Я — Учиха Итачи

Утро встретило меня раскалывающейся головой, болью в горле и отчаянным нежеланием хоть как-либо шевелиться. И если сначала все-таки было намерение как-то соскрестись с кровати… то, вспомнив вчерашний разговор с Джузо, оно как-то незаметно увяло, и я беззвучно застонала, зарываясь в одеяло как можно глубже и пряча голову под подушку. Черт возьми… надо же было Джузо попасть именно в нужный момент и задать те вопросы, которые с легкостью могли уничтожить уже сложившиеся между нами взаимоотношения! Прикусив губу, в очередной раз ругаюсь на свою неспособность держать язык за зубами в убитом состоянии и с заметным усилием заставляю себя успокоиться. Джузо не выглядел удивленным, так что вероятно уже о многом догадывался. В конце концов, в Кири происходила и происходит плюс-минус та же ситуация… и не провести параллели? Я слабо усмехаюсь, заворачиваясь еще сильнее. Все-таки случившееся с Учихами неслабо меня задевало даже тогда, в моем мире, когда я начинала симпатизировать этому неоднозначному клану в силу личных заскоков, а не очутилась в шкуре одной из них, прочувствовав на себе весь спектр чужого отчаяния, ненависти, смирения и боли. Относиться к случившемуся ровно у меня попросту не получалось, да я и не старалась. Помнится, только-только узнав о всей подоплеке произошедшего, я долго плевалась ядом и поливала помоями всю Коноху, старейшин и Третьего на пару со Вторым, что и заложил семена этого дерьма. И продолжала мысленно их расчленять с особой жестокостью до сих пор. Резко выдохнув, провела ладонью по лицу, заставляя себя переключиться на более насущные проблемы. Прислушалась к собственным ощущениям — сейчас болеть категорически нельзя. Впрочем, каких-либо признаков подступающей болезни я не чувствовала. Кроме, пожалуй, побаливающего горла, но оно вполне пройдет после пары кружек горячего чая с лимоном. Раньше я болела крайне редко, зато долго, со вкусом и мучением себя и всех окружающих, норовящих уложить бегающую и занимающуюся своими делами с тридцатью восемью градусами меня в кровать, замотав в одеяло и устроив постельный режим. Зато вот насморки, начинающее краснеть горло и прочую хрень ловила легко и часто, а потому вполне могла различить, когда это обычная простуда, а когда начало затяжной болезни. Поморщившись, провожу рукой по ноющему горлу и с крайней неохотой высовываюсь из-под теплого одеяла, передергивая плечами от гуляющего по комнате сквозняка и хмуро уставившись на задернутое полупрозрачной занавеской окно. Тихо шел моросящий дождь — начало осени во всей красе, серое, хмурое и противное. Перевожу взгляд на чужую разворошенную кровать, прислушиваюсь к звукам и настороженно хмурюсь. Обычно Джузо будит меня еще до того, как отправляется в ванную, просто потому что вести себя тихо не в его стиле. Вздохнув, медленно сползаю с кровати — похоже, в номер напарник так и не вернулся, решив провести оставшуюся ночь наедине с собой. Что ж, я хотя бы выспалась, фырчу, ежась от холодного воздуха и морщась от пробежавших по коже мурашей. Джузо находится на первом этаже. Угрюмо сверлящий убийственным взглядом кружку чая, мрачный и настолько не желающий общаться, что все немногочисленные посетители таверны ютились как можно дальше от испускающего ощутимую жажду крови мечника, почти не переговариваясь между собой и торопливо доедая заказанную еду, чтобы смыться отсюда поскорее, несмотря на дождь и противно размывшиеся дороги. Проводив глазами бледного подавальщика, огибающего напарника по широкой дуге, качаю головой и приземляюсь перед Джузо. — Утра, — произношу я и, стащив с чужой тарелки одну из мягких булочек, задумчиво кошусь на никак не среагировавшего мечника. И, демонстративно отщипнув кусочек от стыренной добычи, закидываю в рот, медленно пережевываю… и, проглотив, все-таки с беспокойством уточняю: — Все в порядке? Обычно он совершенно не терпел, когда покушались на его еду. Даже если это были нелюбимые им сладости или булочки, которые он все равно оставлял на столе — от подзатыльника и лекций о наглом объедании напарника это нисколько не спасало. Мужчина тяжело вздыхает, провожает мрачным взглядом каждый отщипанный кусочек и кривится, откидываясь на спинку стула. Угрюмо сообщает: — Лидер отправляет нас на задание в Страну Воды. Не знаю, как умудрилась все-таки не подавиться вставшим в горле куском и сохранить невозмутимый вид. «Почему… почему именно сейчас?», — стучит в голове, пока мысли панически разбегаются в разные стороны, оставляя за собой неприятную, гулкую тишину. Отвела взгляд, медленно дожевала, проглотила… и только тогда осторожно поинтересовалась: — А разве туда сейчас можно попасть? От моего вопроса напарник кривится как от зубной боли и сквозь зубы поправляет: — Попасть можно куда угодно, другое дело — выбраться оттуда, — потерев переносицу, он тяжело вздыхает и смотрит на меня блеснувшим острой сталью взглядом: — У меня остались кое-какие связи, но доверять этим крысам — последнее дело, проведут, а после сдадут Кири без всяких угрызений совести. Доберемся сами. В Стране будем находиться нелегально, но если вести себя тихо и провернуть все быстро, то шансы остаться незамеченными есть. Если же нет… В воздухе повисает многозначительная пауза. Джузо натягивает привычный оскал, только уверенности в нем ни на грамм — от мечника исходит напряжение, раздражение и тревога. И что-то настолько обреченное, отчего сердце бьется с перебоями и все норовит остановиться, но почему-то упрямо продолжает работать. Он не может не предполагать, чем все это закончится, осознаю с дрожью, прошедшей по всему телу. Джузо получше меня понимает, что проникновение в Страну Воды — это риск для него… и меня, ловлю в чужом взгляде тень беспокойства. К горлу подкатывает мерзкая желчь, аппетит совершенно пропадает, и я возвращаю пощипанную булочку на тарелку под острым взглядом серых глаз, тут же пряча мелко дрожавшие руки под столом. — …лучше бы нам не попадать к ним живыми, — читается в его глазах, пока он с шумом отодвигает стул и направляется к лестнице привычно уверенной походкой. Провожая его взглядом, неосознанно обнимаю себя за плечи и как никогда остро жалею, что даже не активированный шаринган не дает упустить что-либо из виду. Черт. Черт-черт-черт! Пожалуйста, пусть я ошибаюсь… не хочу быть правой в этот раз. *** — Ты нанял пиратов, — констатирую я совершенно ровным голосом, глядя на то, как настороженно поглядывает на нас команда откровенно бандитского вида. — Контрабандистов, — поправляет Джузо, демонстративно касаясь Обезглавливателя и кровожадным оскалом разгоняя то и дело снующих вокруг преступников, изображавших бурную деятельность. Палуба вокруг нас пустеет в мгновение ока. — Слишком большое расстояние, чтобы добираться своим ходом. Лодку просто так не достать, да и опасно плыть на ней в это время года — море беспокойное. Попробовать заявиться на товарных суднах не получится — за портами пристально наблюдает Кири, у контрабандистов же свои точки выхода и сдавать нас им не с руки, сами за компанию огребут. — Они — те еще отморозки, — возражаю я, вспоминая прошедшийся от чужих взглядов холодок по шее — смазливое личико начинало доставлять проблемы и скоро это придется как-то решать. Уверена, не будь на мне перечеркнутого протектора и веди я себя по-другому — они бы рискнули напасть и… мотаю головой, заставляя себя выкинуть эти мысли из головы. — Если не сдадут Кири, вполне могут сдать своим покровителям — в жизни не поверю, что без крыши сверху они смогли обосноваться на островах, фактически принадлежащих шиноби. Джузо криво усмехается, качает головой и поднимает глаза на темно-серое небо, где медленно собирались черные тучи. — И именно поэтому ты пороешься в их вшивых головах, как только мы приблизимся к островам. Я убираю брошенную резким порывом ветра в глаза челку, кидая на него задумчивый взгляд. Обо всех моих способностях Джузо не знал, но успешно догадывался и умело кидался этими догадками в нужный момент, заставляя меня раскрываться или признавать собственное бессилие. Тут его надежды, конечно, оправдались, но подобное и не особо скрывалось — любой знающий шиноби мог это предположить. Далеко не каждый менталист использует гендзюцу больше, чем среднестатистический шиноби… и в то же время каждый мастер гендзюцу хоть немного, но связан с ментальными техниками — слишком сильно пересекаются эти две ветви, а на определенном этапе они и вовсе почти неотделимы. Вот только способности к менталистике у шиноби редки, а без них неизбежно упрешься макушкой в стеклянный потолок и застрянешь на уровне чуть более умелого пользователя. У Итачи был явный талант — что к тому, что к другому. И вышедшая тогда случайно иллюзия монстров отлично это подтверждала. Джузо не смог вырваться не потому, что я случайно что-то создала или как-то иначе воспользовалась шаринганом — просто монстрики изначально создавались на стыке двух ветвей, а потому прервать иллюзию без постороннего вмешательства невозможно. Другое дело, что специально я не лезла в менталистику, опасаясь туда углубляться из-за собственной нестабильности — работа начиналась с себя, а себя я трогать боялась, чувствуя, что одно неосторожное движение и последует взрыв. Хотя их работу и принципиальные отличия я представляла, пусть и весьма примерно — Учихи обычно не лезли глубоко в менталистику, предпочитая не замечать своих тараканов и заскоки до последнего. В этом мы с ними были до странности солидарны. Гендзюцу работало напрямую с нервной системой, обманывало мозг и путало сознание, но все это можно назвать поверхностным влиянием, не причиняющим особого вреда и не оказывающим глубокого влияния, а вот ментал… ментал работал гораздо глубже и мог изменить человека до неузнаваемости за пару минут. Роскошь, по меркам шиноби — медленная, неудобная, но безумно жуткая. Нет большего страха, чем попасть в руки к умелому шиноби-менталисту. После пыток можно хотя бы сохранить свое “я”... И да, Яманака стра-а-ашные. Просто потому что хорошо притворяются невинными цветочками, что приманят, а после сожрут тебя и не подавятся, только облизнутся и мило улыбнутся акульей улыбкой, дружелюбно махая ручкой на прощание. — Я не сильна в этом, — предупреждаю его. Джузо едко ухмыляется: — Вот заодно и потренируешься, мелочь. А пара сожженных мозгов… что ж, неудачи случаются — напились и свалились за борт на корм рыбам, всякое бывает, — и, смерив очередным задумчивым взглядом море, хмуро добавил: — Иди-ка ты внутрь, скоро тут станет жарко. Набирайся сил, пока есть время — задерживаться на островах не станем, чем скорее их покинем, тем лучше. Согласно прикрываю глаза и без всяких возражений направляюсь в нашу каюту, шуганув по пути чью-то любопытную тень и раздражаясь от этого. В следующий раз воспользуюсь кошмариками, мысленно пообещала себе, мрачно обведя взглядом палубу с суетящейся в преддверии шторма командой. Покачав головой, закрываю за собой дверь и падаю на гамак, пялясь уставшими глазами в воздух и переплетая пальцы на груди. Внутри сидела и не давала покоя дурацкая надежда на то, что это вовсе не та миссия. И я почти смогла себя в этом убедить, только предчувствие тихо нашептывало, что нет, ни черта, даже не надейся, пиздец пришел и он уже стоит за твоей спиной. Я не хотела вмешиваться в канон. И, черт возьми, я до сих пор не желаю этого делать! Плевать на чужие смерти, несчастья, сломанные жизни… я не хочу что-либо менять и лишаться своего преимущества — относительного знания о том, где и какая жопа будет поджидать меня в будущем. И все же… сейчас во мне боролись два эгоистичных желания — ничего не делать и все-таки спасти того, к кому успела привязаться и прикипеть. Джузо ведь никак не влиял на историю, верно? Если я смогу его спасти… ничего ведь… не изменится, да? Вот только я прекрасно понимала, что нет, изменится если не все, то многое. Мечник Тумана — это не та фигура, чья смерть-не смерть ни на что не повлияет. Даже сейчас, когда Джузо стал нукенином и держался демонстративно подальше от политики, Кири и любых заварушек с их участием, занимаясь обычной наемной работой, ни одно его действие не упускалось, а появление не оставалось незамеченным. Его боялись, за ним наблюдали, охотились… потому что Мечники Тумана — это, на самом деле, страшные шиноби, оружие массового поражения, ходячая машина для убийств… И тот, кто хоть раз видел их в бою, никогда об этом не забудет. Если Джузо будет жив, поменяется очень многое, а инсценировать смерть… гордый мечник скорее перережет себе горло, чем согласится жить жизнью обычного человека. А создать новую личность в мире шиноби, когда ты уже известен там своими приемами и техниками, невозможно. Тем более, чертовому Мечнику Тумана. Даже если он оставит Кубикирибочо, Джузо несомненно рано или поздно узнают — по манере двигаться, держать меч, приемам… Внутренности скручиваются в мерзкий, леденящий узел, и я, слабо застонав, переворачиваюсь, ныряя головой под подушку и кутаясь в тонкое одеяло. Боги, как же это все меня достало… когда уже настанет та прекрасная светлая полоса жизни? Из груди вырывается злой выдох с присвистом, и я качаю головой, закрывая глаза, в которых, кажется, намертво застрял противный, раскаленный песок. К черту. Просто к черту. Проворочавшись всю ночь, я так и не смогла забыться даже в дреме, напрочь увязая и растворяясь в беспокойных мыслях, комке тревоги внутри, звуке бьющихся о корабль волн, раскатах грома и чужих криках снаружи. Лишь под утро гроза и бушующее море стихли, позволив уставшим людям отдохнуть от изматывающей ночи, а мне остаться со своими мыслями в тишине. В тот момент, когда солнце начинает вставать, пробиваясь сквозь темные тучи, я окончательно сдаюсь и, быстро свернув одеяло, поднимаюсь наверх, замирая в дверях и упирая остановившийся взгляд вдаль. Там, за морским туманом, слабо виднеются очертания крупных островов и горных вершин, утопающих в бело-сером покрывале и заставляющих сердце замирать от затаенного восторга — в рассветных лучах вид оказался на редкость завораживающим. — Страна Воды во всей своей красе, — раздается хриплый голос Джузо, в котором смешиваются скрытое восхищение, тоска и отвращение. Обернувшись, замечаю напарника, стоящего на капитанском мостике со штурвалом в руках. — Мы разве плывем не туда? — интересуюсь, ежась от холодного, влажного воздуха и обращая внимание, что плывем мы от цепи островов, а не к ним. — Нам дальше, — поясняет напарник, не отводя пристального взгляда от открывшейся картины. — Высаживаться на этих островах — почти то же, что и прямо заявиться в Кири. Сейчас рассветный туман скрывает наш корабль, и мы сможем проплыть мимо незамеченными, но стоит приблизиться и нас заметят. Высадимся на одном мелком и отдаленном островке — одни голые скалы, которые никому не нужны… кроме наших контрабандистов — их нычка там. С них уже доберемся до нашей цели. Я кутаюсь в фирменный плащ сильнее, медленно поднявшись к Джузо, и смотрю на стену тумана, ощущая всем существом, как внутри растет тревога и бесчисленное количество страхов, связанных с этими островами и будущей миссией. Как же я ненавижу это чувство внутреннего бессилия… Ну почему время идет так быстро? Почему?! Следующие минут сорок провожу в самоистязаниях и попытках в самоубеждение — врать у меня всегда получалось отлично, а уж врать самой себе я умудрялась с тем еще мастерством. Жаль, правда, что в последнее время мне это совсем не удавалось. Тяжело вздохнув, я перевожу глаза на напряженное лицо Джузо и… говорю быстрее, чем успеваю себя остановить: — Хочу написать книгу. Джузо переводит на меня серые глаза, в которых перемешивается удивление, озадаченность и непонимание. — Ты говорил, что нужно найти что-то, что сможет отвлечь от всего этого, — напоминаю я, делая неопределенный жест рукой, и повторяю: — Всегда хотела написать книгу. Даже когда-то начинала делать наброски, потом забросила… думаю, восстановить их и закончить. — Небось о любви, романтике и прочей розовой чуши? — фырчит Джузо, но без всякой злобы. Так, дружеская подначка, смешанная со здоровой долей любопытства. Я закатываю глаза, складывая руки на груди: — Ага, конечно, ты бы еще про детские сказки вспомнил, раз уж так веришь в стереотипы. Он издает негромкий смешок и косится крайне выразительно, мол, раз уж заикнулась, давай, рассказывай дальше. Я улыбаюсь, прислонившись к перилам и глядя на заинтересованное лицо напарника, предупреждаю: — История, на самом деле, не об этом мире. Они несомненно чем-то похожи, но абсолютно разные — мироустройство, география, государства… все другое. Начну, наверное, с того, что там нет богов — они покинули его после одной катастрофы, которая почти разрушила тот мир. Тогда, люди смогли спастись, но многие из них навсегда изменились от того гигантского выплеска энергии — и внешне, и внутренне. Другие же — те, кто пытался сдержать последствия и отчаянно искал выход, вознеслись и в то же время навсегда низверглись… Джузо слушал внимательно, не перебивая, и по его лицу ничего нельзя было прочесть, кроме интереса и какой-то глубокой задумчивости. Вопреки обыкновению он не хмыкал, не издавал этот свой смешок, полный шутливой издевки, и ничего не переспрашивал, хотя я точно знала, что упускала некоторые моменты, которые наверняка вызывали вопросы. И даже после того, как я замолчала, напарник еще долгое время молчал, что-то обдумывая. А после категорично заявил: — Такое никто не будет читать. — Это почему же? — Слишком много выдумки и фантазии, — хмыкает он со странной интонацией. Я недовольно щурю глаза: — И о чем же мне тогда писать, о гуру современной поэзии? — О жизни, — пожимает плечами Джузо. И с насмешкой: — Или вон, о романтике с детскими сказками — у тебя вполне неплохо получается выдумывать, будешь нарасхват. Фыркнув, я на миг задумалась, но все же признала — да, привычное фэнтези в реалиях моего бывшего мира вряд ли угодит и найдет понимание у людей этого. Сама сглупила, сама напоролась… Однако кинуть на него обиженный взгляд и съязвить мне это не помешало: — Тебе-то откуда знать? Ни разу не видела тебя с книгой. — Это потому что нормальных книг в нашем мире еще не написали, — напарник смотрит на меня снисходительным взглядом, а после вдруг смягчается и совершенно неожиданно и как-то даже неловко ерошит мне волосы: — Но твою я, так и быть, прочту, мелочь. Я смотрю на него с недоверием, поправляя съехавший протектор и покосившийся хвост, старательно игнорирую тепло, разливающееся в груди от столь… близкого жеста. А в животе сворачивается клубок из напряжения, беспокойства и страха. И, пряча собственные эмоции под маской шутливой требовательности, уточняю, сощурив глаза: — Обещаешь? — Обещаю, — со вздохом качает головой Джузо, улыбается и тут же клятвенно обещает: — Если ты напишешь дерьмо, я так и скажу. — Ты совсем не умеешь общаться с творческими людьми, — с укором смотрю на него, вызывая этим самым взглядом смешок, и кидаю в мечника нащупанный в кармане фантик. — Просто убил все желание творить на корню! Мужчина закатывает глаза, ловя и сминая бумажку, ухмыляется и подталкивает меня к лестнице: — Иди вон, лучше займись нашими хозяевами. Творчески, со всей своей черной душонкой, — с ехидством поддевает Джузо, а после гораздо серьезнее сообщает: — Мы приближаемся. Миг я еще сверлю взглядом резко посерьезневший профиль напарника, пряча дрожащие пальцы в карманах и нервно крутя кольцо, а после выдыхаю, чувствуя, как внутри ослабевает невидимая пружина. Разобраться с пирата… контрабандистами удается довольно просто — стереть под ноль что-то из памяти невозможно, но вот затереть… чем-то это напоминало изрисованный лист бумаги, на котором я ластиком подтирала ненужные детали вроде нашего с Джузо присутствия на их корабле и карандашом-гендзюцу слегка меняла их восприятие. Ждать, пока доплывем как можно ближе до скал, мы не стали — и без того слишком задержались. Джузо сбросил якорь поблизости, а после мы бегом двинулись в нужном нам направлении. — …сейчас в Стране Воды идет очередная межклановая война за власть, — негромко пояснял Джузо в пути. — Наша цель из клана даймё, так что принять подобное задание в Кири не могут — Туману запрещено вмешиваться напрямую в дела правящего клана. И именно поэтому они обратились к Акацуки, — кривится Джузо, ясно показывая свое отношение к подобному. А после кидает на меня странный взгляд и еле заметно хмурится прежде, чем резко посерьезнеть: — В Тумане есть особый отряд АНБУ для ловли нукенинов… Итачи, если меня вдруг поймают, я хочу, чтобы ты тут же меня убила и уносила ноги. Все понятно? — под его требовательным взглядом я прикрываю глаза, соглашаясь, и он продолжает: — Кири сейчас не до того, чтобы носиться за каждым шиноби, поэтому велик шанс, что ты сумеешь проскользнуть. Главное, своими глазками не больно-то свети, мелочь. Иначе все может повернуться совсем в другую сторону, — гораздо тише вздохнул Джузо. К нужному нам особняку, похожему больше на маленькую крепость, мы добрались к вечеру и справедливо решили дождаться наступления ночи, а пока немного передохнуть и понаблюдать за охраной. Которая состояла из шиноби и из шиноби неплохих, что заставило Джузо негромко, но грязно выругаться. Шансы провернуть все тихо и незаметно стремительно уменьшались — малейшая стихийная техника прогремит на всю округу и громко заявит о нападении. — Как у тебя со скрытностью? — хмуро интересуется Джузо, напряженно наблюдая за шиноби и о чем-то сосредоточенно раздумывая. До этого нам не попадались миссии, где было необходимо вести себя тихо. Я пожимаю плечами, не зная, что ответить. Итачи — мастер гендзюцу, капитан АНБУ и просто человек, умудрившийся вырезать клан шиноби, не потревожив при этом всю деревню — со скрытностью у нее явно все в порядке. Джузо, смерив меня взглядом, явно подумал о чем-то похожем и, хмыкнув, сообщил: — Вырубишь охрану, не дав им поднять тревогу. Я только киваю и действительно вырубаю их спустя пару часов, закатывая глаза с удовлетворенно-самодовольного оскала Джузо. Тот откровенно наслаждался каждый раз тем, сколь упрощают иллюзии миссии, и не ленился это показывать, чем сильно забавлял, грел душу и одновременно раздражал. И, в общем-то, в дальнейшем мне участвовать даже не пришлось, если не считать пары кинутых кунаев — Джузо проходил этаж за этажом, как нож сквозь масло, оставляя за спиной убитых противников и лужи крови. Мне до подобного уровня расти и расти… Поморщившись, отвожу взгляд, не прислушиваясь к чужим мольбам и попыткам перекупить, спиной ощущая возросшее раздражение напарника, что одним ударом прерывает противный скулеж. Брезгливо отряхнув руки, он вытирает лезвие Кубикирибочо о чужую одежду и коротко командует: — Уходим. Уходили мы быстро — Джузо не соврал тогда и гнал нас на максимальной скорости на протяжении нескольких часов, желая как можно скорее перейти ближайшую границу с островом Неги и оттуда уйти одним из кораблей в Страну Чая. Конечно, намного быстрее и проще было бы уйти на континент через Страну Лапши, но мечник категорически не желал приближаться к Кири ближе, чем на пару островов, а дойти до той, минуя Скрытую Деревню, невозможно. Не желай Джузо покинуть Страну Воды как можно скорее, он наверняка выбрал бы еще более длинный, но безопасный путь, пролегающий через мелкие и крайние острова. Однако в этот раз он предпочел рискнуть, но убраться поскорее — остров Неги являлся одним из курортных мест и корабли там ходили много чаще, чем в Оузу или Стране Меда. И, наверное, именно в этом состояла наша ошибка — мы подошли слишком близко к окрестностям Кири, нарвавшись на один из его патрульных отрядов. Чужую слежку я замечаю минут через двадцать: они действительно старались преследовать нас как можно незаметнее, дожидаясь подкрепления. Обычная тактика при встрече с незнакомыми, но сильными шиноби — несмотря на наши попытки приглушить свой очаг, его вполне можно было ощутить. Тем более, они наверняка узнали Джузо, если не по зверской роже, то уж по мечу-то точно. Началось, проносится в мыслях, пока я судорожно пытаюсь прочувствовать, сколько шиноби нас преследуют, и с почти физическим облегчением, чувствуя, что никакого жуткого очага поблизости нет — обычно джинчуурики фонили чакрой биджуу на всю округу, пропустить их появление попросту невозможно. Нервно сглатываю, предупреждая: — Джузо… — Ага, — хмурится мечник, складывая печати и окружая нас плотной завесой тумана. И с какой-то безумной надеждой еле слышно шепчет: — Может, успеем прорваться… Не успели. Совсем немного, совсем ничего… и не успели. Скрывавший нас туман сдуло одним мощным порывом ветра, болезненно отбросив меня с ветки дерева и заставив перекувыркнуться в воздухе, чтобы не протереть собой землю. — Это же… — неверяще выдыхает спрыгнувший следом Джузо, выглядя крайне напряженно, собранно и в чем-то даже встревоженно — никогда не видела его таким. Кинув на него беспокойный взгляд, я подсчитывала плавно окружающих и зажимающих нас в кольцо шиноби. Их было много, действительно много — как минимум две команды, но от них не ощущалось какой-либо чудовищной силы. Это успокаивало — с ними мы сможем справиться. Джузо неосознанно выступает вперед, загораживая меня, и я послушно перестраиваюсь так, чтобы в любой момент суметь отбить удар, направленный в его спину: в нашей двойке решающей силой выступал Джузо, я же прикрывала, помогая ему гендзюцу и ниндзюцу. А в следующий миг перед нами спрыгивает ребенок. Мальчик лет десяти, с невероятно красивыми чертами лица, необыкновенно фиалковыми глазами и ужаснейшим шрамом, спускающимся от левого глаза вниз по щеке, что нисколько не портил его миловидную внешность. От него не ощущалось ровным счетом ничего: ни в плане эмоций, ни в чакре — обычный мальчишка, перед которым почтительно расступались ойнины, сосредотачиваясь вокруг нас. Вырастет, переплюнет многих по внешности, успевает разлиться внутри отстраненное восхищение, когда я пересекаюсь взглядом с равнодушными фиалковыми глазами, в которых на миг мелькает вспышка интереса. — Мизукаге, — сжимает челюсти Джузо, и я прикусываю язык, чтобы не вторить его словам, судорожно вспоминая что-то о том, что — да, Четвертый Мизукаге действительно имел внешность ребенка, хоть и не являлся им. Внутри сворачивается тугими кольцами паника от осознания, как мы вляпались. Ягура наклоняет голову и принимает более дружелюбный вид. — Джузо, — здоровается он добродушно, и я вздрагиваю, машинально касаясь подсумка с кунаями — совсем не ожидала такого чистого и звонкого голоса, что проходится по оголенным нервам жестким наждаком. — Не ожидал встретить тебя в окрестностях родной деревни. Решил вернуться? На лице напарника так и читается: черта с два, и Мизукаге это легко замечает, тихо засмеявшись, отчего по позвоночнику пробегает холодная дрожь. Такого жуткого смеха я еще не слышала — детский смех, в глубине которого слышится что-то по-настоящему безумное. Он псих, приходит резкое понимание, и я метаю перепуганный взгляд на Джузо, что при звуке чужого смеха словно превратился в каменную статую, до побеления костяшек сжимая пальцы, тянущиеся к оружию. Каждый шиноби немного не в себе, у каждого какие-то отклонения, но тут чувствуется совсем иной уровень отклонений. А если брать в расчет, что он джинчуурики… и ему вовсе не десять лет… и он же чертов Мизукаге, то есть шиноби уровня Каге… Вашу же мать, облизываю я пересохшие губы, стараясь не обращать внимания на свернувшийся ледяной узел в животе и появившуюся дрожь в руках. Кажется, теперь я понимаю, почему в Кири так много неадекватов — с таким-то Мизукаге невозможно сохранить психику, не будучи психом. Я еще никогда не ощущала такого выворачивающего наизнанку ужаса. И не хотела бы больше ощутить никогда. Чужой смех прекращается также внезапно, как и начался. Ягура улыбается с таким дружелюбием, что желание отшатнуться удается подавить с огромным трудом. — Я так много хочу тебе высказать, Джузо, — мягко журит он, не сводя пронзительного взгляда с моего застывшего напарника. — Я бы оставил тебя в живых, согласись ты вернуться в деревню. Даже простил бы за предательство… все-таки Кубикирибочо и ты — идеальные напарники, а воспитывать под него кого-то еще столь утомительно. Да и такой подарок как последняя из Учиха… нельзя не оценить по достоинству, ты так не думаешь, а, Джузо? Что скажешь? Мои ногти впиваются в ладони со всей силы, пока напряженный взгляд упирается в сжавшего челюсти мечника. Это щедрое предложение. Это предложение, на которое многие бы согласились. Занять прежнее положение, забыв о совершенном предательстве, вернуться в деревню как ни в чем не бывало… всего лишь отдав малознакомую девчонку и поклявшись служить верно. Я прикрываю глаза, ощущая липкий комок тревожного страха и бессилия — от меня ни-че-го не зависело. Решение оставалось полностью за Джузо. Это прекрасное предложение, сохранившее бы жизнь напарнику. Это ужасное предложение, сломавшее бы мою жизнь. Жаль, правда, что я знала ответ мечника еще до того, как он его озвучил — у Джузо слишком много претензий к Кири, чтобы забыть о них. И именно это знание заставляет меня готовить основу под гендзюцу с тех пор, как Ягура открыл рот. — Не появлялся здесь и не появлялся бы дальше, — выплевывает мечник спустя долгую минуту молчания, выразительно кладя руку на меч. — Засуньте себе свое гнилое предложение туда, откуда оно вылезло… глубокоуважаемый Мизукаге, — добавляет Джузо с издевкой, пропитанной скрытой злобой и презрением. Ягура приподнимает брови, переводит на меня задумчивый взгляд, наклоняя голову… и резко командует: — Взять их. И в тот же момент все приходит в движение — рванувшие ко мне ойнины увязают в раскиданном перед ними гендзюцу, чтобы тут же упасть сломанными куклами от куная в горле. Напарник прыгает вперед, принимая на меч удары сразу двух ойнинов и атакуя в ответ. Ягура отпрыгивает от пронесшегося над ним лезвия и блокирует его удар посохом, отшвыривая Джузо в сторону и прямо встречая мой огненный шар, скривив губы в насмешливой, снисходительной улыбке. Джузо еще успевает пронестись смертельной косой по оставшимся ойнинам, когда происходит это. Сквозь огонь чувствуется выплеск чего-то чудовищного, и я неосознанно ослабляю напор техники, отшатываясь и широко раскрывая глаза. Блять. Блять-блять-блять… Внутри вспыхивает животный ужас, когда Ягура полностью покрывается красной чакрой и раскрывает один хвост, давая пару мгновений нам на осознание ситуации. Стоящий недалеко Джузо в голос матерится и тут же блокирует атаку джинчуурики мечом, отъезжая на несколько метров от силы, вложенной Ягурой в свой удар. Выдохнув, с усилием заставляю себя встряхнуться и собраться, попытавшись отвлечь его от Джузо, затянув в гендзюцу — биджуу вроде как испытывали к нему слабость, однако хвостатый лишь лениво взмахивает хвостом и бежит ко мне, рыча что-то нечленораздельное. Я успеваю бросить ему наперерез несколько огненных шаров и даже попытаться шарахнуться в сторону прежде, чем меня отбрасывает мощный удар чужой лапы, от которого все тело схватывает что-то кристаллическое, не давая и дернуться. Скашиваю взгляд вниз, с ошеломлением разглядывая розоватую, жесткую субстанцию, быстро распространяющуюся от горящего живота во все стороны. Млять… у него что, есть еще и какой-то кеккей-генкай? Какого… От хвостатого доносится торжествующий рык, и он, открыто наслаждаясь моей беззащитностью, медленно приближается ко мне. В груди от страха останавливается сердце, глаза слезятся от невыносимой боли, но я заставляю себя дернуться, пытаясь вырваться — вот только бесполезно. Странная хрень совсем не дает пошевелиться, растет с каждым мгновением все сильнее и сжимает, сжимает, сжимает в смертельных тисках все тело, заставляя задыхаться от жидкого огня, разъедающего внутренности. Кажется, чужой удар вовсе не был так безобиден. Грязно выругавшись, поднимаю глаза на джинчуурики, вновь пытаясь затянуть того в гендзюцу, и мне это почти удается — та самая иллюзия отсутствия всех чувств заставляет его застыть на пару секунд. Эти пару секунд спасают мне жизнь — подоспевший Джузо одним мощным ударом разбивает мою ловушку и отшвыривает хвостатого в сторону. Торопливо отпрыгнув в сторону, кусаю губы от боли и прижимаю руку к животу, ощущая, как ткань быстро пропитывает что-то влажное и горячее. Пальцы мелко подрагивают, пока я с трудом вспоминаю, что чакра биджуу ядовита. Прикрываю на миг глаза, заставляя себя отстраниться от боли, тяжело дышу и тут же отпрыгиваю от очередного удара хвостом, инстинктивно выдыхая в ту сторону огромный огненный шар. Джузо, всадив меч в землю, сжимает челюсти и добавляет волну воды, видимо, решив обжечь его возникшим от соприкосновения двух техник паром. Хвостатый ревет от боли, а после… после он выпускает сразу три хвоста и отправляет в мою сторону шар энергии. Напарник кричит что-то нецензурное и бросается наперерез, а я пытаюсь двинуться в сторону, уйдя с линии его атаки, вот только… в животе стреляет адской болью, и я падаю на колени, отчаянно прижимая руку к ране и глядя на приближающуюся смерть остановившимся взглядом. Черт… черт… это же не… Я еще успеваю краем глаза поймать странно-решительный взгляд напарника, который все же умудряется оттолкнуть меня в сторону и принять удар на свой меч, отражая его обратно. Его отбрасывает к деревьям от этого столкновения, а меч с жалобным звоном ломается на две части, одна из которых с противным, хлюпающим звуком вонзается в Джузо, прибивая попытавшегося встать шиноби к дереву и заставляя его тело обмякнуть. Нет… Нет. — Не-е-ет!.. — вырывается из груди душераздирающий крик, а в глазах от захлестнувшей меня волны ужаса и ярости вспыхивает Мангеке. Левый глаз режет тупая, ноющая боль, напрягаются чакроканалы и очаг, и в тишине замолкнувшего леса вдруг раздаются нечеловеческий вой и глухой звук падения. Тяжело дыша и схватившись за глаз, машинально вытираю текущую по щеке кровь, глядя на покрытого черным огнем джинчуурики, воющего на одной ноте и судорожно пытающегося сбить с себя огонь. Черт возьми, сглатываю возникший комок в горле, не в силах отвести взгляд от истаивающих в воздухе черных языков пламени, жадно поглощавших чакру биджуу. Аматерасу. Неужели этот адский огонь способен сжечь даже чакру биджуу?.. Из груди рвется смех, и я запрокидываю голову, смеясь тихим, нервным смехом, в котором слышатся сдавленные рыдания. И внутри все кипит, кипит, кипит, угрожая выплеснуться наружу сносящим все ураганом. Качаю головой, не в силах успокоиться и трясясь, трясясь, трясясь всем телом в истеричном хохоте. Черт возьми… кто же знал, что эту чертову чакру можно сжечь… как глупо… если бы я… Все кончено, кончено… Кончено! Я такая идиотка, вырывается из груди тихий всхлип, пока взгляд слепо находит бессознательное лицо Джузо, вокруг которого расплывается уродливым бурым пятном кровь, медленно пропитывающая черную ткань. А говорили, что кровь на черном не видна, с нервным смешком вспоминаю я совсем не вовремя, часто-часто дыша и неосознанно прижимая руку к ране сильнее, даже не замечая, что причиняю себе еще большую боль. Быстро-быстро моргаю, давя рвущуюся наружу истерику изо всех сил. Не сейчас, нет… Ягура тихо стонет, приподнимаясь на локтях и тут же падая обратно. На его коже медленно проявляются ужасающие ожоги, остающиеся от темного, догорающего огня, что с жадностью старался поглотить как можно больше. Я перевожу глаза на него, даже не зная, что ощущаю при взгляде на искалеченного мной человека, как вдруг пересекаюсь с затуманенными глазами, чей взгляд принадлежит Треххвостому. В нем виднеется что-то неясное, как будто неимоверно удивленное, когда по обоим моим глазам вспышкой проносится острая боль. А спустя мгновение я стою в полностью затопленном, туманном коридоре с потеками и ржавчиной, ужасным запахом тины и болота. Сглатываю, осознавая, что умудрилась попасть не просто в сознание джинчуурики, нет, я угодила прямо на огонек к Треххвостому. Блять. Блять-блять-блять… По венам огненной лавой проносится злость, и я яростно пинаю воду раз за разом, в которой стою по колено. Вот именно поэтому я и терпеть не могу Мангеке, только с ним и происходит всякая хрень! Как я, мать вашу, вообще очутилась тут?! Резко выдохнув воздух из легких, я качаю головой, растягивая губы в дрожащей улыбке от всей этой… нелепости, приготовившись вылезти наружу, пока меня не заметили. Все-таки пусть в битве сознаний и побеждал более опытный и искусный, однако меряться в этом с биджуу — откровенная глупость, сметет на одной лишь голой чакре и жажде крови, а я вроде как еще жить хочу, причем без лишних отклонений. — Я чувствую тебя, чужачка, — разносится эхом грохочущее по всем коридорам. — Иди сюда! Мысленно показываю ему средний палец и уже готовлюсь исчезнуть, когда по коридору проходится тихая, но глубокая, пробирающая до костей дрожь. Передернув плечами, я ускоряюсь, но вода вдруг идет крупными волнами и собирается в цунами, которое неожиданно формируется в подобие лапы и крепко обхватывает меня. — Вот же бля-я-ять… — обреченно выдыхаю я еле слышно, приземляясь прямо перед огромным глазом с центрическими красными кругами и небольшой желтой радужкой. Весь страх, боль, желание бороться и гуляющая по венам ярость пропадают как по щелчку пальцев — сил не остается даже на удивление или попытки вырваться из крепкой, но осторожной хватки водянистой лапы. Внутри все заполоняет ледяной холод и становится совершенно безразличным то, сожрут ли меня, сломают сознание или оставят в качестве игрушки. Просто устала. Просто вымоталась. Просто… слишком много всего. С тоской думаю, что, если выживу, однозначно напьюсь. И напьюсь так, чтобы потом еще лет десять смотреть на алкоголь с отвращением. Пару мгновений Треххвостый внимательно разглядывает меня, а потом довольно спокойно, пусть и настороженно интересуется: — Ну и кто ты такая, чужачка? Что здесь забыла? — Учиха Итачи, — машинально представляюсь я и с уставшим вздохом признаю: — И я случайно… простите, уважаемый Треххвостый, не хотела нарушать ваш покой. Воцаряется тишина, которая вдруг прерывается странными булькающе-фыркающими звуками, издаваемыми Хвостатым. Приглядевшись, с удивлением осознаю, что тот просто-напросто ржет. Моргаю, пытаясь переварить эту информацию. И тут же мотаю головой, понимая, что сейчас это уже слишком для меня — мысль, что я довела биджуу до хохота, едва не взрывает мне мозги. Обдумаю это… когда-нибудь потом. — Я не про это спрашивал, мне не интересно имя чуждого для тебя тела, — довольно добродушно сообщает он, отсмеявшись и явно впав в благодушное настроение настолько, что даже решает повторить свой вопрос: — Как ты попала в наш мир, чужачка? Мое сердце пропускает удар, а апатичное состояние слетает в мгновение ока. Слово «чужачка» из его уст приобретает совсем другой смысл. — Что? — шепчу я сдавленно. Треххвостый сверкает пронзительно-насмешливым взглядом и любезно поясняет: — Ты — не часть этого мира, чужеродный элемент, что заставляет саму суть мира тревожно звенеть вокруг себя, не в силах определиться с тем, что делать с твоим присутствием. Чужачка, одним словом. — Я не знаю, — срывается с губ растерянное прежде, чем я успеваю обдумать сказанное биджуу. — Кажется, я… умерла в своем мире, а очнулась уже здесь, в таком виде, — биджуу задумчиво булькает и кивает, принимая ответ, а я обнимаю себя за плечи и с трудом спрашиваю, поднимая на него потерянный взгляд: — Как вы узнали, что я… не та, за кого себя выдаю? — Я биджуу, — пожимает он плечами, словно это все объясняло. Заметив мой непонимающий взгляд, тяжело вздыхает и терпеливо объясняет: — Часть этого мира, вплетенная в саму его суть… — видя, что я все еще не понимаю, он вздыхает совсем обреченно, а во взгляде так и читается скорбь о несовершенстве человеческого разума: — Биджуу, в конце концов, не просто так прозвали демонами — мы чувствуем и видим… разное. Это как метка на твоей душе, так понятнее? Я растерянно киваю и пытаюсь собраться с разбегающимися мыслями. — А… — Нет, — снова издает тот булькающий звук Треххвостый. — Такое видят только те, кто давно перешагнул человеческий порог и перешел на иной план существования. Биджуу, демоны, духи, всякие там божки, Шинигами и прочие. Все, что смогут понять люди — это почувствовать твою чуждость им, но вряд ли они смогут это объяснить как-то внятно даже для себя… люди вообще довольно глупые и невнимательные существа, — фыркающе-булькающим тоном добавил он. Воцарилась недолгая тишина, во время которой хвостатый задумчиво сверлил глазом стену надо мной, а я, отчаянно потерев лицо подрагивающими ладонями, устало-обреченно выдыхаю: — И что теперь? — Да ничего, — пожимает он плечами, если это можно так назвать. — Я убедился, что ты не захватила себе тело, а оказалась здесь с полного согласия его бывшей хозяйки. А ты… рано или поздно, под влиянием обстоятельств ты изменишься, подстроишься под новые реалии, врастешь в наш мир и станешь для него своей, прожив обычную человеческую жизнь. — А если нет? Треххвостый в ответ снова сделал что-то похожее на пожатие плечами и равнодушно бросил: — Значит, так и останешься чужачкой, которая будет одним своим присутствием вызывать неприятие у мира. Он будет стараться тебя уничтожить при любой возможности и вернуть все, как нужно, а ты выжить. Какое-то время. — Уничтожить? — повторяю я. — Болезни там всякие, неудачи, смертельные противники, — легкомысленно махает хвостами биджуу. Потом повнимательнее оглядывает побледневшую меня, слегка смущенно и одновременно устало тянет: — Ах, ты не об этом. Понимаешь, у мира есть свои временные линии и точки-события, которые обязательно должны произойти для его дальнейшего развития. И у каждого человека так же. Но ты… ты чужая, неподвластная миру и потому меняющая каждым своим поступком эти точки. И это угроза, которую нужно или уничтожить, или взять над ней контроль. Оставшись чужеродной, ты будешь угрозой, а, подстроившись и изменившись, станешь одной из тех немногих исключений мира, которые не могут изменять глобальные события, но могут немного влиять на будущее окружающих их людей. Можно даже назвать их любимчиками, хотя… Треххвостый вдруг замирает, прислушиваясь к чему-то и лениво махнув хвостами, вдруг сообщает: — Тебе пора. Приятно было поболтать, чужачка! И в следующее мгновение меня выбрасывает в реальность. Я проглатываю возникший в горле ком, недоуменно моргаю, вновь ощущая резь в глазах, тянущие чакроканалы и бесконечное чувство плавления в слепо нащупанной ране. Надо же, а я ведь почти забыла, что случилось, ошарашенная откровениями биджуу… Смотрю на еле дышащего и потерявшего сознание Мизукаге, качаю головой и на трясущихся ногах пытаюсь встать с земли. Шиплю от боли, сжимая с силой челюсти, но все же умудряюсь встать. Шумно выдыхаю, обводя взглядом напрочь уничтоженный кусок леса и застывая на сломанном теле напарника. — Джузо… — еле слышно. Мои губы опасно дрогнули, а к глазам подступили обжигающие слезы. Мотаю головой, запрещая себе реветь и убеждая, что первым делом нужно отсюда выбраться — наверняка скоро придет подкрепление, не дождавшись сигнала от своего Мизукаге. Нужно сообщить Лидеру, успеть уйти, а еще моя собственная рана, которая требует элементарного обеззараживания и повязки — в голове вертелись десятки причин, почему я должна уходить прямо сейчас. Я делаю шаг, два, три… пять… десять… И приземляюсь на колени, раздирая их в кровь, подрагивающими пальцами пытаясь нащупать пульс под толстыми слоями бинтов и отчаянно стараясь не смотреть на обломок меча, застрявший в его теле, и вязкую, темную кровь, пропитывающую мою одежду и остающуюся на руках. К горлу подкатывает мерзкая желчь, где-то внутри сжимается невидимая пружина и что-то шепчет предчувствие, но я упрямо продолжаю искать чужой пульс, игнорируя все вокруг. Шиноби ведь живучие ребята, да? Они могут пережить то, что и не снилось обычным людям… а Джузо, Джузо… он ведь чертов мечник Тумана, он просто должен… обязан… Сжимаю зубы, остервенело раздираю на части мешающиеся бинты и снова замираю, отсчитывая секунды за секундой. — Давай же, Джузо, давай… пожалуйста… Проходит еще почти целая минута, когда у меня получается почувствовать еле уловимое сердцебиение. С губ срывается облегченный выдох, я шумно дышу, сильно-сильно тру лицо перепачканными в чужой крови ладонями и еле слышно смеюсь. Да, черт возьми… Да! А после резко успокаиваюсь, стягиваю с пояса сумку, отчаянно ища там бинты или что-то, чем можно было бы… спустя минуту с раздражением откидываю ее в сторону, с беспокойством оглядываю напарника и осторожно разрезаю чужой плащ на части, аккуратно его стягивая. С пронизывающим облегчением убеждаюсь, что меч вошел не глубоко, застряв в ребрах и даже не задев ничего важного — крайняя степень удачи при таком ужасном ранении… и… черт, его же нельзя вытаскивать, кусаю я губы, напряженно разглядывая его ранение. Блять, ну почему я Учиха… почему не Сенджу, не Узумаки или какая-нибудь бесклановая, а чертова Учиха, что могут только калечить, а не лечить! Делаю глубокий вдох-выдох и на миг перевожу взгляд на темное небо. Так… так… меч можно зафиксировать бинтами, осторожно добраться до какой-нибудь деревни и украсть там лодку, добравшись до острова Неги как можно скорее — он, конечно, больше курортный, но и лечение там поставлено вполне неплохо. Не на уровне ирьёниндзюцу шиноби, но сейчас бы и обычный хирург очень помог. Стащив с напарника сумку, вытаскиваю оттуда бинты и крайне осторожно пытаюсь просунуть под его спину конец, когда мои пальцы накрывает чужая рука. Вздрагиваю, встречаясь взглядом с серыми, затуманенными болью глазами. — Нужно зафиксировать, — ровным голосом произношу я, не вырывая ладонь из стальной хватки. — Вытаскивать осколок опасно. Джузо откашливается, выплевывая темный сгусток в сторону, и бросает взгляд на бессознательного Мизукаге, продолжая удерживать мою руку. — Он мертв? — хрипло спрашивает напарник. — Ты его убила? Качаю головой. — Сильно ранен и без сознания. Джузо, дай я… И резко осеклась, понимая все по его глазам. Неверяще качаю головой, кусая губы и чувствуя, как внутри что-то с оглушительным треском стекла разбивается на части. Острое крошево рассыпается в легких, и все в них заполоняет кровь, выдавливая воздух и мешая сделать новый вдох. Я отпускаю бинты, упавшие на землю с тихим шелестом, и Джузо выпускает мою руку, заходясь в приступе кровавого кашля. Подрагивающими пальцами убираю челку с лица и, прикрыв глаза, глухим голосом спрашиваю: — Почему ты не согласился на его предложение? Джузо криво усмехается. — Мизукаге никогда не прощает чужого предательства. Никогда, Итачи, — повторяет он. — Ему просто нужно было затащить в деревню Учиху, а я… я бы трагически погиб на первой же миссии, защищая интересы Кири и своего Мизукаге. Сглатываю, качая головой. — Джузо, я… — Беги уже, мелочь, — фырчит он, шумно и болезненно дыша. И выразительно морщится: — Не надо ничего говорить. Ты была… неплохой напарницей, — с явной неловкостью признает он, а после заходится очередным мучительным кашлем. И более шутливо: — Не идеальной, но… — …с Кубикирибочо мне, конечно, не сравниться, — через силу заставляю себя засмеяться под пронизывающим взглядом напарника. Тот слабо улыбается и, бросая взгляд за мою спину, еле слышно повторяет: — …конечно, мелочь… А потом его глаза останавливаются. С моих губ срывается рыдающий всхлип, и я обнимаю себя за плечи, измазываясь в чужой крови еще сильнее и запрокинув голову, разглядывая пустое, темное небо, на котором чернели громоздкие тучи, отказываясь смотреть на застывшее лицо напарника. Наверное, я должна была заплакать. Зарыдать, завыть, закричать… хоть что-то, что дало бы понять, что я еще жива. Вот только из меня не вырвалось ни звука. Я не чувствовала ничего. Ни-че-го. Только засасывающая пустота внутри, усталость и острое понимание, что нужно уходить. Я закрываю его глаза, неловко отряхиваю свой плащ от земли, а после вкладываю рукоять второго обломка Кубикирибочо в руки Джузо. Смотрю на его лицо, качая головой — я ведь не хотела, не хотела, чтобы все закончилось… вот так. — Ты был идеальным напарником, Джузо, — срывается с губ еле слышно. И словно в насмешку в голове проносятся слова Трёххвостого: «…мир будет стараться вернуть все, как нужно…».