Паучья пряжа

Айрилет не любит Виндхельм — платит за его нелюбовь той же монетой. Она давно вышла из возраста, когда надеешься расположить к себе каждого встречного, и слишком в себе уверена, чтобы заискивать — перед кем бы то ни было, и уж точно не перед этим богами оставленным городом. Виндхельм — каменный мешок, унылый и мрачный, и Айрилет была бы рада сюда не возвращаться. Вот только Сванхвит, вторая жена её ярла, приходилась троюродной племянницей Ульфрику Буревестнику: Ульфрику, который всё ещё не женат, не обзавёлся потомством — насколько Балгруфу и его агентам известно, — и не выбрал преемника. Нелкир Балгруфссон, сумрачное дитя, с ярлом Истмарка в кровном родстве. А кому, как не Балгруфу, знать, что в вопросах наследования... случается всякое? Лучше следить, что происходит в холде. Поэтому Айрилет отправляется в нелюбимый Виндхельм и, обрядившись наёмницей, ждёт информатора в “Новом Гнисисе” — где же ещё коротать время заезжей тёмной эльфийке? Сестру по несчастью она замечает сразу: девица не местная, гнилое отчаяние “Снежного” квартала не въелось в неё, не вытравило лихой киновари из взгляда. Красивая, с ухоженными руками магички… Легенде беседа не повредит, а скука уже заела — решает Айрилет. — Приятно встретить здесь кого-то, кто всё ещё похож на настоящего данмера, — улыбается она, подсаживаясь к незнакомке, и представляется: — Талия Вандас, вольный клинок. Какими судьбами ты в этой дыре, подруга? — Телванни Брелина Марион, — опасливо отвечает та: голос приятный, звонкий; выговор... странный, но для телваннийцев, часто живущих обособленными общинами, чудные диалекты в порядке вещей. — Проездом. Собираюсь в, по слухам, дыру ещё большую... — Винтерхолд! — догадывается Айрилет. — Что ты там забыла? Брелина чуть морщится, медлит с ответом, но всё-таки, тщательно подбирая слова, произносит: — Наставник хочет изучить местные чары, но башню покидать не собирается. Вот и отправил меня… собирать информацию. — Вот ведь жук! — Зато хоть вырвусь из-под его надзора. Тоже неплохо. — Ну его, старого грибоёба! — соглашается Айрилет. — Давай лучше выпьем. Она чувствует, что это не вся правда, но не лезет в душу и держится за приятную компанию, пока может. Даже странноватые телваннийцы для неё роднее и ближе, чем сдавшиеся на милость судьбе виндхельмские данмеры.