Твой идеальный мир. Часть вторая.

Обнажив острые белые зубы, зловещий месяц повис в темном небе. Его угрожающий смех разносился по всему городу, разрушая ночную тишину. Тучи сгущались. Мика лежала в свежей постели и сквозь темноту глядела в чисто белый потолок. Лишь распахнутое настежь окно пропускало свет в эту небольшую комнатку, которая, кажется, и правда отличалась от других. К глубокому удивлению девочки, стены здесь не были украшены уже поднадоевшими картинами. Напротив же, на слегка пыльных полках стояли некоторые игрушки, и на какое-то мгновение они показались Мике знакомыми. Большая, казалось бы, удобная и мягкая кровать, от которой веяло свежестью. Повернувшись на другой бок, Мика невольно подумала, что спать на такой царской перине гораздо удобнее, но все же... Такое удобство было такое неродное, непривычное. Девочка подняла взгляд к окну. Красивое и большое, с коваными ставнями. Больше всего её внимание привлекли шторы. Такого нежного лёгкого бледно-розового цвета, которые были немного потертыми и совсем не вписывались в грубоватую обстановку. Мика снова перевернулась на спину, уставившись в потолок и вслушиваясь в безумный смех месяца. Сон упорно не шёл, и почему-то Мика ожидала этого. Здесь она чувствовала себя чужой, ей казалось, что она разрушает идеально выстроенный мир хозяина сего особняка, рушит некую выстроенную им систему. Это ощущение преследовало её с самого начала, как только она ступила своими худенькими ногами на порог поместья. И с каждой минутой в этих стенах чувство неловкости продолжало угнетать её. Здесь было холодно. Во всем доме веяло холодным одиночеством покинутого человека. При мысли об этом у девочки сжималось сердце, и она не могла лежать спокойно, снова переворачиваясь на бок и жмурясь, сама того не замечая. Она бы так не смогла. Не смогла жить столько лет, неся на плечах такое тяжёлое бремя разобщенности, печали. Ей казалось это невозможным. И думая о том, что Кид, этот невозмутимый мужчина с потухшими медовыми глазами, уже давно не слышит в своём доме ничего кроме тикания до секунды точных часов, Мика чувствовала к нему огромную жалость. Ведь это действительно тяжело. Тяжело проводить целые года в одиночестве, прекрасно зная, что где-то там есть близкие тебе люди, которых ты сам заставил уйти. И хотя всем разумом она понимала, что поступил он донельзя ужасно, отвратительно и мерзко, ей было жаль. Но её сердце начинало биться сильнее при мысли о своей матери. Все-таки больно, когда тебя предает самый близкий человек. Когда оставляет тебя где-то вне своего идеального мира, когда топчет твои интересы и чувства, забывая о том, как больно и плохо от этого бывает. Мика закусила губу, крепко стиснув её зубами. Она тоже не могла представить себе, как бы смола пережить это. Ей было не по силам победить в себе такую боль от торчащего из спины ножа. Она не смогла бы подняться с колен, не смогла бы идти дальше. Не смогла бы просить кого-то не плакать, потому что у самой бы на глазах наворачивались слезы. Она столько всего не может себе представить. Она не знает, какого это - быть преданной, быть покинутой. Мика не имела не малейшего понятия, что чувствуют они оба. Её мать и отец. Поэтому ей так трудно было понять их. И от этого становилось только противнее. Мика поднялась с постели и ступила босыми ногами на холодный пол. Казалось, эти стены словно давили на неё, и мысли смешивались вихрем в уставшем разуме. Делая несколько шагов наощупь, девочка подошла к двери и покинула комнату. Медленно и тихо, словно боясь разбудит кого-то, кого тут нет, Мика в полной темноте двигалась по мрачному пугающему коридору, слегка шурша ногами по мягкой ковровой дорожке. Она и сама не понимала, с какой целью снова плетётся на кухню, но точно знала, что оставаться в той комнате больше не может. В голове её невольно всплыли воспоминания о старом доме, когда она ещё маленькой девочкой выбиралась из тёплой кровати и, осторожно наступая на скрипучий пол, кралась по коридору вплоть до лестницы и спускалась вниз на кухню, где наливала себе воды из под крана. Холодной-холодной, с каким-то привкусом. Уж сколько раз её учили не пить эту воду. Грязная она, уж точно не для питья. Но почему-то она продолжала это делать. И сейчас, спустившись по белокаменной лестнице и подходя к двери ведущей на кухню, уже знала, что достанет белоснежную чашку с полки нальёт себе воды. Осторожно приоткрывая дверь, Мика зашла помещения и прошла в сторону полки с посудой. Девочка нащупала в темноте чашку и взяла аккуратно взяла её. - Не спится? - как гром среди я него неба раздался знакомый голос, но от неожиданности Мика вздрогнула, едва ли не уронив чашку. Он не спит? Почему он сидит здесь, в кромешной тьме? - Есть немного, - Мика наливает в чашку воды и жадно делает глоток. Вкус у неё совсем не такой. Отчаянно не понимая, почему он сидит здесь в такое время, Мика продолжала стоять на месте и вопросительно глядеть на него. - Вот как, - понимающе ответил тот. - Мне тоже. И хотя девочка совсем не могла разглядеть его лица, взглянуть в бездонные золотистые глаза, в его голосе она отчаянно слышала тянующуюся из глубины души печаль. Что-то щёлкнуло у неё в голове и Мика поняла, что просто уйти сейчас, оставив его здесь одного будет краем глупости, и если она хочет понять его, то должна остаться. Сон и правда не шёл. Кид долго волочился в своей постели, чувствуя, как в комнате становится душно, и мысли переполняют его голову. Почему-то в его разуме всплывал образ Лиз. При мысли о ней всегда возникала какая-то ноющая боль в груди. Ему так чётко запомнилось её потерявшее все надежды лицо, когда он впервые за столько лет увидел её на той станции, и незатянувшиеся раны снова предательски заныли. Время шло, но она оставалась такой же. И этот взгляд. Такой, каким она часто смотрела на него в последние дни их совместной жизни. Словно стены светлой надежды разом рушились в её душе, и оставалась лишь боль. Кид давно понял, она разочаровалась в нем, в его образе жизни, в новых ценностях, которые заменили ему стремление к идеальному оружию. Признаться да. Смерть Младший впал в глубокое уныние, глядя на своих давно уже успешных друзей. Ещё тогда он не понял, как они смогли преуспеть во всем? Как самодовольный неудачник вроде Блэк Стара сумел сделать из Цубаки Косу Смерти, уже держа в своих руках спящего сына? Как Маке удалось не отходя от сына преодолеть тот же порог? Кид не понимал. Упорно. И, поддаваясь своему характеру, забился в депресии, снова нарекая себя мусором, ничтожеством. Сам того не понимая, он возвёл стену. Большую, высокую, симметричную, прямо вокруг себя. И не подпускал никого. Забыл о том, что его так любит и ждет его дорогая семья, забыл, что, может быть, то его стремление и не сыграло бы большой роли в его жизни. А когда понял и осознал, то было уже поздно - дом его давно опустел, и мало что могло напомнить ему о том, что он когда-то был наполнен весёлым смехом. Остались лишь образы в его голове, которые совсем не тускнели с годами. Думая обо всем этом, Кид все меньше и меньше хотел спать. Не в силах больше терпеть эту духоту, Смерть Младший поднялся с кровати и устремился к выходу, прокручивая в своей голове то, как он заварит себе чашку кофе и насладиться своим, кажется, привычным одиночеством. Когда-то в юности он спокойно обходился без приятелей, считая это уделом слабых или чем-то вроде этого. Но обретя таких ярких, весёлых друзей и найдя любовь всей своей жизни, Кид понял, что лучше этого не может быть ничего. И когда он опустил эту ценность на ступень ниже, уступая место собственным глупым прихотям, увы, вспомнить ему не удавалось. Одиноко ему было и сейчас. Когда вот же, всего лишь этажом выше спокойно посапывает его дочь - родная кровь. И все же это было не то. Между ними была стена. Кажется - все та же самая, которую он выстроил когда-то, отгородившись от семьи. И сейчас Кид был уверен - она просто принимает его за чужого дяденьку, что было ожидаемо, но било в самое сердце. Тогда почему? Почему она спустилась, пришла сюда? Почему ей не спится? Человек, коротый для него является одним из самых близких и родных, и которого он одновременно совсем не знает, сейчас перед ним. И Мика тоже переживает. Переживает же ведь. К его большому удивлению, девочка присела рядом с ним, поставив перед собой только что наполненную водой чашку. - В моей голове столько мыслей, - проговорила она тихо, неуверенно, словно боясь сказать лишнего. - Из-за этого не могу уснуть. Все верно. Глядя на его едва ли различимый в темноте силуэт, вслушиваясь в его полный горести голос, в голове Мики пронеслось осознание. Вовсе Кид не спокоен, не равнодушен. Будь это так, он бы не сидел здесь, всматриваясь в глухую тьму. Он переживает. Переживает не меньше чем она сама. Мика совсем не замечала этого раньше, да и было не похоже, чтобы он сильно стремился показать эту свою сторону. Но сейчас, видя его едва ли освещенную фигуру в такое время здесь, с таким почти что невидимым в темноте разбитым лицом... Разве теперь Мика имеет права сказать, что ему все равно? Что он видит в ней лишь человека из прошлого, что считает их редкие беседы лишь формально нужными? Нет. Это было бы жестоко и глупо. Мика понимает. Мика теперь, кажется, все понимает. Им обоим, возможно, неудобно лишь потому, что они не знали друг друга, и только теперь могут сидеть напротив и смотреть сквозь темноту прямо в глаза. Сердце Шинигами Младшего замерло, остановилось, глаза широко распахнулись. Впервые Мика сказала ему что-то подобное. Сказала так откровенно, даже понимающе. Не было ничего - лишь удивление. И только затем любопытство. - О чем ты думаешь? И Мика ощутила в его словах заботу. Искреннюю, настоящую, какую проявляют родители к своим детям. Эта нотка теплоты так согревала её ночующую от боли душу. Мика сделала ещё глоток воды и отвела взгляд к окну; оно было зашторено, и лишь через маленькую щель между занавесками можно было увидеть проникающий внутрь свет. О чем она думает. Так сложно высказать все одним словом. - Мне кажется, вы оба достаточно пережили, - на выдохе сказала девочка. - Это все... Тяжело ведь, на самом деле. Кид сделал паузу. И та впервые не показалась никому из них неудобной, неловкой. Будто это было ожидаемо, словно по сценарию. - За эти годы я понял одну важную вещь, - снова заговорил он. - Тебе никогда не будет хорошо, если ты один. Даже если ты сильный человек. Даже если тебе в одиночку по силам и горы свернуть. Все равно у тебя должен быть кто-то, на кого хотя-бы однажды ты сможешь положиться. - Вы правы, - совершенно не задумываясь ответила Мика, вникнув к смысл каждого слова. - Наверное, поэтому всю жизнь мне жилось так легко. Мы всегда были вместе - Патти, я, мама. Еще тётя Юки и дядя Коару. - в её груди что-то болезненно сжалось. - А когда я оказалась в той пустыне совсем-совсем одна... Перед глазами поплыли бесконечные горы обживающего песка и нависшее над ними голубое чистое небо. Так спокойно и так страшно одновременно. Такое странное чувство, будто бы... - Пустыня олицетворяет одиночество, вот что я думаю, - Смерть Младший словно прочёл ее мысли как открытую страницу одной из книг, лежащий у него на полках. Так просто и ясно он выразил то, для чего Мика не могла подобрать слов. - Это место, где ты в одиночестве осознаешь всю свою беспомощность. - Кид протяжно вздохнул, словно испуская пар, и оглядел мрачное помещение. Как давно он уже не высказывал вслух свои мысли? - Это место для меня давно стало пустыней. Мика опустила голову. Постепенно ей начало казаться, что она может понять его. Девочка никогда не жила одна, не знала какого это - быть запертой, отгороженной от всех. Но все больше и больше она проникалась смыслом его слов. - Это исправимо, - уверенно произнесла она, поднимая взгляд и чувствуя исходящее от него удивление. - Все исправимо в этой жизни, я считаю. Услышав такие уверенные слова Кид расплылся в лёгкой улыбке, словно поймав в них надежду на светлое будущее. - Надеюсь на это.