Я знал, что ты не...

Ты — моё продолжение, гордость и сила внутри, Остановить бы мгновение и обнять тебя крепко, мой сын, Ты — моё продолжение, спасение и свет для души, Ты — моё отражение, отражение моей любви…

Каждый родитель волновался за ребёнка задолго до того, как тот начинал ходить. До этого момента и без того имелось достаточное количество проблем, с которыми далеко не все понимали, как справляться. К тому же, одно дело — растить обычного среднестатистического мальчика, а другое — второго мутанта в семье, который рос быстрее, чем я успевал следить, сколько прошло времени с последних показателей Карен. Бенджамин Ричард Паркер. Так я его назвал, когда пришло время делать сопутствующие документы. Возможно, ЭмДжей бы стукнула меня чем-нибудь тяжёлым, если бы услышала, но после всего произошедшего мне было морально необходимо хоть что-то сделать так, чтобы потом не жалеть об этом. Я и сам понимал, насколько это глупо — столько времени выбирать имена по значениям, звёздам и прочей ерунде, а в итоге вернуться к тому, с чего начинал. Мы никогда не говорили с ней о моём дяде, да и сам не хотел поднимать эту тему, потому что мне казалось это эгоизмом, ведь ребёнку выбирают имя, исходя из мнений обеих сторон. Потому что Бен был моей личной болью, а зачем бы ЭмДжей соглашаться на такое имя, зная, что это только прихоть моего незаживающего сердца? Однако после её смерти я хотел ухватиться за родной отголосок, что придавал бы сил подниматься с кровати и идти укачивать плачущего Бена поздней ночью, что заставлял не отчаиваться и не смотреть в сторону алкоголя и сигарет. Это было тяжело. Я еле как успевал работать, быть дома и попутно давать о себе знать Нику Фьюри, когда тот спрашивал через Хэппи, всё ли в порядке со второй частью меня. Мэй помогала по мере возможности, иногда отпрашивалась с работы на несколько дней, чтобы посидеть с Беном. Периодически приходил Нед, оставаясь с ноутбуком у нас до позднего вечера, и хотя наверняка ему было не так уж близко ехать до дома, он предлагал сам и даже обижался, если я извинялся по двадцать раз за задержку в Озкорп. Все выходные отныне были заняты только сыном, ни о каком Человеке-пауке и речи идти не могло, пусть и хотелось проветрить голову, прочувствовать забывающийся адреналин в крови и наконец прийти к осознанию, что былое уже не вернётся, что прошло слишком много лет с моих беспечных семнадцати, когда трудности казались временными, а из важного было только успеть домой до прихода Мэй. Со мной произошло столько всего плохого и хорошего, но почему-то не получалось уложить это в голове и зажить по-нормальному. Но я пытался. Честно. Изо всех сил, напоминая, ради кого мне нужно двигаться дальше, развиваться и становиться лучше. Таким темпом прошёл год — самый сложный и долгий, после чего всё стало вроде как проще, а вроде как ещё тяжелее. Нечеловеческая регенерация дала о себе знать, когда стало заметно, что дети в год не выглядят на два, а Бен выглядел. Дети в семь месяцев ещё не могут самостоятельно ходить, зато он уже кучу раз пробовал и добивался своего, тут же падая мне в руки и смеясь. Я с нежностью поглаживал его по голове, внутренне леденея от ужаса. Он развивался быстрее сверстников, и это проявлялось во всех параметрах, включая речь. Мэй прикрывала губы кулаком и качала головой, если мы заговаривали об этом, а Хэппи нахмуренно следил за моим сыном, с энтузиазмом поглощающим яблочный пирог, и спрашивал про мои планы насчёт него. Я пожимал плечами и молчал, когда он упоминал врачей на базе Мстителей. Что они могут сказать из того, что мне неизвестно? Что надо было думать головой и сразу отправлять его под наблюдение специалистов? Что следовало бы держать Бена подальше от общества, потому что люди явно будут замечать, удивляться и спрашивать? Но моё решение оставалось неизменным в течение двух лет: я не собирался пускать Бена на базу как минимум до пятнадцати лет, потому что у него должно быть обычное детство. Не под наблюдением врачей, не под взорами заранее понимающих его судьбу Мстителей, не под давлением окружающих, что он должен уже с детства учиться управлять собой. Вот уж нет. У моего сына будет нормальное детство, а со всеми признаками нечеловечности я разберусь как-нибудь без посторонних. Само собой, люди боятся того, что не могут объяснить, однако никто не говорил, что нельзя придумать что-нибудь про особенности отдельного ребёнка и про какую-нибудь несуществующую прогрессирующую болезнь. Однако тема оставалась закрытой посреди нашей с Мэй кухни в Куинсе, ведь пока самому Бену это не доставляло дискомфорта, мне не следовало спешить прикрывать его меняющийся организм. В свои почти три Бен выглядел на четыре с половиной, постоянно спрашивая, почему у меня иногда странное выражение лица и почему теперь так редко выхожу патрулировать город. Я опускался на корточки, брал его маленькие ладошки в свои и, улыбаясь, заверял, что: — Папа просто устал. Что ты хочешь на ужин? Будем суп или закажем пиццу? — Серьёзно? Пиццу, конечно! — загорались карие глаза, пока он прыгал по дивану, а я в скором темпе оставлял заказ на сайте пиццерии и просил Бена не баловаться без моего присмотра. Мэй наверняка бы сейчас вставила мне подзатыльник, что питаться таким каждую пятницу не лучшая идея. ЭмДжей… Возможно, посмотрела бы не самым позитивным взглядом, потому что так и должны смотреть матери на отцов, которые ничерта не могут сделать нормально. Однако я не рвался в папы года и не пытался никого убедить, что мне не требуется помощь. Требуется. Ещё как. Просто я разучился просить. А как просить после событий многолетней давности, когда подросток нуждался в искренности и правде, но его только игнорировали и отваживали от себя? Незадолго до третьего дня рождения Бена мне довелось застать его карабкающимся по потолку, застыв в проходе с пакетами из супермакета в руках и не зная, как должен реагировать нормальный родитель, коим я не был. В голове пронеслось много мыслей, однако некоторые отчётливее всего били по психике, заставляя глаза щипать от непрошенных слёз. Он уже знал о своих особенностях и поднимал вопрос: «Пап, а когда я вырасту, то тоже стану супергероем, как ты? Мы будем вместе спасать мир, да? Два Человека-паука! Это же круто!». А в этом не было ничего крутого. Мне было ужасно страшно подумать, что однажды, когда ему стукнет пятнадцать, он подойдёт ко мне с самодельным костюмом и, улыбнувшись побитыми губами, скажет, что впервые спас человека. Я тогда не смогу не отдать новенький многофункциональный костюм, не смогу не улыбнуться в ответ и не похлопать по плечам, давая добро на патрули, которые Бен посчитает нужными. Потому что не смогу не отпустить его бросаться на передовую, вытаскивать детей из горящих зданий и пытаться стать Мстителем в шестнадцать. Единственное, что мне останется, это переживать, просить Карен следить за показателями в костюме, подстраховывать на заданиях и отчитывать, если рискнёт собой, когда не стоило этого делать. Боюсь однажды прийти домой и увидеть сына на полу в луже его же крови. Боюсь застать Бена не дома, а в какой-нибудь подворотне, где он, как и я, будет сидеть, прислонившись к стене, вдыхать грязный воздух и ждать… меня. Папу. Помощь. Поддержку. До чёртовой гибели боюсь не успеть, если окажусь на другом конце Нью-Йорка или вообще на другом континенте. Боюсь трясущимися руками ответить на звонок Хэппи и услышать, что он попал в больницу, его вот-вот прооперируют, а мне нужно срочно подъехать и подписать бумаги, что ознакомлен с исходами наркоза. ЭмДжей, ты так нужна мне… Я столько всего боюсь, ты бы знала. Человек-паук, герой Куинса, молодой Мститель — и боюсь. Мне нужно кому-то говорить о каждом своём представлении, о каждой параноидальной мысли, потому что когда-нибудь этот страх выплеснется наружу совсем не на никому ненужные тарелки, а на самого Бена. Вдруг я поступлю, как поступил Тони? Вдруг раскричусь, сгоряча заберу у него костюм и скажу, что он не герой, если не справляется без него? Вдруг Бен не будет таким, каким был я, правда разочаруется в себе и бросит это? А вдруг наоборот полезет доказывать обратное, но не справится и попадёт под огонь? ЭмДжей, мне так тяжело готовиться к этому исходу. Мне так… страшно. Не узнать, не понять, не увидеть очевидного. Потому что я один с этими страхами, которые сжирают меня изнутри. Тебя больше нет рядом. Понимаешь? Больше нет никаких «мы». Как бы я хотел снова спросить у тебя: — Слушай, а как думаешь, он выберет игрушку Железного Человека или Капитана Америки? И как бы хотел, чтобы ты снова ответила: — Паркер, ты идиот? Он выберет тебя. Потому что ты — его отец, и именно ты будешь его иконой. Думаешь, для Морган икона Человек-паук или Халк? Нет. Для неё икона — Старк. Вот и подумай, кого выберет наш сын. Как бы я хотел, чтобы он ничего не выбирал. Как бы я хотел, чтобы мы снова были в нашей квартире в Бронксе, чтобы ты готовила нам ужин, чтобы мы ходили в торговый центр по выходным, а на любые мои заикания спокойно обнимала и говорила, какой же я придурок. Почему я не ценил это при твоей жизни, ЭмДжей? Почему так мало обнимал тебя и не так часто говорил о том, что ты много значишь для меня? Почему ты должна была мириться с моим идиотским сердцем и терпеть то, что была второй после первого? Почему, ЭмДжей? Почему ты любила, хотя знала, что в ответ я дам тебе недостаточно? Из-за некоторых обстоятельств нам пришлось перебраться обратно в Куинс, чтобы рядом были самые необходимые места для обеспечения ребёнка нужным. А вообще, если смотреть с прагматичной точки зрения, так Мэй, Хэппи и Неду было удобнее всего добираться до нашего дома и сидеть с Беном. В последний день переезда многие вещи были погружены в грузовик, Джарвис сидел в переноске, сын носился по пустой квартире с игрушками — кто бы мог подумать, да? — Человека-паука и Железного Человека, радостно смеясь, ибо наконец-то будет ближе к родным людям, а у меня спирало дыхание при виде пустых окон и снятых с петель занавесок. Это место должно было стать началом семейной жизни двух взрослых, понимающих ответственность людей, однако стало финалом одного человека и стартом другого. Здесь я научился реже сравнивать себя с Тони, полюбил многочисленные смузи из ягод и ловил себя на мысли, что моя жизнь складывается ничуть не хуже Старка. А теперь это осталось позади, потому что ничего не было лучше, кроме Бена. Только он мог считаться счастьем, которое я так долго искал после свадьбы Тони годы назад. Когда Бену всё же исполнилось три, я задумался о детском саде и хорошей предшкольной подготовке на пару лет вперёд. В этот же год мне удалось уйти из Озкорп и открыть своё дело, которое планировал вести вместе с ЭмДжей. Сказать, что получил одни головные боли, как не сказать ничего. Я отдавался работе, нанимал сотрудников, закупал оборудование, влезал в кредиты, и в один момент у меня получилось. Неда пришлось тащить чуть ли не силком, ибо он отказывался от работы под любыми возможными предлогами, но после единственного отчаянного «ты — мой навигатор, Нед, прошу тебя, не оставляй меня» друг тяжко вздохнул и согласился занять должность в компании. Мы много сил вложили в открытие, и когда оно состоялось, Бетти — теперь уже личный секретарь, — спросила, стоит ли оповещать Старк Индастриз. Нед шикнул на неё, пока я устало потирал веки. Оповещать? Зачем? Чтобы он снова сделал вид, что мы забытые друг для друга наставник и подопечный? Приходя домой, я первым делом скидывал обувь, бросал пиджак на диван и опускался на колени, позволяя несущемуся сыну обнять меня за шею. После любого трудного дня это успокаивало и одновременно бодрило, ведь это моя обязанность — сделать всё, чтобы он ни в чём не нуждался, создать заранее кучи прототипов костюмов из лучших материалов, способных защитить в моё отсутствие, а также мне хотелось дать ему лучшее образование и позволить заняться тем, чем захочет. Я гладил его по голове, пропуская между пальцев мягкие кудряшки, такие же, как у меня, и заглядывал в умные карие глаза, совсем как у ЭмДжей. Он смеялся и рассказывал, как они с Мэй проводили день, а я слушал и всё так же гладил Бена по голове, не зная, как ещё посильнее отпечатать в памяти его быстро ускользающее детство, пока он не рвётся геройствовать, доказывать миру свою нужность и влипать во всякие передряги. Мне хотелось как можно дольше видеть сына ребёнком, нуждающимся во мне не как в отце-герое, а как… в папе. — О, а ещё я научился запрыгивать на стену и спускаться с потолка в два раза быстрее! — Бен выглядел по-детски гордым, пододвигая ко мне коробку конфет. — Правда? Прям уж в два раза? — поддел я, весело улыбаясь. Сын поводил пальцем по столу, смотря куда-то туда же. — Ну-у, — протянул он совсем неуверенно. — Не в два, но… точно быстрее! Смотри! Включив маленькие веб-шутеры на запястьях, что я подарил на день рождение под строгим указом использовать их только дома, Бен подпрыгнул на стену, перебрался на потолок и, прицепив паутину, спустился по ней вниз головой прямо надо мной. — Вот, видишь, пап! — широко улыбался сын во весь рот. — Молодец, — похвалил я, согласно кивая и протягивая руку, чтобы потрепать по голове. Почему-то само собой вспомнилось, как Тони говорил, что Говард Старк никогда его не хвалил. — Смотрю, ты хорошо сегодня поработал, а, герой? — Ага! — хихикнул Бен. — Представляешь, Хэппи говорит, что мне нужно около года тренировок, а потом и тебя перегоню! Но скажи же, что это глупости? Я не смогу перегнать тебя, пап. Это невозможно. Ты — самый лучший супергерой! Я застыл, потому что в который раз за три года вспомнил про «именно ты будешь его иконой». Так и случилось, верно? Я не самый лучший пример для подражания. Уж кое-кто бы со мной согласился, потому что хоть паром и Стервятник остались далеко позади, они по сей день висели поверх моей репутации противным грузом, напоминающим, что портачить в шестнадцать — самое то, чтобы войти в колею. Имелась одна загвоздка. Пусть и понималось, что каждый супергерой сначала набивает шишки, а только потом поступает правильно, но… То был я. А это — мой сын. Это… разное. У него не должно быть шишек, гематом и порезов по всему телу. Он не должен лежать в подворотне в луже крови и умирать от её потери, пока ждёт чёртовой помощи в моём лице. И ещё одно, что почти доводило до седины. Я боялся, что не приду, как Тони не приходил все эти годы. Не потому что проигнорирую, а потому что, допустим, он отключит медицинское сканирование, и до меня не дойдёт информация о его травмах. Это казалось кошмаром наяву, который не произошёл, но уже доводил меня до немого крика в подушку. — Сынок, спустись-ка, — попросил я, выставляя руки ладонями вверх и ловя ими Бена прямо в воздухе. Он уселся на моих коленях, отключая веб-шутеры и поднимая на меня любопытный детский взгляд. — Ты ведь уже взрослый мальчик, да? — постарался улыбнуться как можно более беззаботно, чтобы сын не увидел, насколько мне тяжело далась сейчас эта улыбка. — Да, конечно, — кивнул Бен, склоняя голову на бок. — Тогда ты можешь, как взрослый, кое-что запомнить? — я провёл пальцами по его запястьям с устройствами, будто завороженный смотря на маленькие ладошки, уже способные поднять этот стол и переставить без чьей-либо помощи. — Что бы ни случилось и когда бы ты ни захотел стать героем, пообещай мне одну вещь, ладно? Мы встретились глазами, моими — уставшими, волнующимися и взрослыми, и его — наивными, заинтересованными и детскими. ЭмДжей, если бы ты знала… — Да, пап? Он смотрел так преданно и отчаянно, что картины многолетней давности без разрешения всплывали в памяти. Я усмехнулся — неужели именно такой мой взгляд Тони лицезрел всё то время, что мы были знакомы с Гражданки? Неужели именно таким он видел меня — преданным, доверяющим, искренним? Как же давно это было. Интересно, каким бы был мой взгляд теперь, если бы мы встретились спустя годы? Со стороны, вот как сейчас. Сколько бы в моём взгляде было боли, отпечатались бы в нём сожаление, злость и обида, что у него жена и дочь, слава Богу, всегда в порядке, а Бен потерял мать, даже не узнав? Кажется, я действительно обошёл его, потому что облажался по всем фронтам. Потерял Мишель, начал забрасывать деятельность Человека-паука, в чей костюм он вложил миллионы долларов и своё терпение, не стал нормальным отцом и вместо того, чтобы оградить сына от нечеловеческого мира, наоборот — втянул. И если бы он спросил про причину… Ответа бы не было, ибо Бен слишком похож на меня, а если так, то без поддержки и определённой опеки он наворотит таких дел, что до конца жизни будет видеть по ночам кошмары. Такие же, какие видел я после смерти дяди, после Гражданской войны, после озера, после парома, после Стервятника… — Пообещай, что однажды… — я сглотнул противный ком в горле, появляющийся каждый раз, как вспоминался разговор с ЭмДжей трёхлетней давности. — Что однажды, когда придёт твоё время стать героем и спасать людей, ты будешь лучше меня. Обещаешь? Сын посмотрел на меня округлёнными глазами, полными вопросов. — Но я не могу стать лучше тебя. Ты же… такой сильный, пап! — Сильный, — согласился, погладив его по голове. — Но, видишь ли, дело не только в силе. Дело и в ответственности, которую нужно за неё нести. Я часто ошибался и боялся, поэтому вспоминай это и стремись стать лучше меня. Не сразу, конечно, с первой попытки ни у кого не получается, но со временем. Просто пытайся, ладно? — Это важно для тебя, да? — Бен подставлялся под мою ладонь, совсем как Джарвис, которому только дай возможность получить побольше ласки. — Очень, малыш, — я коснулся губами его лба. — Если я буду знать, что ты стремишься к лучшему, мне будет спокойней. Во всяком случае, через двенадцать лет. — Хорошо! — Бен вдруг широко улыбнулся и обнял меня за шею, уместив подбородок на плече. — Я обещаю, пап. Но ты же будешь со мной, да? Ты же поможешь мне стать героем? Я улыбался, поглаживая хрупкую детскую спину и удивляясь, как у меня — неудачника, да, ЭмДжей? — мог вырасти такой понимающий сын. Почему-то было ощущение, что мы попали в те минуты после парома. Только в той ситуации в прошлом Тони отчитывал меня за самонадеянность и ошибки, а сейчас я просил сына их не совершать. — Конечно, буду, сынок, — приглушённо ответил, вдыхая запах детского шампуня, смешавшегося с неизменным запахом молока и печенья. — Я всегда буду рядом, даже если ты собьёшься с пути. Спустя время после смерти ЭмДжей в один момент показалось, что небо всё-таки не ненавидит меня, ибо жизнь не может быть настолько хорошей, проблемы не могут оставить меня в покое, а сам я не могу стать обычным семейным человеком. Вновь и вновь ходя по выходным в парк аттракционов, мы проводили там с Беном практически целый день, и только под вечер заходили в Макдональдс поесть чизбургеров. Он с восхищением доставал игрушку из «Хэппи Мил», пил молочный коктейль и говорил, что у него уже собралась целая коллекция игрушек Мстителей отсюда. Я улыбался, обещая, что если он захочет что-нибудь ещё, то может просто попросить. Бен с прищуром косился на третьего Халка в его коллекции, а потом качал головой, что у него и так всего достаточно. Он действительно наш, ЭмДжей? Ты уверена? Точно-точно? Потому что это слишком большая удача для меня, Питера Паркера. С самого раннего детства Бен слушал мои истории про Мстителей, без которых он больше не мог засыпать. Сначала это было что-то вроде баек, но потом мне захотелось рассказать сыну всё, чтобы он знал, кем был его отец до и после вступления в команду отважных супергероев современности. Бен всегда обнимал подушку с изображением Человека-паука, клал рядом Джарвиса, внимательно слушал и потом много спрашивал про то, что интересовало его. И ни разу я не сказал чего-то плохого про Железного Человека. Я сумел пережить свою боль, и мой ребёнок не должен жить с моей обидой на другого человека. Бен открывал рот, поражаясь, что сам Тони Старк был моим наставником в пятнадцать, что именно он создал для меня первый нормальный костюм, что именно благодаря нему Человек-паук тот, кто он сейчас. И, что самое забавное, Бену никогда не переставало нравиться слушать про него. Однажды он попросил рассказать про Морган, а я застыл, будто меня окатили водой, потому что не знал, о чём говорить. Если только в общих чертах, ну, или то, чем делился со мной Хэппи в периоды умиления, когда показывал всякие видео с малышкой или фотографии всей семьи Старк. Пусть я и не знал её лично, пусть мог составить портрет только по чужим словам, но всё равно говорил Бену, что она — точная копия Тони Старка, ибо такая же смышлёная не по годам, энергичная и чистосердечная. Он просил показать её фото и улыбался, говоря, что хотел бы познакомиться с дочерью самого Железного Человека. Я вздрагивал, спрашивая: «Почему?». Бен смотрел на меня с таким шоком, будто услышал, что фирмы Макдональдс больше не будет, а потом отвечал: «Потому что мы дети двух супергероев. Я думаю, мы найдём общий язык!». Дети супергероев… Это звучало так волшебно и в то же время нереально. Сомневаюсь, что мы с Тони когда-нибудь встретимся в обычной обстановке, но очень надеюсь, что… Что наша порушенная дружба найдёт продолжение в Бене и в Морган. Когда-нибудь, когда они станут старше. Уж у дочери Железного Человека и сына Человека-паука наверняка найдётся причина, чтобы однажды встретиться на патруле. Когда-нибудь… Бен редко оставался дома один, и в такие моменты я жалел, что наша квартира не оборудована на манер базы Мстителей, чтобы ИскИн мог отслеживать каждое его передвижение и сообщать мне о любой ситуации, которая бы показалась ему странным. Однако мне всё же удалось поставить в наши комнаты систему Карен, которая исполняла самое необходимое: вызывала такси, доставку еды, курьера, включала приборы, управляла освещением, сообщала о подходящих к квартире. Если говорить в целом, это был почти Умный Дом на скорую руку. Бен любил Карен, потому что всегда болтал с ней в моё отсутствие, но не было ни одного раза, чтобы он оставался надолго один. Лишь однажды мне пришлось оставить его на целую ночь. Хэппи с Мэй были в Европе у его матери, Нед находился со мной в компании, тоже разгребая завал в конце месяца, а оставить Бена было банально не с кем. В тот момент я почти впал в истерику, однако Хэппи поспешно заверил, что проследит за наблюдением Карен и в крайнем случае позвонит Тони. Это было так странно — подумать, что Старк может приехать ради меня посидеть с Беном. Я переживал до утра. Вкладывая все силы в дела компании, смог наконец вырваться к Бену ближе к семи часам и заметил сына, спящего на диване в обнимку со свернувшимся клубком Джарвисом. Моё сердце тут же отпустило, и, присев на корточки, я осторожно переложил кота на диван, взял Бена на руки и понёс в его комнату. Когда он уже был укутан в тёплое одеяло, напоследок поцеловал его в макушку и вышел, прикрыв за собой дверь. — Ты уже дома? — дозвонился до меня Хэппи, когда я только опустился на диван и позволил Джарвису пройтись по мне несколько раз туда-сюда и обратно. — Да, — устало вздохнул, потирая уставшие глаза. — Бен в порядке, судя по всему, давно заснул. — Слава Богу, — тоже вздохнул Хэппи. — Мэй места не находила, даже хотела вызвать квинджет, представляешь! Но ты не волнуйся, я успокоил твою тётю. — Ого, ты — её? — я постарался удивиться как можно оптимистичнее, хоть и безумно хотел упасть на кровать и не просыпаться как минимум до полудня. — И что ты сделал? — Сказал, что Бен у нас взрослый мальчик. Он — весь в тебя, к тому же, под присмотром Карен и Джарвиса, что для меня просто взрыв мозга. Короче, она вроде как согласилась. — Рад, что вы не сорвались сюда с ваших каникул, — сказал я, зарывшись пальцами в длинную шерсть Джарвиса. — Можете быть спокойны, он в порядке. Извини, что так тревожу. — Да ладно, чего уж там, мы же семья, — уверен, что Хэппи там улыбался. Семья… Как приятно звучало это слово. С тех пор, как они всё-таки начали жить вместе в мои двадцать один, меня не покидало ощущение, что пусть Тони и не было за плечом, его место занял Хэппи. Я готов плакать от этого факта, как ребёнок. Кто поднимал трубку даже в три часа ночи, если правда случалось что-то срочное? Хэппи. Кто первым звонил, если я забывал это сделать? Хэппи. Кто нёсся в больницу, когда меня клали с очередными ранами? Хэппи. Кто успокаивал Мэй, пока на меня накладывали швы? Хэппи. Кто поддержал мою идею с переездом во время беременности ЭмДжей? Хэппи. Кто сорвался с работы и приехал в больницу, едва узнав, что у неё отошли воды? Хэппи. Кто организовал похороны и сам проконтролировал процесс оформления документов на Бена? Хэппи. Кто самолично вызывался забрать моего сына и сидеть с ним в рабочие будни, если мы с Мэй не успевали? Хэппи. Кто до сих пор был со мной и переживал за моего ребёнка, даже будучи в тысячах километров? Хэппи. Так что я не мог не считать его своей семьёй и лучшим избранником для тёти. — Кстати, — добавил Хэппи неожиданно завышенным голосом, который мне сложно было не узнать. Так он говорил только в одном случае. — Я пытался дозвониться до Тони, но у него всё отключено. Пятница сказала, что сегодня у него ночует Морган, и он передал, что весь мир может катиться к чёрту. Ну, сам понимаешь, типичный Тони. — М-м, — протянул я понимающе. Возможно, потому что правда понимал, ведь если мы с Беном проводили выходной вдвоём, у меня тоже все шли на три буквы. — Стоп! — запнулся я и нахмурился, опуская Джарвиса на пол. — Что значит «ночует у него»? Они же и так живут вместе. — А, точно, ты же не знаешь, — судорожный выдох Хэппи вообще меня не успокоил. — Хэппи? — позвал я напряжёно. — С миссис Старк всё в порядке? А с Морган? Казалось бы, с чего мне переживать о чужой семье, верно? Тони же о моей не переживает. В смысле, он обо мне вообще лет восемь не переживает, с чего бы ему — Тони Старку — беспокоиться о благополучии моего сына? Незачем, конечно, вот и не переживает. А я за Морган переживаю. Всегда, кстати. Хорошо ему, наверное, не думать и не переживать. — Не волнуйся, они обе в порядке, — поспешно заверил Хэппи. — Я хотел сказать тебе, когда уже всё разрешится, но раз зашёл разговор… Тони с Пеппер разводятся, и это окончательное решение. Знаешь, очень долго рассказывать подробности. Если вкратце, проблемы у них начались ещё три года назад, просто они пытались сохранить отношения и не принимать решение сгоряча, а в итоге всё только усугубилось, так что итог такой. Мне очень жаль, Питер, что тебе пришлось узнать это по телефону. Правда жаль. — Да ладно, — соврал я, еле сдерживая голос от заминки. — Мне-то что? Главное, чтобы Морган не чувствовала себя меж двух огней. Ну, ты в курсе, как бывает при разводах. Если она видится с обоими родителями, то и мне нет смысла переживать. Чисто теоретически, так оно и есть. Если Морган не станет брошенным ребёнком, моей душе будет гораздо спокойнее. Чёрт, чувствую себя виноватым, словно это я мало думаю о собственной дочери. — Просто я всегда волнуюсь за тебя, когда речь заходит о Тони, — от резкого признания стало ужасно больно в груди. — Знаю же, что он значил для тебя. Я усмехнулся, утыкаясь губами в кулак и поднимаясь с дивана, чтобы подойти к окну и не позволить эмоциям завладеть мной. Но одно чувство всё же возникло. Не только я лажаю, да, Тони? Хоть в чём-то мы стали с тобой похожи спустя годы. — Нет, Хэппи, не знаешь, — сорвалось с моих губ против воли. — В смысле, знаешь, но не до конца. Это очень сложно, серьёзно, и если ты попытаешься узнать, почему я волнуюсь за Морган больше, чем следовало бы, ты не услышишь этой причины. Не от меня. Само собой, он не знал. Об этом знали только мы с Тони и ЭмДжей с Недом. Последние не простили бы мне, если бы не рассказал, а остальные… Это был бы скандал, думаю. Тони тогда не окончательно порвал с Пеппер, да и мне всего семнадцать стукнуло, так что и речи не шло, чтобы кто-либо об этом узнал. И лишь спустя время я понимал, насколько всё было глупо с моей стороны. Если взрослый мужчина ставит отношения на «стоп» с красивой женщиной, это ещё не значит, что он бросит её. — Я знаю эту причину, Питер, — голос Хэппи мягкий и почему-то грустный. — Ты думаешь, я не замечал? Впервые за столько лет внутри меня всё похолодело, а рука на подоконнике задрожала. — О чём ты? — О вас с Тони, — забил он последний гвоздь в крышку моего гроба. — Может быть, кто-то правда не придавал этому значения, но я замечал, Питер. И много-много раз… — кажется, Хэппи горько усмехнулся в трубку. — Поэтому я знаю про все твои слёзы, обиды и причины. Я знаю, Питер. И, пожалуйста, не думай, что осуждаю тебя, это совсем не так. Ты имеешь право на обиды, ребёнок. Ненавистный ком встал в горле совсем не к месту. Как давно никто меня так не называл. Ну, серьёзно, кто будет называть ребёнком двадцатипятилетнего парня? А Хэппи назвал, потому что помнил, как это успокаивало годы назад. Столько лет он знал, но хранил это в тайне от тех, кто был приближен к нему? — Почему? — единственное, что выдохнул я, ощутив предательские слёзы на глазах. — Потому что это ваша тайна, — просто ответил он. — И у меня нет права её выдавать. — И что, — едва сдержался от того, чтобы шмыгнуть носом, — прямо вот никто больше не знает? А то мало ли, вдруг все Мстители были в курсе наших отношений, пока мы делали вид, что… — Никто, Питер, — успокаивающе протянул Хэппи. — И Пеппер тоже. Я едва слышно фыркнул. Ну да, конечно, это логично, разве стала бы она все эти годы жить с ним, зная, что он спал с семнадцатилетним. — Спасибо, — шёпот в трубку, самый благодарный из всех за последнее время. — Спасибо, что молчал все эти годы. — Кем бы я был, если бы не молчал? — на этот вопрос я пожал плечами, пусть и понимал, что Хэппи ничего не увидит. — Ладно, ты там отдыхай, приводи себя в порядок и высыпайся. Мы вернёмся через пару деньков, в субботу, наверное. Попрощавшись и отложив телефон, я упёрся обеими руками в подоконник и закрыл глаза. Да уж, как говорится, всё тайное рано или поздно… Новости не укладывались в уставшей после бессонной ночи голове. Тони разводился? Тони? Разводился? С Пеппер? С женщиной, ради которой мы расстались прямо в его мастерской, когда он сказал, что нашу неправильную связь нужно прекращать? Разводился спустя восемь лет, когда у них уже дочь ходила в школу? Чёрт тебя побери, Тони, какой же ты непредсказуемый, зато всегда сетовал на мою импульсивность. Ну и кто из нас после этого импульсивен? Кто бросается из крайности в крайность, потому что не хочет брать ответственность за свою ошибку? Я был твоей ошибкой, а ты — моим уроком, научившим полагаться по большей части на себя в определённые моменты и становиться лучше. У меня была причина совершенствоваться. В лице Бена, разумеется, нуждающегося в примере для подражания. А кому им быть, если не мне — его отцу? Ты научил меня тому, что чувства обжигают больнее огня и рассыпаются так же быстро, как возникают в первый раз. Любил ли я тебя до сих пор? Не знаю. На это бы ответила ЭмДжей, она всегда разбиралась в чужих чувствах. Но как можно любить тебя после всех тех разов, что ты не пришёл, когда я истекал кровью? Как я могу любить тебя, зная, что если бы меня сегодня не стало, ты бы не поднял трубку, чтобы приехать к моему сыну и забрать из квартиры, где бы он был совершенно один? Как, Тони? Как я смею любить, зная, что ты бы даже не посочувствовал моему ребёнку, оставшемуся без матери и отца? И Хэппи, что так долго молчал… Почему такие новости должны обрушиваться в один момент? Я не чувствовал злости, раздражения или мнимой радости, что у семьи Старков не всё так гладко и прекрасно, как представлялось раньше. Внутри меня почему-то было опустошение. За то, что, оказывается, многолетняя тайна не была тайной. За то, что мы остановились, чтобы в конечном счёте оказаться в тех ситуациях, в каких оказались. За то, что через боль и реалистичное осознание правды моё тупое сердце по-прежнему не отпускало этого человека. Однако я не мог сказать, что не счастлив, ровным счётом как и Тони. У меня был сын, у него — дочь. Он оставался во главе компании, созданной его отцом, а я развивал свою. Мы шли разными путями, натыкались на разные грабли, но какого-то чёрта перепутье оказалось одно. Чуть позже, приняв душ, я всё же завалился спать, обняв прилёгшего рядом Джарвиса, чтобы через пару часов проснуться от Губки Боба по телевизору и от запаха жареного хлеба в тостере. Чтобы, выходя, не смог не распахнуть объятия для Бена, не смог не зарыться носом в его кудрявую макушку и не смог не вдохнуть запах шампуня своего ребёнка и подумать, что вот так выглядит счастье. И пусть отключенный телефон Тони уже не был сюрпризом, но я бы хотел, чтобы он тоже в этот момент обнимал Морган и понимал, что целый мир действительно может быть заключён в одном человеке, нуждающемся в отце больше, чем отец — в нём.

Моя любовь, что так мило смеётся, так наивно до боли груди, Моя любовь, что сияет как солнце, а я думал, останусь один. Моя вселенная, ты — моя жизнь, и до последнего вздоха души До Луны и обратно сегодня и завтра бесконечно буду любить…