Because Of You

Тому не приходилось мечтать о том, чтобы встретить Рождество и Новый год вместе с Робертом, потому что, конечно, он и так в большинстве случаев проводил это время у них. А вот о том, чтобы провести праздники исключительно с ним одним — это всегда пожалуйста. Когда у тебя большая дружная семья, где всем и каждому нужно уделить время, ибо скоро ты снова будешь занят на съёмках, то как-то даже язык не поворачивается такое попросить. Что скажет мама? А папа? А братья? Да и сам дядя начал бы его отговаривать, Том в этом на все сто процентов уверен. В это Рождество Роберт оказался занят, но вот к тридцать первому декабря обещал приехать, не взирая ни на какие проблемы и сложности в рабочем графике. Том сделал вид, будто его это ни капли не расстроило: весьма удобно притворяться перед Робертом, когда рядом повисшие на нём с обнимашками братья. Поверил ли их сводный дядя? Он не имел ни малейшего понятия, просто улыбнувшись и брякнув что-то про то, что как раз не против немного поваляться в тишине дома. На что, конечно же, Робер скептически вскинул бровь с лёгкой усмешкой на губах — «тишина» и Холланды всегда будут оставаться антонимами в реальной жизни, и Том прекрасно знал, что это правда. Ему не хотелось ничего такого, только бы дядя перелетел океан и оказался на расстоянии вытянутой руки, чтобы, пока они разговаривают с папой, он мог в открытую любоваться им, пока бы разговаривал по телефону с Индио. Сводный братец бы не оставлял попыток многозначительно его подкалывать и узнавать во всех подробностях, случилось ли между ними что-нибудь взрослое за прошедшие часы или нет. Том бы обязательно возмущённо шикал на него, привлекая к себе внимание братьев, а потом Сэм с Гарри бы банально выхватили телефон и на громкой связи проорали бы, когда Индио соизволит появиться в Лондоне в ближайшие полгода. Роберт бы, разумеется, ничего не сказал, но по его взгляду было бы вполне очевидно — он обожал сам факт того, что они вдвоём прекрасно ладили. Когда дядя всё же приехал тридцатого числа, Том едва ли не отправил в воздух джойстик от приставки, который Патрик удачно поймал, чтобы с разбегу заключить его в крепкие объятия и поверить, что он действительно нашёл время и приехал. Роберт пах улицей, одним из своих бесконечных одеколонов и Америкой — всё, что ему так нравилось в нём с самого раннего детства. Дядя зарылся носом в его отросшие волосы, улыбнулся в макушку и шепнул на грани слышимости, как соскучился по нему. Том счастливо хохотнул широкое в плечо, не желая отпускать, отходить или оказываться дальше двадцати сантиметров, мечтая остановить время на каких-нибудь пару часов и не выпутываться из так нужных ему родных рук. Потому что видеться в перерывах между съёмками и в тайне от прессы — то ещё приключение, а ему хотелось по-простому: без напускных «дядя-племянник», без дистанции и попыток воздержаться от того, чтобы касаться друг друга при людях вовсе не в родственном жесте. Роберт бы не останавливал собственную руку, то и дело оказывающуюся у него на пояснице, а Том бы не сдерживал порыв запрыгнуть ему на колени и просидеть так до тех пор, пока не надоест. Ну, или пока не сгонят на ближайший стул. А рядом с семьёй, отстраняясь, он понимал, что это грустно — когда не можешь поцеловать любимого человека в губы, ибо за спиной несутся младшие братья, папа сбоку терпеливо интересуется, как прошёл перелёт, и мама с мягкой улыбкой предлагает выпить что-нибудь тёплое, пока она ещё готовит ужин. Роберт всегда выглядел чертовски идеально в комнате, поглаживая Тессу по голове и попивая обычный английский чёрный чай. Том просто млел от осознания, что, возможно, дядя не уедет в ближайшие пару дней, полностью посвятив своё время ему и его семье. Роберт весьма красноречиво глянул на открытую дверь позади него, и стоило только закрыть её, как он отставил кружку на тумбочку, поднялся с кровати, притянул к себе и впился долгожданным поцелуем в податливые губы. Тело кричало, моля о прикосновениях, он приподнялся на носочки, посильнее обхватил за плечи и с тихим стоном впустил в рот горячий язык. Роберт не сдерживал ладони, оглаживающие бёдра, пробирающиеся под фиолетовое худи и доводящее кожу до мурашек тёплыми подушечками пальцев. Тесса сложила голову на лапы, украдкой поглядывая на них, а потом вовсе отвернула голову, будто позволяя предаться этому моменту без чьего-либо лишнего внимания. Роберт несильно придавил его к шкафу, прикусил за нижнюю губу, не давая отдышаться дольше секунды — с безмолвным «ты так нужен мне», не произнесённым вслух, с попытками добрать то, чего не хватало вот уже пару недель, с желанием наполниться приятным запахом домашнего Тома без гелей для волос и дорогих парфюмов, пропахшего домашней выпечкой матери, шампунем и чем-то… родным. Таким, чем пах только он. Роберт бы рад надышаться этим запахом так, чтобы запастись им как минимум до ночи, а всё равно не мог. Не хватало. То ли места в организме, то ли сдержанности, потому что стоило только отодвинуться, запах Тома словно растворялся прямо в этот же миг, не успев осесть приятным осадком на дне лёгких. Роберт целовал Тома долго, несдержанно и по-собственнически, игнорируя раздающиеся внизу голоса. Чем старше тот становился, тем сильнее хотелось утянуть его за собой в Америку, каждое утро вжиматься в горячее, расслабленное после сна тело и с особой нежностью будить ленивыми поцелуями в плечо, затылок и ухо. Как тогда, когда они в первый раз проснулись в одной постели. Том бы обязательно развёл его на панкейки с мёдом и фруктами, потянул сходить за кофе в Старбакс и тихо-тихо шепнул посреди улицы, что панкейки со взбитыми сливками будут ещё вкуснее, потому что будет иметь в виду вовсе не их. Но Том по-прежнему не представлял жизни без своих братьев и родителей поблизости, а у Роберта не было абсолютно никакого права на него. Даже на правах дяди, и то не имел. Так что, довольствуясь тем, что есть, они обнимались, целовались и кусались в каждый подходящий момент. Поздним вечером, когда ягодицы неожиданно ощутили холод подоконника, Том удивлённо выдохнул в ласкающие его губы — разве это было не то самое?.. Роберт тихо шепнул ему не шуметь, пробрался пальцами под футболку, а потом забрался за резинку домашних шорт. Том едва подавил громкий стон, подавшись навстречу необходимым ладоням. Стягивая с него одежду, Роберт оставлял лёгкие поцелуи на бледной шее, не давая себе прикусывать кожу губами — нельзя, чертовски опасно, когда багровые отметины могла заметить вся семья, что никакой тональник бы не скрыл. И, признаться, это было слишком сложно, учитывая, как бесстыдно Том пробрался ладонью за ткань его боксёров, как пододвинулся на самый край подоконника и с каким блеском в глазах попросил взять прямо так, закрывая поцелуями рот, перехватывая вырывающиеся стоны и не давая соскользнуть на шатающийся под ногами пол. В этот момент он плавился от близости, что была нужна как кислород, от застывающих в горле вскриков, от разочарования, что если бы они были в квартире Роберта, то не приходилось бы сдерживать себя, только бы никто не услышал в большом спящем доме. Но ему было приятно чувствовать невероятный азарт, словно они шпионы, проникшие на чужую территорию, которые занялись сексом прямо под носом хозяев и не подумали, что это как минимум было опасно. Том вдруг не сдержал смешка, подумав, что в некотором роде оно вообще-то именно так и было. Роберт тут же остановился, неправильно расценив его реакцию. Том покачал головой, подавляя смешки, и с широкой улыбкой на грани смеха заявил, что, пожалуй, застукай кто Питера Паркера и Тони Старка голыми в его мастерской, тоже было бы мало чего хорошего. Роберт посмотрел на него взглядом тебя-серьёзно-сейчас-это-волнует, а затем, сильно сжав пальцами упругие ягодицы и горячо выдохнув в ухо, шепнул такое ласковое «уверен, тебе бы понравилось, Паучок», что желание смеяться тут же куда-то делось. Том сипло вдохнул сквозь зубы и сам подался навстречу замершей в нём плоти. Питеру Паркеру бы определённо понравилось быть единственной важной ценностью на всём свете, ради которой Тони Старк бы не пожалел облететь весь мир на одном своём Марке. Тому определённо нравились их с Робертом метафоры, так удачно накладывающиеся поверх реальных отношений. И, конечно же, Роберту определённо нравилось осознавать, что никуда его не отпустит. Просто несмотря ни на что. Просто потому что любит. Том сходил с ума на грани оргазма, промычав в широкое плечо, прогнувшись в пояснице, а потом схватившись за бритый затылок и без слов попросив Роберта перекрыть его стон собой. Они всегда находились на грани всего — здравого смысла, возможности раскрыть свои по-генетически правильные и по-духовному неправильные отношения, засветиться перед СМИ там, где это совсем не вовремя и не нужно. Это не могло не волновать, не пугать, не вызывать неприятную холодную дрожь на кончиках пальцев, но Том понял — именно оно заставляло его сильнее намекать фанатам, получать кучу красноречивых смайликов от Индио, подколы младших братьев насчёт «любимого племяша» и сию секундные звонки от Роберта, наигранно спокойно интересующегося, что это ещё за игры на публику без его на то разрешения. Потому что ему тоже сносило крышу, потому что тоже нравилось, как двояко мог звучать любой пост в Инстаграме или намёк на украденную из гардероба вещь. Именно поэтому, крутясь с утра с братьями в попытке привести дом в идеальное состояние, наделать кучу фотографий и помочь родителям на кухне, он будет постоянно ловить взгляды Роберта, с особой эмоцией поигрывая бровями, пока близнецы не успели ничего понять. Именно поэтому, впервые приземлившись рядом с дядей, а не с братьями, Том увернётся от полетевшей в него салфетки со стороны не по-настоящему обиженного Сэма и чуть не подавится шампанским, когда Роберт удивительно спокойно положит ладонь ему на бедро под столом, будто невзначай, просто так. Именно поэтому, когда вся семья будет обсуждать что-то про планы на первые дни января, он незаметно переплетёт с ним пальцы в промежутке между стульями, смотря чётко на отца, чтобы не вызвать никаких подозрений. Именно поэтому, когда они будут после двенадцати ночи стоять на крыльце дома, когда Тесса будет носиться по участку, когда Сэм с Гарри будут со смехом пытаться выпнуть друг друга на ступеньки, когда родители попросят их прекратить баловаться, а Патрик заявит, что замёрз и пождёт их дома, то… Роберт незаметно прижмёт его к себе за талию, незаметно поцелует в висок и тут же отпустит, Том же не сдержит широкой улыбки и всего на секунду уткнётся носом в холодную гладкую щёку. Потому что не имело значения, что, как и почему, это был Новый год, один из немногих важных семейных праздников, которые они проводили рядом друг с другом, а не врозь, и упустить в такой момент маленькую ласку было для него подобно наглому преступлению. Потому что любить — это же именно так. Пусть втихую, пусть незаметно от остальных, пусть на грани волнения, но так, чтобы оба смотрели друг на друга в этот миг и знали — это чувство до бесконечности взаимно.