Плохие новости

Мардж, сестра дяди Вернона, наклонила бокал для своего английского бульдога. Она говорила ужасные вещи про родителей Гарри Поттера. Такие, которые не смог бы себе позволить ни один взрослый человек, в котором хранились хотя бы задатки воспитания. Мерзкое существо, чье животное портило своей слюной тарелки. Меня не задевали ее слова о Лили и Джеймсе, но ее вышедшая за контуры губ помада, кривые, плохо почищенные зубы и писклявый голос, полный самодовольства, выкручивали мои нервы. Я спрятал ладони под столешницу и улыбнулся: «О, да, конечно же нас порют». Я представил, как Мардж раздувается, как воздушный шарик, сидящий на баллоне с гелием. Иногда достаточно просто очень сильно захотеть, а не произносить заклинание и двигать палочкой. Я представил, как ее шея, увеличиваясь, рвет безвкусные бусы, как кожа истончается на изменяющемся теле, как одежда растягивается и рвется, не выдерживая натяжения. Тетушка захрипела и схватилась за шею — она не могла вдохнуть. Горло увеличилось не так, как должно было, а как от аллергической реакции. Я бросился к телефону, чтобы вызвать скорую. Петунья захныкала, а Вернон заворчал, кружась вокруг сестры. Трубка прижималась к моему левому уху и выдавала ровное неприятное жужжание. Мои глаза были прикованы к Мардж. Хватит и нескольких минут, чтобы избавиться от нее. Я потряс головой и сделал глубокий вздох. Горло женщины сразу стало уменьшаться. Оператор скорой принял вызов. Пока медики осматривали женщину, Вернон внимательно следил за мной, чтобы я не сделал чего-нибудь странного или необычного. Я поднялся в комнату и начал собирать чемодан: черный пес уже должен ждать меня рядом с детской площадкой. Букля тряслась в своей клетке и била крыльями по решеткам, ее перья больно хлестали меня по пальцам, а клюв щипал кожу. Это было и вправду очень неприятно, поэтому я прощал ей ее поведение. Я поднял ее на уровень своих глаз и прошептал: «Ты все равно в сотню раз лучше тетушки!» — сова ухнула, согласившись. Низкий животный рык, однако, заставил птицу забиться в клетке еще сильнее. Я цыкнул на нее и перевел взгляд на два желтых глаза, горящих между кустами. Улица была пуста в обе стороны, и я смело шагнул вперед. «Здравствуй, Сириус, » — улыбнулся я, подходя все ближе. Букля бесновалась, громко крича. Пес моргнул, взглянул на меня еще раз и подвинул мордой ветки, освобождая мне проход. Я оставил чемодан и птицу на траве, а сам смело зашагал в сторону моста — рядом с ним было укромное место. Пес, неестественно огромный и черный, задевал меня своим боком и мокрой шерстью, пачкая одежду и оставляя запах на коже. Я пропустил Блэка перед собой, а потом, оглядев пространство, закрыл дверь в техническую будку и обернулся. Передо мной стоял высокий мужчина с длинными грязными волосами в одежде сумасшедшего дома. Я достал палочку: «Люмос Максима!» — Тебе нельзя колдовать вне Хогвартса, — хриплый голос крестного острыми зубьями проехался по моему затылку. — И что они мне сделают, когда поймают? — Сириус пожал плечами и уселся на пыльную панель. — Рад вас видеть. Мне поступило уже несколько десятков писем, предупреждающих о вашем побеге, не говоря уже о газетах. — И что же они говорят? — Ужасные вещи, — я подошел ближе. — Вы не выглядите достаточно грозно даже для половины из них. Сириус рассмеялся и притянул меня в объятие, на которое я сразу же ответил. — Ты просто копия своей матери! — его ладони легли на мои щеки. — А глаза — это даже поразительно. — А еще я отлично разбираюсь в зельях. — Кто вас учит? — Блэк рассмеялся и закачал головой, продолжая разглядывать мое лицо. — Северус Снейп. — Нюниус? — Это ребячество — такие прозвища. Кажется, вы из них уже выросли. — Он хорошо с тобой обращается? — Насколько это возможно с его стороны. Сириус снова прижал меня к своей груди (слишком худой и неровной), а потом отпустил. — Думается, вы сбежали не ради того, чтобы повидать любимого крестника? — Эм, — ему стало очевидно неловко, — у меня есть дело. Важное, связанное с твоей безопасностью. — Что ж, можно начать с Дурслей — они прямая угроза моей безопасности, да и вам не впервой убивать маглов. — Я этого не делал, — волшебник резко поднялся на ноги и начал ходить по крошечной комнатке. — Это вина предателя — Питера Петтигрю. Вот, у меня есть доказательства! — Он вытащил из кармана лист «Ежедневного пророка» с заметкой о Уизли. — Крыса. Это точно Питер, посмотри на него. У него даже нет пальца. Жалкое создание. Он единственный знал, где были твои родители, а мы считали, что на него никто и не подумает… — В этом вы оказались правы, — я еще раз рассмотрел фотографию, точно такую же, как присланная Роном на день рождения. — Что собираетесь делать? — Побегу в Хогвартс, чтобы уничтожить это, — он указал пальцем на картинку, но попал в Перси, вместо крысы. — Просто убийства будет недостаточно, чтобы обелить имя. Питера придется судить. Он снова заходил кругами, как будто рыча, но потом вернулся ко мне и закивал: «Да, ты прав, ты прав.» Я пообещал помочь и попросил больше не отклоняться от курса на школу: анимагическая форма Сириуса была слишком примечательной. Его черный пес был почти размером с медведя, что должно было сильно пугать маглов и вызывать подозрения у волшебников. Мы обнялись, и я вернулся к дороге, чтобы вызвать «Ночного рыцаря». Хватило простого движения палочкой, чтобы ярко-фиолетовый трехэтажный автобус возник передо мной из воздуха, чуть не сбив мусорный бачок, успевший вовремя отскочить. Я отказался от какао и отдал одиннадцать сиклей за поездку до «Дырявого котла», в котором меня ждал не самый приятный разговор с Министром магии, слишком нервничавшим, чтобы смотреть мне в глаза. Я провел в гостинице несколько недель, тренируя заклинания и ведя переписки. Пришлось отправить письмо Северусу, чтобы его зелье, предназначающееся мне, не оказалось на пороге дома Дурслей. В ответ Снейп прислал письмо на три страницы, распекающее меня и мое поведение: «Неудивительно, что даже маглы не могут выносить вашу самовлюбленность, Поттер». Но даже там, в третьем абзаце второй страницы, была готовность помочь мне, если это действительно понадобится. Я улыбнулся. На вокзал я прибыл вместе с Уизли и Грейнджер. По дороге мне встретился Невилл, первокурсники ходили вокруг него, тыкая пальцами и хихикая. Я остался с ним, кивая и здороваясь с проходящими мимо знакомыми волшебниками. Люциус Малфой добавил к своему кивку движение тростью, а Драко улыбнулся. Мать Блейза Забини помнила мое имя, Крэббы и Гойлы фамилию, а Панси демонстративно от меня отвернулась. Мне это нравилось — то, как люди считали важным выделить немного времени и поздороваться со мной, выказать уважение. Не только слизеринцы и последователи Темного Лорда, но и студенты других факультетов. Наличие Невилла рядом, очевидно, увеличивало мою привлекательность для них. Я повнимательнее пригляделся к Долгопупсу, оценивая его. Время хорошо на нем сказывалось. Вынужденное участие в безумствах двух первых годов, превозношение имени и необходимость соответствовать воспитывали его лучше родной бабушки. Мне нравилась эта мысль и происходящие изменения. В таком случае мне не придется убивать беспомощного ребенка. Даже у Волан-де-Морта это не вышло. Мне пришлось подняться в поезд одним из последних. Рон выхватил крысу из рук матери, когда поезд уже тронулся, и прижал ее к груди. Купе были необычно переполнены, и Гермиона открыла дверь в то, в котором спал Люпин. Поезд шел через туманную Англию, я же объедался сладостями и делился разговором с Фаджем о использовании палочки вне Хогвартса и Сириусе Блэке. Уизли был в взволнован и в то же время в восторге от самой идеи, что по улицам ходит жуткий волшебник, который только и хочет, что убить меня. Неожиданно поезд остановился, а стекло начало покрываться ледяной коркой. Черное безлицее существо с длинными костлявыми пальцами, цепляющимися за стены поезда, приблизилось к окну. Его когти царапнули лак, его голова повернулась к Невиллу. Долгопупс, бледный и сжавшийся, попытался отползти дальше, но наткнулся на куртку Люпина. Я достал палочку и направил ее на дементора, когда резкое движение Римуса закончилось яркой белой вспышкой. Невилл упал на кушетку без сознания. Люпин оглянулся на место, где он только что сидел, теперь занятое головой гриффиндорца. Я предложил поменяться с ним местами, чтобы никто не чувствовал себя неловко. Голова Невилла оказалась на моих коленях, а плитка шоколада в моих руках. — Ты много знаешь о дементорах, Гарри, — заметил профессор. — Должен же я был прочитать что-то о существах, которые оказались в школе по моей вине, — я улыбнулся. Проснувшийся Долгопупс покраснел, осознав на чьих коленях он лежал. Я накормил его шоколадом и надел на шею магловскую подушку для путешествий: «Ты можешь поспать, наверняка ты устал после такого-то ужаса.» Хогвартский праздничный ужин встретил студентов лягушачьим хором и новой розовой мантией Дамблдора. Унылое лицо Северуса, сидящего рядом с Люпином, напоминало мне лимон, покрытый плесенью. Я щедро зааплодировал новому преподавателю, прищурив глаза и глядя на Снейпа, что не осталось им незамеченным, и он скривился еще сильнее. Малфой поймал меня за поворотом из большого зала, чтобы выведать все подробности о потерявшем сознание мальчике-который-выжил. Я захихикал и на ухо поделился с ним тем, что мне рассказали близнецы Уизли о самом Драко, чьи худые коленки отбивали чечетку, так сильно они дрожали. В ответ меня толкнули к стене и, демонстративно хмыкнув, отправились к спальням Слизерина. — Какие предметы вы выбрали, Поттер? — спросил меня Северус, когда я пришел за новой порцией зелья. — Древние руны и Нумерологию, сэр. — И все? — Еще я хотел попросить вас о занятиях окклюменцией. Ему не понравились мои слова, его взгляд прошелся по мне с ботинок до лба, оставив его, очевидно, неудовлетворенным. — Я имею ввиду, вам это так же необходимо, как и мне, сэр. После прошлого года, — он вернулся в собственную спальню, я остался на пороге, — Он вернется, — Северус продолжил меня игнорировать. — Скоро. Дверь за мной захлопнулась из-за неожиданного движения палочки профессора. Его ногти впились мне в ямку под ключицей, а потом бросили в кресло. Снейп навис надо мной, слишком близко, так, что я мог ощущать его дыхание на щеке. Его руки пригвоздили мои к подлокотникам. Его глаза, покрасневшие и слишком блестящие, вскрывали мой мозг. — Вы мне угрожаете, Поттер?! — Единственное, что я делаю, так это обладаю информацией, которой не владеете вы, и использую ее ради личной выгоды, — мое тело было расслаблено, а на губах играла улыбка. — И я говорю вам, профессор, Волан-де-Морт вернется и нам следует быть готовыми. — Мы уничтожили крестражи! — Два из них. Но не остальные. Северус отшатнулся. Он вышел на середину гостевой зоны, ближе к камину, и заново запахнул свою мантию, складывая руки в замок. Ему настолько не хотелось верить моим словам, что это стало даже неприятно. — Как минимум, вы забыли обо мне, профессор, — он встряхнул головой. — Мы избавимся от двух в этом году. Остальные пока что вне досягаемости. Но это будет совершенно бесполезно, если Волан-де-Морт, — я встал и подошел ближе к Северусу, — заглянет в мою крошечную глупую голову и увидит ровно две вещи: я знаю слишком много, а вы, профессор, его предали. Учеба шла своим чередом: я ходил на занятия и списывал домашку по травологии у Невилла, а на рунах сидел в окружении девчонок, соседей по комнате, Забини и Нотта (это был непопулярный факультатив). Флитвик хвалил меня за успехи с заклинаниями (мы были уже далеко впереди программы). С Северусом, два раза в неделю, вместо зелий, мы занимались ментальными науками: я напоминал о необходимости эффективности обучения и приводил теории, найденные мной в книгах, а Снейп, с пренебрежением отбрасывая все мои идеи, пролезал в самые неприятные воспоминания Гарри Поттера и заставлял переживать их заново. Ко дню смерти он не прикасался. Никогда. О истории «нападения» Клювокрыла на Малфоя мне хотел рассказать сам Драко. Мы, как обычно, встретились в туалете Миртл и слизеринец начал плакаться готовой историей о возможности лишиться руки, но мне пришлось его прервать: «Я не Пэнси, Драко, меня такое не возбуждает.» На самом деле, я бы с радостью посмотрел это представление, если бы не видел его уже с десяток раз за последние три дня. «Это старые новости, » — добавил я и протянул ему мармеладного червячка. Драко взял его зубами из моих пальцев, а потом отобрал всю пачку. Рука у него прекрасно работала. — Ты тоже прогуливаешь историю магии? — голос Малфоя перестал быть плаксивым. — Да, — я вытащил из кармана разворот «Ежедневного пророка» и протянул его слизеринцу. — Вот. Думаю, крестный решил навестить меня. — Мгм, — Драко продолжил жевать сладость. — Очень интересное расположений абзацев, не находишь? Хотя, мне все равно больше нравится «Придира», там пишут, что Блэк — не убийца, а карлик-музыкант, Коротышка Бордман. По крайней мере, по свидетельствам Дорис Пёркисс. Я бы отдал тысячу галеонов, чтобы меня так звали. — Дорис Пёркисс, Дорис Пёркисс, Дорис Пёркисс. В этом что-то есть. Будто оно ненастоящее. До конца занятия мы играли в камушки (больная рука совсем не помешала Драко выиграть у меня три раза), а потом разошлись в разные стороны. Через два дня должен был случиться первый поход третьекурсников в Хогсмид, на котором меня не могло быть. Я держал неподписанную Верноном бумажку в руке и наблюдал как Филч проверяет разрешения других студентов. Терри Бут и Энтони Голдстейн с серьезными лицами предложили остаться вместе со мной в замке в знак протеста против системы, и чтобы мне не было так одиноко, но я самоотверженно отпустил их на прогулку. Уговаривать когтевранцев пришлось совсем недолго. Невилл пообещал принести мне шоколадных лягушек или чего-нибудь еще. В Хогвартсе почти никого не осталось. Я развернулся, собираясь переодеться, взять мантию-невидимку и сумку для Сириуса, но у лестницы в главном холле меня уже поджидал Люпин с несчастным лицом. Я ему улыбнулся, он похлопал меня по плечу и предложил прогуляться. — Ты так похож на свою мать, Гарри, — он держал руки в карманах и немного нагибался вперед при ходьбе, словно разглядывал что-то под ногами. — Говорят, у меня ее глаза. — Мм, да. Но, знаешь, когда я тебя увидел, я сразу тебя узнал. Не по шраму, нет, ты прямо-таки ее копия. — Вам грустно из-за того, что я не очень похож на отца? — Нет, это может и к лучшему. Твоя мать была не только одаренной волшебницей, но и невероятно доброй женщиной. Она умела видеть красоту в других, даже тогда, когда человек сам в себе этого не видит. С другой стороны, у твоего отца был особый талант: попадать в переделки. Кажется, ты от него это унаследовал. Мы наконец посмотрели друг другу в глаза. Его голова была заполнена счастливыми воспоминаниями, которые были омрачены смертью и болью. Я был неловким напоминанием всего сразу и ненарочно разворачивал его грудную клетку просто своим существованием. Мы прошли по деревянному мосту, а потом вернулись обратно в Хогвартс. Люпин проводил меня до входа в когтевранскую башню и рассказал несколько историй из его учебы и Джеймса. Имя Сириуса он избегал с поразительной осторожностью. Почти так же аккуратно он относился к имени Питера. В небольшой холщовой сумке уместилась одежда, шоколад и зелья, приготовленные мной под присмотром Северуса. Я резко проскочил к корням гремучей ивы, чтобы она не успела на меня среагировать. По пыли, накопившейся на камне прохода, легко отслеживались два вида следов: огромные и маленькие — Блэка и Живоглота. Сама Визжащая хижина навевала на меня еще более сильное уныние. Она так явно напоминала героиновую дыру, что становилось дурно: грязь, ветошь на полу, перекошенные дверные косяки. В одной из комнат было сооружено скорее гнездо, чем жилище. Сириус, очевидно, предпочитал оставаться в форме собаки больше необходимого. Я поднял стул с пола, избавил его от пыли заклинанием и уселся, чтобы дождаться крестного. Должно быть, он и кот Гермионы были на хогвартсовской охоте на грызунов. Черное существо выпрыгнуло из-за двери, одновременно обращаясь в человека. Грязные черные волосы скрывали лицо Блэка почти полностью, кроме полубезумных серых глаз, влажно блестящих над истрескавшимися узкими губами и носом. — О, Гарри! — воскликнул Сириус и обнял меня. — Тебе нужно переодеться и принять ванну. Я трасфигурировал каминную решетку в ванную и плавно произнес: «Агументи». Из палочки полилась струя воды, медленно наполняющая ванную и брызгая мне на одежду. Мне потребовалось усилие, чтобы нагреть ее, и чтобы убедить Сириуса в необходимости. — Ты поймал Питера? — Засранец улизнул в грифиндорскую спальню. — Надеюсь, мне не придется возвращаться в переполошенный замок? В ответ Блэк лишь хмыкнул, а я закатил глаза. ну, конечно, придется. Как же не переполошиться замок, когда огромный черный пес разодрал портрет полной дамы. — У тебя есть домовой эльф? — Мда, Кричер. Отвратительное существо. — Он может незаметно аппарировать и заботиться о тебе. — Очень мило, что ты беспокоишься обо мне, Гарри, но я и сам могу позаботиться о себе. — Я настаиваю, — я демонстративно обвел взглядом комнату и самого Сириуса, сидящего в ванне. Конечно, я не позволил бы Блэку убить Питера. Петтигрю и сам справится с поддержанием собственной жизни, а потом, как и должен, сбежит из Хогвартса ради воскрешения Темного Лорда. Но мне важно, чтобы Сириус пригласил меня на Гриммо двенадцать в эти зимние каникулы. Воссоединение с семьей, чувство обретенного дома, уничтожение крестража Волан-де-Морта — нормальное Рождество. На очередном занятии ЗОТИ Люпин выстроил студентов в линейку перед шкафом со старым зеркалом. За простой дверью скрывался самый большой страх любого из присутствующих. Я малодушно надеялся, что Невилла сожрет его удушающая паника перед дементорами и темной магией, ибо собственный страх мне выяснять не хотелось. Был ли это Дамблдор, обращающий внимание на мои мелкие проделки? Темный Лорд? Серебристая Хонда Цивик? — Даже не представляю, Поттер, во что ты сможешь трансформировать свой страх описаться во сне? — улыбаясь Драко открывал нижние зубы.  — О, Малфой, я просто возьму пример с твоего отца, — я приложил пальцы к уху в форме телефона и понизил голос, — папочка больше тебя не любит. В эту же секунду воздух в классной комнате сгустился и потемнел. Я схватил Малфоя за руку и спрятал его себе за спину. В другой руке уже была палочка. Невилл, парализованный, стоял под согнувшейся над ним темной тенью. Римус оттолкнул Невилла и, четко выговаривая звуки, произнес: «Ридикулус». Желтый воздушный шарик со смешным звуком сдулся у самого потолка. Я стащил недоеденное яблоко Люпина, отложив которое, он теперь рассеянно разглядывал потемневшее зеркало шкафа. — Думаете, Невилл сможет призвать Патронуса? — я захрустел фруктом и уставился на профессора через отражение. В классе больше никого не было. — Ох, Гарри, — ему стало еще более некомфортно. — Ты поступил очень смело, защитив Драко. — Хогвартс не выдержал бы еще одной истории о том, как его чуть не убили, — я снова откусил и закатил глаза. — Почему ты спрашиваешь о Невилле? — Он мой друг, — я доел яблоко. — Ну, и мне тоже хотелось бы изучить Патронус. — Профессор Флитвик говорил мне, что вы с ним значительно продвинулись в изучении заклинаний. — Да, мы уже на шестом курсе, — я важно покивал головой. — Может быть, выпьем чаю? Мы поднялись в кабинет Люпина, и передо мной появилась красивая чашечка и миска с шоколадным печеньем. Я разулся и поднял ноги на кресло. Рядом с большим чемоданом, около самого окна, стояла большая банка, внутри которой плавал водяной черт (весьма уродливый, на мой взгляд). — Я специально заказал его для следующего урока, — Люпин тоже посмотрел на существо. — Думаю, я смог бы осилить Патронус. Это был бы олень или лань, как у родителей. Упоминание Поттеров сделало Римусу больно — между бровями образовалась складка. — Наверное, ты прав. Стоит попробовать, но не сейчас. Может, весной, после каникул. Он налил мне в чашку новую порцию чая и оставшееся время мы говорили о водяных чертах, красных колпаках, которые обязательно будут на экзамене в конце года и о моей встрече с Фаджем перед началом учебного года. Я честно рассказал о том, насколько я не впечатлён Корнелиусом, как Министром Магии, особенно на фоне Маргарет Тэтчер и Джона Мейджора, которых Гарри Поттер привык видеть на месте глав общества. Я как раз собирался уходить, когда Северус зашел в кабинет. — Поттер, — вместо приветствия Снейп обозначал собственную осведомленность о моем существовании. — Сэр, — я встал с кресла. — Вам следует выпить это сейчас же, Римус. — Он поставил зелье на стол перед Люпином и вышел из комнаты, очевидно, раздраженный сильнее, чем до этого. — Профессор Снейп любезно приготовил его для меня. Сам я не мастер варить зелья, а у этого еще и очень сложный состав, — Люпин взял бокал, понюхал, немного отпил, и его передернуло. — Жаль, нельзя добавить сахара. — К сожалению, сахар превращает ликантропное в яд, — испуганный взгляд Римуса наткнулся на мое спокойное лицо. — Я же говорил, что зельеварение отлично мне удается. — Но… как ты? — Самый большой ваш страх — это полная луна, ваши занятия в день перед полнолунием и сразу после проводит профессор Снейп, и я заметил регулярно пополняющиеся запасы аконита в его кладовке. Некоторые вещи слишком очевидны, чтобы их не увидеть. К тому же, Северус так явно хочет вам насолить, что это даже забавно. — Невежливо говорить о профессоре столь фамильярно. — Извините меня, я не хотел испортить вам настроение, — я обулся, — Пожалуй, я пойду, мне еще нужно написать эссе. До свидания, профессор. Этой ночью все студенты спали в одной комнате в мешках на полу. Сириус Блэк был в замке, но никто из профессоров не мог напасть на его след. Конечно же, черный пес не смог поймать того, ради кого он пришел, поэтому все, что оставалось — это выместить гнев на школьную собственность. Я накрыл голову одеялом, чтобы фонарь Филча не жег глаза, и перестал двигаться. Директор и Снейп шепотом обсуждали опасность Блэка. Время до зимы шло с приятной размеренностью: у меня были успехи в окклюменции, что, кажется только злило Северуса и он делал намеки на ликантропию Люпина все чаще и толще; Малфой научился заклинанию крылатой записки, и теперь его рисунки с ругательствами обрели некоторую романтичность; Люпин и Блэк проводили со мной все больше времени, разговаривая, в основном, о прошлом и о родителях Гарри Поттера. Но самым важным было то, что стесняющийся Блэк предложил мне приехать в его фамильный дом на Гриммо двенадцать. И может быть, если мне понравится, то вернуться туда летом, чтобы жить вместе. Я обнял его за шею, и мы оба почти расплакались от чувств. Утром двадцать шестого декабря дрожащий Кричер протягивал мне Медальон Слизерина. Улыбка, отразившаяся на гранях реликвии, была неестественно острой.