию на убийство, хотя я вроде как вырезала весь свой клан и работала в АНБУ, они непременно что-то заподозрят. Ведь с таким послужным списком я просто не могу трястись от истерики, как совсем зеленый генин. Я еле слышно вздохнула, отстраненно разглядывая свои ноги, которые, окутавшись не видимой для обычных глаз чакрой, спокойно шагали по воде. Думать сейчас о том, как я это делаю, мне совершенно не хотелось — главное, работает и прекрасно. Ох, окей, ладно. Я не считала себя хорошим человеком и, черт, конечно, я им не являлась — хорошие люди, по-настоящему хорошие, сами по себе, встречаются крайне редко. Они кормят уличных кошек-собак, снисходительно относятся к маленьким детям, жертвуют деньги бездомным, понимающе относятся к любому человеку, могут простить что угодно и просто сияют изнутри своим внутренним теплым светом. За всю свою двадцатилетнюю жизнь я встретила такого человека только однажды. И я искренне люблю эту девушку, что словно согревает своим светом одним лишь присутствием. Мы были хорошими подругами, не самые близкие и далеко не лучшие, но я была к ней сильно привязана. И, вспоминая ее, я утверждалась в своем мнении все сильнее. Я не хорошая, отнюдь. Я завидовала другим, искренне ненавидела пару человек, была убежденной эгоисткой, не протягивала руку помощи, пока меня о ней не просили, совершенно не умела прощать и легко кидала людей. Черт, я даже однажды своровала из магазина киндер и мыльные пузыри! Временами я бывала невыносимой, грубой и злой, слишком раздражительной и язвительной, вечно матерящийся девчонкой, что иногда тайком курила сигареты, мечтала глубокой ночью о том, чтобы порезать вены, и никогда этого не делала, боясь боли и шрамов. Но… убить? Не то, чтобы я резко стала святой, нет. Боги, да я вообще странная помесь из атеиста, язычника и буддиста. Меня это, конечно, нисколько не смущало — я не верила в бога, но, тем не менее, признавала, что, если думать, что он есть, вероятнее всего для меня был бы какой-нибудь пантеон, а не один единственный создатель. К тому же, все мои религиозные думы всегда осложнялись тем, что я не верила в рай-ад и была уверена, что вся наша жизнь с самого рождения предопределенна нитями судьбы, заканчиваясь неизбежной реинкарнацией. Как все это сочеталось и, тем более, сложилось вместе — понятия не имею. Но религиозные заморочки на тему заповедей и запретов, которые нельзя нарушать, никогда меня не прельщали — я в них просто не верила. Особенно, после рассказов о священниках, отправляющих солдат на войну и благословляющих их на те же убийства, но прикрытые патриотизмом, после которых они несомненно попадут в рай. Никогда не любила эту двойственность понятий. Нет, я понимала, что тут разные мотивы между солдатом, защищающим свою родину, и человеком, убивающим ради наживы или удовольствия, но все же. Я не признавала между этими двумя принципиальной разницы — запрет есть запрет, его нарушение есть нарушение. Так что обещания этих священников для меня навсегда останутся сладкой лицемерной ложью. Тем не менее, страх нарушения этого запрета никогда не был моим. Религиозные заморочки, нормы принятые в обществе, стереотипы… я делала вид, что для меня это важно, но знала, что при некоторых условиях могла убить и даже бы не сильно сожалела об этом. Если бы существовала угроза моей жизни или насилия над телом, опасность для близких… я бы не сомневалась и секунды. В конце концов, что такое страх убийства перед лицом опасности? Я бы и не жалела потом о совершенном, ведь какого черта, тот человек хотел сделать то же самое или даже нечто похуже со мной или с кем-то из моих близких, так почему я потом должна страдать из-за этого? Наоборот, я буду радоваться, что успела, наплевав на все последствия. Точно так же я бы легко добила своего смертельного врага. Типа, знаете, такой момент в фильмах, когда герой стоит над поверженным врагом, заносит над ним нож или наставляет пистолет и замирает, сомневаясь и мечась перед выбором. А тот начинает слезно молить о прощении или еще чем-то, и герой его отпускает или сплавляет в тюрьму. И я понимаю, что герой знает, что смерть — это навсегда, это конец, а в жизни есть возможность его исправления, становления хорошим человеком, и просто дает злодею шанс на это исправление. Но я бы так не смогла. Из тюрем иногда сбегают или вполне законно выходят, а мстительные злобные ублюдки не меняются, они остаются такими же мстительными злобными ублюдками, что бы не произошло, только теперь нацеленными конкретно на месть тебе. И жить, постоянно дергаясь от ожидания их мести? Нахрен такое нужно, я большой параноик, и меня бы успокоила лишь их смерть — окончательный конец, после которого они никогда не смогут вернуться, как бы жестоко и печально это не звучало. И еще момент, когда друга героя смертельно ранили, и тот просит о смерти, а герой снова мечется или заходится в истерике. Всегда кривилась на таком, но молчала, прекрасно понимая всю сложность. Другу слишком больно, смерть наступает медленно и поэтому он просит об избавлении от боли, более легкой смерти, а герой не может поднять руку и самостоятельно добить дорогого человека, совершенно глупо и так по-человечески надеясь, что вот-вот придет помощь, его спасут или и вовсе произойдет гребанное исцеляющее чудо. Честно, не знаю, как бы поступила на месте героя. И не хочу об том думать. Потому что избавить от боли родного человека… и тем самым самостоятельно убить его. Это почти как с мышеловкой и сыром. Очень хочется сыра, но, если ты его возьмешь, тебя поймают. Ненавижу такие ситуации. Так могу ли я убить? Не в каких-то особых ситуациях, а потому что этот человек кому-то мешает и за его голову хорошо платят. Потому что приказали это сделать. Потому что так себя ведут нукенины. Просто убить. Остаться равнодушной. А потом убивать снова и снова, снова и снова, год за годом… пока меня саму не убьют. Я поежилась, будто от холода, и сжала челюсти покрепче, невольно ускорив шаг при виде пока еще далеких стен. Самое ужасное заключалось в том, что я так и не поняла собственного ответа на этот вопрос. Мне он вообще не нравился. Потому что если «да», то я ничем не лучше этих же маньяков из Акацуки, а если «нет»… блять, легче самой повеситься, чем дожидаться пока меня черти в чем не заподозрят и не запытают или не начнут ломать мозги в попытках выяснить правду. Прикусила изнутри щеку, поднимая голову к серому дождливому небу. Так могу ли я стать нукенином не просто на словах, а на деле? Как себя вообще ведут опасные нукенины? Развлекаются киданием кунаев в невинных жертв и рычат друг на друга? И ответы на все эти вопросы мне нужны уже сейчас. Потому что стены города приближались, а хоть какого-нибудь плана, помимо импровизации на месте и холодной мины на лице, так и не появилось. Черт возьми, я точно умру сегодня...