крайний день.

— Ты помнишь, что сегодня в семь надо быть у них уже? — прошептал Валера, сидя у её ног, с заботой застегивая сапоги. — Помню, Валер. Хорошо, что ты сегодня съемку отменил, иначе точно бы опоздали. — Вот даже спорить не буду, — улыбнувшись, приподнялся, чмокнув жену в щёку. — Всё, любимый, я побежала… — прошептала она, оглядываясь в поисках сумки. Долго сидела в машине. Сосало под ложечкой. Тупое предчувствие чего-то катастрофически разрушающегося. Кадр: Целует её между ног, она — ладонями хватает простынь. Рвёт на части. Горит огнём. Потрясла головой — выбрось эти мысли. * Постучал в её номер поздним вечером, когда всё вокруг стихло. Она, почти заснув, пробудилась от нерешительного стука, будто ждала — будто и не позволяла себе заснуть. Подойдя к двери, дала себе секунду — открывать или… Открыла. — Я войду? — Валера сделал несколько уверенных шагов в комнату номера. Она, закрыв за ним, облокотилась спиной к соседней стене, скрестив руки у груди: — Уже вошёл. — Я извиниться хотел, — обернувшись, посмотрел в её глаза. — Что я тебе сделала? — В смысле? — Ты обращаешься со мной, как с игрушкой. Что я тебе сделала? Не стала с тобой спать? Не умоляла тебя этого со мной сделать? Мужчина, улыбнувшись, подошёл к ней чуть ближе. Альбина вытянула руку, не давая ему возможности сократить дистанцию, что заставило его засмеяться. — Да уж… — Что да уж? Миша мне всё рассказал. Просто напоминаю тебе твою бывшую любовницу и всё. Поэтому и невзлюбил меня сразу. Испугался, что и в меня влюбишься, да? Валера, положив ладонь на её вытянутую руку, осторожно её скинул, преодолев расстояние. — Нет. Я сразу в тебя влюбился. Испугался, что больно сделаю. Завопила. Заскулила. Сжалась в мелкую точку на этом паркете. Уйди, прошу. Уйди! Уйди! Исчезни! Нет. Помнит. Помнит эту первую ночь. Отрывками. Секундами. Ласковыми поцелуями. Нежностью слов. Признаниями. Она — не такая, как все предыдущие. Она не из их числа. Она другая. Она его. Контрольный — в голову: Приехал к ней, когда дрожащим голосом в трубку прошептала «приезжай». Примчался за десять минут. Сидела в коридоре, поджав ноги к груди. Макияж потек. Она влажной каплей растеклась вместе с макияжем, превратившись в лужу. Настолько была не цельная. Дверь была открыта и он, войдя, увидел её абсолютно пустую на полу: — Боже мой, Альбина… Что случилось? — подлетев, схватил её тело в свои руки, — Что произошло? Молчала. Дрожала. Не могла произнести ни слова. — Тебя кто-то обидел? — Нет. — Тогда что? Глазами показала на валяющийся рядом с собой тест. Две полоски. Взял его в руки, не соединив элементарного. — Ты… Ты беременна? — проведя ладонью по волосам против роста, потряс головой от неожиданности, — Чёрт… Посмотрел на неё. Не в глаза — глубже, дальше — через роговицу по срезанному пути внутрь её тела. Сжался сам до элементарных частиц — стал меньше атома. И резко пришёл в себя. Выдохнул. — И что ты плачешь? У меня будет ребёнок от моей любимой женщины. — А что твоя вторая женщина? Точнее первая. Жена. Валера поджал губы: — Решим этот вопрос. Помни только одно — я очень тебя люблю. * Морозным воспоминанием застывало перед глазами. Удары по телу. Руки как плетки. Жаркие стоны. — Ты не такой, как все… — едва уловимым шёпотом. Сжатая в его руках, рвалась на части. Текла по нему ядом — бессовестно отравленным ядом. Звонок прервал мысли: — Да, Валер, я уже у студии… Сейчас запишем программу и приеду домой. Как ты? Как дети?.. * За проливным дождём не было видно деталей, лишь очертания фигур. Панорамное стекло небольшого кафе от тяжелых капель стало еле прозрачным — в одну секунду деление на всё живое и неживое утратило свой смысл: вот серый столб, а вот человек в сером пальто, и кто из них кто — неясно. Геометрия потеряла свою значимость, остались одни лишь цвета. Нет. Остался один цвет. За серыми окнами серого кафе сидела женщина, судорожно крутя в острых пальцах свой мобильный. Чашка недопитого эспрессо мешалась где-то рядом, но не играла огромной роли. Внезапно боковое зрение подало явные сигналы, и теперь сердце забилось быстрее. Она посмотрела на улицу через заплаканное стекло — жёлтое пятно в виде такси остановилось поодаль входа. Будь спокойней. Будь спокойней. Будь спокойней. Быть спокойней — это задача со звёздочкой. Брюнетка вошла в кафе, сразу же найдя глазами соперницу. Села на противоположный стул, как прокурор перед убийцей. Посмотрела в глаза так честно. Единственная честная в этой игре. — Добрый день, Ирина… — опустила свои голубые, сожженые чужими карими. — Очень добрый… Учитывая тот факт, что я вчера узнала, что вы спите с моим мужем и что у вас есть общий ребенок. Она кричала и рвала на себе волосы. Тряслась, как при лихорадке. Не могла встать. Попробовала — не получилось. Жгло. Изнутри. Если ты думаешь, что так поступать — это честно, то нет! Это больно. Ты делаешь мне больно. Внутри меня дыра космических размеров — намного больше меня самой. Я потеряла покой и сон, и мне страшно от того, что даже умереть у меня не хватает сил. Я бы очень хотела перестать существовать, потому что мое существование без тебя стало слишком пустым и ненужным. Но я продолжаю жить, лишь потому что надеюсь всё еще быть твоей. Сейчас мне кажется, что лучше смерти нет для меня награды, но потом ловлю себя на мысли, что жизнь с тобой — лучший подарок, который может подарить мне судьба. Но ты берёшь себе время — захочешь, приедешь и скажешь, что прощаешь меня. Не захочешь — просто больше никогда не напишешь. * — Очень хорошо выглядишь… — прошептал Валера в машине, когда они уже выехали на праздник к брату. Альбина улыбнулась, проведя рукой по волосам мужа: — Жалко, что это не совпадет с моим настроением. — Что с тобой сегодня? Я заметил, что сама не своя. Девушка отвернула голову. Случайный кадр. Он целует её грудь, безжалостно разрушая её тело — входя снова и снова, пока она — гипсовая статуя, не рухнет окончательно. — Не знаю… Может голова болит… Не знаю… За столом большого дома их было четверо. Альбина, Валера, Костя и Вера. Легкое напряжение где-то рядом. — Я не понял, а когда остальные приедут… Костя посмотрел на Валеру: — Через час где-то… Вера предложила вас пораньше собрать, чтобы по-семейному отметить… Блондинка, жуя салат, улыбнулась: — Да. Абсолютно правильно. Родные братья и так редко в последнее время видитесь. Альбин, согласна? Заглянула в глаза своей давно не близкой подруге. Шатенка утвердительно помахала. Валера начал говорить о работе. * — Я люблю вашего мужа, да. Простите за это. Женщина, сидевшая напротив, ухмыльнулась, услышав подобное: — А когда ты мне в глаза смотрела… Когда я тебя на репетициях видела… Тогда ты мне это сказать не могла? Делала из меня идиотку. — Я не могла, Валера не хотел… — Да всё понятно, — молниеносно перебив, не давала и шанса выбраться наружу, — Я — не я, хата не моя. Любит она моего мужа. — Люблю. — Спишь ты с ним ради карьеры и славы, вот что, и … — Я его люблю! — упёрто, напролом. — Просто спишь и надеешься вытянуть счастливый билет. Костя уже в группу взял, Валера молодец — договорился. — Ни с кем Валера не договаривался. Костя сам предложил. Брюнетка, изучавшая соперницу, не стеснялась глазами снимать кожу. Улыбалась. От бессилия. От шока. От невозможности поверить в такое. * — Альбин, ты чего-то грустная сегодня… — прошептала Вера, когда девушки вышли на кухню. В ответ она лишь пожала плечами. Что-то не то. Понимала. Ощущала. Это «не то» острием вонзалось в пространство. Выворачивало её наизнанку, а посмотришь в зеркало — нет, вроде всё на месте. — Предчувствие плохое… Не могу даже объяснить… Блондинка понимающе положила ладонь на её плечо: — С Валерой проблемы? Альбина помотала головой: — Наоборот… С Валерой, слава Богу, у нас всё отлично. Лишь бы не сглазить, — улыбнувшись, с благодарностью посмотрела на Веру. Условная родственница положительно моргнула: — Ладно, пойду салат отнесу, сейчас вернусь, — и, сделав пару шагов к выходу, столкнулась с Костей, — Ой… Ты чего? — За виски пришел. Нам с Валерой и пить нечего уже… — А вино? — с недоумением прошептала девушка. — Ой, Вер, вино вы с Альбиной выпьете. — Ладно… — вышла в коридор, оставив мужа наедине с женой его же брата. Глаза в глаза. Гул в ушах и столкновение двух стремящихся навстречу поездов. * — Ты думаешь, что кармы нет? Тебе же всё это вернется… — проговорила брюнетка, не сводя с противницы глаз. Альбина, набравшись смелости, посмотрела на неё наконец честно — внезапно стала собой. Скинула кожу. — Вы думаете, мне очень хорошо в этом положении? Я сама женщина, я всё понимаю. Ира засмеялась: — Понимаешь? Понимаешь?! — раскачивалась недетскими качелями. — Понимаю! И вам ничего не остается, кроме как принять. Он вас не любит. Он мой, ясно? Мой. Женщина с полуоткрытым ртом покачала головой: — Девочка, то, что он пока что делает для тебя всё… То, что он договорился с Костей, чтобы тебя взяли в группу еще не значит… — Я вам уже сказала. Он не договаривался. Я сама прошла этот конкурс. Костя сам предложил. Молчание ударило в виски. — Так ты еще и с Костей спишь?