Наилучшая молитва — терпение. Сиддхартха Гаутама
***
Кордова, Аргентина Она любила Ческо всем своим больным сердцем, разбитым на тысячи осколков и склеенным вновь десятки раз. Иногда — её другом. Он был ближе, чем её родители. Чем сестра, с которой они провели бок о бок почти всё детство до тех пор, пока Марта не покинула семью, оборвав все связи. Ближе, чем прочие друзья: университетские или уличные. И даже когда в её жизни появился Элой, Ческо всё равно оставался рядом. Он знал все её тайны, все страхи. Джоана делилась с ним всем, что происходило в её жизни. Ческо первый из всего её окружения узнал о проблемах девушки, связанных со здоровьем. Был свидетелем её припадков, помогал, когда она перебирала с алкоголем и порошком. Вытаскивал её задницу, когда трудности находили Джоану (или она натыкалась на них намеренно). И, конечно, Джо делала для него всё это тоже. Они были друг для друга спасательными кругами, их дома — островками безопасности. Ческо считал Джоану сестрой, она его — братом, и были они роднее некуда. Но даже это не стало для Джоаны веской причиной рассказать, что же на самом деле происходило в её чёртовой, покрытой сплошь и рядом мраком и болью, конченой жизни. Ческо знал только малую часть. И, наверное, это было к лучшему — так считала Бианчи. В том вчерашнем разговоре Джоана в очередной раз солгала другу, рассудив, что поступает правильно. Она умолчала об истинной причине необходимости поехать за Элоем. Возможно, зря. Она узнает позже. Хриплый голос прорезал тишину: — Ты выкуриваешь уже восьмую подряд. — Сука! — вздрогнула девушка, ударившись о раму локтем и выронив сигарету в окно. Резко развернувшись, она впилась взглядом в не скрывающего своего веселья парня. — Ты сюда летел? — Ага, ступал по воздуху как по камню, — уголки губ Ческо слегка изогнулись, и он включил на кухне свет, хмыкнув из-за тихого «блять». Не хотелось думать, откуда он знал о количестве сигарет. — Чё встал? — Джоана тем временем уже доставала новую. — Сушняк, — коротко ответил парень, включая воду. — Ты не замёрзла? Тут прямо морозильник. Могу притащить плед. — Спасибо, не стóит, — тихо сказала Джоана, и Ческо застыл, слегка оборачиваясь, чтобы видеть её силуэт. — Ты стащила всю заначку… — попытался вызвать реакцию он, но это не увенчалось успехом. — Ты в порядке? — спросил парень, со скрипом открывая один из многочисленных подвесных шкафчиков. Ческо достал упаковку с зелёным чаем и кинул пакетик в излюбленную подругой кружку. Джоана молчала, и это настораживало. Обычно она отшучивалась от подобных проявлений заботы. Он ожидал от неё услышать нечто вроде: «Не беспокойся, мамочка» или «порядок — плохой папа, бросивший меня и маму-Хаос». Второе, конечно, было сказано всего раз в жизни, но Ческо хорошо это запомнил. Однако тишина в ответ всё ещё была редкостью. Он не стал давить, предполагая, что если девушка сочтёт нужным, то сама подаст голос. Поэтому он залил кипятком чай и поставил на стол, а затем сел напротив неё, скрестив пальцы и положив на них подбородок. Джоана размеренно курила, медленно и глубоко затягиваясь и выпуская дым носом. Вновь по кухне стал расползаться запах пряных трав и вишни. Ческо не смотрел на неё, его взор обратился к перекошенным теням деревьев, падающим на стены соседнего дома. Тишина между ними уже не была чем-то некомфортным. Они часто вот так вот сидели, каждый думая о своём. Иногда это могло продолжаться часами. Но сейчас Ческо точно знал, когда начнётся разговор. Вскоре сигарета кончилась. Джоана затушила её об отлив, чуть ли не стирая фильтр о металл — настолько долго она это делала. Затем выбросила окурок на улицу, нарочито глубоко вдохнула свежий воздух, так же медленно выдохнула и закрыла окно. Ветер тут же перестал трепать листья хлорофитума, одиноко стоящего на белой поверхности подоконника. Девушка в последний раз опустила взор на безлюдный двор и повернулась к Ческо, избегая встречи глазами. Она заметила кружку, чай в которой уже успел стать тёплым, и вопросительно выгнула бровь, рискнув поднять взгляд. — Поможет заснуть, — тихо пояснил парень, почёсывая подбородок большими пальцами. Щетина неприятно колола кожу. — А чего покрепче не нашлось? — уточнила девушка, но ладонями кружку обхватила. — Покрепче ты бы и сама взяла, если бы хотела. В ответ она только поджала губы. Комната снова погрузилась в тишину. Джоана не торопилась, маленькими глотками попивая чай. Вкус его был откровенно мерзким, после сигарет ли, кто знает, но не сказать, что она была чем-то недовольна. Он ещё мог прогреть её нутро, и тепло приятно разливалось в груди. Как бы Джоана временами ни погружалась в самоненависть, иногда желание сделать себе что-то во вред отходило далеко на второй план. Как правило, она принимала заботу о себе в двух случаях: или ей слишком плохо, или всё ещё хуже, чем можно было предположить. В чём же разница? А чёрт его знает, Джоана так далеко в самокопании ещё не продвигалась. Карие глаза, до этого блуждающие по кухне, остановились на настенных часах, показывающих почти три утра. «Не так-то плохо», — думалось девушке, если сравнивать ночи в её прошлом. Всё это время Ческо неотрывно смотрел на Джо, почти не меняя своей позы. Даже подбородок чесать перестал. — Мне дырок в теле хватает, не надо прожигать ещё одну, — подала голос девушка, мягко поставив пустую кружку. — Сделать ещё? Джоана кивнула, тепло улыбаясь другу. Парень отразил её улыбку, хоть улыбаться совсем не хотел. Он не был глуп, когда дело касалось её эмоций, а потому понял, что пора начать аккуратно подталкивать, иначе этим вечером она уснёт наедине со своими мыслями. — Я знаю, что ты делаешь. — О чём ты? — Ты тянешь время, Джо. Ночь коротка, а чай скоро даст свой эффект. Не тяни, если хочешь что-то сказать, иначе потом будет либо ещё труднее, либо ты похоронишь эти мысли. Он вновь поставил перед ней кружку и сел туда, где и был, приняв ту же позу. Всё это время его голос не превышал шёпот по громкости, хрипота спросонья никуда не делась. Как бы он не старался казаться спокойным, его плечи и челюсть были напряжены, и он даже не замечал, с какой силой сдавливал собственные пальцы, но костяшки побелели. Помимо всего прочего, его взгляд, устремлённый прямо ей в душу, выдавал внутреннее волнение. А ещё бесконечную усталость. Зацепившись за последнее, Джоана резко прикрыла глаза, принимаясь пить чай. Напиток обжёг ей язык, нёбо и горло, и вкус уже не казался таким же отвратительным, какой был прежде. Мысли метались в её голове со скоростью света. Ощущения были странными, но вполне знакомыми — будто мухи, бьющиеся о прозрачное стекло, мысли ударялись о черепную коробку сразу в нескольких местах. Голова загудела, и Джоана поморщилась. Рассказать или нет? Ческо вновь терпеливо ждал, какое решение примет девушка. Вспомнив усталый взгляд тёмных глаз, обращённых к ней, Бианчи сжала переносицу, чуть улыбаясь другу. — Уже поздно, Чес, завтра много дел. Поговорить… Всегда успеется. — Ты уверена? — Это может подождать. Спасибо за чай. Ночи. Она встала и покинула кухню, шаркая с каждым шагом. Ческо слышал, как прогнулась под ней кровать. Он открыл окно и закурил последнюю в пачке сигарету.***
вторник, 6:51 Лучи хмурого осеннего солнца били в стену дома напротив, нагревая шершавую поверхность. Ночной ветер стих, и погоду можно даже назвать весьма удачной для прогулки. Двор был полупуст: где-то бродили по дорожкам бабушки, катящие коляски, в более «зелёной» части двора приятной внешности мужчина выгуливал ка-де-бо, играющего с толстенной палкой; периодически из подъездов выходили торопящиеся на работу люди. Один парень, который вот уже восемь лет не изменял своей привычке бегать по утрам, сейчас шёл прогулочным шагом вдоль дома, кому-то активно строча сообщение. Не то чтобы Джоана следила за ним, чтобы утверждать о его преданности пробежке… Но это всё же показалось ей странным — то, что он не был в спортивной одежде. Ка-де-бо громко загавкал, перепугав этим старушек, проходящих мимо. По двору пронеслось эхо лая и плач ребёнка, а после послышались крики тех самых бабушек. Мужчина с псом извинился и быстро пошёл прочь, провожаемый разного рода проклятиями, летящими в широкую спину. Джоана сделала глоток кофе, прикрыв глаза. — И на кой чёрт нам было вставать в такую рань? — длинными смуглыми пальцами кудрявый парень тёр заспанное лицо, щурясь от солнечного света. — Ну, не ворчи! Давай же, вуллиэс! — она увернулась от шуточного шлепка, отбегая чуть вперёд. — Я еле упросила старину Циско дать мне выгулять Кито. И он согласился только на утро. — А что вечер? — пробурчал молодой человек. — А вечером мы идём в парк! — Неужели? — он вскинул бровь, забавно сморщившись от прямых лучей солнца. — Да, дурила, пора вытащить наши задницы из заточения. Мне кажется, что мои лёгкие полны пыли. Хочу гулять! — девушка раскинула руки в стороны, наслаждаясь слабым ветром, обтекающим шею. — Ну раз такое дело… — на лице юноши расцвела тёплая улыбка. Счастливая улыбка. Острая боль пронзила левый висок. Джоана зажмурилась, прижав горячую кружку к голове так резко, что чуть не пролила кофе. Такие вспышки воспоминаний были крайне редки. Они начались с момента прощания Элоя. Джоана не говорила об этом своему врачу, хотя, наверное, стоило бы. Но девушка рассудила, что раз воспоминания далеко не плохие, то пока нет смысла переживать, ведь её беспокоит только боль. И то проходит она очень быстро. Джоана вздохнула, закрывая окно. Пока кофе не дал заряд бодрости, глаза слипались, а тело было слегка ватным. Нельзя назвать неожиданным то, что Бианчи практически не спала в эту ночь. Ближе к пяти утра ей удалось задремать, но не более того. В шесть её глаза открылись и больше не закрывались. Ческо вовсю храпел на диване, пуская слюни на подушку. Джоану передёрнуло при виде этого. А ещё она заметила откупоренную бутылку дешёвого коньяка и тарелку с нарезанным лимоном, который успел чуть сморщиться. Ческо причмокнул во сне, и девушка вышла из оцепенения, направляясь на кухню. Там она набрала стакан воды, откопала среди многочисленных завалов аспирин — на всякий случай, оттащила в комнату к парню и вернулась обратно. Она прикрыла дверь, открыла окно, дабы впустить в комнату воздух, и принялась заваривать себе кофе. Когда кухня наполнилась терпким запахом горячего напитка, Джоана позволила себе вдохнуть его полной грудью, будто до этого задерживала дыхание. Ветер с открытого окна сгонял пар, вздымающийся над кружкой. Запустив прочие мысли куда-то в глубину сознания, словно скомканный лист, девушка пыталась решить для себя, что было бы лучше этим утром: встать, что она, собственно, уже сделала, или продолжить спать. Когда Джоана в сознании, она не защищена от потока мыслей, сбивающего с ног течением, по скорости и шуму не уступающим горной реке. Да и во сне она от этого не застрахована. Но в первом случае есть возможность отвлечься, тогда как контролировать сны не представлялось возможным. Хотя… После этой маленькой вспышки воспоминаний она засомневалась, так ли хорошо, как девушка думала, ей удавалось брать верх над своим мозгом. Вдруг на телефон пришло уведомление, и громкий звук вырвал Джоану из дум. Она дёрнулась от неожиданности, затем, глубоко вздохнув, отставила уже пустую кружку в сторону. Девушка потянулась к телефону, думая, кто в такую рань полез бы в WhatsApp, и нахмурилась, увидев отправителя. То было сообщение от отца Джоаны. [Па, 7:13] Доченька, как проснёшься, позвони. Надо с тобой поговорить. И сотни мыслей в секунду пронеслись в голове девушки. Зачем он хочет поговорить… Нет, не так. Раз пишет отец, то только по просьбе Камиллы. Значит, её мать ждёт девушку на разговор. Или, быть может, они оба. Почему? Новые условия? Просьбы? Хотят зачитать очередные лекции? Может, они передумали? От последнего предположения Джоана подавилась воздухом. Нет, они не могли передумать, ведь её врач ещё вчера должен был договориться о назначении нового мадридского специалиста. И отменять всё так резко никто не стал бы из-за простой, но такой понятной всем причины: неудобно как-то. Раз так, то Джоане нет особого смысла беспокоиться. Какие бы требования ни были выдвинуты её родителями, одно перекроет их все: девушку уже отпустили. А с остальным она как-нибудь справится. С этими мыслями она написала «обязательно» отцу и, заблокировав телефон, решила прогуляться по району, пока Чес сладко дрых. Спустя какое-то время девушка, наскоро нацепившая на себя порванные джинсы, оставившая футболку, в которой спала, да накинувшая лёгкую ветровку, выскочила из подъезда и направилась в неизвестном себе направлении. Двор постепенно оживал: молодые мамы тащили коляски по тротуару, люди спешили на работу, лениво выползая из домов и бредя каждый к своей машине. Мужчина с псом давно уже переоделся в свой рабочий костюм и вышагивал по дороге к остановке, стуча вычищенными до блеска туфлями, к которым постепенно прибивалась пыль. Джоана замедлила ход, оглядываясь по сторонам, цепляясь взглядом за всё, что попадётся. Про себя проговаривала, что видит. Отдавалась воображению. Всё, что угодно, лишь бы не возвращаться к выедающим мозг мыслям. Пиная камни под ногами грязными носками кроссовок, она старалась не обращать внимание на сидящего в её груди ворчуна, шепчущего, просящего вернуться домой. Упрекающего в том, что она опять сбегает. От кого? От себя. Ну и от Ческо, конечно. Хотя Джоана себе в этом не признавалась. Однако она знала: когда её друг проснётся, он непременно захочет упомянуть минувшую ночь в диалоге. Может, даже вместо приветствия. Иногда у него и правда кончается терпение. А Джоана сейчас не хочет вообще ничего обсуждать. Ей бы разобраться сначала в своей голове самостоятельно. Ну, хотя бы попытаться. Она и так уже напрягла Ческо максимально, за что чувствует невыносимую вину. А ещё рядом сидит вина перед парнем за то, что она опять ощущает себя виноватой. Такой вот парадокс. Но Джоана отмахивается от этих чувств как от надоедливых мошек с маминых цветов. Однако укусы от них зудят, и это паршиво. Что ж, всё-таки одну мысль она пропустила… Возвращаясь в реальность, девушка обнаружила, что вышла на одну из крупных улиц, где полно всяких магазинчиков. Тротуары были полны людей, а дороги — машин. Примерно прикинув, где она находится, Джоана решила добежать до знакомого продуктового, чтоб прикупить что-нибудь на завтрак. Спустя минут двадцать, оплачивая продукты на кассе, она почувствовала вибрацию телефона. Взяв покупки, Джоана вышла из магазина, попутно доставая смартфон из кармана. К тому моменту вызов прекратился, а затем звонок начался вновь. То был отец, и девушка спешно ответила. — Пап? — Я ведь просил тебя позвонить, как проснёшься, а не писать «обязательно», — с улыбкой в голосе сказал мужчина. Она что, действительно так ответила? — Чёрт, я… — а что сказать-то? — Я была спросонья, не сообразила, прости. Её отец промолчал. — Так что ты хотел? — спросила девушка, направляясь к дому друга. С дороги раздалось несколько сигналов от машин. — Ты не у Ческо? — Иду к нему, была в магазине. — За чем ходила? — тихо задал вопрос мужчина. Джоану стал раздражать этот «светский разговор». У них с Августом, как правило, иных диалогов и не бывало. Они привыкли говорить по делу. Это не означало, что они не были близки… В определённой мере. Просто такими были их отношения. — Отец, — начала она с нажимом, — зачем ты просил позвонить? — она услышала, как он вздохнул. — Я… Понимаешь, Джо, мы тут с мамой вчера поговорили, и… — о, ей это уже не нравилось. — Просто скажи, — поторопила его Джоана, перекладывая телефон из одной руки в другую. Пакет стал резать кожу пальцев. — Мы посоветовались и решили, что перед отъездом ты пройдёшь медкомиссию. Своего рода… Ну, ты поняла, — он сделал паузу, ожидая ответа. Но Джоана молчала, поэтому он продолжил. — Мы поговорили с твоим врачом, он согласен, что это необходимо. «И когда они, блять, успели?» — подумала девушка, пребывая в ступоре. — Мы всё устроим. Вернее, — он заикнулся, — твой врач поможет нам, но всё будет в лучшем виде! И я… Ну, то есть мы с мамой будем с тобой, ты не будешь там одна… Доченька? Прошло, наверное, десять секунд ненарушенного молчания. Видимо, Август понял, что Джоане нужно время переварить услышанное, и терпеливо ждал ответа. Девушка же мгновенно почувствовала, как у неё скрутило живот от осознания того, что ей предстоит. Ладони вспотели, взгляд упёрся в одну точку, она смотрела вперёд, не моргая, и чувствовала, как сердце глухо и глубоко бьётся о грудную клетку. — Когда? — сдавленно прохрипела она. — Ну-у… — протянул её отец, словно отворачиваясь от телефона. — Вероятно, на следующей неделе. Это самое ближайшее, что нам смогут предоставить, — он вновь сделал паузу. — Джоана, это необходимо и неизбежно, — мужчина говорил вкрадчиво, медленно, словно боясь сказать что-то не то, — и когда я так говорю, я действительно это имею ввиду. Послушай, мотылёк, мы всё время будем рядом… Это просто мелочь, небольшое дело! На это уйдёт, возможно, меньше часа, если всё сложится идеально. Меньше часа. Я… Мы с мамой знаем, как ты относишься к такому… И это нормально! Ну, то есть… Мы всё понимаем и не оставим тебя. Так что… Да, всё будет хорошо. «Не будет». Кажется, её тошнит. Кажется, ей надо домой. — Созвонимся позже, — Джоана сбросила звонок.***
Ненавистный свистящий ветер качал тошнотворно-зелёные шторы в спальне Ческо. По комнате, ведомая сквозняком, плавала туда-сюда вишнёво-мятная дымка от сигарет. Где-то среди неё притаился едкий запах травки, чем-то напоминающий сгнившие, сопрелые под палящим солнцем фрукты. Где парень выторговал эту дрянь, Джоане знать не хотелось. Как и, собственно, пробовать. Они, утомлённые вчерашними событиями, лениво затягивались, поощряя соседей вызвать наконец-то блюстителей закона на их скромную обитель. Ведь затуманивать близлежащие квартиры сквозь хилые стены у ребят получалось очень хорошо. Благо, соседи у Ческо терпеливее, чем можно было бы предполагать. Уже который год молчат, изредка стуча по батареям, когда друзьям вставляет в голову так, что они резко летят писать музыку. «В пьяном угаре создаются исключительно шедевры, — орал Чес, — нельзя упускать возможность!» Впрочем, их порывы к творчеству быстро затухали, когда люди из соседних квартир грозились раскурочить им морды. Некоторые аргентинцы могут быть очень убедительными, когда захотят. Откисая на диванах, Джоана и Ческо, совершенно не сговариваясь, не нарушали тишину, образованную между ними. Джоана буквально за полчаса до того влетела в квартиру, случайно разбудив друга хлопком двери. И по её молчанию на громкое «какого хрена» можно было сказать, что что-то всё-таки не так. Ческо вышел в коридор, когда девушка скидывала с себя ветровку, и понял всё по её выражению лица. Молча он умылся, достал из заначки дурь и предложил Джоане немного расслабиться. К его удивлению, она отказалась. Но затем он заметил, что девушка ходила в магазин и явно купила там себе свои излюбленные сигареты. Что ж, а вот он расслабиться был бы не прочь. Так они и застыли в спальне, Чес сидя на диване, а Джо — на кровати, и курили, затягиваясь почти одновременно. Дым плавно расплывался в стороны, сливаясь с белой пеленой вокруг. Каждый витал в своих мыслях. Её тревожность росла в геометрической прогрессии. Страх медленно пожирал всё изнутри, почему-то начиная откуда-то с центра живота: Джоана чувствовала слабое, глухое жжение. Оно будто исходило откуда-то со стороны, со спины, а не изнутри. Как если бы человек находился в пустой комнате, прижавшись к бетонной стене затылком, а за этой самой стеной плавили вольфрам. Ощущение вакуума вокруг нарастало: вместо полноценного, характерного для города, гула с улицы до её ушей доходил лишь едва различимый белый шум. Джоана несколько раз опустила нижнюю челюсть в попытке избавиться от ощущения заложенности. Не вышло. Руки мелко потряхивало. Девушка сжимала сигарету так, что болели пальцы. Затягиваться становилось труднее. Вскоре сквозняк надоел парню, и он, зажав косяк в зубах, пошлёпал закрывать окно. Кажется, это вывело Джоану из транса, потому как она, выкусывая кожу большого пальца вокруг ногтя, резко затушила сигарету. На фильтре остались едва заметные вмятины и разрывы. — Джо, — мягко упрекнул он её, усаживаясь обратно. Он тушить косяк не спешил. — Отец звонил, — выпалила девушка, тотчас смутившись собственного голоса: он был какой-то неестественно звонкий, при этом сломался до хрипа к концу фразы. Джоана прокашлялась, чувствуя, как прохладная слизь неприятно осела в горле. Не дождавшись продолжения от подруги, заинтригованный Ческо затянулся и на выдохе спросил: — И чего он хотел? Джоана заворожённо следила за тем, как бумага его косяка тлела ярко-оранжевым цветом. Могло показаться, что ей это действо было в разы интереснее их разговора. Но на деле Джоана просто пыталась зацепиться за что-нибудь в реальности, чтобы собрать мысли в кучу. — Условие… — медленно проговорила она, и Чес бросил на неё заинтересованный взгляд. В его расширенных зрачках плясали искры беспокойства. — Отец сказал, что они уже обсудили это с моим лечащим. Нужен медосмотр, — Джоана «отлипла» от косяка, смотря прямо в глаза друга, — без него меня не отпустят… Отец сказал, что это не займёт много времени, что это пустяк, с которым нужно быстро расправиться. Парень отвернулся от Бианчи и, выждав несколько секунд, протяжно вздохнул. — Ну, ты бы так не переживала, если бы это было пустяком. — Они уверены, что у меня неприязнь к больницам, и обещают быть рядом. — Ну… Это они молодцы, что поддерживают. — Да нет у меня, блять, неприязни! Я… — Джоана резко выдохнула, сложив ладони вместе и прижав указательные пальцы к переносице. — Дело просто не в этом, Чес! И я… Джоана резко замолчала, и Ческо нахмурился, не понимая, чем вызвана эта пауза. Однако сразу давить он не стал, отводя взгляд от девушки. Но тишина затягивалась. А терпение Ческо истекало. — О чём ты мне недоговариваешь? Акоста вздрогнула от этого вопроса. «Ему нельзя знать. Ему нельзя знать. Ему нельзя знать», — забормотал внутренний голос. — Ни о чём… — выдавила она мгновенно. Её голос никогда ещё не звучал настолько неуверенно. — Джоа-ана, — на выдохе протянул Ческо, с силой сжимая переносицу пальцами. Как же он устал… «Узнает, всё узнает! Он поймёт. Идиотка! Узнает. Поймёт. Узнает! Поймёт! Убьёт!» — хрипы демонов становились всё громче. — Джо, хэй, малышка, тише, — Ческо сорвался с места, затушив в кулаке остатки от косяка, и упал на колени перед Джоаной. Девушка совсем не ощущала, как её било крупной дрожью. Глаза заволокло пеленой, она не видела, как Ческо в панике мечется по комнате. Мельтешит. Пятном. Мешает. «Узнает! Узнает! Узнает! Глупая! Безмозглая! Уродка! Уродка! Узнает! Поймёт!» «Тебя оставят, оставят! Они узнают, все узнают! Все бросят! Сгнившая внутри, ты никому не нужна! Жалкая сука! Бросят! Бросят! Бросят, и будут смеяться! Над тобой только смеяться. Позор. Позор!» Сквозь поток бессвязных мыслей и криков пробилось стойкое ощущение холода. Она почувствовала, как мышцы сковало, словно лёд оплёл шипастой коркой кости. Горло будто сдавило тисками, Джоане было тяжело сделать вдох; она раскрыла рот, безуспешно пытаясь втянуть воздух. Хотя, как ей показалось, это было наименьшее из проблем. Голоса перекрывали все чувства. «Язык за зубами! Прикуси язык! Держи за зубами свой гнилой язык! Молчи! Бездарная! Солги. Солги. Солги. Он не должен знать. Никто. Никто! Лги. Лги. Лги!» — бормотал новый голос, грубее и злее предыдущего. «А-а, слабая! Жалкая! Он узнает, всё узнает! Гниль, гниль, гниль! Сгнившая изнутри! Внутри прогнившая!» — мерзким скрежетом кричал ещё один. Эхом пробился мерзкий гогот! «Никому не нужна! Гниль! Исчезни! Никому. Никому. Никому. Молчи! Лги! Лги!» «Молчи!» Вдруг… Все они смолкли. И вместо сотни голосов в голове раздался оглушительный звон. «Темно… почему темно?» Сквозь шум вокруг сознания настойчиво пробивался бархатный, тревожный голос. «Кто?..» — задавалась вопросом девушка, постепенно приходя в себя. На лоб и виски давило так, словно вокруг головы был обёрнут стальной раскалённый обруч. И сжат до предела, до скрежета, треска костей черепа. Голова жутко гудела, и было больно даже слегка напрягать лоб. Она попыталась пошевелить конечностями, но руки ей слабо поддавались. Будто они были слишком долго лишены кровотока. Это сильно пугало. Джоана попыталась вновь, но ничего не вышло: что-то внешне сдавливало всё её тело. Она захныкала, зарываясь носом в мягкую ткань, к которой была прижата. И теперь стала чувствовать нечто, напоминающее объятия. Чьи-то руки обхватили её туловище, сильно прижимая к себе. Откуда-то за пределами сознания проскальзывал всё тот же голос. Звон в ушах начал утихать, но голова продолжала гудеть. И хотелось спать. Сильно. Нестерпимо. Словно из девушки выкачали все силы. Словно вырвали жизнь.***
Когда Ческо проснулся той ночью, охваченный странно навязчивым чувством беспокойства, он откинулся на подушку, зажмурив глаза и шепча куда-то в потолок нечто нечленораздельное. С кухни тянуло сигаретами, а знакомого шумного сопения не было слышно даже в оглушающей тишине. Ему не впервой было так вот пробуждаться: в обычной жизни (а именно во всём, что не связано с Акостой) его нельзя было назвать особенно чутким. Однако если дело касалось подруги, парень отлично улавливал малейшие изменения в её поведении. Иногда его это даже пугало. Так что эти ощущения не стали для него чем-то новым. Когда он увидел её, сидящую перед открытым окном, тяжело бьющееся сердце беспомощно сжалось, а во рту растекалась сухая горечь. Его лучшая подруга, его сестра, тот единственный человек, чья улыбка даже в самом беспросветном дерьме, в котором он мог потонуть, вызывала в нём ответное счастье… Ему было больно видеть её такой. Острые бледные плечи были сгорблены и изредка подрагивали. Едва различимые в темноте глаза девушки, словно остекленевшие, лишённые жизни, тупо взирали на улицу. Зажатая меж длинных пальцев сигарета то и дело мелькала в поле зрения. Возможно, девушка не заметила его присутствия, поэтому Ческо осторожно шевельнулся, дабы объявить о себе. Джоана слегка мотнула головой — в полумраке парень едва различил это движение, — тогда он остался стоять там, предположив, что так девушка попросила дать ей время. Не первый раз, всё-таки… Он надеялся, что его молчаливое присутствие может помочь. Но минуты шли, а Джоана не предпринимала никаких попыток начать разговор. Вместо этого единственным, что она делала, было тушение законченной сигареты и поджигание новой. А Ческо очень хотел спать. Когда он прокомментировал её действия, парень удивился тому, что она всё же испугалась. Неужели она действительно не услышала его? Или, быть может, успела забыть, что он за её спиной? Ческо просто не стал акцентировать на этом своё внимание, решив отшутиться. Думая, как ему подступиться к подруге, он выбрал, вероятно, наиболее успешную тактику: просто подождать. И да, у него во рту действительно жутко пересохло, а нервы постепенно натягивались, как гитарные струны. Так что Ческо решил заварить излюбленный (что могло показаться в некотором роде удивительным) травяной чай. Пока Джоана собирала мысли в кучу, парень спокойно ждал, уже успев осушить свою чашку. Иногда его терпеливости можно было позавидовать. Когда девушка затушила сигарету, он мысленно выдохнул с облегчением: вот сейчас она расскажет ему, что у неё на душе, разделит свою ношу, как это обычно и бывает, и они пойдут спать, уверенные, что вместе со всем разберутся. Он устал, однако был готов потерпеть ещё. Но парень не мог предполагать, что в этот раз всё будет иначе. А его попытка подтолкнуть Джо к началу рассыплется вдребезги. И тогда он понял, что Акоста замкнётся в себе, что то, что у неё на душе, — нечто действительно серьёзное. Ческо осознал одну вещь, леденящую душу: он бессилен. И теперь всё зависит только от Джоаны. Вот это было для него в новинку. Когда его подруга покинула кухню, он закурил последнюю сигарету, пытаясь совладать с бурей внутри. Они никогда прежде не были настолько далеко друг от друга, находясь на расстоянии вытянутой руки. Никогда.***
Проснувшийся вновь от громкого хлопка дверью, Ческо огляделся в поисках часов, с недовольством отмечая раннее для его выходного дня утро. — Qué mierda? На его возмущения никто не ответил, и тишина как-то сильно давила на голову. События минувшей ночи внезапно выползли на поверхности сознания, и он, ведомый вновь охватившим его волнением, выскочил в коридор только для того, чтобы увидеть испуганный взор почти чёрных глаз. Его сердце ухнуло вниз. Что ещё могло произойти за время, пока он спал?! Уняв роившееся в груди беспокойство достаточно, чтобы понять, что делать, Ческо кивком указал подруге на комнату, предлагая расположиться там, а сам решил сперва умыться. Постепенно ему становилось всё жарче, затылок начинал пульсировать, так что поток прохладной воды был как никогда кстати. Смотря на своё отражение в зеркале, парень отметил, насколько осунувшимся и помятым выглядело его лицо. В залёгших под глазами мешках можно было бы перевозить мандарины. Ческо хмыкнул, показав фак отражению. Чувствуя необходимость хоть как-то расслабиться, он достал из-под ванны небольшую коробочку с косяками, припасённую «для особого случая». Конечно, случаев таких было ой как много, поэтому содержимое постоянно обновлялось… Но это не важно. Зачесав пальцами тёмные волосы, он вышел из ванной, прислушиваясь. В квартире было тихо. Ческо вздохнул. Он не любил тишину. Сидя напротив девушки на диване, продавленном в нескольких местах настолько, что задом можно прочертить пол, парень размеренно затягивался. С кончика, кажется, цвета лисьей шкурки косяка белый зловонный дым медленно поднимался к потолку, застывая где-то и растворяясь, образуя пелену. За окном то и дело тявкали псы, порой орали дети, через трещины в стене свистел июльский знойный ветер. Сквозняк теребил шторы и сбивал потоки дыма. Запрокинув голову и прикрыв глаза, Ческо прислушивался к каждому подобному звуку. И усмехался бесшумно самому себе: у него тоже были свои «тараканы». И в тишине они затевали мозарабские пения, выводя парня из себя.* Головные боли могли быть просто ужасны. И от них достаточно тяжело избавиться. А он всего-то однажды съездил с бабушкой в «особую церковь» на своё четырёхлетие. Вообще, его бабушка — весьма интересная личность. Немного Ческо запомнилось о времени, проведённом с ней. От неё часто пахло любистком и шафраном. А по утрам — мягким шлейфом плюмерии: сладким, густым ароматом с кремово-персиковым послевкусием. О, то, как пахло в её доме, заставляло Ческо желать зарыться носом в постельное бельё и вдыхать-вдыхать-вдыхать, что усложняло подъёмы с рассветом. Он довольно улыбнулся. Утро у бабушки — его самое любимое время. Оно пестрило разного рода ароматами: от пряности трав до сладости домашних булочек энсаймада. Изредка готовилась странного вида тортилья, почему-то сильно пахнущая сырой древесиной. Но Ческо не жаловался. Стакан свежего домашнего молока, и он — самый счастливый мальчишка в мире. Пусть и днём приходилось помогать бабуле по хозяйству: кормить птиц во дворе тёртыми костями, чистить пустующие стойла, выкладывать на сушку петушиные головы, сливать с баранов кровь… Много всего, так сказать. А если он случайно замарает рукава своей кофты… Его передёрнуло, улыбка померкла. Он открыл глаза, видя перед собой всё ту же затуманенную комнату своей квартирки, обшарпанные стены и едва различимый силуэт Джоаны, что не переставала прожигать в окне дыру. Склизкий сквозняк облил холодом босые стопы. Ческо запоздало понял, что замерзает, и решил положить этому конец. Джоана дёрнулась, приходя в себя, и затушила последнюю сигарету, которая практически не касалась губ девушки. Она снова начала грызть палец. — Джо, — мягко напомнил он ей, затягиваясь снова. Ческо проследил за её ладонью, которой она обхватила своё запястье. — Отец звонил. Её голос больше походил на хрип человека, который не говорил неделями. Шестерёнки в голове парня медленно зашевелились. — И чего он хотел? — Ческо вновь сделал затяжку, стремясь скорее покончить с косяком и освободить руки. Ему казалось, что Джоана… Слишком напряжена. Даже для себя. Джоана тянула резину — парень отлично это понимал. Во всех её движениях сквозили страх и неуверенность, как будто она была на грани. Причём уже очень давно. Ческо также видел, что девушка была потеряна и порой уходила в себя, прежде чем что-либо говорить. Когда она озвучила причину звонка Августа, Чес пытался понять, в чём суть её переживаний. Медосмотр не должен быть такой уж проблемой, раз уж на то пошло. И он с удовольствием может составить ей компанию, если всё совсем будет худо. Однако что-то всё-таки было не так. Джоана ведь не боялась больниц… Проведя почти четверть жизни под капельницами и прочим, невозможно не привыкнуть. Но он не стал рисковать, пробуя отвечать девушке с осторожностью, ориентируясь на её слова. Возможно, это было его ошибкой: Джоана взъелась на него так, словно он сказал нечто настолько неправильное о ней, что это можно было бы назвать полным абсурдом. Тем более, он ведь её лучший друг! Единственный максимально близкий человек! Неужели он мог сделать такое глупое предположение? И тут его терпение медленно иссякало. Минус травки во время серьёзных разговоров был один, но очень существенный для парня. Накуренный, он не мог полноценно контролировать свои эмоции. А когда Джоана сама трезва и беспокойна, это ещё труднее. Он сделал паузу, позволяя девушке продолжить, но тишина затягивалась. А Чес ненавидел тишину. — О чём ты мне недоговариваешь? — задал он вопрос, который крутился в его голове на протяжении последних трёх недель. Акоста была сама не своя, когда узнала о внезапной пропаже Элоя. И пусть он оставил ей весточку напоследок, она не смогла обрести покой. Нельзя отрицать: Ческо был рад, что этот кудрявый хрен смылся восвояси. Или куда он там делся? Ему без разницы. У них с Элоем была взаимная неприязнь с самого знакомства. Один яро ревновал, другой боялся за девичью жизнь. Стабильно. Это изматывало всех, в особенности Джоану. Она явно не была рада тому, что Эл и Ческо относились друг к другу с отвращением. Но разрываться между ними не собиралась, и, к её счастью, оба парня были достаточно разумными людьми, чтобы не требовать от неё делать выбор. Ведомый ревностью, Элой стал чаще утаскивать Джоану от Чеса на всякие тусовки, романтические прогулочки и прочее-прочее. Где, конечно, часто имели место море алкоголя, неизвестного качества дурь и сомнительные личности с помутнённым сознанием. В тот период Джоане только-только назначили новый курс лечения. Ческо считал, что Элой выбивает из её глупой головы такие важные вещи, как приём лекарств, соблюдение верной дозировки и границы пьянства. Он считал её парня слишком беспечным. Ческо чисто физически не мог присутствовать с ними или, если что вдруг, прилететь на помощь. У него была работа, от которой, если внезапно оторваться, можно устроить техническую катастрофу. Такая вот она, его жизнь. Конечно, он не выкидывал из головы мысль о том, в порядке ли девушка. И это его изводило. Так что… Узнав от подруги, что Элой уехал, Ческо мысленно выдохнул с облегчением. Думал: вот, пара недель, и Акоста отойдёт, забудет, а он будет рядом, поддержит. Всё вернётся на круги своя, а там и видно будет, какие планы можно построить на будущее. И он явно не ожидал того, что случилось на самом деле. Ну не может оно быть просто так. Не мо-жет! — Ни о чём, — точно пропищала девушка. «Не может!» — Джоана, — протянул он, вышвыривая в голос усталость. Ему осточертело находиться в неведении. Ческо был с ней постоянно на протяжении почти трёх недель. Везде: поддерживая за руку, сообщениями, звонками. Всем! Что она от него скрывает? Почему не может ему рассказать? Неужели он мало… «Так, нет, хватит прибедняться». Чуть усмирив своё раздражение, он только сейчас заметил, что… Что кризис наступил. Джоана резко побледнела: кровь отлила от её лица, глаза были практически чёрными — настолько сильно расширились зрачки. Она не двигалась. Вообще не шевелилась. Как будто время замерло. На коже начали собираться капельки холодного пота. — Блять! — пробормотал Ческо себе под нос. — Джо, хэй, малышка, тише! Боль от ожога из-за затушенного в кулаке косяка волновала его меньше всего. Более того, он её практически не почувствовал, только очень лёгкое, как бы холодное жжение. Его разум был немного затуманен, и ему составляло больших усилий сориентироваться. Он видел, как Джоану медленно, но достаточно сильно начинало потряхивать, как напряглось всё её тело за несколько секунд. Ческо хаотично перебирал решения в своей голове, отметая наиболее идиотские. Схватившись за мысль о транквилизаторах, на крайний случай хранящихся в его закромах, парень начал скакать по комнате, пытаясь вспомнить, где они могли быть. От ненадобности их давно не доставали. — Джо, сейчас, я… Сейчас! Да где они?! Однако в какой-то момент Ческо резко замер, его голову поразила другая мысль: возможно, Джоана не сможет их сейчас принять, возможно, уже поздно. А потом он сжал руками голову. Господи, он не знал, что ему делать! Ну как он мог пропустить мимо ушей все наставления! Нужно позвонить её врачу и срочно. Срочно. У Ческо нет его номера. А телефон Джоаны не найти. Он не знал, куда ему податься. Он вновь подлетел к ней, прижимая ладони к её щекам и пытаясь поймать её взгляд. Девушка вжалась в стену, сдавливая кожу своих бёдер до мелких синяков, что уже начали проявляться. — Ты слышишь меня? Джо, я р-рядом, ты в порядке, всё хорошо. Слышишь? Хэй, я здесь. Джоана… Джоана, пожалуйста, посмотри на меня. Умоляю, Джоана, — он старался говорить тихо и размеренно, оглаживая её лицо большими пальцами, размазывая холодные капли. Но она никак не реагировала, и парень начал паниковать. Джоане становилось хуже. Он принял решение. Возможно, глупое. Нет, точно глупое, но ему нужно было как-то попытаться вернуть её в этот мир. Она его совсем не слышала. Его руки дрожали, а сердце так бешено колотилось в груди, что мешало нормально дышать. Ческо побежал в ванную и, схватив первую попавшуюся ёмкость — коробку для принадлежностей гигиены, высыпал её содержимое на пол, наполнил ледяной водой и, проливая часть по пути, поспешил вернуться. Резко окатив девушку, он отбросил коробку в сторону, вновь беря её лицо в руки. Джоана пыталась отбиться от Ческо. Неожиданно в его скулу прилетел кулак, и он, поморщившись, подобрался ближе, обняв её и твёрдым голосом повторяя в макушку: «Всё в порядке, всё будет хорошо». Парень чувствовал, как стремительно намокала его одежда, как ему становилось неприятно холодно. Джоана пыталась сопротивляться, и тогда он перекинул ногу через её бёдра и зажал девушку между собой и стеной, уткнув её носом в свою грудь. — Дыши, Джоана! — говорил он. — Вместе со мной! И Ческо, делая усилия над собой, максимально замедлил своё дыхание, мысленно умоляя Джоану отреагировать. Спустя несколько секунд он почувствовал, как рваные вдохи становились всё реже и дольше, как хрупкие плечи постепенно расслаблялись в его объятиях. — Вот так, родная, да, ты умница, тише, всё хорошо… — приговаривал Ческо. Акоста постепенно успокаивалась, её тело обмякало в кольце рук. «Выдохлась», — подумал парень, начиная лёгкими движениями перебирать чёрные волосы. Его голос был максимально ласковым, глубоким, тягучим, как патока. Он убаюкивал её, покачиваясь и мыча какую-то немецкую колыбельную, которую когда-то услышал в кино. Вскоре, кажется, Джоана начала засыпать, и парень внутренне возликовал, ведь ему удалось… Наверное, помочь ей справиться с… Что он не был бесполезен. Уложив подругу на кровать и укрыв её пледом, Ческо убедился, что девушка уснула, и медленно встал, боясь её потревожить. Он долго смотрел на её теперь умиротворённое лицо, на расслабленные губы и брови, на подрагивающие от нервного тика веки. Ческо протянул ладонь, невесомо смахивая ресницу с блестящей щеки, к которой вернулся румянец. Он вглядывался в каждую мелкую деталь, которую видел, ощущал, как страх покидает его грудную клетку, уступая место бесконечной усталости. Напряжение в его мышцах проходило. Жаль, что этот миг облегчения длился совсем недолго. Ему невыносимо сильно захотелось выпить. Да так, чтобы отключиться, чтобы уснуть и проспать сутки, если не больше. Уголки его губ подрагивали, он словно хотел улыбнуться, но делал это так часто, что судороги сковывали щёки. Отводя взгляд от Джоаны, Ческо оскалился, и оскал его походил на безумный. Его сжатые кулаки зачесались от желания что-нибудь ударить. Боль в ладони от ожога отрезвила парня. Крепко обняв себя руками, он прикрыл глаза, сжимая челюсть. Развернулся на пятках и прошёл из комнаты в ванную, не включая там свет. Парень закрыл дверь на замок, упал прямо на разбросанные тюбики с различными средствами гигиены, спиной прислоняясь к ванне. Некоторые вещи больно впивались в его кожу. Кафель обжигал холодом ноги, и Ческо прижимался к нему, словно пытался слиться с полом. Боль и холод. Боль и холод ещё держали его на плаву. Он рвано задышал, из глубины груди раздавался тонкий, еле слышный скулёж. Темнота окружала его, обволакивала, точно проглатывала. Закрытая дверь заглушала все звуки извне. Он ударил раскрытой ладонью по полу, затем откинул голову назад, с силой прикладываясь затылком о край ванны. Мерзко. Как же мерзко. — Мрак — антракт. Мрак — антракт. Мрак. Антракт. Мракантрактмракантракт… — бормотал он хрипло. Гробовая тишина сдавливала его нутро, вызывая тошноту. Заключала в тиски напряжённое тело, не пропуская порывы открыть злосчастную дверь, впустив свет в помещение. Тьма сгущалась. И чем больше он всматривался и вслушивался, тем сильнее топил сам себя во мгле. Ческо сжал кулак и стал быстро бить кафель, чувствуя тупую боль в костяшках, ощущая, как что-то тёплое и липкое растекалось под рукой. Каждый удар отстреливал эхом от стен. Спустя семь он перестал их слышать. В висках лишь набатом стучало сердце. Ощущение холода и физической боли притуплялось. Пропадали внешние якоря. Его затягивало в трясину тревоги, и он пытался схватиться хоть за что-нибудь, но всё окружающее ускользало, как воздух сквозь пальцы. Он оставался один на один со своей душевной болью, которая была лишь катализатором приступа. Он оставался один. Постепенно удары замедлялись, становились вялыми. А когда совсем прекратились, раздались первые всхлипы. Ческо притянул колени к груди и сжал их руками. Он надрывно заплакал.***
Светлые персиковые дома отражали лучи летнего солнца, ослепляя прохожих. Общий шум толпы, крики уличных торговцев, чьи-то разборки… Сан-Висенте гудел в обед. На пешеходный квартал вылилось практически всё население городка. Множество студентов бегало от лавки к лавке, скупая разнообразные уличные блюда. Отдалённо раздавался шум автострады. Веньян Лаошу, миниатюрный круглолицый китаец лет двадцати, усердно пробивался сквозь толпу. В одной руке он держал гранатовый кейс с золотым замком, блестящим от солнца, другой же придерживал норовящую слететь твидовую клетчатую шляпу. Его лёгкое пальто моталось за ним чёрным шлейфом. Сам он выглядел весьма комично для окружающих: выглядывающие из-под головного убора сальные тёмные волосы, плохая кожа с красно-жёлтыми пятнами и разбитая верхняя губа сильно контрастировали с выглаженным костюмом, лакированными туфлями и классическим пальто. Хорошо, что никому до него не было дела. Не считая периодически летящих в спину «осторожнее» и «ишак тебя трахал», на него почти не обращали внимание. Как и он на них. Однако толпа более массивных людей заставляла проклинать пышущие трудовой загруженностью вторники. Да и окружающих его людей, что уж тут греха таить. Выбившись из бегущего напролом потока, который чуть не обтёр его о витрину лавки с фастфудом, Веньян поправил свободной рукой упавшую на глаза чёлку, заправляя её под шляпу. Перед его носом, подсвечиваемые белой вывеской, начали падать хлопья перхоти. Парень уловил взгляд торговца за прилавком, вечность стоящего без дела, стрельнул глазами, мерзко ухмыльнулся и плюнул скопившейся мокротой на пыльное стекло. Затем чертыхнулся, увидев время на часах за спиной продавца, и спешным шагом направился через три лавки к проходу меж зданий. Там он нащупал поржавевшую сырую ручку железной двери и дёрнул на себя. Не поддалась. Тогда он попробовал снова, и как раз в этот момент оттуда вышел крупного телосложения мужчина. От такой силы Веньян чуть не упал на грязный асфальт. Посмеиваясь, мужчина осмотрел Лаошу и пошёл в сторону пешеходного квартала, обходя китайца, будто на его месте была куча навоза. Веньян харкнул ему в след и забежал в здание, с натугой потянув за ручку и хлопнув дверью. Он прошёл глубже по коридору, выискивая нужную дверь, и, когда обнаружил, поправил пальто и воротник рубашки, скромно постучал. — Войди, — раздалось по ту сторону. — А, Вуди, это ты. В помещении за небольшим покерным столом сидели семеро человек. Полумрак скрывал лица трёх из них, и даже силуэты этих людей казались Веньяну незнакомыми. «Видно, это и есть «курьеры», взявшиеся за работку, — думалось ему, — или это их боссы». Он неловко поёжился, прикрывая за собой дверь. Такие атмосферы никогда не внушали ему доверия. «Да вся моя жизнь — одно недоверие». — Вуди, — один из мужчин слабо кивнул куда-то выше головы парня. — Где твои манеры? Лаошу махом снял шляпу, сминая её толстыми пальцами. Его фигура выглядела слишком неуместной на фоне общей обстановки. Уловив слабое движение руки своего босса, Веньян шаткой походкой дошёл до стульев при входе и уселся на один из них, ставя кейс рядом и кидая на него шляпу. Он сжал ткань пальто, изредка теребя пуговицы, и ждал. Ждал, когда они доиграют. На зелёном бархате мелькали, как Веньяну могло показаться, фишки номиналом в двадцать пять тысяч зелёных. Он слишком громко сглотнул и вжал голову в плечи. Но за столом никак на него не отреагировали. Вскоре один из «гостей» хмыкнул, вскрываясь вместе с остальными. Его флеш-рояль возвышался над каре босса Веньяна и несколькими другими, более незначительными комбинациями. Забрав себе банк, он поставил точку в их игре. Наконец, на Лаошу обратили внимание. — Вуди, будь добр, подай кейс, — бархатным баритоном попросил всё тот же мужчина, зажигая сигарету и затягиваясь. Веньян сорвался с места, чуть не свалив стулья, и поднёс кейс боссу. По спине китайца побежали капельки холодного пота, руки его тряслись. Босс же неспешно открыл кейс, выуживая оттуда несколько стопок бумаг и кладя их перед собой. Внутри всё ещё оставалось четыре увесистые пачки денег. — Друзья, — нарочито растягивая слово, обратился он к гостям, — в этих бумагах вся необходимая вам информация. Мои доблестные товарищи с востока добыли её тяжким трудом, поэтому я хочу безупречной работы в ответ. Это ведь осуществимо? Один из тех, что были в тени, придвинулся ближе к потоку света, и Веньян позволил себе поднять на него глаза. У этого мужчины были грубые черты лица, пышные чёрные брови не давали свету пролиться дальше, однако несколько длинных белых шрамов Лаошу удалось разглядеть. Он походил на натурального головореза. Возможно, до того костюма, в котором тот сидел сейчас, ему пришлось сменить не одну дырявую рубаху. — А оплата соответствует заказу? — Конечно, — хмыкнул босс Веньяна, доставая из кейса деньги. — Пересчитать при вас? Мужчина почесал подбородок, глядя на пачки купюр, чуть обернулся, чтобы видеть других гостей, затем вернулся в прежнее положение и спокойно покачал головой. — Нет необходимости. Передайте бумаги. Где он сейчас? «А сам прочесть — никак?» Босс красноречиво посмотрел на китайца. — Сбежал в чёртов Мадрид, как трясущийся пудель, — протараторил Веньян, проглатывая буквы «р», «щ» и «ж». — Еле нашли. — Так-так, далековато. А у вас точно хва… — Дорога включена, — оборвал его босс, слегка напрягаясь. — Если нужно сверху, накинем, когда вернёте его. Живым! Гость нахмурился, передавая бумаги своим товарищам и скрещивая руки на груди. Он откинулся на спинку кресла, вновь уходя в тень. — Да, да… Он ведь, сколько он вам должен? Вопрос в том, будут ли деньги при нём, ведь если нет, кто нам доплатит? — Вы полагаете, что мы недостаточно оценим ваши труды? — вклинился сидящий по левую руку от Лаошу мужчина, крутя в руках стакан виски. — Нет, ни в коем случае! — исправился гость, выпрямляясь. — Тогда не задавайте подобные вопросы! — прорычал он. — Деньги будут, если будет результат. Четверть даём сейчас, остальное — в конце. И не контактируем до тех пор, пока вы не притащите его тушу нам на поводке. Договорились? Всё ясно? — Кристально, — елейно промурчал гость, криво улыбаясь и протягивая руку боссу Веньяна. — Договорились. — Пизда тебе, Суньига… — усмехнулся мужчина, отпивая виски и со звоном ставя стакан. — А теперь, баттон, давай-ка попробуем снова. Сеньоры, ставки!