***
Рада мокрой тряпкой обтирала от пота пышущее нездоровым жаром тело Сагала, вновь и вновь повторяя его имя, словно это могло вернуть его к ней. Забросив дом, двор, позабыв про друзей, девушка перебралась в эту избу, не в силах оставить Сагала. В горячем чугунке на углях пыхтели травы для отваров и примочек, и их целебный аромат, казалось, пропитал и людей, и бельё, и даже саму избу насквозь. Как же долго она его искала. И уже почти отчаялась… Рада осторожно сняла повязки с раненого. Кровь с гноем насквозь пропитали плотную ткань. Бросив тряпки в кадку у окна, девушка промокнула рваные воспалённые края ран целебным отваром и опять стянула грудь Сагала чистой тканью. Рядом, тяжело дыша, что-то невнятно бормотал лучник — почти мальчишка, — изорванный тем же диковинным зверьём, что и Сагал. Что-то необъяснимое творилось с вернувшимися с перевала воями. Все до единого, кто был подран когтями, в первую же ночь впали в беспамятство, горели и бредили. Старый Беримир измотался совсем, ворча и ругаясь на девок, ухаживающих за Варкуловыми дружами. — Ох, недобрые дела творятся в мире. Ох, нечистые, — вечерами, перебирая травки да корешки, задумчиво покачивал старец головой. — Не поможем мы им, Рада. Не тела их истерзаны, а светичи. Тьма пожирает их. Девушка слушала знахаря вполуха. Да мало ли о чём бормочет ворчливый старик. Какая «Тьма», коли дни стоят ясные? Рада чуть отодвинула края повязок — всё очень даже неплохо, — смочила сухие от жара губы лучника прохладной водой. За прошедшие дни Рада наловчилась управляться с тяжёлыми телами обоих парней и уже не нуждалась ни в чьей помощи. Её пальцы ласково очертили обострившиеся от болезни контуры лица Сагала. Тёмные брови вразлёт, прямой нос, бледные губы. Странное щемящее чувство, давно поселившееся в её сердце, но задремавшее с годами, вдруг проснулось и, подобно почкам по весне, — разбухло и лопнуло, затопив её разум нежностью своего первого цветения. Она смотрела на Сагала и не могла насмотреться. Быть может, она не Велимудр и даже не Беримир, но воина своего она точно не отдаст этой чёрной прорве, откуда уже никому нет возврата. — Где же ты бродишь, Сагал? Да и друг твой… — И друг твой… друг твой… Немиза удивлённо обернулся на голос. Никого. Ночь. Только белёсый холодный туман вокруг, такой плотный, что, кажется, можно схватить рукой. И сквозь него едва-едва просвечивают окна домов. Немиза вскинул руку и шагнул на их свет. — Сколько ждать, Радогост?! — раздался полный отчаяния и гнева выкрик. Эхо тут же подхватило его и разнесло по округе. — Варкула?! — Немиза метнулся на голос, как слепой котёнок, шаря в темноте. — Как я смею? Рад, я пришёл с дурными вестями, но пришел как друг! Не за себя прошу, не за своих людей. За тех прошу, кто сейчас спит в этих домах! — Варкула! — что было сил закричал Немиза. Водяная пыль оседала в горле, вызывая кашель. — Ты где, тайрун? Он бросился на свет окон, но чем быстрее он бежал, тем дальше они становились от него. И вдруг туман рассеялся. Не дома это светились. Это горел город! В тёмно-синее небо, затянутое седыми облаками, взвивалось пламя огромного костра. Чёрный дым стелился по улицам. Крики, треск рушащихся домов, лязг мечей, свист стрел, ржание коней. Странные невиданные твари рубили и резали людей. Ветер со свистом разносил пламя от дома к дому. И в этом свисте Немизе чудился женский смех. Колючий. Бездушный. Мимо пронеслись лошади, унося всадников из города. — Останови их! — шепнул голос. Немиза вскинул неведомо откуда взявшийся лук, но пустить стрелу не успел. Лохматый старик с огромными кулаками нанёс свой единственный за бой удар. Немиза распахнул глаза, не понимая, где находится. Перепуганный взгляд шарил по низкому тёмному потолку. Тепло, и пахло травами. Юноша сжал простынь слабыми пальцами. Сердце в груди бешено билось так, что и дышать становилось сложно. — Очнулся! — ахнула девушка, роняя на пол недочищенные корешки. Немиза перевёл на неё пустой взгляд, не узнавая. Но эти глаза… такого глубокого синего цвета… Он уже видел их раньше. — Рада? Тихо и протяжно скрипнула дверь, вместе с гостями впуская внутрь сырой осенний сквозняк. — Как они? — полушёпотом поинтересовался Варкула, встревоженно вглядываясь в бледные лица своих дружей. — Уж пятое утро наступило… В углу недовольно вздохнул и закряхтел знахарь. — Не волнуйся, Варкула, и ты, Лед, не хмурься, — проигнорировав ворчание Беримира, ответила воинам Рада. Старик и вправду с возрастом становился всё склочнее и сварливее, а в ученики взял мальчишку только в этом году, так что замены ему на заставе не было. — Жар этой ночью спал у обоих. Да и бреда больше не было. Раны не гноятся. Я сама проверяю. Мне бы знать, кто напал на них, было бы легче снадобье подобрать. А так и яд — не яд, и зверь — не зверь. Будто-то птица какая, да только птиц таких я не видывала… — И лучше тебе не видеть их, — едва слышно ответил ей Немиза, облизывая сухие губы. — Подай мне воды, де́вица. Ему не надо было видеть предостерегающего взгляда тайруна, чтобы понять — болтать о случившемся ни к чему. Рада недовольно дёрнула бровью, замечая их немой разговор, но промолчала, подхватив ушат с грязными тряпками и выходя на улицу. Оставив заставу чуть позади, Рада, подоткнув подол за пояс, чтобы не намочить, вывалила гнойно-кровавые тряпки, накопившиеся за ночь, на рыбацкий мостик. Лучше бы их сжечь, но девушке необходимо было побыть в одиночестве, а потому она, зачерпнув в ушат чистой воды, занялась стиркой. Смарагда по-осеннему тихо несла свои зелёные воды вдоль частокола, змеёй обвивая заставу и скрываясь далеко в лесу. От холодной воды покраснели руки. Но это даже к лучшему. Девушка с такой яростью шоркала тряпки, что несчастная ткань в итоге затрещала и порвалась. Рада в сердцах опрокинула ушат в реку и, прижав ледяные ладони к лицу, разревелась. Что не так с Сагалом? Почему другие вои возвращаются один за другим? Почему лучник проснулся, а Сагал нет? Какие кошмары его терзают? Кто так его изувечил? Точно не человек! Беримир сказал, что от таких же ран уже скончались двое воев. У одного не выдержало сердце, а второй в бреду зарезался. Ещё один горел в том же огне, что и Сагал, и тоже не просыпался. — Разревелась тут! — прикрикнула сама на себя Рада, жёстко стирая слёзы. — Он сильнее их всех вместе взятых! И, позабыв про уплывающий вдаль ушат, побежала обратно на заставу. Когда Сагал очнётся, она обязательно должна быть рядом. Лилово-жёлтые разливы заката стремительно блекли, постепенно наливаясь темнотой. Усевшись на тюфяк возле Сагала, Рада тихонечко пела песню, которой ещё мать учила её. Слова текли и журчали как ручеёк, сливаясь в нежную печальную мелодию. Чуть склонившись к лучине, девушка серебристыми нитями вышивала на тёмно-синей мужской рубахе «одолень-траву», «стебли» которой вились, сплетаясь в сложные узоры вдоль ворота, тянулись по рукавам, перебирались на подол. Тяжёлый вздох за спиной заставил Раду вздрогнуть и обернуться. Приподнявшись на локтях, Сагал устало откинулся на бревенчатую стену и вымученно улыбнулся девушке: — Звала?****
Старые ракиты, привезённые отцом с родины, купали свои серебристые ветви в рукотворном пруду, щедро осыпая и его, и дорожки узкими листьями. Облачко пара разочарованным вздохом сорвалось с губ Иригана. Холодно. И безрезультатно. С чего он вообще решил, что Кои-Ван будет в саду? Юноша поднял с дорожки плоский белый голыш и запустил его по воде, с безразличием наблюдая, как тот отскакивает от поверхности снова и снова, пока, наконец, не утонул. Потревоженная гладь расходилась кругами, и облака странно качались в этих волнах. Где он может быть? Из ракитовых зарослей послышался томный вздох и тихий смех. Ириган замер, прислушался и, развернувшись, резко раздвинул густые ветви. Лаи-Лим тихо ахнула, густо заливаясь румянцем и смущённо выпутываясь из жарких объятий воина, но Кои-Ван и не думал отпускать девушку, откровенно заявляя на неё свои права. Его глаза, полные насмешки, презрения и злости, выжидательно смотрели на Иригана. — Отпусти, — робко попросила Лаи-Лим. — Ты делаешь мне больно. Кои-Ван разомкнул объятия, выпуская девушку, и та, подобрав длинный подол, бросилась к терему. Ириган проводил сестру долгим взглядом, дожидаясь, пока та скроется за дверью, и вновь обернулся к вою, сквозь черные глаза которого на него будто холодно смотрел кто-то ещё. И от этого — полного ледяной желчи — взгляда у Иригана зашевелились волосы на голове, начисто вышибая из неё все мысли. Кои-Ван усмехнулся, склонив почтительно голову, и, ускоряясь, поспешил прочь из сада. Злоба захлёстывала степняка, подобно волнам в шторм, накатывая одна за другой, не давая даже шанса вздохнуть, одуматься. «Да… Да-а», ветром в поле разносилось эхо у него в голове, всё ярче разжигая этот дикий огонь. Всё не то… Всё не то! Лаи-Лим бесполезна! Она не приблизила его к своему брату. Наоборот! Кои-Ван в бешенстве широким взмахом руки снёс со стола посуду, слушая, как та разбивается. Не полегчало! Да. Он видел страх в глазах мальчишки, но если бы этот страх отражался не в тёмно-синих глазах, а чёрных… «Давай сейчас! Зачем ждать?» — билось в голове. В самом деле! Есть ли смысл кружить, если можно просто взять? Затянув хатангу кожаным ремнём и вогнав длинный кинжал в поясные ножны, Кои-Ван покинул казармы. Минуя довольно оживлённые центральные улицы, степняк переулками добрался до хором Ар-Вана. Надо бы темноты дождаться, но чем ближе солнце близилось к зениту, тем сильнее становилась нежить, перехватывая контроль над разумом человека. Кои-Ван остановился под окнами старшего из сыновей Ар-Вана и, закрыв глаза, глубоко втянул словно напоённый его ароматом воздух. «Да! Да! Возьми его! Смелей! Присвой его! Он должен быть нашим!» — огнём пульсировало в голове. Кои-Ван подпрыгнул, хватаясь за гульбище, подтянулся, и… — Эй, — зычно свистнули снизу. Степняк от неожиданности сорвался, приземляясь под ноги ирийцу. — Ты за каким лешим туда лезешь? Его Кои-Ван узнал сразу. Парень был из отряда Варкулы, что приходил в Загорье ещё прошлой осенью. А вот ириец его, по всей видимости, не припоминал, продолжая изучающе разглядывать. Это бесило: до каких пор он будет оставаться для всех пустым местом? Полуденница заглянула в голубые спокойные глаза и съёжилась. Это не мальчишка из сада. Этот не испугается. Нечисть машинально скользнула глазами по рукам чернявого воина. Взгляд зацепился за перстень с руной на среднем пальце. «Беги!» — завопила она, стоило ирийцу шагнуть в сторону степняка. — «Оберег на нём!» Велир недоумённо хмыкнул и качнул головой. Странные они тут. Одна ревмя ревёт на камнях, выжидая склизкую тварь. Другая вместе с воинами в разведку ходит. А третий по теремам средь бела дня лазает. Чудной народ… чудны́е нравы. Полуденницу трясло от бешенства. Впервые за много лет она сбегала. Не могла просто взять и искромсать серпом. И от кого? От какого-то человечишки! Солнце вошло в зенит. Нечисть расправилась, потянулась и заозиралась. Вторые сутки она в человеке. Ещё один полдень — и это тело навсегда её будет! Нанесённое унижение требовало возмездия. Оно раздирало её, пульсировало в такой бесполезной и глупой голове степняка. «А вдруг она узнает?» — спохватилась нежить. Все внутренности стянуло холодом, и страх осел в лёгких тяжёлым грузом. «Надо сделать всё быстро… Так, чтоб уж навсегда завладеть этим обалдуем. Развлекусь заодно. Только не попасться… Да.» Но вот из переулка донеслись приглушённые крики. Полуденница прислушалась и двинулась на голоса. Там явно будет чем поживиться. Перемахнув через низкий каменный забор, нежить затаилась в углу, прислушиваясь и сжимая пальцами степняка рукоять кинжала. Из просторного дома с покатой крышей раздавались гневные мужские выкрики и звуки пощёчин. «Не ужин — помои! — Хлёсткий удар. — Откуда это платье? Я тебе его не покупал!» Треск ткани. Удар. Женщина вскрикивала, плакала, умоляла, заверяла, но мужчину, казалось, это лишь распаляло. — Мразь, — с ненавистью прошептала нежить, прислушиваясь к себе. Она не просто хотела поглотить его энергию вместе с кровью. Тут было что-то ещё. Что-то из её прошлого… Может, отец бил мать? Нет… Может, её жених был зверем? Нет… Не то. Полуденница силилась и всё никак не могла вспомнить, пока не поняла, что это не её ненависть. Это она жаждала возмездия. Это её прошлое разыгрывалось перед глазами едва уловимыми картинами. Так даже лучше. Полуденница облегчённо передёрнула плечами. Воздавать по заслугам — это не к ней! Если она хочет, то полуденница прикончит его. И каждый получит своё. Нежить хищно облизнулась. Осталось дождаться, когда хозяин покинет дом. А ждать она умела. Это был почти экстаз. Такой эйфории нежить не испытывала очень давно. И дело было даже не в жизни, бьющим ключом покидающей грузное тело вместе с кровью. Горячей, солёной. Нет! Это было её удовлетворение. Именно оно превратило обычного паразита в настоящий пир. Нежить оторвала перепачканное лицо от давно стихшей жертвы и замерла. Мало. Мало! Ей хотелось ещё. Ещё! Ещё! Вновь пережить этот миг! Чуткое ухо уловило девичий смех. «Женихов обсуждаете?» Полуденница осклабилась, вытирая рукавом окровавленный рот. Зависть коснулась её давно не бьющегося сердца. «Будут вам женихи. Меж миров застрявшие». Наступившее утро огласили не хриплые песни ручных фархов и не шум просыпающегося базара, а полные горя и ужаса крики. Вормир приказал накрыть покрывалами истерзанные тела трёх совсем юных девушек. Смотреть на это было невыносимо. Одно дело убить врага в бою, и совсем другое — вот так. Убийца брал их силой и убивал. Или же убивал, а потом измывался над телом. Эта тварь не повторилась ни разу. Мозолистые пальцы сжимались в огромные кулаки. — Ясул, — негромко позвал его пожилой смотритель улиц. Вормир обернулся и сжал губы, предчувствуя дурные вести. — Хадаана убили. — Как девушек? — Вормир почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. В блёклых от старости глазах смотрителя отразилось непонимание, быстро сменившееся грустью. — Нет. Ему просто горло перерезали. Лучше бы его вот так, — старик бросил короткий взгляд во двор, где, усевшись посреди двора, рыдали матери, посыпая землёй головы. — А не птичек этих. Ему по заслугам, а им-то за что? Вормир отпустил смотрителя и, взяв с собой пару человек, направился в дом Хадаана. Сердце сжимала необъяснимая тревога. Предчувствие. Неладное творилось во всей округе: от Степи до Зеретарских гор. Словно безумие какое охватило и зверя, и люда. И только светило в небесах неизменно сияло. Не вовремя Траян решил торговые пути налаживать. Ох, не вовремя. Завалившееся на бок тело Хадаана уже кто-то заботливо прикрыл широким халатом. Рядом, обнимая себя за плечи, пустым взглядом смотрела куда-то сквозь людей молодая вдова. Её худое лицо хранило отпечатки вчерашних побоев. — Его убил Кои-Ван, — раздался за спиной уверенный мальчишеский голос. Вормир обернулся и едва не наткнулся на младшего из сыновей Ар-Вана. Ириган присел на корточки над телом и, не касаясь, пальцем провёл по линии разреза. — Видишь, как косо резали? Это не рука дрогнула. Так жилы перережешь наверняка, одним движением. Это его Ниян научил. Услышав эти слова, женщина сожалеюще усмехнулась: — Даже не мучился, — и, пошатываясь, побрела обратно в дом. Вормир перевёл взгляд с мальчишки на Най-Лима и понял, что тот не сомневается в словах брата. Так тому и быть. К вечеру глашатаи объявили, что Ай-Ван под страхом смерти запрещает выходить из домов после заката. Улицы должны быть освещены факелами. Все незамужние девицы отныне и до поимки убийцы должны быть под присмотром родных. Вершие Палаты сильно отличались от остальной части Траяновых хором. Просторные, пустые, со сводчатым потолком, столбовыми резными и расписными опорами. Только Вершие Палаты имели отдельное боковое крыльцо и свой выход на гульбище. Вняв указаниям Вормира, Велир остановился чуть поодаль, так, чтобы не мешать, но и быть в поле зрения Ай-Ван. Мин-Лиам разительно отличалась от своих детей. Строгая, собранная, статная, беспристрастная и… невероятно красивая. Велир поймал себя на мысли, что не в силах оторвать от правительницы взгляда, зачарованно разглядывая большие раскосые глаза, чёрные вразлет брови, алые губы, красивый овал чуть смуглого лица. В Ай-Ван было прекрасно всё. От спокойной уверенной речи до повелительного взмаха руки. Пожалуй, из трех её детей только Най-Лим мог бы соперничать с ней. Не зря в народе за глаза его величают «будущим правителем», а не просто «старшим сыном Ар-Вана». — Я не ошибаюсь. — Ириган взглянул на брата, словно ища у него поддержки, но тот молчал, вытянувшись как тетива, и смотрел перед собой. — Не могу уверенно утверждать, что и девушек убил Кои-Ван, но мужчину — точно он! Хотя, если смотреть по наклону и размеру ранений, все четыре убийства — его рук дело. Мин-Лиам молча взглянула на ясула и приподняла бровь. «Ты действительно допустил этого ребёнка к телам?» Вормир сделал вид, что не уловил посыла. В конце концов, это не просто ребёнок, а сын Траяна, к тому же он уже был на Охоте. — Нет! — звонкий выкрик заставил всех вздрогнуть и обернуться. В настежь распахнутых дверях стояла Лаи-Лим, крепко цепляясь за деревянную ручку. — Ты всё лжёшь! Я знаю, вы все недолюбливаете Кои-Вана! Вы считаете его недостойным, словно статус может определять достоинство человека! — Сестра… — Ириган растерянно шагнул навстречу Лаи-Лим. Случилось именно то, чего он так боялся. — Сестра?! — зло выдохнула девушка. — Какая я тебе сестра, байстрюк! Ты видел нас с Кои-Ваном в саду. Поэтому? — она обвела собравшихся пылающим взглядом. — Вы не придумали ничего лучше, как превратить моего возлюбленного в убийцу? Что? Закончились все важные дела? И даже великой Ай-Ван нечем больше заняться, как только подобно зверю загонять моего любимого! А ты, ясул? Я думала, честь для тебя — не пустое слово! Я ненавижу вас всех… Ненавижу! И не откажусь от него! Никогда не поверю в вашу ложь! Я буду защищать его! Слышите? — Лаи-Лим! — запыхавшаяся Зирфа развернула сестру к себе, с размаху влепив ей пощёчину. — Что ты несёшь?! Одумайся! Девушка прижала обе ладошки к мгновенно опухшей щеке, с трудом сдерживая злые слезы. — Вы все как цветущий пень! Снаружи красиво — внутри гнильё! — сквозь зубы прошипела Лаи-Лим, с грохотом хлопая дверью и покидая Вершие Палаты. Иса, прибежавшая за Зирфой и ставшая невольной свидетельницей развернувшейся ссоры, будто случайно шагнула вперёд, сталкиваясь с девушкой и легко касаясь пальцами её виска. Мгновенно обмякнув, дочь Ар-Вана рухнула ей в руки. — Кто-нибудь… — натужно позвала степнячка. Подхватив сестру на руки, Най-Лим кивком поблагодарил девушку. — Я с тобой пойду. — Проигнорировав его кивок, Иса поманила Зирфу за собой. — Она скоро очнётся, и будет лучше, если рядом с ней окажутся близкие ей люди. Зирфа с любопытством взглянула на любовницу тайруна. — Научишь? — Научить — не научу, это врождённое. А показать да похвастать — вполне! — Иса подняла руку и, широко улыбнувшись, поиграла пальчиками. Лаи-Лим очнулась только к вечеру, когда сумерки окутали сиреневым покрывалом Стан. Прямо на полу, откинувшись на кровать, дремал Най-Лим. Девушка приподнялась на локте, заглядывая в уставшее лицо брата и припоминая все слова, брошенные ею сгоряча. Почувствовав движение, Най-Лим вздрогнул и проснулся, отвечая улыбкой встревоженному взгляду сестры. — Прошу тебя, не убивай Кои-Вана только за то, что его полюбила я, — прошептала она. — Никто его не тронет. Обещаю. — Най-Лим ласково коснулся волос сестры. — Но подозрения Иригана оправданны. Это не пустые слова. — Он не убийца! Он нежный! И ласковый! И… Най-Лим взял лицо Лаи-Лим в ладони и серьёзно посмотрел ей в глаза. — Сестра, никто не тронет твоего возлюбленного, если он не виноват. Ты мне веришь? Если мы окажемся неправы, я лично буду просить отца за вас. Стоило ему произнести эти слова, как взгляд девушки разъяснился, слово ветер тучи раздул. Брату она верила. — Теперь твоё сердце спокойно? — и, дождавшись от сестры слабого кивка, Най-Лим многозначительно хмыкнул. — А теперь подумай, что ты натворила. Ты, не разобравшись, прилюдно оскорбила брата. Лаи-Лим недоумённо хлопнула ресницами, прокручивая в голове всё сказанное. А потом пришло понимание. — Я назвала Иригана ба… ба… — закончить она просто не посмела, испуганно уставившись на Най-Лима. — Да, — не желая облегчать чувство вины, захлестнувшее сестру, подтвердил Най-Лим. Как бы он Лаи-Лим не любил, но сегодня она перешла черту. — Он обижен на меня? — тихо спросила девушка. — Да. Я сдержу своё слово, а ты подумай, как помириться с братом! — Тебя Вормир звал, — перехватила его Зирфа, стоило Най-Лиму выйти из светёлки сестры. — Я побуду с ней, но ты держи меня в курсе! Не оставляй в стороне. Распахнув обитый мехом тёплый жилет, Иса, закрыв глаза, грелась в ускользающем тепле осеннего степного солнца. Царившая в саду иллюзия покоя помогала отрешиться от мыслей о Варкуле. Иса никогда не считала себя привязчивой, ценя превыше изменчивой любви собственную свободу, но этот красивый немногословный ириец всё изменил. Мысли девушки вновь и вновь возвращались в Загорье, поднимая со дна безмятежной души ил. Та ночь на заставе заставила её содрогнуться. И девушка чётко читала по глазам, что Варкула со своими дружами был напуган не меньше. Не зря же он наутро сразу отправил этого мальчишку с ней. О ком тайрун беспокоился на самом деле: о своей любовнице или о своём воине? Иса вздохнула и с тоской взглянула на темнеющий пруд. Опавшие листья золотыми и багряными лодочками качались в отражении облаков. — Вот ты где! — стёганая куртка тяжело упала на землю возле степнячки. Иса подняла недовольный взгляд на ирийца, загородившего ей солнце, и насмешливо скривила губы. — Неужели соскучился? Хочешь своему командиру дорожку перейти? Велир на мгновение замер, не сразу понимая смысл брошенных ею слов, а потом зло зыркнул на полюбовницу Варкулы, с трудом сдерживаясь от грубых слов. — Думаю, я знаю, куда сбежал ваш степняк, — ириец шумно шмыгнул носом и осмотрелся по сторонам: нет ли рядом лишних ушей. — Я слышал, как Вормир с княжичем, старший который, говорил, будто воин у них пропал. Тот, что за убийцей воротиться решил. Иса вздрогнула при упоминании Кои-Вана и перестала улыбаться. Тон ирийца неприятно кольнул душу. Было в нём какое-то пренебрежение, предубеждение. К ней? К Кои-Вану? Или ко всему Степному Народу? — Не пойман — не вор, а уж тем более не убийца, — равнодушно бросила она, застёгивая жилет на деревянные длинные пуговки-палочки. — Ты бы поосторожнее… — Кто не пойман? — Зирфа обошла ирийца, будто на пути её столб стоял, а не человек вовсе, даже не взглянув, и присела рядом с Исой. — Наш воин убийцу девушек отыскать решил. Никто не знает, а он знает, — вскинув бровь, Иса обернулась к дочери Ар-Вана. Такое панибратство могло ей дорого стоить, но ведь Зирфа первая заговорила с ней как с равной. — Да ну? — усмехнулась дочь вождя и впервые посмотрела на Велира. — Княжич говорил с Вормиром о степняке Кои-Ване, так? — ириец глубоко вздохнул, унимая раздражение. Лучше бы он на заставе остался и мечом махал, чем перед этими девицами распинался. Другое дело, когда Сагал рядом, тот и словцо нужное подберёт, и улыбочку. Девки ему сами всё и выкладывали. Да и не только… А без него… Зачем вообще к Варкуловой полюбовнице подошёл, ведь чувствовал, что сразу у них не заладилось. Надо было к княжичу идти. Или Вормиру. Бывают же женщины умными. А эти — дуры как есть! Только надсмехаться и умеют. Махнув на них рукой, Велир решил сам всё выяснить. Прищурив глаз на ярком солнце, Зирфа задумчиво смотрела на удаляющуюся фигуру молодого воина. — О чём он говорил? — насмешка в голосе Зирфы мгновенно превратилась в сталь, и перед Исой вновь была не просто девушка, а старшая дочь вождя. — Велир услышал разговор воеводы и старшего из сыновей Ар-вана и уверен, что Кои-Вана можно найти в предстепье. А ещё он уверен, что исчезновение Фатара связано с убийствами. — И ты посмеялась над ним? — Зирфа окинула девушку холодным взглядом. — Хочешь быть рядом с тайруном — умерь гордыню и слушай, что люди говорят. Тем более его люди. Учись слушать и слышать. Учись думать наперёд. Смотреть дальше и видеть больше. Варкула люб моему отцу, он ему друг. Варкула мало говорит, но много думает. Он далеко пойдёт. А ты, если не хочешь остаться позади, лишь временно деля с ним постель, задумайся над моими словами. Из своего укрытия Зирфа, затаившись, наблюдала за Велиром, тихонько выстукивая пальцем ритм по серой каменной кладке стены. Ириец о чём-то тихо переговаривался с Вормиром, рука которого в какой-то момент легла на его плечо. Брат явно был на стороне варкулового друже, но вот ясул… Хмуро поглядывая на стены Траянового терема, Вормир внимательно слушал мальчишку, соглашаясь. Идея была здравая, вот только покинуть Стан сейчас он никак не мог и Най-Лима, сколько бы тот ни уговаривал, отпустить не мог тоже. Их порядки были ему непонятны. Зачем топтаться на одном месте, если можно просто кого-нибудь отправить с ним в сопровождение? Вон княжич не против! За чем же дело стало?! Велир недовольно мотнул головой и отошёл в сторону. Вормир так долго прожил среди степняков, что и мыслить стал, как они. Но если подумать… Он с досады пнул попавший под ногу камешек. Да на что дались ему эти степняки, будь они неладны? Что же всё он лезет-то туда, куда его не суют?! Своё дело он сделал: девицу доставил, об увиденном рассказал, подмоги не получил, пора и честь знать. Бесконечное ржаное море раскинулось до самого горизонта, сливаясь со слегка подёрнутой белёсой дымкой лазурью. Тёплый ветер, лаская тяжёлые зрелые колосья, доносил отзвуки протяжных женских песен, едва слышных из-за свиста стрижей, стайками носящихся высоко в небе. Сердце сжала щемящая тоска по родине. Велир остановился, с нежностью касаясь серо-золотистых пушистых колосков. Он вновь, как в детстве, стоял посреди ржаного поля во время жатвы. Где-то совсем рядом послышался усталый вздох. Такой знакомый… — Мама?! — Мама? — истерический смех, передразнив, сдёрнул с поля умиротворяющую пелену, заливая небо желтушно-сизым. Невесть откуда поднявшийся ветер гнул ржаные колосья к земле. Словно стервенея, стрижи ринусь вниз. Велир шарахнулся в сторону, едва успевая увернуться. — Нет, я не твоя мать. Но я и до неё доберусь однажды! Велир обернулся на голос и застыл. Яростные порывы ветра едва не сбивали его с ног, но девушке перед ним всё было нипочем. Только длинные светлые волосы её, украшенные увядшими васильками да маками, словно жили своей собственной жизнью. Как же она была хороша. И отвратительна одновременно. Её некогда красивые, а ныне изувеченные руки сжимали окровавленный серп. Проследив за его взглядом, полуденница усмехнулась: — Всё верно, не колосья я им теперь жну, а жизни таких же жалких людишек, как ты! Это я их всех убила! Я! Вот этим серпом оборвала их дрянные жизни! — Нечисть тряслась от восторга, упиваясь своей мощью. Её затянутые бельмом глаза лишь казались незрячими. — И ещё убью. Я пожру их светичи! А когда закончу здесь, я найду твою мать, ириец! И ты даже не представляешь, что я с ней сделаю! Приходи ко мне. Останови меня. Или боишься? От её голоса душу Велира сковал лютый холод. Как зачарованный, с ужасом он смотрел на тянущуюся к нему ободранную девичью руку… Громкий, полный ужаса собственный крик вырвал Велира из сна. Трясущимися пальцами он вытер со лба холодный пот. Загнанной птицей внутри билось испуганное сердце. — Сон… сон… сон. Только сон… — шептал он, сам себе не веря. Но было ли это лишь сном? Слишком ясно в голове звучали слова и угрозы полуденницы. Даже пожелай он, всё равно не забудет теперь к ней дороги. Что она сказала? Что до матери доберётся? Не посмеет. Холодный лес обнимал со всех сторон дрожащее тело степняка. Всё вокруг кричало об ужасе и пустоте. Последние силы разума пытались взять верх над сущностью, поглотившей его естество. «Наказание… Возмездие!.. Больно, больно… Крови!..» Тёмные глаза бегали с одного замшелого камня на другой. Не осталось выхода. Даже умереть нет возможности. Однажды он попытался с разбегу прыгнуть со скального выступа на границе с лесом, но в последний момент, когда лишь лик любимого на мгновение озарил потемневший рассудок, скрытая глубоко сила отшвырнула его от края, отчаянно цепляясь за так полюбившееся живое тело. — Шха-а, — зашипел внутри голос. — Нам нужно быть осторожными, да, осторожными… Она скоро увидит, узнает!.. Но ведь она сама этого хотела. Помогла, поделилась воспоминаниями. Неужто мир хуже станет от этих смертей? О, нет!.. Только лучше… Как хочется крови… Вязкая и густая, живая и тёплая… Оглушительная пощёчина заставила дёрнуться измученное ненавистью тело. «Как посмела?» — пронёсся по закоулкам сознания глубокий голос. — «Ты должна была сидеть тихо в нём и ждать своего часа, захрэ…» Полуденница задрожала, выдавая гнетущий и успевший разрастись за эти дни страх. Ярость и боль боролись внутри неё заострёнными клинками по тканям. — Госпожа, я не хотела… Оно само… Жажда, такая всепоглощающая жажда… «Ложь, — прогремел яростный женский голос. — Я дам тебе время затаиться, залезть в самую грязную и глубокую яму, которую только сможешь найти. Мои глаза — вороны, мой слух — ветер. Я везде и повсюду, и ты оказалась ещё более слабой, чем я могла ожидать. Скройся от глаз этих людей. Твои выходки могут разрушить всё, и поверь, я не оставлю тебя безнаказанной. Клятва всё ещё высечена на твоём серпе, и если тебе дорого это жалкое изъеденное тоской тело — заройся с головой, иначе…» Полуденница почувствовала, как стынет в жилах степняка кровь, а глаза стекленеют. Леденящая боль расползалась по телу, и паника запульсировала в еле живом рассудке Кои-Вана. «Иначе я заберу у тебя всё, прислужница». С колким ветром испарилась глухая завеса, нависшая над степняком. Дрожь стала потихоньку стихать. И слепая ненависть вновь стала разрастаться неудержимой волной внутри. Над крышами домов разливался холодный осенний рассвет. Велир затянул пояс с ножнами и привычно проверил меч. Руна, нанесённая Сагалом на сталь когда-то очень давно и символизирующая их братство, блеснула в тусклом свете. Она означала его второе имя, силу, верность, чистоту духа, величие. Много чего она значила, но главным было имя. Тогда же, много лет назад, они и перстнями именными обменялись, сговорившись: коли разделиться им придется да кто в беду попадет, а сказать не сможет, пусть перстнем знак подаст — второй и без слов всё поймет и придёт на выручку. Велир погладил подарок друга и задумчиво качнул головой. Как там Сагал? Жив ли? — Ты куда? — распахнув дверь, Зирфа с недоумением рассматривала одетого в кольчугу ирийца. — Туда, куда вы идти не желаете. На, — Велир вынул из-за пазухи маленькую куколку в пёстром праздничном наряде степных женщин и бросил её в руки Зирфы. — Это я сестренке младшей у торговцев ваших прикупил, чтобы игралась. Подарочек. Да смотрю, вам нужнее, — он загнал меч в ножны и, слегка посторонив девушку, вышел во двор. В душе разгорался непонятный ему огонь. Он больше не видел и не слышал никого вокруг. Насмешливый голос полуденницы звал его за собой.