— Мои кошмары обычно о том, как я теряю тебя. Сьюзен Коллинз, «И вспыхнет пламя»
***
Ветер свистит в ушах, звон мешает сосредоточиться. Джоана зажмуривает глаза в надежде избавиться от навязчивого чувства тревоги, но оно, словно огромный ребристый камень, давит на рёбра. Тучи сгущаются, скрывая небо, но светло так, будто полная луна стоит прямо над головой, излучая собственный свет, а не отражая его. Слышно, как чавкает болотная топь за пригорком, где-то позади скрипит огромная старая ива. Джоана открывает глаза и видит перед собой лес, обрамлённый у земли густым туманом, словно облаком снежной муки. И чем больше она вглядывается, тем чернее кажется чаща и тем сильнее завывает ветер. Голые стволы сосен становятся тоньше, открывая взору протоптанную тропу, уходящую вглубь. Ветер тычет порывами в спину, подгоняя, приглашая: подойди ближе. Джоана повинуется ему, ощущая, как сдавливает шею от судорог, словно кто-то сжимает её в тисках. Она задыхается, ведь дышать всё труднее, и опускает голову, смотря под ноги. Становится холоднее, и кажется, будто ещё чуть-чуть, и вьюга скинет белую мглу на худые голые плечи. Девушка вздрагивает, с каждым шагом обнимая себя руками всё крепче. От ногтей на коже расплетаются красные полосы. Подняв взор на лес, она замечает силуэт во тьме. Обращённый к ней взгляд светящихся белым глаз излучает холод, будоражащий душу. Джоана замирает, неотрывно смотря в светлые омуты, но ей кажется, будто они затягивают во тьму. Несколько секундных вспышек освещают всё вокруг, гремит гром, оглушая, и девушка различает в силуэте Элоя. Его лицо покрыто трупными пятнами, впалые щёки изранены, от порезов вниз опускаются дорожки засохшей крови, а губы едва приоткрыты. «Почему ты не дома, Элой?» Она открывает рот, но вместо звука вырывается только клубок пара. Джоана пытается сделать шаг к парню, однако ноги будто онемели и больше ей не принадлежат. Молния вновь озаряет всё вокруг, а от грома дрожит земля. Ветер ломает ветви сосен, и самые крупные падают, втыкаясь в почву, точно копья. Через секунду мир вновь погружается во мрак. «Иди домой, Элой», — снова пытается сказать она, но её голос исчезает, утопая где-то в горле. После очередной вспышки Джоана видит, как парень медленно разворачивается и шагает во тьму лесной чащи, с каждым шагом будто бы ускоряясь. Девушка тянется к нему руками, словно пытается поймать призрака, и надрывно кричит, напрягая и без того сжатое горло: «Эло-ой!» Но голос не прорезается, она давится его именем. Молния. Гром. Ледяной ветер ощущается сотней раскалённых игл, втыкающихся в спину. Она беззвучно кричит, судорожно пытаясь дозваться его, царапает ногтями бледные лицо, шею и грудь. По её щекам стекают слёзы и смешиваются с дождём, падая с подбородка и обращаясь в пепел. «Элой!» — кричит она, чувствуя металлический вкус во рту. Джоана надрывно кашляет, выплёвывая сгустки крови на белеющую от пепла землю. Её ноги подкашиваются, и она падает на колени. Девушка пытается вдохнуть, но воздух становится невыносимо тяжёлым и горьким. — Нам нужно домой, Элой, — хрипит она наконец, и, улыбаясь, поднимает голову в надежде увидеть там юношу. Очередной всхлип срывается с окровавленных губ, а улыбка гаснет. Его еле видимый силуэт поглощает тьма, теперь смотрящая прямо в душу. Она открывает глаза. Рука, обнимающая её талию, исчезает, оставляя под собой ледяной след, точно касание фантома. Тепло прижимающегося со спины тела также уходит, и становится неприятно холодно. Девушка съёживается, хмурясь и инстинктивно сдвигаясь назад. Кровать прогибается под весом парня. — Куда ты? — хрипит Джоана, вновь смыкая веки. — Попить, спи, — отвечает Элой. Прежде чем вновь провалиться в дрёму, девушка чувствует, как он мажет по её виску губами. Дверь в спальню тихо закрывается. Темно. Затем появляется тусклый свет от люстры. Джоана сидит на полу в центре комнаты, скрестив ноги. Она, не управляя своим телом, поджигает в ступке таблетки, которые ей недавно выписали, вместе с рецептами и порванными результатами обследований. Полнейшая тишина в комнате давит, будто застывающий бетон. Девушка знает, что справа от неё находится зеркало, она заставляет тело подчиниться ей и слышит, как сотни голосов врываются в разум, крича что-то неразборчивое. Джоана медленно поворачивает голову вправо, встречаясь взглядом со своей матерью в зеркале. Остекленевшие, полностью чёрные омуты Камиллы смотрят в ответ, лицо по ту сторону не выражает ничего. Джоана переводит взгляд на силуэт за своей спиной, едва различая в нём Ческо. Его глазницы пусты, а сам он ухмыляется, сжимая руки в кулаки до ран от… когтей. Тоненькой струйкой вниз к полу бежит бурая кровь, собираясь в небольшие лужицы. По комнате медленно распространяется белый дым от таблеток, размывающий зрение, вызывающий слёзы. Джоана молчит, возвращая взгляд к отражению. Теперь её мать… Улыбается. Её лицо улыбается. Мерзкой улыбкой. Злобной. С ненавистью. Она ненавидит это отражение. Она ненавидит — Джоана чувствует это, читает в глазах. Девушка наблюдает, как Камилла тянет изрезанные руки к расплавленной массе в железной ступе, где полыхал огонь, погружая в неё свои пальцы, обжигая кожу. По комнате разносится запах горелой плоти, и Джоана с ужасом понимает, что всё это время в отражении была она. Девушка разлепляет веки, дыша чуть рвано. Из-за холодного пота к коже неприятно прилипает одеяло. Ей снова приснился кошмар, и на этот раз объятия родного человека не спасают. Их вообще нет. Его руки не обнимают её. Элоя нет рядом, она осознаёт. Где он? Сколько она продремала? Девушка хочет его дождаться, потому что чувствует волнение в груди, но ведь её сон… Это кошмар. Всего лишь кошмар, что вытянул из неё силы. Джоана опять засыпает. В следующий раз её будит нескончаемый свист чайника, слышимый даже через закрытую дверь. Джоана с усердием поднимается, пытаясь понять, почему её парень не выключает газ. Свет из окна настолько интенсивный, что кажется, будто прямо за стеклом расположилось солнце. Он ослепляет девушку. Она наощупь выходит в коридор, пошатываясь. — Элой? — зовёт Джоана, но ей никто не отвечает. Она входит в пустую кухню и видит открытое настежь окно, пустую чашку с пакетиком чая на подоконнике и разрывающийся на плите чайник. — Элой! — кричит она вглубь коридора, и вновь не получает ответа. Холод сковывает сердце. Она тянется к его чашке, понимая: не чай в ней лежал. На белом стикере, вложенном в неё, размашистым почерком написано: «Прости». С улицы кто-то визжит. Она бросается к окну и смотрит вниз. На земле лежит полуголое тело, окружённое несколькими людьми. Чайник свистит. Чайник свистит. Чайник свистит.***
Кордова, Аргентина среда, 7:08 Чайник свистел. Сквозь пелену сна настойчиво пробивался внешний шум. Джоана дёрнулась и открыла глаза, проверяя, насколько светло в комнате. Она скривилась от рези в них — вновь слишком сухие, пора покупать капли. За окном ещё даже не начинало светать; отчётливо различимые дифирамбы котов раздражали больше копошения с кухни. Девушка зажмурилась, зарываясь глубже в подушки и заворачиваясь в одеяло. Её тело всё ещё мелко подрагивало после кошмара, ледяные ступни обжигали одна другую, правую руку покалывало — вновь спала на ней. — Льётся свет в скрипящий дом, — начала шептать Акоста, напрягаясь всем телом, — обдаёт меня теплом… — шум в ушах нарастал, Джоана услышала, как быстро билось её сердце, и зажмурилась что есть мочи. — Свет кнутом прогонит ночь, прочь, кошмары, страхи — прочь! И резко расслабилась — так учил её папа справляться с неприятными снами. Едва ощутимое спокойствие медленно побежало по венам. Стало тепло… Вылезать не хотелось от слова совсем. Так мягко, комфортно… Было. До тех пор, пока мысли в голове девушки не начали вытанцовывать джигу. Джоана хрипло застонала, переворачиваясь. С кухни раздался громкий лязг, до сих пор сопровождаемый свистом, и напряжение вновь вернулось к ней. — Сними грёбаный чайник с плиты! — заорала девушка, прижимая к лицу подушку, и тут виски пронзила отвратительная боль. — Твою ж… — сжав руками голову, Джоана начала мысленно считать до десяти, надеясь переждать неприятное чувство. Когда оно утихло, Акоста села в кровати, с ненавистью глядя в коридор. — Чес! Ческо! — закричала она вновь, когда поняла, что звук не прекращается. «Может, он куда вышел?» Вздохнув, девушка поднялась с постели, чуть не упав обратно: голова закружилась, в глазах резко потемнело. Она выругалась себе под нос, пытаясь поймать равновесие, что ей, в общем-то, удалось. Из головы не уходил последний сон, сердце до сих пор не начало биться ровно. «Кошмар в кошмаре? Нет, три кошмара подряд? Что-то новенькое», — думалось ей. Шаркающим шагом Акоста пересекла коридор, со скрипом отворяя дверь. Свет от люстры вызвал новую порцию боли, она чуть прикрыла глаза, пытаясь сквозь пелену перед собой определить, что происходит на кухне. Конечно, она не могла не показать степень своего недовольства: — Какого чёрта, Чес? Кое-как добравшись до плиты, Джоана нащупала ручку и выключила газ. Обернувшись, прищурившаяся, она увидела… Пустое место за столом. И открытое окно. Уши заложило. С улицы раздался визг, крики детей, крик Элоя. Или это было в её голове? Это не сон? Нет, нет, это не может быть правдой, это глюки, всё глюки! Девушка пошатнулась, оперевшись о плиту. Благо, чайник стоял на дальней конфорке. Джоана сморгнула видение и нашла взглядом неподвижную фигуру парня, сидящего за столом. Ческо тупо уставился перед собой, держа что-то в руках, но Акоста не могла разглядеть, что именно. — Бля, — выругалась она, быстро промывая глаза проточной водой. — Гремлин ты бородавчатый, я не заказывала будильник… — бормотала девушка под нос, полностью приходя в себя. Она усердно растирала веки. С локтей на пол стекали капли холодной воды, попадая на голые ступни и посылая мурашки вверх по телу. Закончив с умыванием, она смахнула влагу с глаз, оборачиваясь. — Ну и чего молчишь? Когда взгляд сфокусировался на парне, Джоана, наконец, заметила, что же он держал в руках. — Joder, Ческо! Какого хрена ты делаешь?! — девушка шустро подошла к столу, осторожно забирая из его рук осколки кружки. Парень так сильно сжал керамику, что Джоане пришлось упрашивать его ослабить хватку, будто бы говоря с ребёнком. — Ну же, Чес, отдай мне… Дай я заберу… Когда ей удалось убедить друга разжать пальцы, Акоста выкинула окровавленные осколки в мусорку. Она выудила из аптечки перекись и два бинта, смочив один из них в воде. Она взяла его руку в свою и начала убирать кровь. Медленно кожа стала очищаться, и Джоана увидела, что костяшки Ческо были разбиты. Мысли заметались в её голове, но она не решилась спрашивать. Не сейчас. Осторожно обработав неглубокие порезы на пальцах и ладони парня, обмотав его руку бинтом и вытерев кровь, Джоана выдохнула, сев на стул напротив него. — Чес! Boludo! — позвала она, когда поняла, что парень ни на что не реагировал. Он дважды моргнул, прежде чем опустить взгляд на свою забинтованную кисть. Джо откинулась на спинку стула, радуясь, что тот очнулся. — И что это, бля, было? Ты меня напугал, — она закрыла лицо руками, с силой сжимая переносицу средними пальцами. — Я… — он прочистил горло. — Я… Прости. Я что-то… — Ческо начал бегать глазами по комнате. — Мне было нехорошо. Ты из-за меня подскочила, да?.. — Ой, вот давай без этого! — …Мне жаль. — Чес… — вздохнула Акоста, поднимаясь. Мысль о чашечке горячего крепкого кофе не казалась ей такой плохой. «Когда он успел… Что вообще… Что или кого он бил, блять?!» Тишина продлилась около минуты, пока парень не забормотал себе под нос. Джоана вздрогнула. — Чес-Чес-Чес… Что ж ты заладила, а, Чес! Всё, нормально всё! — резко взбодрился он. — Завтрак? Хочешь завтрак? Я могу приготовить или заказать что-нибудь. Я хотел сварить кофе, но как-то не срослось. Не хочешь заказать пиццу? Я бы не отказался от пиццы, — Ческо начал подниматься из-за стола, задев его угол повреждённой рукой, и зашипел, в защитном жесте прижимая ладонь к груди. — Я не ожидал просто, что так рано вскочишь. Я бы приготовил, — он избегал смотреть девушке в глаза. — Я сейчас приду, погоди, я в ванную… Заваришь пока кофе? Спасибо. Ческо вылетел из кухни раньше, чем Джоана успела вставить хоть слово. Она так и осталась стоять с опущенными по швам руками, пытаясь понять, что это сейчас было. Девушка услышала, как её друг захлопнул дверь, затем раздался приглушённый грохот и шум воды. — Очешуенное, сука, утро… — выдохнула она.***
— Зачем тебе в больничку? Они назначили на сегодня? — Нужно обновить одну бумажку, чтоб проблем не возникло. — Какую? — О том, что мне кровь нельзя брать. — У них что, сроки действия есть? — Ага, к сожалению. Так ты отвезёшь? Мне до неё пятнадцать километров топать. — А что автобус? — А ты чем-то занят? — Во деловая, — он засмеялся. — А где пожалуйста? — Джоана промолчала. — Избаловал я тебя… Дай хоть двести песо на чорипан! Пользуешься мной, да? Стыдоба-то какая… Джоана кинула в него сухарём, и Ческо снова рассмеялся. Они уже час как не вылезали из-за стола, болтая ни о чём и поедая торрихас, запивая крепким чаем. На душе у них постепенно устраивалось спокойствие. Они отходили от вчерашнего дня и минувшего утра, не собираясь поднимать эту тему вновь. И хотя у Джоаны чесался язык спросить, что с костяшками у Ческо, она понимала, что сейчас он вряд ли расскажет ей. Да и портить установившуюся лёгкую атмосферу как-то не хотелось. Это могло подождать. Ей надо было решить насущные проблемы, касающиеся медосмотра и последующего отбытия. У девушки до сих пор сжимался желудок от необходимости посещения врачей, она чувствовала, как неприятно щекочет в животе, и это её ещё больше напрягало и бесило. Ческо, как мог, пытался развеять Акосту, отвлекая шутками и стараясь вызвать улыбку на бледном лице — Джоана, всё же, плохо спала, она будто бы совсем не отдыхала. Лишь к самому утру ей приснился нормальный сон… Ну, в каком-то смысле нормальный, кошмар всё-таки, зато полноценный. Может, конечно, ей и снилось что-то ещё, но она не помнила. Кто знает? Во всяком случае, ночь точно была не из простых, о чём говорит её измотанное состояние. Ческо выглядел не лучше, пусть и пытался казаться бодрым. Возможно, он чувствовал себя более разбитым, чем Джо, брюнетка могла только предполагать. И пусть, очевидно, отсутствие сеансов с психотерапевтом сильно сказывалось на девушке, дела делать надо, ведь время не ждёт. Август, её отец, вполне способен позвонить этим днём и сказать, что медосмотр будет завтра. А без справки могут возникнуть трудности с анализами, ведь забор крови у девушки действительно нельзя проводить. Это чревато неприятными последствиями вплоть до… Ну, смерти, конечно, может и не быть, но вот кома — вероятный вариант. Местные врачи не дураки, смогут понять, чего делать не следует, если Джоана назовёт парочку умных слов, и сделают выводы. Но нельзя предугадать, кто попадётся — осёл ли упёртый или адекватный специалист. — Да ну тебя, idioto. Пешком дойду. И украдут меня по пути. И машина собьёт! И собаки сгрызут! И цунами снесёт! И вот будешь ты сидеть и думать, — она начала кривляться, говоря грубым, низким голосом, — ах, как я мог! Почему я её отпустил одну в этот страшный город? Горе мне, о, го… Джоана прервалась на полуслове, так как ей в лоб прилетел сухарь, оставив след из корицы на коже, и упал на пол. С невозмутимым лицом она подняла его и закинула в рот. — Да отвезу я тебя, отвезу! Ну ты и заноза в заднице, dios. Сил моих нет! Их перебранка прекратилась спустя семь минут, когда они устали. Отсмеявшись, раскрасневшиеся, они стали собираться и вскоре были готовы к выезду. — Баля-я-ять! — вскрикнул парень, сжав пальцами волосы на затылке — Да вы издеваетесь?! Что за херня? — Что стряслось? — спросила Джоана, выходя из подъезда. — Машина, блять! Моя дверь! Ну ты глянь, ну что за скотина это сделала? — Бианчи обошла машину, вставая рядом с Ческо. Её глаза расширились, когда она увидела масштаб повреждения. На поверхности двери красовались семь-восемь параллельных длиннющих горизонтальных царапин. — Mierda, ещё и парковка пустая, даже не спросишь у кого регик! — Хер бы ты нашёл его, — отозвалась девушка, сочувственно смотря на склонившегося над царапинами приятеля, бормочущего проклятия. — Джо… — внезапно затих он, — смотри, — и Акоста подошла ближе. — Это то, о чём я думаю, да? — Ческо не отрывал взгляда от надписи под полосами, содержащей всего два слова: «Твоё лицо». — Какого… Хера… — Как красноречиво, — Ческо цыкнул языком. — Ты кому-то переходил дорогу? — спросила Джоана, выпрямляясь. Её сердце всё ещё гулко билось, пульсация отзывалась в затылке. — Нет, — ответил парень. Он провёл пальцем по буквам, чувствуя шершавую поверхность. — Нет, я… Я не встревал ни во что с четырнадцатого. И я вроде как решил все вопросы, прежде чем… Ну, уйти. — Ты уверен? Это… — Не могли быть они, я знаю. Они бы не стали церемониться. Я тоже сначала об этом подумал… Но эти полосы реально были бы на моём лице, если бы они что-нибудь у себя там решили, — он полез в карман за двумя сигаретами, молча протягивая одну Бианчи, и закурил. Его взгляд всё ещё был прикован к двери. — Бля. Мне так жаль, что мы тебя в это втянули тогда… Теперь мне неспокойно. Что, если они… Ну, вдруг они решили того… — Отомстить? За что? Нет, Джо, не то, у них нет причин. Я так думаю. И прекрати извиняться, ты же не заставляла меня вмешиваться. Да и не остановила бы. Так что забыли, ладно? — он, наконец, повернулся к ней, дожидаясь ответа. Девушка кивнула. — Давай не будем думать о самом страшном? Может… Может, это обозлённый сосед, а? Вероятно. — Ну да, ты же не пай-мальчик, носящий печеньки по квартирам каждое воскресенье. — Вот именно. Это может быть кто угодно, — он выпустил дым носом, кинул недокуренную сигарету на асфальт и притоптал носком кроссовка. — Давай, поехали, а то опоздаем ко времени приёма. — Ладно, — нехотя выдохнула девушка. Акосту не покидало ощущение, что Ческо просто захотел закончить этот разговор. Да, тема, конечно, болезненная для обоих, но вот так вот обрывать, говоря, что подобное мог сделать кто угодно… Нет, Джоана с этим согласна, это да. Взять любого подрезанного водителя, или чьё-то занятое место, или не поздоровался с кем-то, когда к нему обращались. Да и события почти четырёхлетней давности казались такими далёкими. Натуральное давно пережитое прошлое, о котором пора бы забыть. Но холодок страха и неуверенности колол где-то в пояснице. С тех самых пор, как Элой и Джоана, ещё будучи только друзьями, ввязались в азартные игры с плохими ребятами на одной из многочисленных вечеринок, а Ческо пришлось вытаскивать их задницы, утопая самостоятельно, он зарёкся, что дальше они сами по себе. И у Бианчи что-то перемкнуло тогда в голове. Ей больше не хотелось ставить под удар Чеса. Элою пришлось… Смириться с этим. Он пообещал ей завязать, и Джоана поверила. И всё, казалось, было спокойно. До определённого момента. Когда она увидела первый синяк на скуле у Ческо, она не придала этому особого значения. Парень отмахнулся, сказав, что случайно получил на тренировке, ну с кем не бывает? И Акоста не стала бить тревогу. Но как только ему расхерачили лицо в кашу, Джоана поняла, что… От их недавних приключений на пятую точку пришли последствия, которых не ждали. Благодаря определённым связям, которыми обладал Чес в то время, удалось найти… Компромисс с теми людьми, не включающий в себя плату здоровьем. И отработать три года, конечно, почти что честным трудом. Однажды Чесу удалось сблизиться с одним человеком оттуда, как помнила Джоана, и он спросил, почему его вообще начали трогать. Тогда ему ответили так: «Представь себе змею на своём пути, которая, в чём ты уверен, ядовита. Нет у тебя оружия, что ты сделаешь? Правильно, обойдёшь, да. Зачем её трогать, если укусит, верно? Казалось бы, чтоб не укусила, не заходи на её территорию, тем более, не трогай змею. Так? Ты обойдёшь её и пойдёшь дальше, а затем подумаешь: а не последует ли она за тобой, чтоб напасть, пока ты не смотришь? А теперь представь, что есть у тебя пушка. Выстрелишь, да? Конечно, ведь зачем обходить змею и ждать удара в спину, если можно её уничтожить — и дело с концом? Ну что? Смекаешь?» Они видели в нём угрозу тогда. И даже связи Ческо не гарантировали ему защиту. Так почему же те люди не могли взяться за него спустя год? Может, они всё время обходили Чеса, как ту змею, стороной, а теперь решили разобраться с ней до конца… Или нет? Или это как громкий звук, который должен отпугнуть животное? Но Ческо же никуда не лез, он сам сказал. Значит, он не мог маячить у них перед глазами. Джоане… Трудно. Она не знает, что и думать, те события оставили болезненный отпечаток в её памяти. И он вряд ли когда-нибудь забудется. Открыв глаза, Джоана увидела знакомые стены и вырвалась из своих мыслей. — Приехали, — оповестил парень, паркуясь. — Ты быстро? — Не знаю, — протянула она, отстёгивая ремень. Надо очистить голову. — Если очередей не будет, то быстро, — Бианчи повернулась к нему корпусом. — Ну, если что, маякни мне, я за хавкой сгоняю. И за кофе. Окей? — Возьми мне карамельный. — А жопа не слипнется? — Не слипнется, — скривилась девушка, передразнивая. — Грубиянка, — хохотнул Ческо. — Так что, мне ехать? — спросил он, прежде чем Джоана открыла дверь. — Поезжай, я подожду, если что. Друзья стукнулись кулаками, и Акоста вышла из машины. Подходя к госпиталю, она обернулась, провожая взглядом заворачивающий за угол автомобиль. Её взор упал на белые царапины, и девушка сжала лямки рюкзака, мысленно молясь, чтоб всё было хорошо. Хотя бы у Чеса. Она толкнула двери госпиталя, утопая в толкучке в фойе и густом запахе спирта, отбрасывая от себя прочие мысли.***
На кухне темно и тихо, дождь едва слышно бьёт мелкими каплями в окно. Джоана сидит на подоконнике, поджав колени к груди, и, кажется, мычит себе под нос какую-то мелодию из прошлого. Скудная популяция растений, ранее обитающая у окна, сейчас покрывает серую напольную плитку. Сотни осколков горшков — от мелких до крупных, разбросанны по полу. Джоане кажется, что они представляют собой небольшое подобие поля из практики йогов, называемой стеклохождением. Только оно отчего-то не внушает доверия и не вызывает желания сделать несколько шагов, дабы «оздоровиться». Девушка думает об этом всего лишь несколько секунд, безразлично отворачиваясь. Грязь. Не более. Что-то, что нужно вычистить. Она не допускает мысли, что те осколки — её собственное нутро. Душно, душно, душно. Ей страшно, и она думает, что её страх иррационален. Сигарета тлеет в обмотанных пластырями пальцах, по неясной причине ей становится тесно в собственной кухне так, будто стены давят. Она чувствует, как дрожит, и эта дрожь усиливается с каждой секундой. Тревога скапливается в затылке, точно смог, выстреливает тупой болью в виски. Невыносимо хочется спрятаться от неё, сжаться, втиснуться в ощущение безопасности. Но, как бы девушка того не хотела, столь необходимое сейчас чувство не приходит с новой затяжкой. Джоана курит, курит и курит. Дышит беспорядочно и поверхностно. Ей кажется, что что-то вот-вот произойдёт, что-то страшное, неизбежное. Девушка пытается сделать глубокий вдох, но незримое нечто сдавливает рёбра. «Чем-то напоминает объятия брата», — мысль улетает быстрее, чем Джоана успевает её осознать. За окном дымка, точно едкие пары газа, ревниво, почти остервенело сжирает пространство, оставляя еле видимый диск где-то ориентировочно над домами. Предположительно, луну. Слишком крупную. Слишком красную для этой белоснежности. Возможно, над головой снова мелькает Марс. Возможно, это не луна вовсе. Не дымка. Не её двор. Ломаные тени голых деревьев расползаются, точно терновник, заключая кухню в клетку. Чёрные шипы произрастают из воздуха, неощутимо впиваясь в тело. Но, возможно, ей просто кажется. Джоана всё курит, курит и курит, однако сигарета остаётся такой же, какой и была. Скользкими, костлявыми пальцами тревога заползает глубже в мозг, распространяя смолистую слизь. В уголках глаз медленно скапливаются непрошенные слёзы. Почему она плачет? Почему она здесь? Почему болят рёбра? Ей трудно дышать, ещё труднее пытаться затянуться. Дрожь охватывает всё её худое тело. Почему время растягивается? Джоана смотрит в окно на улицу, пытаясь разглядеть хоть что-то через туман, но… Вместо привычного двора в дымке один за другим возникают образы её прошлого, столь яркие, что ослепляют. В одном из них она различает своё беззаботное детство — обычное детство обычного ребёнка. Девочка ловит ладонями мыльные пузыри, которые пускает отец. Мама периодически присоединяется, помогает ей в этом деле. Где-то за спиной раздаётся детский смех. Смятение наполняет её мысли. Это когда-то происходило? В другом — одну из вечеринок. Алкоголь, пьяные танцы, яркие разноцветные лучи. Тусклый свет в тесной кабинке туалета, обшарпанные стены. Разбитое зеркало, порошок у раковины, чья-то забытая кредитка. Много деталей. Какой-то парень забирает из бара, тащит за шкирку. Причитает. Осуждающий взгляд, тошнота, жажда. Джоана чувствует стыд. И злобу. На кого? Белые стены, белая мебель, белое постельное бельё. Девушке сначала кажется, что в дымке нет ничего, но затем становятся видны тени. Двое взрослых в обычной одежде, четверо — во всём белом. Капельница, таблетки, шприцы с успокоительными. Пахнет нашатырём и стерильностью. Глаза слезятся от глухой, далёкой боли. Страх сковывает нутро. Страх перед чем? Множество незнакомых теней сменяются каким-то одним человеком с едва различимым лицом. Постепенно его образ искажается, становится грязным, похожим на смятую в комок салфетку. За спиной снова кто-то смеётся, но этот смех нехороший, он злобный, хриплый. Сначала на плохо видимом лице формируются два красных пятна, затем медленно на оголённом теле мужчины образуются порезы, другие гематомы, чёрные, бордовые. Он изгибается самыми невообразимыми способами, слышится треск, ломаются кости. Джоана давится воздухом, в горле встаёт ком. Вина поражает своей интенсивностью, смывает все мысли до. Перед кем Джоана её чувствует? В прихожей кто-то падает. Джоана на мгновение поворачивает голову в сторону звука, а затем возвращает взгляд к окну. Однако теперь ей видим обыкновенный двор. Девушка слезает с подоконника и выходит в коридор; на полу лежит тело лицом вниз, под животом растекается лужа крови. «Это твоя вина», — стучат в голове мысли. Джоана видит, как тело переворачивается на спину. Она различает выражение ужаса на знакомом, но, вероятно, забытом лице. «Это твоя вина», — вновь проносится где-то на подкорке сознания. Истошный крик, полный мольбы и отрицания, звучащий словно в стенах соседних квартир, окружает её, посылает разряды тока по позвоночнику. Кажется, где-то внутри что-то начинает ныть, болеть, но внешне нет никаких проявлений. Джоане плевать на тело перед ней. Это не её вина. Это не её жизнь. Этого не может произойти. Ведь так?***
2/VII
послезавтра годовщина. семь лет. из десяти. и без него будет ещё труднее. через раз. я дышу через раз. я вижу сны. я слышу его голос. я дышу через раз. дышу им. словно этих дней не существует. словно мне снова тихо. я касаюсь своего лица. я чувствую его пальцы на щеках. я не чувствую себя. я не чувствую ничего. словно нет этих дней. словно меня не существует.