Право на любовь: Научи меня любить.

Предчувствие...         Моника примчалась в  Лондон. В Алекс проснулась надежда, что эта любовь сможет стать реальностью, а не легендой. В поцелуе Нам Джуна были все чувства, которые может описать красноречивый поэт, возможно даже больше. Вот только в идеальную картину воссоединения влюблённых, абсолютно не вписывались руки Моники, сжатые и дрожащие. И выражение ужаса, с которым она убегала. Там в зале, за пару минут до этого,  она наблюдала за ним тоской,  нежностью и любовью. Одному Богу известно, что с ней творилось. Алекс была разочарована, ведь надеялась что тот лёгкий поцелуй разобьёт лёд. Но... Джун был ошарашен и совершенно выбит из колеи. Абсолютно понятно почему. Но девушка знала Монику лучше чем все в её окружении. Кажется сейчас в этом  могла бы соперничать, даже с её отцом. Месяцами была немым наблюдателем, который, по тону сообщения понимала в каком настроение шеф. Когда  мир Алекс  рухнул, а силы  продолжать жить были на исходе, она встретила Монику. Женщину, которая показала, что нужно бороться. Несмотря ни на что.  Женщину, которая буквально, вытащила из лап смерти их подругой. Сделала это так, будто ничего особенного не произошло. Алекс осознавала, что обязана начальнице жизнью. Кажется появилась возможность вернуть этот долг. Самым сложным было решиться!  Схватив Джуна за рукав, девушка направилась к выходу. Их  догнал Чимин. Он хотел знать когда та вернулась, но объяснять не было времени. - Чимин ты знаешь где Дже Рим? - настроение парня сдуло - Не время на обидняки! Он нам нужен! Мы улетаем с Джуном в Нью-Йорк. Её слова удивили парней. Седжин появился словно из воздуха. Алекс запониковала. Её решимость рушилась. - Насколько процентов ты уверенна, что мне нужно Нью-Йорк? - шёпотом спросил у неё Джун. - Это единственный шанс понять её - парни переглянулись. Лидер решил довериться Алекс. Но не знал как ему получить несколько дней выходных, чтобы побывать на другом конце света. - Седжин мне нужна помощь, срочно - и на удивление всех, тот просто вручил ему паспорт - Мы вылетим в Лос - Анджелес завтра утром. Думаю  все переживут  вечер без лидера. - Я тоже полечу! - Чимин  был взволнован. - Эту моську не спрячешь - Алекс поднесла ладошку под его подбородок - Так что отбой. Я могу прикрыть одного, но не двоих. - Я поеду -   Юнги тоже вызвался - Я тоже - Хосок вырос будто из под земли. Нам Джун решил по своему. - Поеду я! Один! Если  есть хоть шанс спасти  любовь, значит я пойду во банк. Это личное и хочу разобраться со всем сам. Поймите, и  пожалуйста, возвращайтесь к своему расписанию. Джун был категоричен, а девушка  благодарна за такое отношение.   Она собиралась открыть мужчине чужие секреты. Честно  говоря ещё не решила права ли сейчас. - Джун поедем пока я не передумала. Моника прибьёт меня когда узнает. Я же все верно делаю? - спросила она у  подошедшего Дже Рима, но тот, не понимая о чем речь, просто пожал плечами. Алекс закрыла глаза и опустила голову. Её напряжение видели все. Чьи-то ладони, теплые, подняли её голову - Душу лечат, только души. Если есть надежда, что Моника сможет чувствовать любовь, величайший дар Бога, то оно того стоит. Не сомневайся и доверься своему сердцу - Чимин был серьёзен, как никогда.   - Ты уверена, что Джуну нужно знать, то что ты хочешь показать?  - Алекс превела взгляд на Тэхена и кивнула, он кивнул в ответ - А Моника будет в порядке, если узнает, что её тайны раскрыли? Тем более без её согласия - Джин тоже не мог стоять в стороне, как единственный свидетель того ада, в котором была Моника. - Если это может причинить ей боль, значит о об этом она не узнает! Никогда! И я прошу, братья, забудьте о нашем разговоре. Джун взял Алекс за рукав и пошёл к выходу. За ним отправился и Седжин. - Мембер не может путешествовать с девушкой и без менеджера. Дже Рим приедет сразу в аэропорт с нашими дорожными сумками, остальное соберёт стафф. - Как мы поедем? Когда вылет? - вот что волновало лидера, Алекс замялась. - В ночном есть есть только эконом. Можем дождаться утра и  полететь бизнес-классом. -   Бери эконом. - Но... - Просто бери... По дороге они заехали в обычный масмаркет и купили толстовок с капюшонами, и большие пуховики. В штатах было холодно. Билетов было  только три. Дже Рим вернулся к стаффу, а тройка прошла на регистрацию. Джун чувствовал себя потерянным, неизвестность выбила почву под ногами. Он не понимал своих чувств. Поцелуй был словно оживший сон. Он проживал этот момент сотню раз. Его сердце ликовала от мысли, что Моника сама его поцеловала. Сама прилетела к нему. Ответила на его поцелуй, обнимала его. Но то как она ушла... Эта женщина собирала и разбивала его. Он в очередной раз не знал как реагировать. Слишком сложно. А ещё за океаном ждёт тайна. Но заставит это его бороться или просто опустить руки? Справится ли он с эти? Найдёт ли подсказку? У него болело все внутри. Переживания - ржавым кинжалом проворачивались внутри. Медленно. Рвано. Сил реагировать на удивлённые лица персонала аэропорта не было. Благо Седжин понимал  состояние обоих и просто направлял в нужном направлении. В самолёте Джуна душили мысли и он не выдержал. - Алекс почему мы летим в Нью - Йорк? Что там меня ждёт? - она начала плакать, тихо, с сердцем - Пожалуйста, перестань. Ты убиваешь меня - взмолился Джун. - Я не могу рассказать, что узнала в квартире на  Манхеттене. Ты должен сам это увидеть. Но я могу рассказать, что сама вижу со дня как начала работать с ней. Для меня, она единственный человек, который приходит на ум, когда мне плохо. Единственная, для кого имел значение стажер - иностранец. Единственная, кто верит в меня больше, чем я сама. Единственная! Ей все равно кто мы, ей просто важно то как она может нас спасти. На той стене нас сотни! СОТНИ! Но  среди всех нас, она единственная, кто так и не смогла спастись из  ада. Это так не справедливо - она рыдала, а Джун не понимал о чем она. - Мой сын! Нет! Моя семья тоже? - спросил Седжин, чей голос  дрожал, Алекс кивнула. Мужчина ушёл в уборную, хотел спрятать и свои слезы и свой стыд за отношение к той женщине и  всю благодарность, что жила в его сердце.  Джун кажется понимал о чем они, но это никак не укладывалось в голове. «СОТНИ!». О  чем шла речь? Она так молода! Как! Когда? Насколько эта сотня, реально - «СОТНЯ»? Он помнил её сказки, он помнил её страхи, он помнил её боль и отчаянье! Сейчас он был настолько дезориентирован, просто не понимал что ждёт впереди. Это пугало до ужаса, аж мёрзли руки. Алекс успокоилась и отвернулась к окну, кажется успела задремать. Но быстро проснулась, будто от кошмара, поняв что мы все ещё на борту уставилась в окно. Он тоже смотрел на облака, мысли были такие же холодные как и они. Как будто его сердце замерзает изнутри.   - Она не хотела делать тебе больно. В тот день. - уточнила она и  оба поняли о каком дне речь - Наоборот! Уберечь!  -  мембер  не был готов возвращаться к нему. Сейчас всего было слишком много. Но  любопытство требовало продолжения. Она не открывала глаз и через минуту немого согласия, продолжила - Я позвонила узнать когда вы приедете и в тот момент когда она поняла, что ты не вернулся в особняк, в ней что-то поменялось.  Через пять минут она вернулась, как обычно холодная и с четким планом действий. Велела набирать твой номер телефона пока не ответишь. Взять с собой Дже Рима и ехать к ней. Не знаю когда она набрала Юнги, но они с Хосоком ждали уже в гараже. Язвонила не переставая и  до смерти перепугалась когда твой телефон отключился. Но Моника говорила трезво и спокойно. Оказалось она выпила лошадиную дозу успокоительных и продолжила работать. Когда мы приехали директор вся мокрая и синяя от холода, сидела на ступеньках и ждала нас. Я зашла в дом за пледом и увидела залитую кухню, вода продолжала течь из крана. Я отключила её и поняла, она умывалась холодной водой, чтобы  взбодрить себя. Моника окликнула меня и мы выехали. Не знаю как, но  точно зная где ты. Мы с Юнги рванули в парк, в том направлении куда она велела. Хосок догнал с пледом, который был на ней. Даже в тот момент она искала любую возможность помочь другим и плевать, что у неё мокрая голова и свитер. Важным было только то что ты замёрз. Что с тобой могло произойти что-то плохое. И пока тебя вели до машины, я видела как на лице отразилось облегчение, а затем будто с лица ушла вся жизнь. В машине ей было очень плохо. Мы даже останавливались пару раз, потому что её рвало. В непонятном, пограничном с обмороком состоянии я привезла её в особняк. Все были заняты тобой, а она из последних сил держалась на ногах, опираясь на все возможное. Напрочь  отказываясь от внимания и пресекая любую помощь. Она была с тобой и всё было о тебе, словно ты, единственное, что существовало в её мире в тот момент. Ли сказал что ты простыл, капельница с антибиотиками (и видя ваши состояния), успокоительным и витаминами привела цвет лица в норму. Лихорадка перешла в беспокойный, но все же сон. Когда ты ворочался, она пряталась, а затем решила выйти, но не смогла. Я держала за руку и за талию, чтобы помочь, ноги её уже не держали. «Я же обещала не быть монстром, я же обещала ...» причитала она очень тихо. Не осознавая, что все же вслух. Мне было так больно видеть её.   Хосок догнал нас в холе. Она собралась, подняла голову и расправила плечи. Он был вежлив, но настойчиво попросил больше, по возможности, не пересекаться с тобой. И что предупреждение сделанное ранее, было не голословным. Я знаю,  он просто не хотел видеть лучшего друга в таком состоянии. Но мне было очень обидно, никто не видел её боли.  Моника сжимая мою руку из последних сил,обещала как можно реже попадаться на ваши глаза. Это обещание отняло последние силы. И как только дверь в комнату парня закрылась, она обмякла в моих руках... Джин увидел как я пытаюсь привести её в чувства и  донёс её в кровать.  Мы с Ли караули вас обоих. Я взяла с него и доктора обещание, никому не говорить о болезни Моники. Девушка держалась до последнего чтобы не показать свою слабость. Потом до меня дошло, что просто считала себя не достойной прощения и не хотела вызывать  жалость у окружающих. Ночью она долго ворочались и, думая что я сплю, укрыв меня одеялом, пошла к тебе. Когда я пришла, она целовала тебя в лоб (думаю мерила температуру) укрывала одеялом. Сев на полу у кровати, держалась за твой мизинец, так и не решившись взять за руку. Она говорила на итальянском, думаю чтобы никто не понял, даже если услышит и очень тихо. Из обрывков фраз казалось она корила себя за то что разрешила себе быть эгоисткой и это сделало её монстром.   А потом спрятав руку под одеяло, обессиленная ушла к себе.  И так каждую ночь. На третьи сутки ей полегчало. Пропущенные встречи  поставили под угрозу срыва ваше появление на английском телевиденьи. Несмотря на протесты Ли и всей медицинской бригады, взяв с собой пару человек она уехала. Ли отправил с ней одного из поверенных в надежде, что она все же сможет пройти курс. Мы обсуждали жалобы медсестры, что Моника на грани истощения и что она ничего не хотела слышать о перерыве. Встретила директора в Лондоне, моё сердце не выдерживало её вида. Худое серое тело, осунувшееся лицо, впалые щеки, синяки с впалыми глазницами, кисти худые, хоть анатомию учи. Но самое страшное было во взгляде, в них не было жизни. Того огня, который мог зажечь человека на любую авантюру. Не было и той нежности и тепла с каким она согревала всех вокруг.    Я знаю как ты её любишь, но когда я услышала её слова... Она жила чувством вины и отчаяния, но ещё жутко по тебе скучала - пауза была длинной. Джун переваривал услышанное. Ему и хотелось и не хотелось ничего слышать. Было бы легче продолжать думать, что больно ему одном. Слышать как мучается тот, кого ты любишь тяжело в тысячи раз. - После того дня я не могла оставаться со стаффом. Получив разрешение сопровождать своего шефа решила уехать с ней. Она была настолько истощена, что никакие капельницы и снотворные не помогали. Вы  делали вид, что вас предали, а она выжала из себя все,  ради того чтобы привести в порядок дела. Сеул - Токио - Лондон - Нью-йор - Лос-анджелес - Нью-йорк - Лондон. Без права на сон, отдых, еду. Я уже не могла видеть как она летит в самолёте с капельницей. Как от нервов её рвёт всем, что она ест. Я боюсь! Боюсь, что от  переутомления, в один день на мои руки рухнет её бездыханное тело. Боюсь! Слышишь!? Мне это в кошмарах снится! Вот сегодня мы оказались в студии, в которой вообще не должны были быть. Мы даже не должны были быть в Британии. Она просто на одной из пересадок села в самолёт до Лондона. Багаж, надеюсь, дождётся нас в Италии. Луиза и крестная были последней надеждой. Я молилась, чтобы эта поездка помогла! Боже! Я так молилась! А она села в  самолёт до Лондона. Как же я была зла и разочарована. Думала она опять хочет проконтролировать все сама. Это чертово её качество делать все сама. В  тот момент когда она увидела тебя в студии было ощущение что она нашла своё место.  Её лицо было совершенно другим. Я никогда не видела таких лиц. Тоска, восторг, радость, нежность, трепет. Я не в силах описать все, что отражалось на нем. А увидев, с какой болью она убежала, не могла оставить все как есть. Просто не могла. В тот момент я осознала, ты ответ на мои молитвы и только ты можешь положить конец её мукам. Только радом с тобой она дышит полной грудью, она смеётся и только рядом с тобой она спокойно спит. Саид-бей прав. Ты её покой. Нам Джун и Седжин сидели и молча слушали длинный рассказ Алекс. Нам Джун словно умер. Он просто злился и жил своей злостью и болью. А женщина которую он любил утонула в боли, которую даже не понимала. Он знал свой недуг. А она нет. Он знал с чем ему нужно бороться, а она даже не осознавала. Она просто горела заживо в огне. А он жил думая, что она просто выкинула его за пределы своей повседневности. Нам Джун уже был сломлен услышанным, пристыжено услышанным,  зол на Хосока и ребят в целом, и понимал какую боль причинил им сам. Его разрывали чувства. Он не понимал, что чувствует. И в этот момент осознал страх. Страх того что он не понимает что с ним происходит. Все на минуту он потерялся в водовороте чувств и запаниковал. Она так живёт всегда! - осознал он и его в этот момент начало тошнить. Спрятавшись в уборной его вырвало. Ему уже было плохо как никогда в жизни. Единственное что он хотел, это обнять любимую. Просто иметь возможность её обнять. Он плакал от желания её обнять здесь и сейчас. До дрожжи и зуда в груди и руках. Осознание того, что она одна больная лежала этажом выше, когда его окружали друзья, стафф, врачи убивало.  Он лежал в окружении близких и пытался возненавидеть ту, что из последних сил пыталась сдержать слово, болея одной.  «Она держалась за мизинец, не смея взять за руку» это разбило его сердце. «Если сердце не умеющее любить так красиво, почему мы умеющие так уродливы» - думал он вмотря на своё отражение. « Я не хочу видеть эту квартиру!» - осознал он, но уже объявили посадку.