In the abyss of fiery feelings

В одну лунную ночь Шон и Финн снова до полуночи не смыкали глаз. Они любили проводить холодные вечера у тихо пылающего огня, забывая о том, что уже утром они будут как мокрые сонные курицы, работать на плантации в очередной жаркий день. Это не волновало ни Шона, ни, уж тем более, Финна. — Чувак, ты ванну принимаешь хоть иногда? — Финн сидел возле Шона и усмешливо, без смятения, пялился на бурную реакцию друга. — Хочешь сказать, что я воняю?! — смущенно воскликнул Шон. Он четко отдавал себе отчет, что недавно купался (хотя работа под горячими лучами солнца вполне могла иметь свои последствия) — Ну это нормально. Чо ты?) Не парься — Финн широко улыбался, даже и не думал останавливаться в своих подкалываниях. — Хах, а когда ты в последний раз вообще видел свою наготу? — Шон так просто не сдавался. Так, сквозь, казалось, бесконечные стебания друг друга, красной нитью отношения пронизывала настоящая дружба. Финн и Шон проводили вместе большинство свободного времени, что не могло не сказаться на отношениях между Даниэлем и его старшим братом. Даниэль откровенно скучал по брату, по тем уютным вечерам в заброшенном доме среди белого снежного леса с Грибочком, по Крису, по дому Клэр и Стивена, стены которого, будто только на правилах и держались… Весь их долгий путь Шон был рядом, во всей этой пучине тяжелых, невыносимых и мучительных чувств — Шон был рядом, во всей нереальности происходящего извне — Шон был рядом. Да, Даниэль неустанно тосковал по своему брату. И не было этой боли конца. Засыпая в пустой, одинокой палатке, Даниэль иногда думал о том, что было бы, если бы он не пошел на улицу в тот самый роковой день, если бы он не наткнулся на соседа-быдлана, если бы у него не проснулся телекинез? Он бы так и беззаботно жил днями сурка, безнаказанно разбрасывая игрушки и докучая своего брата? По сути, никому не нужный, потерянный и одинокий. В голове у мальчика вихрем неслись мысли — мысли вины, сожалений, тревог, страхов. Тревожно зашуршали листья деревьев, ветер затеребил ткань палатки. По щеке Даниэля скатилась редкая слеза. И тут же все вещи в палатке поднялись с места и зависли в воздухе. — Как я устал… — Даниэль опустил голову на свои колени -… от всего. Камушки, игрушки, вещи беспечно парили над землей, будто поддерживая мальчика. Теперь он не один «живой» в этой конуре. Диас поднял голову и осмотрелся — вещи, неподвластные гравитации, самобытно и естественно парили в воздухе в дали друг от друга. Законы притяжения всё слабее действовали на Даниэлем и он всё дальше отдалялся от людей… Одиноко. «Кого я обманываю? Разве может весь этот хлам заменить тепло Шона?!» — «хлам» громко упал на землю. Даниэль залез в спальный мешок, закрыл глаза и спасительный сон вскоре настиг его. Яркие лучи света навязчиво пробивались сквозь дырку в палате, наполняя ее приятным и теплым летним светом. Шон мирно спал. Вчера они с Финном люто набухались и, казалось, ничто не оборвет его сон. Но не тут то было! Луч бил светом глаза, от чего парень недовольно поморщился. В лесу уже слышались утренние трели птиц. — Даниэль, выключи уже эту залупу! — ворчливо пробурчал Шон — Даниэль? Шон изумленно заметил, что брата рядом нет, его вещей тоже и вообще рядом посапывает его лохматый собутыльник. — Вот чёрт! Парень резко подорвался, чем разбудил Финна: — Чего ты в такую рань поднялся? — рассеяно спросил Финн и сонно зевнул. Он перевел взгляд вниз и внезапно понял, что на нем только штаны — Блять! — Чёрт! Сколько же я проспал?! Даниэль наверно в бешенстве! — Шон мигом вылез из шатра и бросился к последней палате в ряду. — Даниэль? — прошептал Шон, про сочив свою голову в палатку. Его младший брат спокойно спал, плотно накрывшись одеялом. Шон выдохнул. Парень пока что может просто и легко насладиться обществом своего «волчонка» без истеричных вскриков и яростных приступов гнева. Пока что… Всё его естество уже предвкушало волну сильных неистовых эмоций — по коже Шона пробежалась стая мурашек и тело вздрогнуло. Он сел рядом со спящим братом и задумчиво посмотрел на лицо Даниэля. Его выражение было невинным, расслабленным и детским. С приоткрытых пухлых губ скользило горячие тихое дыхание. «Ну как в такой «милашке» может хранится столько ярости и разрушающей силы?» — улыбнулся Шон и пристроился ближе к телу брата. Веки вдруг потяжелели и Шон мгновенно заснул… — Мама… — жаркое дыхание юного тела опалило щеку Шона. Даниэль резко насупил брови и сжал губы. Из глубин молодого организма послышались тихие мучительные стоны. С каждым вдохом, они только набирали свою силу. — Мама… — уже четко проговорил мальчик. Шон уже был готов нежно, ненавязчиво разбудить братца и прервать его кошмар, но тут он почувствовал приятное, теплое ощущение у себя на груди. Даниэль крепко прижался к нему, зарываясь в толстовке и глубоко вдыхая аромат. Шон почувствовал, как сердце Даниэля медленно успокаивается, отбивая равномерно свой ритм. Мальчик облегченно выдохнул и напряжение, как водой смыло с его тела. Диас старший обомлел от страстных объятий, но ответил на них. Он обвил руками талию брата и носом уткнулся в его затылок. В таком положении братья заснули, не отпуская друг друга. — О, вот и наши сони приперлись — обоих Диасов язвительно заметил Финн. Они с Кэссиди сидели на бревне и дружелюбно (в большинстве своем Кэссиди) поприветствовали братьев. Солнце уже близилось к своему родному зениту, оставляя ласковые тени. — А что у вас такие кислые морды? — Финн весело посмотрел сначала на Шона, а потом на Даниэля. От последнего так и разило обидой. Он избежал встречи глазами с парнем и резко отвернулся, направляясь к плантации Финн вопросительно посмотрел на Шона, подняв густые брови. — Даниэль снова заснул вчера один… — начал Шон и покосился на Финна, а тот только пожал плечами. — Даниэлю уже пора становится взрослым, Шон. –Кэссиди прервала немой диалог парней и внимательно посмотрела Шона. — И вам давно пора поговорить по душам. Когда последний раз вы проводили вечера вместе? Финн и Шон снова переглянулись. — Давно… — При царе горохе…- перебил Финн очередной своей дебильной шуточкой. Кэссиди и Шон одарили друга неодобрительным взглядом, от чего тот виновато опустил глаза. Он терпеть не мог это чувство — будто тысяча маленьких иголочек прокалывают его тело. Чувство стыда. Финн часто ругал себя за свою несерьезность и ветреность… Поток негативных мыслей вдруг прервал дружеский толчок локтя Шона в плечо Финна. Парень повернулся и обеспокоено посмотрел на Шона, а тот дружелюбно улыбнулся и Финн не смог удержать и своей улыбки. Кэссиди понимающе окинула этих двоих взглядом и продолжила: — Сегодня Вам с Дэни обязательно нужно поговорить. Обещай мне, Шон — настояла Кэссиди. — Ладно, я попытаюсь — сдался парень — Я так уже устал от его перепада настроения. Даниэль стал таким непредсказуемым… Диас посмотрел в сторону плантации и погрустнел. Они с Дэни, действительно, давно не общались, как брат с братом. Шон, по правде сказать, даже уже толком не понимал Даниэля. Сегодня он проснулся раньше Шона, ощутив увесистую руку старшего, мальчик вспылил, резко отмахнул ладонь со своих бедер и выскочил из палатки. Шон последовал за ним, ибо спать во время буйства могущественной силы, влекущей беспощадное разрушение представляется возможным только в индийских фильмах. Догнать эту маленькую «бестию», параллельно сопротивляясь встречному пронизывающему потоку ветра и уворачиваясь от веток и камней, которые так и норовили смачно вмазать по лицу, у Шона получилось только при встрече с Финном и Кэссиди. И то, Шон и слова не успел вымолвить, как " волчонок» скрылся в лесу… Младший брат предстал перед ним таким таинственным, не изученным, загадочным, со своими глубокими мыслями и чувствами. Это неизвестность отталкивала и пугала, как море во время свирепого шторма. Страх перед силой телекинеза младшего ещё сильнее подливал масло в огонь. — Я уверена, что вы справитесь. В конце концов, он нуждается в тебе, а ты — нуждаешься в нём. Вы оба — это самое дорогое что у вас есть. Берегите друг друга — Кэссиди улыбнулась, положила свою ладонь на спину Шона и заглянула в его глаза. Можно предположить, она умеет читать мысли, но скорее всего это так искромётно работает её женская интуиция. Однако, несмотря на все старания девушки, Шон выглядел озадаченным. — Да не тушуйся, чел. Бро другого бро с полуслова понимает. Отвечаю, вы помиритесь — Финн подключился к разговору, только уже своим подходом. На удивление — это сработало! Шон на глазах набирался решительности. Он выпрямился и выдохнул. Финн довольно посмотрел на Кэссиди и дернул бровями. — Видала как у нас — пацанов, дела решаются? Это не ваши там девчачьи сопли и слюни. — пытливо улыбался Финн, за что получил свой заслуженный грубый жест — Да сама посмотри, теперь от Шона просто несет уверенностью. Проигнорировав боль от похмелья, парень встал с места, попрощался с друзьями и пошел искать Даниэля. Лагерь Хиппи накрыло покрывало мрачных сумерек. Звезды хаотично зажигались тусклым светом. Повелительница ночи — луна, своим заботливым ликом освещала зубчатые края листьев конопли. Озеро заиграло новыми холодными оттенками, которые разбавляли яркие огни брюшек светлячков. Всепоглощающую тишину порой нарушало брачное мелодичное стрекотание сверчков. Всю долину объял запах свежести, леса и влаги. Такова была ночь на Ферме — скромная, но уединённая, молчаливая и обволакивающая. — Даниэль! Довольно убегать! — Шон остановил почти улизнувшего мальчика, схватив его за руку. — Почему ты избегаешь меня? — Отпусти меня… — процедил Даниэль сквозь зубы. Диасы стояли посреди плантации, обсыпанной ростками конопли. Молодые побеги продолжали всходить из недр плодородной земли, нависая над ней своими юными зелеными листочками. — Я просто хочу поговорить с тобой, enano… — Шон старался говорить вкрадчиво. — Поговори со своим накуренным дружком — сьязвил мальчик и с силой вырвал руку из хватки. Он было хотел оставить Шона, но брат так просто не сдавался и остановил его, положив ладонь на тощее плечо. — Просто доверься мне, materno. — Я не знаю свою мать! Вы пытались спрятать ее от меня! — воскликнул Даниэль и сильный ветер, управляемый телекинезом, затрепал его длинные пряди. Неистовая стихия прошлась шумной волной по полю. — Вы все лгали мне! И тут все ближайшие на несколько метров растения с корнями вырвались с родной почвы и поднялись в воздух. — Даниэль! От меня тоже это скрывали! — Шон из-за всех сил держался на месте, подошва его обуви глубоко нырнула в мягкую землю — Прошу тебя, пожалуйста, давай спокойно поговорим! Мне тоже больно… — Ты во всем виноват! Это ты виноват! — с каждым произнесенным словом, боль и обида внутри Даниэля только набирали силу и с огромным давлением выбрасывались извне. Растения, словно безумные закрутились в свирепом вихре вокруг мальчика. Слезы ручейками скатывались по его щекам, глаза блестели в свете луны. И снова этот зловещий взгляд кровавых глаз — они горели, как китайские фонари. Стебли растений, как на пытке хлыстали тело парня, словно кожаные кнуты. Его тело горело от новых порезов, оталгия растекалась по капиллярам. Шон зашипел от боли и от страха у него ноги стали медленно опускаться. — Почему, Шон?! Почему ты не замечаешь мои чувства?! — громко произнес Даниэль дрожащим голосом, он прищуривал глаза от чего слезы торопливо спускались по лицу, огибая приподнятый подбородок. Шон с усилием раскрыл глаза, говорить, да что там, дышать было почти невозможно. Разряженный воздух тисками сдавливал грудь. — Кха… Даниэль… — прохрипел он, медленно двигаясь к младшему брату. Между ним и Даниэлем выросла огромная стена, расстояние, которое Шон так упорно пытался преодолеть. — Прости меня, Даниэль…- Шон раскаивался, стоя на коленях перед своим же братом… Парень бежал по уделу многовекового леса. Он пытался собрать крупицы утерянного прошлого и разложить их в разуме по алфавиту. — Кх… — Шон тяжело выдохнул и оскалился. В голове — мессиво от пережитых эмоций и мутных мыслей. Он не думал, что просто поговорить со своим родным братом будет так сложно. Это даже забавно. Парень даже, осознано считая это христианской привилегией, склонил колени и уже был на грани мольбы. А когда-то он даже не думал о том, что чесал его язык, никогда не думал о чувствах Даниэля и порой нагло игнорировал его. Может быть, если бы тогда, в тот фатальный день он, как обычно, не проигнорировал брата, возможно, всего того леденящего ужаса и не произошло. Эти боль и вина, которые на некоторое время затихли, с новой, порабощающей силой наполняли всё естество. Сердце учащенно забилось. Если бы он просто заботился, поддерживал и защищал своего единственного брата, то отец был бы жив! Если бы он забыл о своем эгоизме, хотя бы раз, то они с Даниэлем и Эстебаном были счастливы! В голове, как на заевшей пластинке повторялись слова Даниэля. Это Шон виноват в том, что его родной брат из-за веры в то, что никто о нем не позаботится, в итоге выбрал путь собственной самоизоляции, воплощаемой в телекинезе! Разум парня пребывал в отчаянии и мучительной меланхоличной рефлексии. От чего сердце разрывалось на крупные куски… Тишина начала давить на Шона и он побежал ещё быстрее. Он позади будто слышал эхо своих мыслей, от которых он так старательно пытался убежать. По коже проносились волны колючих мурашек. Даниэля нигде не было, поиски не давали своих плодов. …Когда Шон проговорил свою «молитву» его окружила мертвая тишина. Он сидел посреди настоящего хаоса — от бывшей богатой плантации остались только руины. — Даниэль? — от Даниэля и след простыл. — Чёрт! Искать брата в густом, диком лесу в царстве мрачной ночи было безрассудно, глупо и бессмысленно. Но Шону было плевать на условия, время, место… Он должен, он обязан найти своего брата, даже если его затянут сыпучие пески или трясина, даже если ему придется преодолеть тысячи километров — он умрет, но найдет Даниэля… Вы когда-нибудь не чувствовали одиночество? Его только можно забыть на некоторое время. Но оно всегда преследует человека, подобно его естественному запаху. Что наедине и тишине, что в шумной компании. Личность, как утверждал австрийский психолог — Зигмунд Фрейд, ищет пути обретения если не наслаждения, то хотя бы по возможности избежания страданий. Это и отличает человека от животных. Он стремится противостоять суровым законам природы, тяготеет обрести бессмертие. Философы, отвечая на этот вечный, будоражущий умы вопрос, находят ответ в любви. Как в половой, так духовной и родственной. Ещё одно отличие от диких зверей — глубокая, сильная связь семьи, присуще только высокоразвитым индивидам. Природа, через множество жертв, ход беспощадной эволюции желала создать что-то совершенно новое, отличимое от массы и воплотила свою мечту в разумном человеке. И теперь человеку предстоит пройти свой путь эволюции… Даниэль снова оказался окружённым одиночеством. Но теперь оно стала для него уютнее — мягким одеялом из его палатки. Он лежал на свежей траве, вдыхал влажный аромат леса и чувствовал скаканье кузнечиков с травинки на травинку. Мальчик понимал, что нет обратного пути, что он чужой, не такой как все. Но в тоже время, Даниэль искренне не мог понять, почему именно он? Почему ему выпала такая судьба? Его дар стал его проклятьем. Страх от самого себя и боль отравляли его душу. С глаз ловко слеза перетекла к переносице и сорвалась на землю. Даниэль очередной раз упал, зацепившись за траву. Двигаться становилось всё сложнее, но он должен идти дальше. Бежать, прятаться от всех, и может быть он больше не причинит никому вреда. Он с усилием поднялся и продолжил свой путь. Путь, по которому его никто не найдет… Товарный поезд стремительно гнал по своему привычному маршруту, неустанно тянув длинную вереницу из вагонов. Состав на всех порах несся по калифорнийскому лесу, минуя несколько туннелей. Ночь медленно сменялась утром, луна неохотно сползла вниз к горизонту уступая место яркому солнцу. Его лучи уже пробивались сквозь ночную пелену и заливали небо теплыми цветами легкой акварели. Пришел конец сей тайне и загадочности, темноте и тишине. И пора раскрыть все секреты, глубоко спрятанные в душе. И преображение свершится… — Даниэль! — Шон выбежал из глуши леса на небольшую площадку и с усилием перевел дыхание, от непрерывного бега даже он начал задыхаться. Даниэль стоял и не оборачивался. — Хах…ну ты меня, конечно, помотал. Когда ты научился так быстро бегать? Шон пытался как-то разбавить густые краски напряженной картины, но Даниэль проигнорировал его. Мальчик неподвижно стоял около рельс железной дороги, ветер затеребил его густые волосы. До ушей Шона донесся звук напряженного дыхания. — Почему я здесь? — тихо произнес Даниэль. Он обернулся и тоскливо взглянул на своего брата. — Зачем я появился на свет? Я приношу лишь несчастья… — Нет, Даниэль, это не правда — внушал Шон и медленно приближался к брату. — Из-за меня наша мама ушла 8 лет назад, из-за меня наш папа умер…- сжав губы, Даниэль жалобно всматривался Шону в глаза. — Не вини во всём себя. Наша мама была просто безответственной эгоисткой. Она показала своё истинное «я» и сделала выбор, характерный для эгоцентриста. Ты не виноват в том, что она покинула нас, Даниэль. — Шон постарался как можно искреннее рассказать брату о том, что думал сам. Парень знал о слепой симпатии младшего к матери и ему данным давно надо было объяснить свою ненависть к Карэн. И теперь эта ненависть возросла вдвойне: «Сука, даже на расстоянии засираешь нашу жизнь! Из-за тебя так страдает Даниэль, виня себя за все твои ебанутые деяния…» — поток негативных мыслей прервала некая вспышка — …ты сделала его таким, какой он есть. Увековечила свою любовь в его сердце. Оно разрывается от её силы. Дух не дает ему взлететь, он стремится слиться с чувственностью… — Из-за меня умер папа! Я во всём виноват. Я превратился в монстра… «…Эстебан — носитель чувственности. Его потеря повлекла за собой опустошённость в сердце Даниэля. Дисгармонию с духовностью…» — Шон застыл и отрывал взгляд от Даниэля. До братьев доносился гул поезда. Он уверенно приближался, не сбавляя скоростей. Даниэль повернул голову и посмотрел на состав. Сжав кулаки, он произнес: — Я должен исчезнуть. Я больше не буду причинять никому боль. — Даниэль попятился — И другого пути. Голова поезда шумно проехала мимо братьев. Вереница вагонов одна за другой тянули друг друга. Тревожно заскрипели кроны высоких саквой. Солнце раннего утра стало освещать верхушки деревьев. Даниэль вдали заметил открытый вагон. Он вплотную приблизился к составу. — Прощай, Шон — дрожащим голосом произнес Даниэль и снова обернулся, чтоб последний раз посмотреть на своего родного брата. — Даниэль! Прошу тебя, дай мне время! Выслушай меня! — Шон подошел ближе. Между ним и Даниэлем всё ещё было небольшое расстояние. Шон боялся спугнуть брата, потому держал небольшую дистанцию. Даниэль обомлел и сердце бешено застучало. Он боялся слушать, но что-то внутри него ярко запульсировало и пробежалась по всему телу волной мурашек. Он поднял руку — сила телекинеза окружила поезд. Когда мальчик сжал ладонь в кулак — сила крепко объяла состав и остановила его. Поезд замер. Шон ахнул и округлил глаза. Ему было трудно даже вообразить у себя в голове количество мощи и энергии, которые спрятаны в теле его маленького брата. Он определенно ещё недооценивает Даниэля. Брови малька дернулись — удерживать целый товарник из пятидесяти вагонов давалось ему нелегко, но он был готов потерпеть ради последних слов своего старшего брата. Шон собрался с мыслями и выдохнул. — Наша мама очень сильно любила тебя, materno. Её любовь сохранилась в твоём сердце, её любовь сейчас сдерживает поезд, её любовь сделала тебя сильным и её любовь оберегает нас. Но она ещё слишком велика для твоего хрупкого тела… — Шон прижал руку к груди и медленно начал подходить к брату. — Ты был прав, Даниэль. Я во всём виноват. Я должен был заботиться о тебе и помочь обуздать силу внутри тебя. Я был слеп и эгоистичен. Не замечал твоё одиночество. Ты был один так долго… По лицу побежала первая горькая слеза и голос Шона задрожал. Он остановился и до боли сжал ладони: — Из-за меня твою душу терзает боль. Это из-за меня мы оказались здесь и из-за меня умер наш отец. Если бы я был для тебя хорошим и любящим братом, то ничего бы этого не случилось. Я во всём виноват! Я потерял своего родного и самого близкого человека. И таково моё наказание за мои прегрешения. Прости… — Шон снова опустился на колени и опустил руки. Слезы скатывались по подбородку. — Прости меня, materno… Поезд резко сорвался с места, заполняя пространство своим оглушающим гулом. Солнце выглянуло из-под верхушек деревьев, рисуя на земле яркие причудливые пятна света. — Шон. Не плачь! Я никуда не уйду! Я прощаю тебя! — Даниэль крепко прижался к брату, обнимая его шею. — Я с тобой! Шон опустил голову и замер. — Шон! Очнись! Я здесь! Я прощаю тебя! — мальчик заглядывал в прозрачные пустые глаза брата. В них он видел лишь своё отражение. Шон растворился в непролазных дебрях его извилин. Парень, словно контуженный, слышал приглушённый голос своего брата. «Он остался?» — подумал Шон, но не верил в это. Если он сам не мог себя простить, то как это может сделать Даниэль? Вина и боль накрыли его непроницаемым куполом, который так старался пробить Даниэль. Мальчик бил своими кулачками стенку, что-то крича. Почему он не использует свою силу, чтобы вмиг поднять купол? Шон подошел к младшему и прижал ладонь к стеклу. Между ними снова стена. Свободная рука парня сжалась в кулак. Теперь они должны вместе разрушить её. Разнести в дребезги все барьеры, приблизится вплотную и проникнутся друг другом. Он за махнул кулак и мощно ударил по стенке за ним последовал Даниэль. Удар за ударом и через некоторое их количество на барьере появилась первая трещина. С каждым новым ударом она стремительно разрасталась. Шон и Даниэль из-за всех сил замахнулись и сокрушили стену на осколки Шон почувствовал тепло у себя на груди. «Он…меня простил?» — сомнения всё ещё пронизывали его существо. Но Шон начал чувствовать, как приятное тепло вызывает тактильные ощущения в его теле. Со своей физической плотью снова стала медленно возникать связь, и Шон ощущал всё больше чувств. — Я прощаю тебя! — теперь Шон отчетливо услышал Даниэля. Парень заморгал, от чего мальчик невольно дернулся. Он замолк и обеспокоено посмотрел на старшего брата. — Даниэль? — Шон поднял брови — Т-ты правда простил меня? Мальчик улыбнулся и глаза его заблестели. Он рывком прижался к брату и сильно сжал грудь, снова зарываясь в одежду Шона. — Прости меня…- сквозь плотную ткань дрожащим голосом произнес Даниэль. Шон нежно обнял брата и вдохнул запах его густых темных волос. Теперь Шон каждой клеточкой всего тела чувствовал дыхание, биение сердца, силу, что бурлит энергией в душе, мысли, витающие по уголкам ясного сознания — ощущал Даниэля: — Прощаю…