Плохие новости

В Хогвартс я вернулся с новой метлой для квиддича и личным проклятием, висящим на шее в форме старого громоздкого украшения. Уныние стало постоянным спутником вместе с отсутствием сил и жалостью к самому себе. Это раздражало, поэтому я много спал и злился. Сны вновь стали нестабильными, в них полоскались полуобразы и неприятные звуки с редким чувством удушения. Я останавливал их на подходе, выстраивая белую прозрачную стену в собственной голове. Точно такую же, какую видел в клетке белых медведей в зоопарке: Волан-де-Морт видел лишь свое отражение. Это работало, потому что Темный Лорд был слаб и не заинтересован во мне достаточно, чтобы ради этого ломать оберегающую магию Хогвартса. Северус же крушил защиту, казалось, почти играя, и проникал в самые ранние дни, туда где Лили смотрела на Гарри Поттера и улыбалась. Я никогда об этом не спрашивал, я понимал и немного боялся. Новая метла была слишком быстрой, а я слишком безрассудным — февральский матч со Слизерин закончился неделей в больничном крыле, необходимой для восстановления ребер и правой руки. Малфой, которого я сшиб с метлы собственным телом, лежал на соседней кровати и ругался. Люциус и Северус, посетившие палату сразу после происшествия, смотрели на нас с интересом (Снейп как на двух слизняков, а Малфой как на любимого сына и его близкого друга). С Блэком мы обменивались сообщениями на небольших кусочках заколдованного пергамента. Он часто извинялся за то, что оказался в ситуации, в которой оказался, а я часто пропускал эти строки. Он относился ко мне спокойно и нежно, его послетюремное безумие почти сошло на нет. Изоляция не была полной, пытки закончились, он обладал целью и вещами, которыми дорожил. Иногда я накладывал на его образ воспоминание первой встречи, просто, чтобы помнить. В остальном же все разваливалось. Мой ум был сосредоточен на цели, реальность же выплевывала под ноги бордюры. Спокойные и аккуратные разговоры декана Когтевран о моих учебных неудачах постепенно превратились в угрожающее собрание Снейпа, Люпина, Флитвика и сочувствующих: Макгонагалл, Молли Уизли, директор, мадам Стебль. Травологию я уже даже не пытался списывать у Невилла, на истории магии не был почти четыре месяца, а на заклинаниях и зельеварении был настолько впереди одноклассников, что продумывал способы самоубийства от скуки вместо упражнений. Крестраж иногда оказывался на холодном полу Выручай-комнаты, готовый к уничтожению, однако у меня всегда не хватало чего-то внутри и с кончика палочки так и не срывалось заклинание, а из флакона не падал яд василиска. Я смотрел на медальон и ненавидел себя сразу за все: за то, что так слаб, так неуверен, бесполезен и мелочен. Мысли повторялись уродливой кривой воронкой. Я открыл глаза и уставился на почти бесформенную тень, разглядывающую себя в зеркале. Ненарочное отражение моего тела почти совпадало с темнотой на другой стороне. Я попытался похлопать карманы в поиске палочки, но ничего не нашел: я сам был бесформенным. В голове проигрывалась сцена убийства Лили Поттер. На следующий день я поймал Коросту. Я аккуратно держал ее за шкирку и задницу, так, чтобы существо не могло двигаться. Глупые блестящие глаза бегали по моему лицу, а лапки (до странного похожие на человеческие) перебирали воздух. Где-то недалеко должен был быть живоглот, но мне не хотелось, чтобы он застал эту сцену. Вместо того, чтобы стоять с добычей посреди коридора, я понес ее в туалет Миртл. Глубокий котел с гладкими стенками и сужающимся горлом стал отличным временным прибежищем для питомца. Я открыл вентиль с горячей водой и пристроил котел так, чтобы вода внутрь него не попадала, но нагревала дно. Крыса запищала и завертелась в панике и боли. — Что ты делаешь, Гарри? — заволновалось привидение. — Небольшой эксперимент. Миртл захныкала, закружила вокруг меня, пытаясь оттолкнуть. Каждый раз, когда она проходила сквозь меня, создавалось ощущение, словно меня проталкивало сквозь холодное желе. — Подожди, Миртл, не нужно расстраиваться, ничего страшного не происходит, — я улыбнулся ей. — Ты мучаешь его! Мучаешь! Мучаешь! Призрак кричала и вертела головой, разбрызгивая ненормальное количество слез. Температура внутри котла поднималась. Крыса пищала все громче. Я подготовил палочку. «Инкарцеро!» — закричал я, и веревки впились в тело выскочившего из котла Питера Петтигрю. Он был связан еще до того, как трансформация из крысы в человека оказалась законченной, поэтому его руки, собранные в характерном жесте, остались около приходившего в норму лица. Я перевернул ногой волшебника так, чтобы мне было хорошо видны глаза: теперь он лежал на спине, и его одежда впитывала разлившуюся по полу воду. Я закрыл кран и навис над собственной жертвой: красной, вспотевшей и уродливой. — Кто это, Гарри? — Миртл перестала реветь и теперь шептала мне в самое ухо — Наш старый друг, Питер. Уоррен, я хочу, чтобы его существование пока осталось нашим с тобой небольшим секретиком, идет? — я протянул ей мизинец и призрак с сомнением схватила его своим. — Гарри! — голос Петтигрю с фальшивой радостью разлился между кабинок. — Ты так вырос и так похож на мать. — Мне все так говорят, — я прижал кончик своей палочки ко лбу волшебника. — Как проходят твои поиски? — Поиски? — Да, — я указал взглядом на Миртл, — поиски. — Продвигаются. — Но не слишком успешно, я прав? Особенно из-за большого страшного пса? — О, да-да, именно так. — Грустно слышать. Видишь ли, я возлагаю на тебя некоторые надежды. И мне не хотелось бы, чтобы ты их разочаровывал, иначе я могу поговорить об этом с серым волком и черной летучей мышью. Мы понимаем друг друга? — Я не совсем уверен, Гарри, — нервный голос Хвоста дрожал. Кончик палочки неожиданно сильно нагрелся, оставив на лбу волшебника красную точку ожога. Я приблизил собственное лицо к искривленной физиономии Петтигрю. В нос ударил тонкий запах горелого. — Я хочу, чтобы ты держал меня в курсе событий. Ну, знаешь, попыток найти кое-что… кое-кого. Пока что это все, Питер, я храню твою тайну, ты делишься со мной новостями. Я улыбнулся и отошел. Как только я отменил связывающее заклинание и веревки начали спадать с волшебника, его тело уже вновь обернулось в крысу. — Что тебе сделал этот человек, Гарри? — непривычно тихий голос Миртл прошел по моей спине мурашками. — Он мне должен, дорогая. Невероятно много должен. Конечно же, привидение не сохранило тайну. Это было импульсивное решение: тащить Питера и угрожать ему на глазах свидетеля. Но я был зол и нетерпелив, мои внутренности выедало сомнение, и крыса просто попалась под руку. Сначала я не обратил на это внимание, но потом Драко отвесил мне пощечину. Левая щека горела, слезы против воли собирались на ресницах, а покрасневшее лицо Малфоя стояло передо мной. Он схватил меня за руку и потянул в подвалы. Холодная рука Забини неожиданно вцепилась мне в затылок, заставляя наклониться немного вперед, но Драко на это не отреагировал, как будто они вдвоем договорились выставить меня на посмешище… без зрителей. Я заткнул рот, проглотив возмущения и молчал, пока меня не толкнули к стене и не стали резать взглядом. — Твои друзья гриффиндорцы отбили тебе последние мозги, Поттер, — слюна Малфоя прилетела мне на щеку. — Не понимаю о чем ты. — Ох, неужели? — он схватил меня за воротник. — Как насчет одного раздражающего привидения, которое любит болтать о чужих секретах?! Я нервно хихикнул, Драко меня встряхнул, Блейз отстраненно оглядел коридор. — Детка, ты же сам не хотел хранить наш роман в тайне, — на щеке оказался новый шлепок: обидный и жгучий. — Не отвлекайся, Гарри, — Блейзу было скучно. — Не нужно меня воспитывать, — я вырвался из хватки, легко откинув Драко. — У меня уже целая толпа таких неравнодушных! Говорите прямо или скройтесь в своей змеиной яме, из которой выползли, и не портите мне настроение. — Ты в последнее время более мерзкий, чем обычно, — Забини оглядел меня с ног до головы, но сразу после этого вернул взгляд на проход, скрытый от меня стеной. — Но даже от тебя я не ожидал глупости пытать волшебника перед Плаксой Миртл, — Хорек поправлял одежду и не смотрел на меня. Его голос, выше обычного и гнусавее, плавил мне мозг демонстративной обидой. — Она обещала молчать. — И ты ей поверил?! — Я не подумал, — Я заткнулся и тяжело выдохнул. — Скольким она рассказала? — Мне. Блейз услышал только потому, что кое-кто не отличается способностями к конспирации. Я посмотрел на него и как-то глупо вздохнул. Искаженный крестражем внутренний голос хотел, чтобы я ударил Драко в нос, прокусил Блейзу горло и помочился на их умирающие тела, но остатки разума признавали, что я тупой придурок. Даже хуже Малфоя. Мне было плохо почти постоянно. Я выдергивал волосы с затылка и просыпался на мокрых от пота простынях. Флитвик вызывал меня в свой кабинет, наливал чай, заставлял танцевать кексы, но молчал. Мы смотрели друг на друга, а слухи о Сириусе нарастали. Студенты говорили о темной тени, которая не была ни призраком, ни дементором. Она кралась по ночным коридорам замка и пугала портреты. Блэк же на тень похож не был. Упругая кожа его щек терлась о мою макушку и оставляла легкий запах собачей шерсти и мужского одеколона. Я думал о счастливых воспоминаниях для Патронуса, но единственное, что приходило в голову — это первая игра в квиддич. Я тер безымянный палец и не мог вспомнить слово. Гермиона была убеждена в необходимости оказания помощи ущемленному классу и братьям нашим меньшим. Я исправно носил на брюках значок в защиту домашних эльфов и вынужден был вмешаться в казнь Клювокрыла. Рон и Невилл принесли мне несколько упаковок конфет из «Сладкого королевства» и, вооружившись ими, я отправился на подкуп. Хорек не удивился моей способности пробираться в чужие факультетские спальни. Он разжег камин, наложил на мою одежду согревающее заклинание и попросил свою свиту нас оставить. Я протянул ему одну коробочку «Берти Боттс», и мы уселись на диван, слепившись коленками. Я начал издалека. Драко злился за Миртл и существование гриффиндорцев. Я же был очарователен, как человек, чья жизнь зависит от его решения. Этого, второй упаковки конфет, личных запасов шоколадных лягушек и песенки о великолепии Слизерина оказалось достаточно, чтобы Малфой пообещал убедить отца в отсутствии необходимости убийства животного. Я поцеловал его в щеку, выругался и вернулся к Грейнджер с победой. Мы поджидали возвращение Хагрида у его хижины. Великан в непривычном костюме с расчесанной бородой спускался с холма. «Если Хорек не поговорил с отцом, то, клянусь, я выбью ему все зубы», — спокойный голос Гермионы напугал Рона. Я моргнул и не ответил. Если Драко не поговорил с отцом, я сам что-нибудь у него выбью. Мы просидели на берегу озера весь вечер, пока Рубеус кидал в воду камни и рассказывал о комиссии. Больше всего он говорил о Люциусе Малфое, о том, как тот ходил по залу, двигал руками и поливал грязью Дамлдора, Хагрида и всех других преподавателей, которые не соответствовали его идеям. Очень много слов о некомпетентности, но ни одного об опасности гиппогрифа и необходимости от него избавиться. Через неделю после полнолуния профессор Люпин перегнулся через перила второго этажа и спросил: «Ты уверен, Гарри?» Я уверен не был. Потная подростковая ладошка сжимала палочку и подрагивала от напряжения. Патронус — сложное заклинание, на которое способны только самые сильные волшебники. У меня ничего не выйдет. Все, что происходило до этого, вся моя удачливость есть плод моего неестественного знания будущего. Когда же дело зависело от меня лично, я оказывался бесполезным. И слабым. И нерешительным. И невоспринимаемым всерьез. Подростковое тело — одно из неизбежных и отвратительнейших проклятий человеческой жизни. Как месячные суммированные за семьдесят лет и сжатые, сконцентрированные в череду безысходности и непропорциональности. Разглядывая себя в зеркале мне становилось неприятно: длинные руки, большие ступни, прыщи, непослушные волосы. Я даже не мог написать контрольную по травологии на оценку выше «удовлетворительно». Тра-во-ло-гии! Лень и глупость плодили «Троллей» с аккуратными завитушками над т. Если бы я был в комнате, а не перед Римусом, я бы что-нибудь пнул, а потом поджег и, может, кинул в стену. Вместо этого приходилось крошить зубы и соглашаться: — Конечно, профессор. Я уверен. — Мне самому улыбка показалась слишком уж фальшивой. — Что ж, я все подготовил. Чтобы заклинание сработало тебе нужны воспоминания. Самые счастливые воспоминания. Мощные воспоминания. Ты справишься? — я кивнул, хотя и был уверен в обратном. Это его занятие скорее походило на курс йоги для начинающих: закройте глаза, затеряйтесь в воспоминаниях, «это не подходит, Гарри». У меня были варианты, и я их пробовал. Одно воспоминание за другим. Снова и снова. Иногда все заканчивалось моим обмороком. Чаще злостью и бесплодными попытками все исправить. Через несколько недель все, что у меня осталось — это жалость к себе. Честное слово, я был готов реветь до сопливых пузырей, но тело реагировало рвотой с соленой водой и криками в кулак, когда я запирался в кабинке туалета. Мне было тяжело вставать с кровати, я много спал и мало двигался. Все докатилось до того, что обо мне открыто забеспокоился Северус: он нагнулся над моей постелью: — Отдыхаете, Поттер? — часто Снейп задаёт вопросы только, чтобы сказать что-то неприятное на ответ. — Да. — Да, сэр. — Не обязательно обращаться ко мне «сэр», профессор. — Минус двадцать очков с Когтеврана, Поттер. — Я закатил глаза и накрыл голову одеялом, которое тут же было скинуто профессорским заклинанием. — Вы хотите получить отработки? — Чтобы что, приходить к вам в подземелье дважды в день? Я даже не смог отследить заклинание, брошенное в меня Северусом, но через мгновение после того, как я произнес последний слог, весь я и кровать подо мной были залиты ледяной водой. Я взвизгнул и взлетел на ноги. Палочка была в руках, а голова пуста. Я направил оружие на профессора, почти задевая его нос. В ту секунду я только и видел, что этот птичий клюв и неровное черное пятно вокруг него. Мой голос крикнул: «Легилименс!». Я успел испугаться, а Северус удивиться. Я увидел эти его черные глаза, впервые выдающие что-то кроме пренебрежения, когда голову уже наполнили образы и звуки: сначала размытые и слишком громкие, неупорядоченные, а потом, наоборот, слишком четкие. Мне было душно, на лбу собиралась влага и тяжелыми каплями скатывалась по коже ко рту, наполняя его соленым вкусом. Это была почти презентация в «пауер поинт» той самой творческой девочки из класса или как неотсортированные фотографии из отпуска, показываемые детям. Мне было стыдно за то, что я был здесь, в этих медленно сменяющихся карточках воспоминаний. Рыжая девочка оборачивалась через плечо и улыбалась, у нее в руке был цветок, который она передавала Северусу. Уже другая рука тянулась к свиткам, лежащим на кафедре в кабинете зельеварения. Девочка, с собранными в пучок волосами, чересчур яркая на фоне окружающего ее мира, передвигала бурлящий котелок. Мальчик с не принадлежащими ему глазами отрывался от только что получившегося зелья в поиске одобрения. Девочка лежала рядом на траве под деревом, ее рука поднималась вверх к кроне… Тело оттолкнуло назад, и я приземлился на пол. Боль пришла секундой позже, и я перевернулся на живот, хватаясь за локти, скуля. Чужие руки подняли меня за подмышки, кидая на соседнюю кровать, отчего я захныкал сильнее и начал извиваться, пытаясь перевернуться снова на живот. Рот насильно открыли и между зубами оказалась склянка. Теплое зелье покатилось по горлу и мне пришлось его проглотить. Бледный профиль Снейпа перекрывал всю комнату слева. — Что ты чувствуешь, Поттер? — Голова… Жар сменился на холод. Я попытался сбросить неприятное ощущение с затылка собачим жестом. Перед глазами стоял белый туман. Я поднял руку, пытаясь очистить воздух вокруг лица, но ничего не вышло. Дышать приходилось трудно, я насильно проталкивал в горло куски воздуха. Я сел в кожаное кресло и откинул голову на подголовник. Сухие губы загорели от слюны, зубы болели. Полупрозрачная худая рука с широким рукавом черной мантии нажала на кнопку подогрева сидений — по ляжкам разлилось странное ощущение, словно я описался. Тень, заполняющая все пассажирское сидение крутила в руках палочку, сделанную из тиса, но больше похожую на вываренную кость. Щиты спали. Волан-де-Морт, какая-то из частичек его души, сидела рядом со мной и смотрела на панель со сдувшейся подушкой безопасности. — Это воспоминание наполнено страхом. Я чувствую его запах. — Кажется, это именно то, что испытывают, умирая. Тень дернулась из-за моего голоса и с недоверием повернулась ко мне: — Мальчик, который прятался от меня за забором, — его палочка вонзилась мне в шею, глубоко продавливая кожу. ощущение биения сердца отзывалось в самом горле. — Теперь я прячусь от всего остального. — Ну-ну, это неудачное место, мальчик, — его рука оказалась на моем плече. Я отвернулся и замолчал. Рука Темного Лорда осталась на своем месте. — Меня не покидает чувство, что мы знакомы. — Я знаю о вас больше, чем вы обо мне. — Это естественно. — Было ли приятно убивать отца? — Невероятно. — Мне это уже не испытать. Эту обязанность вы взяли на себя. — И ты пришел мстить, мальчик? — Мстить огрызку Волан-де-Морта? — тень прижала меня к спинке и приставила палочку к лицу, — Я ценю себя выше этого, — прохрипел я. Через секунду я уже кричал. Чужая волшебная палочка размешивала желе разорванного глаза внутри моей левой глазницы. Тело тряслось, я пытался вырваться, но меня словно привязали к сидению. Холодная кожа прикоснулась к моему виску. Узкие губы выдохнули мне на ухо: «Ты очень непослушный мальчик, Гарри Поттер. Пожалуй, тебе следует укоротить язык». Первое, что я сделал, проснувшись — это отнес медальон в Выручай-комнату и попытался его сжечь. Палочка ослушалась, выплюнув на пол несколько слизняков, которые запачкали мне ботинки. Я перестал пить снейповское зелье: оно спасало от кошмаров, но не от проклятий. Северус меня избегал. Один раз мне удалось заметить, как он разворачивается посреди коридора, чтобы не встретиться со мной. Люпин и, почему-то, Полумна Лавгуд наблюдали за происходящим с особой внимательностью, что вылилось в забавную статью на третьем развороте «Придиры», в которой говорилось о невероятной схожести профессора с вампиром и моем чесночном запахе изо рта. Сириус, прочитав заметку, сначала рассмеялся, а потом превратился в собаку, внимательно обнюхал мое лицо и порекомендовал пользоваться зубной нитью. Я жаловался Блэку на неудачи с Патронусом, поэтому крестный загорелся идеей создавать новые достаточно сильные воспоминания, которых точно будет достаточно. Но позже. Может быть летом. Сейчас Сириус Блэк пытался уничтожить Питера Петтигрю. Драко и Люциус Малфои считали, что вежливость обязывает их приглашать меня хотя бы на один праздник в году. Раз в Рождество я оказался занят, то весной меня пригласили на Пасху, удачно совпавшую с днем рождения главы дома. Я упаковал лайковые перчатки, вышитые очерненным изумрудным бисером, в ящик с бутылкой вина и открыткой. Новая игра в фанты в саду закончилась поцелуями Драко и Пэнси в кустах. Теодору Ноту удалось сделать колдографию этого, а я и Блэйз продавали всем желающим копии испуганного вспышкой лица Малфоя за три сикля или пять за вариант с автографом. В этом году меня вместе с другими важными гостями пригласили в ритуальные комнаты, и вся моя одежда пропахла жжеными травами и пропиталась козьей кровью. Переодевание Северуса перед церемонией все же выдало его желание следить за собственной внешностью, однако лишило его варварского ритуального притяжения. После четвертого апреля я не стал сразу возвращаться в школу. Поддельная записка от Дурслей дарила мне сразу неделю отгула, которым я решил воспользоваться и навестить славную деревушку Литтл-Хэнглтон. Я подумал, что это воодушевит Волан-де-Морта из медальона, но так и не решился снять для него барьеры, а сам он, очевидно, слишком наслаждался, мучая меня фальшивыми атаками. В доме Мраксов было необычайно грязно. Я не мог припомнить видел ли место грязнее: потолок покрывала плотная паутина, пол — глубоко въевшаяся сажа; на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись разложившиеся объедки. Я наложил на себя заклинание головного пузыря и прошел внутрь комнаты. Люмос Максима спугнул насекомых — лапки зашебуршали по стенам. Я старался аккуратно приподнимать половицы, но удерживать два заклинания одновременно было трудно, и они время от времени прерывались. Темноты я боялся больше, чем следов от сломанных досок: воображение сразу наполняли клешни и хитиновые панцири. Я упаковал украшение в коробочку, изолирующую магию и не спал два дня до возвращения в Хогвартс. Я решил отдать ее Дамблдору: одним выстрелом сразу двух зайцев. Сначала я пришел к Северусу. Я был бледным и нервным и мои руки тряслись. Снейпу хватило ума, чтобы догадаться о несказанном. Он оглядел и взвесил на руке заколдованную упаковку из картона, обклеенную бархатом, попытался сковырнуть с нее ногтем осколок селенита, а потом прохрипел: «К директору.» Мы поднялись к горгульям, сначала Северус оставил меня у прохода, потом вернулся и пригласил внутрь. Открытая коробочка стояла на директорском столе. Альбус расспрашивал меня о находке и ворошил мысли. У меня не выходило полностью от него закрыться, но получалось удачно пускать по ложному следу: мальчик сирота, много одиночества и грусти — такие яркие воспоминания, что ими можно было бы пользоваться, как дубинкой. Из комнаты меня отпустили расплакавшегося и икающего с наполненными карманами лимонным щербетом. К концу года я отдал и медальон. Меня он мучал все меньше, а рассказы о темной хогвартсовской тени учащались. Мне нужно было закончить дела перед тем, как Питер Петтигрю закончит поиски и будет почти убит Сириусом Блэком. Пес насильно притащил меня в Визжащую хижину, порвав мантию и исцарапав руки по дороге. В комнате уже были Рон, Гермиона и Невилл. Сразу за мной в комнату вбежал Люпин, увидевший мое похищение на Карте Мародеров, а потом и Северус, следящий за оборотнем. «Сегодня полная луна, профессор», — прошептал я и этого оказалось достаточно, чтобы избавиться от преподавателя Защиты от Темных искусств. Мы поймали Питера в веревки и повели его в сторону школы под нудение Снейпа о неправильности происходящего. А потом случилась ужасная неожиданность, роковое стечение обстоятельств, которое точно-точно не было подстроено: группа дементоров подошла слишком близко к ученикам и решила съесть Долгопупса. Питеру хватило мгновения без присмотра, чтобы вырваться из веревок, обернуться крысой и исчезнуть где-то между кустами и лесом. Блэк бросился туда же. Через несколько дней на моей подушке оказалась записка с местом. Это был наш уговор, и Питер должен был мне отчитаться о месте, в которое он отправился. Но, видимо, крыса она есть крыса: на листе неаккуратно и наспех было выведено forêt de Paimpont. Темный Лорд, очевидно, решил составить компанию Королю Артуру и броселиандским друидам. Я выругался и сжег записку. Малфои одолжили мне европейский порт-ключ и Добби в личное пользование. Не уверен, что Люциус или Нарцисса знали об этом, но Драко понравилась идея личного спонсорства. «С такими пристрастиями, Малфой, ты быстро женишься», — сказал ему я и сбежал. Через три дня я достал из рукава палочку и приставил ее к толстому лысеющему затылку: «Здравствуй, Питер». Я оставил ему круглый глубокий ожог, утопив кончик на несколько миллиметров под кожу. «Темный Лорд», — я склонился и опустил взгляд. На земле было видно только мох и трясущуюся питеровскую ногу, двигающуюся в такт с завываниями. «Гарри Поттер», — прошипел низкий голос и у меня пересохло во рту.