Хорошие дети плачут молча

— Герми! — радостно вскинулся Ясен. — Я к ней! — Нет-нет, погоди немного, — удержал его Сириус. — Невместно врываться в спальню к незамужней даме. Это может плохо повлиять на её репутацию. Челюсть Ясена чуть не встретилась с полом, и, заметив это, Бродяга рассмеялся: — Да шучу я, шучу. Пусть девочка приведёт себя в порядок. Кричер! — Да, Хозяин Сириус, — махнул ушами-лопухами домовик. — Помоги мисс Гермионе привести себя в порядок, и пусть она спокойно позавтракает. А потом приведи её к нам. — Да, Хозяин! — отозвался Кричер и исчез. — Присмотрелся бы ты к юной мисс, Сириус, — проскрипел знакомый голос. — Девочка сильная, Новая Кровь, никаких проклятий… Тебе ещё Род поднимать. — Матушка! — подскочил Сириус. — Перестаньте подкрадываться! И вообще — я же сказал, что женюсь годам к сорока, не раньше! — Пока ты собираешься, такую перспективную девочку уведут эти рыжие тараканы Уизли! — фыркнула Вальпурга. — А такого мужа, как их шестой сын, не заслуживает ни одна женщина — будь она косая, хромая и трижды бесплодная! Пожалей девочку! — А как же ваши разговоры о грязнокровках, матушка? — съехидничал Сириус. — Пустое! — фыркнула Вальпурга. — Леди, которая в моём возрасте не предаётся злословию — это и не леди вовсе! А у нас слишком много Родовых проклятий, чтобы родниться с кем-нибудь из старых семей. Тебе всё равно придётся искать невесту на континенте… — Вот и славно, — улыбнулся Сириус, явно не горевший желанием связывать себя брачными узами. — …или подумать о браке с этой милой девочкой, — твёрдо закончила Вальпурга. — Лично я предпочитаю второе. С поисками невесты на континенте могут возникнуть… сложности. — Матушка! — возопил Сириус. — Если ты не прекратишь, мы с Гарри отправимся в Лестрейндж-мэнор! Надолго! И ты опять будешь скучать в компании Кричера! — Молчу-молчу… — горестно вздохнула Вальпурга. — Исключительно для того, чтобы ты не мотал нервы бедной Беллочке… Такая хорошая девочка — вот она думает о благе Рода. Не успела освободиться из узилища, а уже малыша ждёт. Не то, что ты, чудовище! — Матушка! — взвыл Сириус. — Молчу-молчу-молчу… — хитренько сжала губы Вальпурга. — Малышку, мэм, — уточнил Ясен. — Ох, девочку… — радостно сказала Вальпурга. — Как же мне хотелось дочурку… Увы, после рождения Регулуса… Простите, мальчики, что-то я и впрямь разболталась. Пойду к себе. И Вальпурга покинула пейзаж с садовой беседкой, служивший ей прибежищем. — Расстроилась… — вздохнул Сириус. — Ах, матушка… если бы она при жизни была бы столь… терпимой, то вся история пошла бы совсем по-другому. — Гарри! — раздался радостный возглас. — Мистер Блэк! Я так рада! Ясен и Сириус обернулись. В библиотеку вбежала Гермиона и бросилась обнимать Ясена. Выглядела девушка гораздо лучше, чем вчера. Бледное лицо порозовело, глаза вновь стали ясными, непослушные волосы были убраны в пышный узел на затылке, скреплённый сеточкой, украшенной мелкими бриллиантами. Кричер явно произвёл ревизию оставшихся в доме нарядов, потому что Гермиона была облачена в тёмно-синее платье с тонкой вышивкой и кипенно-белой кружевной нижней юбкой и синие туфельки на тон темнее, чем платье. Наряд доходил девушке до щиколоток, пышная юбка подчёркивала тонкую талию, а лиф — вполне себе оформившуюся грудь. Ясен сначала удивился тому, насколько взрослой выглядит Гермиона, но потом вспомнил, что она в каноне была старше своих друзей почти на год, да и третий курс с Маховиком времени наверняка сыграл свою роль. Во всяком случае, семнадцать Гермионе можно было дать без натяжки. — Ого! — восхитился Ясен. — Гермиона, да ты просто красавица! — Ну… — смутилась девушка, — Кричер заявил, что моя одежда нуждается в чистке и починке, и принёс мне вот это. Странно, я не люблю платья, но это такое мягкое и удобное. — Юная мисс теперь выглядит подобающе, — проскрипел Кричер. — Как леди. — Ух, — отмер Сириус, некоторое время взиравший на Гермиону со странным оцепенением во взоре. — Старый мошенник прав. Гермиона, ты выглядишь просто волшебно. Девушка смутилась и покраснела. — Уведут… — прошипела вновь появившаяся на пейзаже Вальпурга так тихо, что её услышал один Ясен. — Непременно уведут… Гарри, дорогой, хоть ты-то повлияй на Сириуса… Ясен еле заметно кивнул, Вальпурга удовлетворённо улыбнулась и вновь исчезла. А Ясен подумал, что при прочих равных условиях союз Гермионы и Сириуса — совсем неплохая партия. Шалопаю Сириусу требовалась именно такая рассудительная жена, а Гермионе для полного счастья не помешал бы спутник жизни, способный устраивать праздник каждый день. Сам он не испытывал к Гермионе никаких чувств, кроме родственных, чем-то она ему напомнила любимую внучку Нелли… А на внучках не женятся, да… так что не быть в этой истории, как выражалась та же Нелли, Гармонии. — Думаю, Герми, — бодро сказал он, — что Сириус сможет дать тебе доступ в библиотеку, пока ты гостишь здесь. В библиотеке Блэков можно найти многое о законах и традициях Магического мира… Глаза Гермионы радостно вспыхнули, но тут же погасли. — Не уверена, что мне теперь место в Магическом мире… Меня ведь исключили из Хогвартса… Сломали палочку… Стёрли память… и отправили домой. А моим маме и папе внушили, что я попала в аварию и четыре года пробыла в коме. Представляешь? — Таак… — злобно фыркнул Сириус. — С этого момента и поподробнее, пожалуйста… — Секунду, — быстро сказал Ясен. — Сначала нам нужно как-то связаться с родителями Гермионы. Они ведь наверняка ищут её, волнуются… — Ничего они не волнуются, Гарри, — горько вздохнула Гермиона. — Я ведь из больницы сбежала. — Чтооо? — вырвалось у Ясена. — Из какой больницы? — Из психиатрической, — выдавила Гермиона. — Родители поместили меня туда, проплатили трёхгодичный курс лечения и… всё. Больше они меня не навещали. — И ты всё помнишь? — удивился Сириус. — Помню, — ответила девушка. — Теперь помню. Гарри очень качественно восстановил мне память. Хотя… всё-таки кое-чего я не понимаю… — Сейчас объясним… — вздохнул Сириус и рассказал о придуманном гоблинами псевдоживом артефакте. — …думаю, что эту дрянь можно смело назвать магическим паразитом, учитывая то, что она неплохо копирует сама себя и имеет чётко записанную программу, — закончил Сириус. — Получается, — задумчиво спросил Ясен, — эта пакость угрожала далеко не каждому магу, оказавшемуся рядом с Гермионой? — Нет, скорее всего, этот подарочек предназначался исключительно тебе, Гарри, — съехидничал Сириус. — То есть то, что я неведомо куда исчез по воле Магии, для Дамблдора не прокатило? — Само собой, — вздохнул Сириус. — Этот старый козёл на интригах собаку съел. После гибели Риддла для него теперь главная опасность — это ты. А получить тебя покорным собственной воле — для него просто дар небес. Герой на поводке, верный проводник его идей… Представляешь, какие перспективы? Что перед этим разрушенная жизнь какой-то безродной магглокровки? Прости, Гермиона… — Ничего, — отмахнулась Гермиона. — Думаю, что Дамблдор именно так и думал. Что всё это — для Всеобщего Блага. А то, что это отнюдь не всеобщее благо, а то, что им самим понимается как таковое, его вовсе не беспокоило. — Но всё-таки, расскажи, что с тобой произошло… — сказал Ясен. — Или… не хочешь? — Да нет, отчего же, — вздохнула Гермиона. — Меня не пытали, не насиловали, не отдали в наложницы к какому-нибудь садисту. Просто весьма гуманно лишили памяти и отправили к родителям… которым тоже кое-что подчистили. — Мне кажется, что твои родители всегда относились к тебе с пониманием и любили тебя, — неуверенно произнёс Ясен. — Любили, — кивнула Гермиона. — Умницу и отличницу, гордость школы, сдавшую экзамены только на высший балл. Любили особенную девочку, волшебницу, обучающуюся в волшебной школе. А дочь, которая провела в коме несколько лет и имела явные проблемы с психикой, оказалась для них тяжким испытанием. Тем более, что мама была беременна… И они решили отдать меня в специализированный пансионат. Для детей с проблемами. — Дорогой аналог школы Святого Брутуса, которой меня пугал в детстве Вернон… — пробормотал Ясен и подумал, что с родителями Гермионы и впрямь было что-то не так. Почему они не научили её заплетать волосы? Почему стоматологи (!) не исправили торчащие зубы единственной дочери? Почему спокойно позволяли ей существовать в книжном мире и в упор не видели, что у девочки проблемы в общении со сверстниками? — На самом деле там было не так уж плохо… — вздохнула Гермиона. — Отдельные палаты, вкусная еда, библиотека, арт-терапия, физические упражнения, даже бассейн… Но я не понимала, что происходит, и сама себе казалась белкой в колесе. Мне казалось, что от меня ускользает что-то важное… И на арт-терапии я неосознанно рисовала башни Хогвартса, драконов, Хагрида с Клювокрылом, тебя, Гарри… И ничего не могла объяснить, когда меня спрашивали, что это такое… Как следствие, мне добавляли разные лекарства, так что стала самой себе напоминать зомби. А потом я вспомнила… Гарри… Литтл-Уингинг… — Неудивительно, что ты сбежала, — вздохнул Ясен. — Не совсем… — ответила Гермиона. — Но, похоже, я вас совсем запутала, начну, пожалуй, с самого начала… И девушка начала рассказывать.

***

После того, как измученный, окровавленный Гарри появился перед судьями с Кубком и телом Седрика, события завертелись с жуткой быстротой. Гермионе, всё-таки привыкшей, что для обвинений нужны были доказательства, что следствие должно тщательно собирать улики, что помимо голословной ереси необходимы ещё и факты, особенности магического правосудия показались средневековой дикостью и варварством. Да, Амос Диггори явно был не в себе, когда стал обвинять Гарри в смерти Седрика. Гермиона надеялась, что его уймут, напоят Успокоительным, что Гарри дадут возможность хоть как-то объясниться. В том, что Гарри не имел отношения к смерти младшего Диггори, она не сомневалась ни на секунду, но чувствовала, что с её другом случилось что-то ужасное. Девочка пыталась подойти к другу, как-то поддержать, но это ей не удалось. Фадж неожиданно поддержал обвинения Диггори, директор не сделал ничего, чтобы защитить четвёртого Чемпиона, и растерянного измученного мальчишку утащили авроры. Растерянная Гермиона бросилась к Макгонагалл, но та, похоже, сама не понимала, что происходит. Твёрдо пообещав рыдающей от отчаяния девочке поговорить с директором самолично, Макгонагалл отвела её в Больничное крыло, где мадам Помфри напоила Гермиону зельем Сна-без-Сновидений. Наутро Гермиона надеялась, что недоразумение с Гарри разрешилось… но нет. Придя на завтрак, она поняла, что всё только начинается. Гарри по-прежнему находился под арестом, в «Пророке» вышла мерзкая статья Риты Скитер, а по школе поползли отвратительные слухи. И больше всего старался бывший друг Избранного Рон Уизли. Послушать его, так Гарри стал живым воплощением Тёмного Лорда, свихнулся на жажде славы и убил бедного Седрика Диггори, поскольку не смог победить его в честной борьбе. И ведь большинство учеников слушало эти гадости, и кивали, а потом разносили слухи дальше, добавляя от себя. Так что через пару дней бывший Избранный стал восприниматься большинством школьников как зло в чистом виде. Осунувшаяся Макгонагалл наводила порядок на факультете, пресекала все эти измышления, но слухи и россказни не прекращались. Гермиона поссорилась с Роном, она пыталась взывать к разуму и логике, напоминая, что Гарри никогда не совершал ничего плохого, что он всегда хорошо относился к Седрику, что он достаточно богат, чтобы не убивать человека из-за тысячи галлеонов, наконец… Тщетно. В ответ ей заявляли, что Министерство не может ошибаться, что Дамблдор не выступает в защиту Гарри, а он непременно сделал бы это, если бы бывший Избранный был невиновен, что она сама погрязла в тёмных делишках… В общем, в своей жажде справедливости бедная отличница рассорилась почти со всей школой. Нет, были, конечно, и те, кто не раздувал сплетен и пресекал остальных… но как же их было мало. Невилл Лонгботтом, Луна Лавгуд, Сьюзи Боунс… И… и всё. Кстати, Слизерин во всём этом безумии участия не принимал вообще. Все, как один, слизеринцы хранили мрачное молчание и никаких комментариев по поводу гуляющих по школе сплетен не давали. А Малфой так и вообще выглядел расстроенным, и Гермиона замечала, что он порой, забывшись, косится на стол Гриффиндора, словно кого-то ищет. Суд над Гарри был скорым и несправедливым. У Гермионы не было возможности присутствовать на нём, но Минерва Макгонагалл обещала сделать всё для защиты своего ученика. Женщина была настроена решительно, между нею и Дамблдором явно пробежала чёрная кошка. Похоже, профессор разочаровалась в своём бывшем наставнике и не желала с ним общаться иначе как по крайней необходимости. Гермиона пыталась анализировать всё произошедшее, но у неё было слишком мало информации. А статьи в «Пророке» её тоже не давали, продолжая обсасывать виновность Поттера и не приводя при этом никаких доказательств. Сплошное кликушество. Когда настал день суда, Макгонагалл и Дамблдор отбыли в Министерство. Деканы тоже отлучались туда, но ненадолго, а вернувшись, продолжали вести уроки. Настроение у них было самое похоронное, но Гермиона продолжала надеяться на чудо. Увы, его не произошло. Вечером вернулся только Дамблдор и по школе сразу же разнеслись слухи о том, что Гарри осуждён и отправлен в Азкабан. Макгонагалл же внезапно стало плохо во время заседания, и её пришлось отправить в Мунго. Гермиона была в ужасе. Она помнила, как дементоры действуют на Гарри, и понимала, что судьи фактически приговорили его к смерти. Но ещё больше её ужаснуло, как отнеслись к приговору гриффиндорцы. Они вытащили все вещи Гарри, находившиеся в спальне, во двор и там торжественно сожгли в разведённом по случаю костре. Сундук, учебники, одежду… Мешочек с несколькими галлеонами присвоил Рон, а метлу Гарри — ту самую «Молнию», подаренную Сириусом, отдали Джинни, которую уже отобрали новым ловцом в квиддичную команду. Хорошо, что Хедвиг сумела улететь, ей бы тоже не поздоровилось. Конечно, в этом беспределе участвовали не все. Тот же Невилл, братья Криви или близнецы Уизли вместе с Ли Джорданом и Анжелиной Джонсон и близко не подошли к кострищу. Но никто из них не сделал попытки защитить память Гарри. Гермиона пыталась остановить этот ужас, что-то сказать… Но её никто и не слышал, более того, бывший друг бывшего Героя, которого девочка когда-то считала и своим другом, лишь презрительно скривился и заявил: — Туда ему и дорога. Вечно выделиться хотел… И вообще, пошла ты, Грейнджер, со своими нравоучениями! Сундук Гарри догорал, и Гермиона с силой оттолкнула рыжего и бросилась прочь, не обращая внимания на раздававшиеся ей вслед свист и улюлюканье. Найдя какую-то нишу в заброшенном коридоре, девочка втиснулась в неё и горько разрыдалась. Неожиданно мягкий вкрадчивый голос спросил: — Ревёшь, Грейнджер? Правильно, я бы на твоём месте тоже ревел. Учиться на факультете предателей — то ещё испытание. Гермиона подняла глаза. Прямо перед ней стоял Малфой, за спиной его привычно маячили Крэбб и Гойл. — Что тебе нужно, Малфой? — разозлилась Гермиона. — Пришёл позлорадствовать? Радуйся, ты ведь так этого хотел! Теперь Гарри в Азкабане, и вряд ли выйдет оттуда живым! Какие же вы все твари, волшебники! Какие твари! Ненавижу! И, пихнув в грудь растерянного Малфоя, взвинченная, расстроенная Гермиона понеслась к кабинету директора. Это решение было худшим из возможных, но тогда девочке казалось очень важным сделать хоть что-то… хоть что-то для спасения Гарри… Она и не слышала, как Малфой растерянно произнёс ей в спину: — Вообще-то я просто платок хотел предложить… И поговорить по душам. — Умеешь ты по-дружески общаться, Драко… — проворчал Крэбб, на время выпадая из образа. Горгулья на входе в кабинет директора предупреждающе оскалилась, увидев Гермиону, но та яростно выкрикнула: — Пропусти меня! Горгулья покачала головой. Тут бы Гермионе и уйти, успокоиться, собраться с мыслями… Дождаться Макгонагалл из Мунго… Но она так изнервничалась, была на таком пределе, что не обратила внимания на этот знак судьбы. Припомнив название любимой сладости директора, девочка выкрикнула: — Лимонные дольки! Горгулья, казалось, вздохнула, но послушно отъехала в сторону. Гермиона бросилась по лестнице и вбежала в кабинет, быстро постучавшись перед этим. Дамблдор сидел за столом, перед ним стояла большая чашка с кофе и блюдечко с горкой сладостей. Гермиона чуть не задохнулась от возмущения. Гарри мёрзнет в Азкабане, страдает от дементоров, а этот… этот… просто чаи распивает! — Проходи, девочка моя! — ласково сказал Дамблдор. — Я так и думал, что ты придёшь. Хочешь чаю? — Нет! — сказала Гермиона. — Директор Дамблдор, что теперь будет с Гарри? Почему вы не защитили его? — Визенгамот счёл доказательства вины Гарри достаточными… — сокрушённо вздохнул Светлейший в седую бороду. — Какие доказательства? Разве палочка Гарри выпустила Аваду, убившую Седрика? Разве Гарри способен совершить такое? Почему не было расследовано, кто заколдовал Кубок? Почему Гарри и Седрик вообще оказались на кладбище? Почему… — Девочка моя, — ласково сказал Дамблдор, — не нам спорить с Магическим правосудием… Я постараюсь помочь Гарри, но на это нужно время… — И это вы называете правосудием? Это кривосудие! — возмутилась Гермиона. — И почему вы позволили расправиться с вещами Гарри? Почему не остановили это безумие? Почему вы не сказали ни слова в защиту Гарри? — Твои соученики расстроены, им нужно выпустить пар… — мягко сказал Дамблдор. — Такое разочарование трудно пережить. — Но ведь это неправильно! Гарри ни в чём не виноват. — Я не могу идти против решения Министерства, — сокрушённо сказал Дамблдор. Но теперь Гермиона чувствовала всю ложь и фальшь, заключённую в его словах. Это должно было отрезвить девочку, но не отрезвило. И она зло сказала: — Я всё равно не оставлю этого просто так. У моих родителей есть деньги. Я найду лучшего адвоката. Я вытащу Гарри. Я не знаю, зачем это вам нужно, но в Азкабане он оказался с вашей подачи! И только тут она осознала, что совершает ошибку. «Что я несу? — испугалась Гермиона. — Он же враг! Враг! Зачем я говорю о своих планах?» Девочка вскочила со стула и пробормотала: — Извините, директор. Я просто слишком расстроена. Я пойду. — Иди, девочка моя… — усмехнулся Дамблдор. Гермиона бросилась вон. Чувство опасности не покидало её. И она не понимала, отчего так разболталась в кабинете директора. А наутро девочку вызвали в кабинет и хмурый чиновник прочитал ей постановление об исключении её из Хогвартса, как «потенциально нежелательного лица с подстрекательскими планами, подрывающими основы законодательства Магической Британии». У ошеломлённой Гермионы отобрали палочку и переломили её надвое. А затем прозвучал голос по-прежнему добро улыбающегося Дамблдора: — Так будет лучше для всех, девочка моя! Обливиэйт!