крайний день.

Лежала вытоптанная, выжженная этой пустотой. Холодно, будто в помещении минус тридцать. Нет. Холодно, будто и самого помещения нет. Будто холода нет. Будто её самой больше нет. Смотрит вперёд — а впереди стена. Дошла до последней точки. Оказалась в ловушке собственных иллюзий. Холодно, будто в колодце. Вода по колено — мутная, грязная. Стоит в центре каменной окружности, голову вверх — пустота, темнота, неизбежность. В голове звучит мелодия — её особенность. Поделила боль по нотам — сейчас ми бемоль. — Вы петь-то умеете? Или только глазки строить научились? — проскальзывает в памяти. Память сжигает её дотла. Делит душу и тело. Её — именно её — больше нет. — Здравствуйте, я Альбина… — колючим воспоминанием. Он, разговаривающий с музыкантами, посмел отвлечься. Секунда как вечность. Глаза в глаза. — Со мной связывался ваш директор… — Да, я понял. Вы бэк-вокалистка? Смущенно улыбнулась: — Типа того. — Отлично, Альбина. Надеюсь, вы знали, куда шли. И тихим эхом после его ухода слова одного из музыкантов: « Мне тебя жаль… Он был влюблён в прошлую вокалистку, это его больная рана. К тебе точно будет придираться». Из неживого тела дикий крик. Память режет поперек, не оставляя и шанса на спасения. Острием впивается в бока, в рёбра, в виски. Хочется умереть, но нет сил даже моргнуть. И страшно. И тошно. * — Иди сюда, — шептали его губы, облизывая сладкий язык, торчащий из её рта. Те, кого нет. Те, кто исчез без следа на эти несколько часов. Остановили время, поработили Бога, стали невидимыми. Мягкие подушечки пальцев скользили по влажному стеклу душевой кабинки в одном из номеров московского отеля. Голые. Честные. Чистые. Грязные. Пьяные. Очень пьяные. — Накажи меня, — без стыда произносила она, заглядывая ему в блестящие глаза. Его руки, гуляющие вдоль втянутого женского живота, проскочили между ног, заставляя девушку запрокинуть голову. — Я очень плохая девочка… — протяжным стоном. * Открыла глаза, пробудившись за мгновение. Пугающая тишина залетела в барабанные перепонки. Повернула голову в сторону соседней подушки — он спал так крепко, что её тело физически почувствовало себя лучше. Прижалась к мужчине, вновь погрузившись в манящую дрёму. Она поняла, что уже утро, когда солнце, играющее со шторой, упрямо пыталось пробиться в комнату. Зашевелилась, лениво разрывая застывшие сухие губы друг от друга. — Проснулась? — мужчина переписывался в телефоне, почувствовав её пробуждение в секунды. — Ага… — сонливо прижалась всем телом к его корпусу, — Совсем не выспалась… — Почему? — неравнодушно, но без особого интереса. — Сон дурацкий снился. Заставив себя, приподнялась, облокотившись на изголовье кровати: — С кем переписываешься? — глазами попыталась изучить экран мобильного. — С Ингой. Молчание лёгкими ударами стучало по ушам, как холодный ливень за пределами их загородного дома. Кадр: Звучный шлепок по её ягодицам, переворачивая обнажённое тело во влажной кабинке. Капли из высоко поставленной душевой лейке хлестали их плетьми. Она — мягкая, как пластилин. Он — твердый, как камень. Обмотав волосы вокруг ладони, потянул за голову и теперь — когда застонав от боли и безумия, готова на всё — вошёл в неё. — О чём думаешь? — он прервал её мысли, убрав телефон на прикроватную тумбу, и, приблизившись к сидящему телу, положил голову на раскинутые вдоль простынки бёдра. Холодный дождь продолжал стучать по стёклам. Улыбнувшись, она помотала головой, накрыв ладонью его макушку: — Да так… О том, что нужно на съемку собираться… — Помнишь, что мы сегодня к Косте на день рождения? — чмокнув жену в мягкие ткани, прошептал он. — Помню… Детей не берём? — Нет, дочки Веры разъехались. Сама понимаешь, им скучно будет. Лука опять начнет ныть. Альбина улыбнулась, понимающе моргнув. АААААААААА. Сука. Какая же сука. И как же тошнит. Вертелась из стороны в сторону на холодном паркете. Здесь всё — здесь абсолютно всё пахло им. Здесь пахло ими. * — Валерий, можно? — постучав, вошла в гримерку перед их первым общим концертом. — Что вам нужно? Он никогда не любил нарушения его пространства. Ему необходимо было время, чтобы сосредоточиться. Курил в окно, когда она вошла, непроизвольно заставив потушить сигарету. — Я просто хотела сказать… — замялась у дверей, — Я вас не подведу. — Послушайте, Альбина, это входит в ваши обязанности. А вот в мои не входит успокаивать дрожащую от страха вокалистку. Мне казалось, что у вас есть образование. — У меня есть… — запнувшись, попыталась собрать пазлы в картинку. Мужчина вздохнул: — Я вас прошу, уйдите. Ну правда не до вас. — Извините. Искала поддержку, а наткнулась на морозильную камеру. Резко стало холодно. После выступления он догнал её в коридоре, когда она шла переодеваться: — Альбина! — окликнув, сделал пару решительных шагов. Обернувшись, она остановилась, ожидая. — Вы пели ужасно. Вам нужно больше репетиций. Он проговорил это нарочито громко, а после ушёл, словно его и не было вовсе. Выжимала себя, как губку — старалась больше максимума, прыгала выше головы, выдавливала педаль газа, но было мало. Делал вид, что её нет. Даже не игнорировал. Игнорируют находящихся рядом, а она для него была отсутствующей. Семья — жена, дети, бывшие любовницы. Насыщенная жизнь. Концерты. Фанатки. Игра с огнём. И кто она в этой жизни? Пылинка на вороте пиджака. Неделями была никем. Ничем. Успела сама поверить в свою ненужность. Пришла в репетиционный зал, пока ещё никого не было. Начала с упражнений на связки — как учили в музыкальном училище. Распелась в микрофон. Игралась. Напевала одну из его мелодий, пританцовывая. Акапельно. С закрытыми глазами, представляя, что вот он — концерт. И вот они — зрители. И она стоит за ним. Нет. Шаг вперёд. Она центровая. И все слушают, как она поёт. — Здесь вы сфальшивили, — раздался его голос, заставивший от внезапности очнуться. Случайно упавший микрофон зашумел на весь зал, отчего она зажмурилась. Мужчина в секунды подошёл к ней, наклонившись за упавшим предметом. Голубоглазая шатенка выдохнула, опустив на него свой взгляд. Он у её ног, приподнявший на неё свои карие, остановился. Крик. От боли. От воспоминания. От нежности. Боже, сделай так, чтобы это был фильм. Чтобы это был мой сон. Боже, дай шанс родиться заново. Это ведь не я… Это ведь не со мной… Лежала на полу, размазывая слёзы по своим щекам. Жгло изнутри. Органы сжимались, перекручивались, вырывались. Сердце стучало по грудной клетке — вот сейчас, вот сейчас вырвется. — Альбин, мне нравится ваше упорство, — проговорил он, поставив микрофон на место, — Но, понимаете… У вас слишком наивный взгляд… В вас не хватает ну… Стервозности что ли… — Для чего? — смело заглянула ему в глаза, — Для того, чтобы к вам в постель запрыгнуть? У меня нет такой цели, уж извините. — Ну вот… Уже лучше… Репетируйте, — оставил её одну, покинув зал. Начала раздражать. Теперь перешёл в игнор. Ехали в её первый тур на автобусе. Шутил и веселился со всеми, кроме неё. Рассказывал забавные истории, и как только сталкивался с её голубыми — мгновенно отводил глаза. — Миш, ну почему он так со мной? Чего я ему сделала? — негромко прошептала в кафе своему коллеге, когда обессилела от его отношения. Ей ведь самой ничего такого и не надо было. Она была исключительно за комфорт. Ни о каком романтики, Боже упаси. — Альбин… — глядя на Меладзе где-то посреди заведения, смеющегося на все сто двадцать из ста; на неподдающемуся пространству, иначе — поглотившего его, неуверенно пожал плечами, — У него очень тяжелый характер, я тебя сразу предупреждал. До тебя он мутил с девочкой на бэках, они расстались из-за его жены… Типа он весь такой правильный и честный и больше не может ей изменять. Может ты просто пришла на «чужое» место. Может он любит Сашу — девчонку эту, кто знает… — пригубив пару глотков, перевёл взгляд на шатенку. Услышала каждое слово. Запомнила. Записала карандашом в тетрадь своего подсознания. — Видит во мне свою бывшую любовницу, говоришь? Интересно… Я что ли виновата, что он жене изменяет… — будто самой себе. — Да ладно, не обращай внимания… — прошептал Миша под смех возвращающихся музыкантов в такт медленной мелодии, только что заигравшей из колонок, — Может потанцуем? — предложил в секунду. Понравилась. Сразу же, как увидел. Решил не терять времени. Последняя фраза ударила по ушам подошедшего мужчины. Меладзе перевёл на неё глаза. Впервые заметил. Впервые не скрыл, что замечает. Альбина, поймав на себе его взгляд, нарочито смело улыбнулась: — Давай… Компания — весёлая и пьяная. Начали делать свои выводы. Перешептывались, что получилось все-таки у Миши зацепить её. Даже завидовали. Валера не смеялся. Погас в миг. Вновь во время танца поймала на себе его карие, жгущие руки Миши на её талии. * — Мам, ну почему мы с вами не можем поехать? — проскулил старший сын за завтраком, когда Альбина садилась за стол. — Кость, потому что там будут только взрослые. — Пап, ну уговори маму. Надоело уже дома сидеть. Валера ласково улыбнулся, похлопав подростка по плечу: — Сынок, ты же знаешь, что уговорить маму невозможно. Я с этим всю жизнь живу, — посмотрев на жену с нежностью, прошептал он. Альбина прищурилась: — Ты ещё скажи, что плохо живёшь. — Да! — смешно поддакнул младший сын лет пяти, почувствовав настроение матери. Засмеявшись, мужчина перевёл взгляд на Луку: — Чего ты там поддакиваешь? Я самый счастливый на свете, у меня вон какие дети. Стонала. От страха. От тишины, сдавливающей уши. Кричала. Разрывая глотку кричала. Жгла криком всё на своём пути. Молчала. Трепетно. Нежно. Снова предаваясь воспоминаниям. * Проходила по коридору одного из концертного зала. Думала о своём. Перетирала тёркой свой дискомфорт. — Осторожней! — непонятно, что произошло раньше — вылетевшая из его рта грубая фраза или их лёгкое столкновение. — Простите… — нахмурившись от боли, потёрла лоб. Мужчина вздохнул: — Сильно ударились? — отодвинув её ладонь, посмотрел на покрасневший отрезок кожи, — Голова не кружится? Шатенка лишь отрицательно помотала головой, сделав шаг назад. От создания подобной дистанции он ухмыльнулся: — На репетицию не опоздайте, — вновь прошёл мимо, придя в себя — вернулся в привычный образ грубияна. Не опоздала. Брюнет зашёл в зал, когда Альбина с Мишей над чем-то смеялись со сцены. Нахмурившись, посмотрел на часы. — Валер, — с улыбкой проговорил мужчина, — Проходи, сейчас все подойдут. Девушка улыбчиво посмотрела в его сторону, приняв устойчивое для себя положение — положение вытянутой руки в его сторону. Не допустит к себе. Не допустит. Он остановил репетицию внезапно, обернувшись к шатенке. Резкой фразой подковырял изнутри: — Вы петь-то умеете? Или только глазки строить научились? Она смущенно: — Простите… Не поняла… — Всё ты поняла. Вместо свиданок с Мишей лучше бы делом занялась. От переполняющего возмущения она открыла рот. Позволить ему так с собой обращаться не в её правилах. Поставив микрофон на синтезатор, вышла из репетиционного зала не оглядываясь.