«Мы встретимся там, где нет темноты».
Пока люди и андроиды спешно пытались собрать воедино новое общество, членами которого оказались после Революции, Коннор обратился к Маркусу в один из тех редких моментов, когда лидер движения борцов за права андроидов не был занят ответами на многочисленные вопросы. Маркус был в своем «офисе», коим он считал просторный зал в самой высокой из башен Нового Иерихона, где он хранил личные вещи и проводил заседания. В центре стоял внушительных размеров стол из ореха с восемью офисными стульями, рядом – латунная барная тележка, заставленная бутылками скотча и виски всевозможных сортов (для увеселения гостей со стороны людей), стеллаж, заставленный причудливым антиквариатом и классикой в кожаном переплете. Место слева отводилось студии, где стояло несколько мольбертов с холстами всех размеров и хранились прочие художественные принадлежности. Там-то и стоял сейчас Маркус, оценивая критическим взглядом свою новую картину. Коннор обошел мольберт, чтобы взглянуть на нее самому. Это была написанная акрилом на холсте абстракция: яркий, почти неоновый, первичного оттенка желтый цвет резко выделялся на фоне мрачных темных тонов. Все это вместе казалось цепкому взгляду модели RK800 довольно хаотичным, и он почувствовал, что эта картина хорошо отражает его нынешнее состояние. - Что скажешь? – спросил Маркус, обойдясь без формального приветствия. Коннор склонил голову набок, всматриваясь в детали. - Это… интересно. Возможно, я транслирую свои чувства, но мне неспокойно от ее вида. Маркус рассмеялся и, наконец, повернулся к Коннору. Его ясные глаза искрились весельем, и Коннор в очередной раз задумался, как он может оставаться таким спокойным и уверенным во всей этой суматохе вокруг интеграции андроидов в человеческое общество. - Значит, тебя что-то тревожит. – Маркус приобнял Коннора за плечо и искренне улыбнулся. – Что тебя беспокоит, мой друг? Правая рука Коннора дернулась; прежнее желание прогнать по костяшкам четвертак вернулось с удвоенной силой. - Я… чувствую себя не на своем месте. После всего, что произошло, нецелесообразно возвращаться к прежней жизни, но я скучаю по временам, когда был детективом. Со мной что-то не так? Маркус ободряюще сжал плечо андроида, затем опустил руку и улыбнулся чуть шире. - С тобой все нормально. Делай то, что хочешь. Ты не должен жить в соответствии с чужими ожиданиями. – Здесь Маркус замолчал и отвел взгляд, полный тоски. – Честно говоря, если бы Карл был еще жив, думаю, я бы вернулся к нему. Мне нравилось жить с ним. Наш народ, по большей части, никогда не познает отцовской любви. Я бы ни на что ее не променял. Прежде чем снова взглянуть на Коннора, Маркус прочистил горло, хотя это было совсем не обязательно. - Не хочу, чтобы это прозвучало избито, но сердцу не прикажешь. Коннор кивнул, ему стало немного легче. - В таком случае, - сказал он, - Думаю, мне стоит покинуть Иерихон. Мне не терпится встретиться с лейтенантом Андерсоном и, возможно, снова начать работать с ним в полицейском департаменте. - Этот город сейчас нуждается в тебе как никогда, - согласился Маркус. – Вперед, в путь! Но, пожалуйста, не стесняйся обратиться ко мне, если тебе что-то понадобится. Я в вечном долгу перед тобой за то, что ты помог мне и нашему народу. От странного ощущения пощипывало шею, и Коннор подавил желание отвести взгляд. Он подумал, что, будь он человеком, то покраснел бы. Робость, определил он. - Обещаю быть на связи. Это работает в обе стороны, пожалуйста, дай знать, если тебе понадобится моя помощь. - Разумеется. Всего доброго, Коннор! На этом Коннор пожал Маркусу руку, а затем развернулся и ушел. На выходе из здания он сделал звонок. После трех гудков он услышал знакомый хриплый голос: - Алло? - Лейтенант Андерсон! Это Коннор. - Коннор?! Охренеть, я волновался за тебя. Как дела в Иерихоне? Он беспокоился за меня, подумал Коннор, и по корпусу разлилось тепло. - Хорошо, как и ожидалось. – Коннор запнулся, внезапно занервничав, хоть и не мог определить, почему. – Вообще-то я звоню поинтересоваться, не хотите ли вы встретиться. - Конечно, а то, - сразу же ответил Хэнк. – Я уж подумал, что ты забыл пропитого копа вроде меня, пока менял мир к лучшему. Коннор не смог сдержать улыбки. Он скучал по таким колкостям. - Как я мог забыть столь притягательную личность? Хэнк по ту сторону залился лающим смехом, и Коннор гордился тем, что вызвал такую реакцию у видавшего виды лейтенанта. - Ой, пошел в жопу, пластиковый говнюк. Ладно, как насчет через час у Chicken Feed? - Договорились. Увидимся, лейтенант.***
Шагая по знакомой улице, Коннор был поражен тем, каким опустевшим выглядел Детройт после восстания андроидов. С момента революции он оставался подле Маркуса и себе подобных, так что не видел, как изменился город после эвакуации. Пока он шел, узнал о себе нечто новое: ему не нравилось одиночество. Медленно оседающие снежинки, на фоне которых небо выглядело серым, казалось, лишь усиливали ощущение пустоты, покрывая все кругом белым матовым налетом. Тихие улицы, не кишащие толпой самых разных людей, в спешке протискивающихся друг меж другом, дабы прожить еще один день, не наполненные беспрестанным гулом тысяч разговоров, сливающихся воедино в одну прекрасную какофонию, вызывали лишь тревогу. Коннор словно был привидением, медленно рассекающим ужасающую тишину. 1,8 км до Chicken Feed, декламировал сам себе Коннор в отчаянном стремлении занять мысли хотя бы простейшей информацией, чтобы отвлечься от сокрушающего чувства одиночества. Интересно, почему Хэнк не эвакуировался вместе с остальными жителями. Коннор был уверен, что у упрямого до мозга костей лейтенанта были свои причины. Упрямство, пожалуй, было их общей чертой. Чем ближе Коннор подходил к месту назначения, тем быстрее, казалось, работал его тириумный насос. Коннор был так напряжен, будто мог вдруг сорваться и побежать, не останавливаясь. Это было нелогично; он хотел увидеть Хэнка. Он не понимал природу своей тревоги. Он преодолел последний поворот, за которым и стоял лейтенант, спрятав руки в глубоких карманах пальто и всматриваясь в горизонт, будто тот таил в себе ответы на все тайны вселенной. Хрупкие снежинки собирались на седой макушке, бликуя в солнечном свете и рисуя Хэнка неземным, задумчивым героем написанной маслом картины. Я действительно слишком много времени провел с Маркусом, с иронией рассудил Коннор. Стоило ему приблизиться, как скрип снега под ботинками Коннора вырвал лейтенанта из раздумий. Он повернулся к андроиду, новонареченной личности, и встретил его искренней зубастой улыбкой. Коннор чувствовал себя потерянным. В тот момент он был уверен, что его тириумный насос вот-вот вырвется из корпуса, и он ничком рухнет замертво, навечно освободившись от всех этих новых навалившихся чувств. Несмотря на это, он собрался с духом и сумел криво улыбнуться в ответ. Коннор проигрывал этот сценарий тысячи раз и оценивал вероятности различных исходов. Он ожидал беззлобного толчка в плечо или вызванного беспокойством поругания, или приглашения в бар (если они еще работали – хотя Коннор был уверен, что, если в Детройте остался хоть один бар, Хэнк бы об этом знал). Что не входило в просчитанные вероятности – так это то, что лейтенант шагнет вперед и крепко его обнимет. Первым, что засек Коннор, как только его процессор справился с явным шоком, было тепло Хэнка. В холодном, мертвом сердце этого пустого города был лишь один живой человек на километры вокруг, и он цеплялся за Коннора так, будто тот Луну с неба достал. Коннор ответил на объятия, поначалу робко, но, словно временно отключившись, затем обнаружил, что уткнулся в плечо Хэнка, и месяцы накопленного стресса улетучились с теплым жестом. Казалось, он дома. Хэнк казался домом. Коннор не удосужился засечь, сколько они так стояли, но Хэнк наконец отпустил его, и внезаный тактильный голод, казалось, поселил в груди ноющее чувство утраты. - Я правда скучал по Вам, Хэнк, - выпалил он. Как только слова вероломно покинули его рот, Коннору пришлось подавить приступ паники из-за того, что он признался в чем-то столь слащавом, как сказал бы Хэнк. К его удивлению, лейтенант лишь коротко усмехнулся и сказал: - Ну, что ж, я тоже скучал по тебе, Коннор, – пауза, а затем: – И не только я. Да Сумо мне не простит, если я не приведу тебя в гости. Одно упоминание этого ласкового слюнявого великана заставило Коннора широко улыбнуться. - Я волновался, не забалуете ли вы его, пока меня нет. Хэнк фыркнул и пустился в путь. Коннор послушно последовал за ним, мало чем отличаясь от самого верного пса. - Прикалываешься? Эта дворняга как сыр в масле катается. Я только вчера давал ему кусок пиццы на ужин. Это, типа, как филе-миньон для собаки. – Хэнк изобразил ломаный французский, говоря о первоклассном куске говядины, и Коннор не смог сдержать рвущийся из глотки смешок. - Пицца не полезна ни для людей, ни для собак, лейтенант. - Да-да, но всего в меру. - Подозреваю, что ваше понятие «меры» идет в разрез с фактическим определением. Хэнк оглянулся через плечо, затем на мгновение застыл, по-видимому, озаренный идеей. Прежде, чем Коннор успел спросить или проанализировать, что человек делал, Хэнк зачерпнул горсть снега, слепил снежок и метнул его прямо Коннору в лицо. Коннор уклонялся от крохотных пуль, летящих в него со скоростью 750 метров в секунду. Он был вполне способен уклониться от громоздкого снежка, и все же тот попал ему прямо в нос, оставляя после себя раздражающее покалывание, оповещающее его сенсоры о точечном падении температуры. Его лицо, должно быть, выглядело уморительно, потому что Хэнк согнулся в три погибели от смеха. Так продолжалось, пока в самого Хэнка, один за другим, не прилетели пять идеально слепленных снежков. Озадаченный мужчина фыркнул и поднял руки, сдаваясь. - Эй, это нихрена не честно! Коннор приподнял бровь и парировал: - Приношу свои извинения, лейтенант. Я не осведомлен о правилах игры в снежки. Мне стоит обратиться в Комитет по правилам игры в снежки? Он закончил этот насмешливый вопрос безмятежной улыбкой, заставив лейтенанта закатить глаза и покачать головой, но Коннор уловил ухмылку, которую Хэнк пытался скрыть за завесью седых прядей. - Хренов умник. Коннор не стал опровергать обвинение.***
Когда они подошли к порогу дома Хэнка, Коннор не удержался от того, чтобы не просканировать лейтенанта, пока тот возился с ключами. Лейтенант Хэнк Андерсон Департамент Полиции Детройта Процент жира в организме снизился на 3% с момента последней встречи. Вес снизился на 5,6 кг с момента последней встречи. Уровень холестерина снизился на 2,4% с момента последней встречи. Функция печени повысилась на 6,7% с момента последней встречи. Коннор улыбнулся. Хэнк действительно заботился о себе. Отключив на время свои сканеры, Коннор эгоистично воспользовался моментом, чтобы просто взглянуть на лицо Хэнка. Его все еще длинные волосы выглядели немного иначе; он недавно вымыл и подстриг их. Его борода также была короче и опрятнее. Но что не изменилось, так это глубокие голубые глаза Хэнка, подметил андроид. Если бы Хэнк мог читать мысли, он бы сказал, что я “стремный тип“, подумал Коннор и неожиданно обрадовался тому, что Хэнк не был телепатом. Как только сигнализация была отключена, а дверь открыта, двое мужчин вошли внутрь. - Блядский холод, - констатировал Хэнк, сбросив с плеч пальто и повесив его на крючок. Коннор заметил, что дома у Хэнка было чище, чем раньше. Многочисленные шерстяные одеяла, никак не сочетающиеся между собой, обычно скомканные и беспорядочно разбросанные по дивану (или по полу), покрытые собачьей шерстью, сейчас были чистыми, свежими и аккуратно сложенными висели на спинках мебели. На кухне тоже было чисто, не считая вчерашней коробки от пиццы. Коннор сдержал себя от того, чтобы сделать едкое замечание (Ого, лейтенант, теперь я вижу пол), и сказал вместо этого: - Здесь стало уютнее. Второй мужчина хмыкнул в знак признательности, таким своеобразным способом сказав «спасибо». Из молчаливых размышлений об изменившейся обстановке Коннора вырвал грохот, с которым неуклюжий зверь соскользнул с кровати в комнате Хэнка и теперь несся навстречу. Сумо определенно узнал его и начал скулить, радостно виляя хвостом. Мгновение спустя ласковый пес вскочил и поставил передние лапы Коннору на плечи, а затем начал с энтузиазмом вылизывать ему лицо. Коннор с позволения Хэнка долгое время держался под натиском Сумо, пока пса не отозвали. Тот коротко и недовольно поворчал, но подчинился. - Ты мне еще подерзи! – пригрозил Хэнк. Сумо обошел по кругу случайно выбранный участок пола и грузно упал, театрально фыркнув. Коннор с нежностью посмотрел на сенбернара, а затем продолжил лениво сканировать дом, пока Хэнк возился с телевизором. Под окном стоял стол с полкой высотой до пояса, на котором раньше скапливалось всякое барахло и который теперь мог похвастать несколькими фотографиями в рамках, стоящими рядом с винтажным проигрывателем, и коллекцией виниловых пластинок Хэнка на нижней полке. Как он и подозревал, там стояли несколько альбомов Knights of the Black Death, а также Poison, In Flames и (к легкому удивлению Коннора) Daft Punk. После того, как музыкальная коллекция была каталогизирована, Коннор поднял глаза к фотографиям. На одной был молодой Хэнк, только окончивший академию, фото, предположительно, было сделано в его первый день в должности полицейского. Коннор почувствовал, как у него поднялась внутренняя температура, когда он увидел гордо выступающий, гладко выбритый подбородок этого Хэнка, широкий размах его плеч, дерзкую полуулыбку, его песочного цвета короткие волосы... Осознав, что отвлекся, Коннор перевел взгляд на другие фотографии, пока Хэнк не прокомментировал то, какими влюбленными глазами он смотрел. На следующем фото был Коул. Коннор однажды уже видел эту фотографию той темной ночью, когда застал лейтенанта сломленным за столом в собственной столовой с заряженным револьвером в одной руке и с фотографией покойного сына в другой. Коннор испытывал смешанные чувства – это гнетущее воспоминание причиняло ему боль, но он также в тайне гордился тем, что Хэнк сделал этот маленький шаг к преодолению своей скорби. Он знал, что Хэнку стоило недюжинной силы духа поставить именно эту фотографию на видное место. Стоило взгляду перекочевать к следующей фотографии, как Коннор замер. Вскоре после встречи с Хэнком, в жалкой попытке завоевать его дружбу, Коннор схватил телефон лейтенанта и поднял его, настаивая, что, как новоиспеченным партнерам, им нужно сделать «селфи». Хэнк повернулся лицом к Коннору, в то время как андроид смотрел в камеру с такой широкой глупой улыбкой, что его глаза были почти закрыты. Коннор предполагал, что Хэнк удалит это фото. До сего момента он даже не вспоминал об этом. - Прекращай таращиться на фотки как баран на новые ворота и давай садись. Коннор отмер и не спеша подошел к дивану, на другом конце которого сидел Хэнк. Он медленно опустился и повернулся к лейтенанту. - Вы… потрудились поставить в рамку фотографию, которую я заставил вас сделать? Хэнк повел плечом, не отрываясь от телевизора, но по постепенно покрывавшему его шею румянцу и повышенному сердцебиению Коннор понял, что мужчина смутился. - Это была наша единственная совместная фотка, понял? Не заморачивайся. Коннор сверлил взглядом собственные колени. Каким-то дальним углом своей программы он знал, что его диод непрерывно мигал желтым. Несуществующие мышцы болезненно сжались у Коннора в груди. И, на удивление, эту боль он лишь приветствовал. Это было неоднозначное, даже противоречивое чувство. Он прежде уже слышал о «тонкой грани между наслаждением и болью», но это ощущение угрожало накрыть его с головой. - Коннор! – рявкнул Хэнк. – Что я тебе только что сказал? Прекрати ломать голову. Андроид вскинул голову, возможно, неестественно резко. - Прошу прощения, лейтенант. Хэнк тяжело вздохнул. - И так делать тоже прекрати. Слушай, мы здесь для того, чтобы расслабиться и наверстать упущенное. Опустим формальности. Зови меня «Хэнк». - Без проблем, лейтенант. Хэнк развернулся на диване, явно готовый выйти из себя, как вдруг уловил то, что, как надеялся Коннор, производило впечатление «самодовольной ухмылки». Старший мужчина откинулся на подушки со смешком и пробормотал: - Да ты издеваешься. - Блестящая дедукция! Ваши детективные навыки бесподобны. - Знаешь, что мне сейчас пришло на ум? – парировал Хэнк. – Из тебя получится отли-и-ичная садовая фигурка. Я мог бы выключить тебя, воткнуть во дворе и повесить тебе на руку кормушку или еще какую-нибудь херню. Знаешь, это бы действительно свело воедино весь ландшафтный дизайн. Дьявольская мысль промелькнула в голове Коннора. Основываясь на актерских навыках, которыми он обладал как прирожденный переговорщик, Коннор на мгновение напряг плечи, а затем подался вперед и уронил лицо в ладони. Он беззвучно вздрогнул плечами пару раз, прежде чем разразился, как он надеялся, убедительными рыданиями. - Я думал, вы перешагнули через это, - пробормотал Коннор нарочито дрожащим голосом. – Я правда думал, что вы больше не ненавидите меня. Хэнк чуть не перепрыгнул диван из беспокойства. - Господи Иисусе, Коннор! Эй, прости, я пошутил… Знаю, я бесчувственный козел. Я не то имел в виду. Ну же… Коннор умолк, уронил руки и медленно повернулся к лейтенанту с той же гадкой улыбкой. С широко раскрытыми от недоверия глазами и отвисшей челюстью лейтенант выглядел так, будто вот-вот взорвется. Коннор сделал моментальный снимок, чтобы вернуться к нему позже. - Поверить не могу, что ты такой говнюк! Я пригласил тебя в свой дом, и что ты делаешь? – тут Хэнк, истерически смеясь, в шутку повалил Коннора набок. Мужчина сомневался, что когда-либо так хохотал. – Ты сидишь здесь, - продолжил Хэнк. – с этой сраной лыбой и стебешься надо мной! Думаешь, это смешно? Я тебе покажу, что смешно! Хэнк схватил проеденную молью подушку (темно-синюю, с вышитой мордочкой сенбернара) и со всей силы бросил в Коннора, все еще сгибаясь от смеха. Коннор даже не попытался отразить удар. Перепалка продолжалась до самой ночи, пока их смех не стих. Снегопад закончился, и мир за пределами домика замер, и только тихий храп Сумо нарушал сонную тишину.