Осколок Карна

*** Он отшатнулся назад, и едва не метнулся прочь, но увидел ленты теней в облаках, как прутья решетки. — Что же ты молчишь, мальчик? — рассмеялась Малика, подалась к нему ближе, и Бриз сжался, представил, что она сейчас бросится. — Ты не молчал, когда был один, и вдруг не хочешь отвечать мне? Ее улыбка пропала, словно и не было: — С кем ты говорил? «Она даже не представляет, что мы можем с ней сделать», — шепнул ему голос. — «Разорвать ее на куски, на крохотные клочки тени». «Хватит, — ожесточенно, отчаянно подумал Бриз. — Хватит, я не хочу ничего с ней делать. Я ничего от тебя не хочу. Уходи, пожалуйста, уходи!» — Может, ты говорил с Карном, — зло улыбнулась Малика, и Бриз вздрогнул, потому что не готов был услышать это вслух. Отозвался бездумно: — Карн мертв. Он давным-давно мертв, его нет. «О, да, — фыркнул голос. — Карн мертв, но его сила нет, я все еще здесь, твой тайный, твой самый лучший друг». — Если он мертв, почему я чувствую его присутствие? — Малика вдруг оказалась близко-близко, коснулась лица Бриза когтями, заставляя посмотреть себе в глаза. Зрачки разгорались ярче, словно подсвеченные изнутри. Нужно было соврать ей что-то. Что-то придумать, но Бриз не знал что. И столько всего случилось за последнее время… — Я не знаю. И билась внутри отчетливая глупая, какая-то беспомощно-детская мысль: «Это нечестно. Все это нечестно». — Я ничего не знаю. На глаза навернулись слезы, и Бриз заморгал, пытаясь сдержаться, не расплакаться при Малике, не выглядеть перед ней жалким. «Просто выпусти меня, и тебе больше никогда не будет больно», — шепнул ему голос. Говорил ли он это Карну? Сделал ли его тем, кого все боялись, или случилось наоборот. И это сам Карн отравил свою силу, сделал ее такой. «Уходи», — из последних сил попросил Бриз, и почувствовал, как голос отступил, отдалился. — Мне даже жаль тебя, мальчик, — мягко, доверительно сказала ему Малика. Она все еще касалась его лица, и острые-острые когти могли впиться в кожу в любой момент. — Маленький несчастный осколок. Никому не делал зла, просто пытался жить мирно. Ты мне даже нравишься, — спокойно признала она. — Но ты угроза моему другу. Она опустила руку ниже, положила Бризу на горло. Он не мог пошевелиться. Даже чтобы сказать, что она не права. Он не был угрозой Лиру, он больше всего на свете хотел его защитить. И было больно от того, что не мог. — Лир запретил тебя трогать, ты знаешь? — задумчиво, безмятежно спросила она. — Даже узнав, чей ты осколок. Интересно, если я вырву тебе горло, убьет ли он меня? Смешно, мы с ним знакомы тысячи лет. Но я думаю, да. За тебя он бы меня убил. Бриз услышал глухое рычание, повернул голову. В облаках из клубов тумана выступали гончие ужаса, щелкали клыками, готовые броситься вперед. — Спокойно, я не трону его, — Малика криво усмехнулась и отступила назад. Бриз только тогда заметил, что двигалась она как-то скованно, и в вороте ее платья мелькнул темный уродливый рубец. Кажется, Лир говорил, что монстр из организации серьезно ее ранил. — Я пришла просто поговорить. Бриз сглотнул, отвел взгляд: — Зачем? Она рассмеялась: — Потому что сразу после встречи с вами, Часовщик прибежал ко мне. И он был… скажем так, обеспокоен. Лир впервые он сказал о ком-то «семья». А это очень опасное слово, особенно, когда часть его семьи — осколок Карна. Улыбка у Малики была невеселая, напряженная — напоминала маску: — Это многим не нравится. — Потому что вы хотите сделать Лира королем, как Ламмар, — тихо сказал Бриз. — И вы, и Часовщик. Но пока я рядом, духи не смогут Лиру доверять. Они побоятся, что я тоже получу власть. А они думают, что я как Карн. Малика покачала головой: — Ламмар тебя недооценил. Забавно, что к этому милому личику прилагаются мозги, — потом она равнодушно пожала плечами и добавила. — Незримым стало известно, что ты служишь Лиру. И я уверена, что эту информацию распространяют слуги Ламмара. Ты прав, это многих отпугивает. Но с чужими страхами я справлюсь. Есть и другая проблема. Ты не Карн. Он вздрогнул, настолько не ожидал этого услышать. Не от Малики. — Почему ты так смотришь на меня, мальчик? Я просто сказала очевидное. Ты не Карн, у тебя нет его сил, и ты уязвим. Карн мог дать отпор Ламмару, один на один мог его даже убить. А ты не сможешь ничего. Ты уязвим. А значит, тебя можно использовать против Лира. — Чего вы от меня хотите? Чтобы я от него ушел? Я не уйду. Мое место рядом с ним. И пока он… пока он Лир, я буду его Бриз. Еще день назад он думал, что у них впереди целая вечность. И в этой вечности было бы много опасностей, и порой было бы больно. Но несмотря ни на что, какая счастливая получилась бы вечность. А вместо нее три года. — Поэтому я здесь, — легко отозвалась Малика. — Ты не уйдешь, а значит выбор только один. Она вытянула руку вперед, и Бриз дернулся, был уверен, что Малика нападет. Невольно ухватился за ветер, чтобы хоть как-то защититься. На ее ладони возникла небольшая каменная пластина — плоская, черная, на поверхности переливались искры. — Убить тебя не выбор, мальчик, — спокойно сказала она. — Иначе ты уже был бы мертв. Поэтому я просто отдам тебе подарок. Он перемещает в одно из моих убежищ. Если ты окажешься в опасности, используй его. Каменная пластинка пульсировала силой, прохладной и ночной. Как будто внутри была частичка самой Малики. — Любой, кого ты касаешься, перенесется вместе с тобой, — добавила она. — Так что будь осторожен. Бриз потянулся к пластинке, замер, не донеся до нее руку, и неловко отлетел немного назад: — Я… видел кино, в котором смазали ядом конверт. И человек отравился. Мне не хочется ничего у вас брать, — тихо признал он. — Ты думаешь, я тебя отравлю? — она рассмеялась. — Если бы можно было все решить так просто… — Не обязательно отравить, — отозвался Бриз. — Можно ведь много другого ужасного сделать. Она склонила голову на бок, окинула его взглядом — словно что-то забавное, что-то интересное: — Не веришь. Это злит, но это… полезно. Не верь, так будет лучше. Просто покажи мой подарок Лиру, если сомневаешься. Она щелкнула пальцами, и пластинка медленно подплыла к Бризу. Он поколебался, зачерпнул кусочек облака и сплел его в небольшое полотно - обернул подарок, не касаясь. — Спасибо, — помедлив, сказал он. — Ты же не веришь мне, мальчик. Ты опасаешься яда. Так зачем благодаришь? Он неловко пожал плечами. Не знал, как объяснить, что это просто казалось ему правильным. Бриз большую часть жизни был один, и раз за разом представлял: если бы вокруг него были другие духи, как бы он с ними говорил, что бы отвечал, как бы себя вел. И в его мечтах он всегда был хорошим другом. Тем, с кем хотелось быть рядом, и кем хотелось дорожить. Кем-то, кто всегда благодарит за подарки. Малика приблизилась снова, мягко ступая по теням у себя под ногами: — Зачем Карн тебя создал? Почему именно тебя? Он мог вложить в осколок что угодно. Но ты просто ветер. Наивный юный ветер. Бриз отвел взгляд, подумал о том, что голос, который говорил с ним, знает наверняка. — Я даже не встречал Карна. Ни разу. Она фыркнула, вздернула бровь: — Поверь, и не хотел бы встретить. Ты из тех, кого ему понравилось бы мучить. Из тех, кто плачет, кричит и спрашивает за что, — она вдруг схватила его за руку, резко дернула на себя, заставляя приблизиться. И гончие ужаса дернулись вперед, едва не кинулись. Тени возникли пиками у них на пути. — Ты не ответил на мой вопрос, мальчик. С кем ты говорил, когда я пришла? Боль прошила руку там, где впились когти Малики, и Бриз дернулся, пытаясь освободиться. Она не отпустила. — С собой, я говорил сам с собой! Здесь больше никого нет, только вы и я. В тот момент он отчаянно хотел, чтобы это было правдой. И голос у него в голове был просто голос, ничего бы не значил. Она отпустила его так же внезапно, как и схватила. — Не говорите Лиру, — тихо-тихо попросил Бриз. — Лиру незачем об этом знать, я просто говорил сам с собой. И не было тут никакого Карна. Я не вру. Он мертв и никогда-никогда не вернется. И пусть голос в голове не был Карном, Бриз знал, чувствовал, что не может его выпустить. Что сила Карна принесет разрушения и смерть. Малика вдруг посмотрела на него холодно и равнодушно, и от ее взгляда становилось жутко. — Это правда, — сказал Бриз. — Карна больше нет. Его нет. Малика помолчала, и было страшно услышать, что она скажет. И когда она заговорила, заговорила совсем о другом: — Ни один дух не возвращался после смерти. Я никогда не слышала о подобном. Даже магия может отсрочить гибель, защитить от нее. Но не воскресить. Бывает, что дух не умирает, если жива его сила. Умирает только тело, личность, форма, а сила дрейфует по воздуху, прячется в тенях и в прорехах в пространстве, чтобы однажды снова стать незримым. Но Карна убили иначе. Умерла не форма, умер он сам. Можно ли вернуться после такого? Раньше я бы сказала, что нет. — Если личность умирает, это ведь тоже смерть, — тихо сказал Бриз. Слова делали больно. — Не важно, жива ли сила. Тот, кто исчез, уже не вернется. Будет кто-то другой вместо него. И Лир тоже исчез бы без следа, на его место пришел бы кто-то другой. С такой же силой, но другой дух. Малика вдруг улыбнулась, а взгляд стал цепким, словно она искала слабости: — Ты ведь не про Карна, мальчик. Ты про Лира. Часовщик не соврал, Король Ужаса меняет форму. Кто бы мог подумать, что это случится сейчас. Но так даже лучше. Лира многие не любят, к его новой форме отнесутся лучше. — Не сейчас, — зло, резко, так как не позволял себе говорить раньше, огрызнулся Бриз. И сразу стало за себя стыдно. — Простите. Просто… не сейчас, у нас еще есть время. — И сколько же у вас времени? — она вскинула брови. — Десять лет? Двадцать? Вряд ли больше, иначе со стороны было бы незаметно. Она говорила пренебрежительно, и имела ввиду «всего десять лет», или «всего двадцать». И раньше Бризу тоже казалось, что это совсем немного. А сейчас осталось всего три года. А предательский голосок внутри шептал: «А что, если ему не обязательно исчезать?» — Меньше, — сказала вдруг Малика. — Не десять и не двадцать, судя по твоему лицу. Совсем скоро. — Три года, — шепнул Бриз. Было страшно говорить громче, как будто, если сказать вслух это станет слишком реальным. Она рассмеялась, ей не было ни страшно, ни больно, она не боялась Лира потерять. — Мальчик, это практически завтра. И Бризу вдруг захотелось ее ударить. Вцепиться в нее зубами и ногтями, чтобы ей тоже стало больно. — Вам правда все равно? Что Лир исчезнет, что его больше не будет. Ее смех стих, и Малика покачала головой: — Я знала четверых Королей Ужаса. И он знал все мои воплощения. Смена формы это не смерть, мальчик. Ты думаешь так, только потому, что очень молод. У форм всегда есть нечто общее. — Он больше не будет вашим другом, — упрямо сказал Бриз. — У него останется память, но чувства… — Чувства меняются, — спокойно отозвалась она. — Они и должны меняться. Дружба много веков спустя не такая как в начале. Но это все еще дружба. Мне не страшно терять — Лир стал моим другом из-за того, какой он, и какая я. Тот, кто придет ему на смену, тоже станет моим другом. Она улыбнулась: — Но тебя ведь волнует не моя дружба, а твоя влюбленность. Ты не знаешь, в кого ты влюблен. В Короля Ужаса или только в Лира. Не важно, полюбит ли тебя новый король. Важно, будешь ли ты любить его сам. *** Бриз вернулся к Храму через несколько часов, вернулся измотанный, и не чувствовал ничего. Внутри было тихо, но в крохотных комнатах-ячейках ощущалось присутствие других духов. Он медленно взлетел под самый купол, скользнул по воздуху к комнатам Лира — мягко и невесомо. Внутри все было пропитано силой, она покалывала кожу, и должна была бы пугать, но не пугала. Вместо этого Бриз словно вернулся туда, где должен быть. Что из этого останется, после того, как Лир исчезнет? Бриз подлетел к кровати, мягко-мягко, невесомо опустился на покрывало рядом с Лиром. Тот открыл глаза, следил за ним темным, внимательным взглядом, и прижимал к себе спящего клубком Пушка. Сказал спокойно: — С возвращением. Бриз подался к нему, прижался всем телом и поцеловал первым — мягко, как мог нежно. Слезы жгли глаза, и Бриз зажмурился, не хотел, чтобы Лир их видел. И спросил, чувствуя, как горчат слова: — Можно я останусь с тобой? Что бы ни случилось, навсегда останусь с тобой. Лир коснулся ладонью его затылка — его жест, так можно было делать только ему, шепнул как признание в ответ: — Конечно, можно. Мы же семья. Бриз прижался к нему, отчаянно, изо всех сил, содрогнулся, и понял, что не сможет его отпустить. Ни за что не сможет его отпустить.