Она(а) не любит, когда я пою
24 августа 2020 г. в 16:49
У Сураны удивительно красивый голос. Он застаёт её поющей ранним утром в часовне перед статуей Андрасте и перед отбоем за дальним столом библиотеки. Вначале она вздрагивает и замолкает, заслышав скрип доспехов и тяжёлые шаги, отдающиеся эхом в высоких каменных комнатах, а потом, будто научившись различать его среди остальных, не обрывает, а продолжает петь чуть тише, но пронзительней. Нерия напевает стихи из Песни Света, и он не слышал, чтобы хоть раз она повторилась. И ему нестерпимо хочется спросить её, знает ли она Песнь Света целиком, знает ли другие песни: не про жертвенность, борьбу и смерть, а те простые и грубоватые песни про любовь, которые так любила Мия, а главное знает ли, что один её голос выворачивает его наизнанку. Но он не в силах даже прямо, не углядкой посмотреть на неё, потому что она — маг, любимица Ирвинга, и его подопечная, назначенная ему на Истязаниях. Для него Сурана страшнее любого демона.
— Вам не нравится, как я пою, Командор? — Лавеллан, не дождавшись ответа, поясняет. — Мать Жизель сказала, что вы никогда не приходите на службу, когда я там.
Мать Жизель. Естественно.
— У меня так много работы, — Каллен движением руки обводит стол, на котором свалены бесчисленные отчеты и планы, в надежде, что она сочтет такое объяснение приемлемым.
Извечная улыбка сходит с её губ, и она смеряет его почти презрительным взглядом.
— У нас у всех, сэр Резерфорд, — от одного только такого обращения у Каллена холодеют конечности. — Вероятно, лишь присутствие такой как я для вас вероятно оскорбительно.
— Дыхание Создателя, я даже и не думал об этом, — он порывисто хватает обе её руки в свои. — Клянусь.
— Тогда приходите сегодня вечером, прошу вас.
И он приходит, а людей так много, что им не поместиться в крошечной часовне, они выстроились в саду перед входом, молчаливые и вдохновенные.
У Лавеллан красивый голос. Но совсем не такой. И в лице её загорелом подвижном округлом нет и намека на ЕЁ печальный взгляд, на молочную бледность лица и остроту скул. Но почему тогда так невыносимо быть здесь, почему до одури знакомые пропетые строчки до тошноты напоминают об ушедшем?