Пламенное сердце

      Натаку было всего одиннадцать лет, он переродился девятого июля и до инцидента с Реккой посещал начальную школу. У него были мама с папой, а также кошка, которую мальчик очень сильно любил. Он был единственным ребёнком в семье, но слышал, что родители хотят ещё одного.       Так что Натаку был самым обычным мальчиком, которому не повезло стать столпом. Как и Шо. Как и мне. Я вздохнула: не будь этого проклятого самовозгорания и столпов, то жили бы мы сейчас счастливо. А может и не жили бы, ибо не будь их — не переродились бы и мы. Тогда я бы так и погибла в том переулке, а Шо — на больничной койке. Нам бы не выпало второго шанса и мы никогда не познакомились бы.       Я отвела взгляд. Этот мир, если так подумать, куда лучше, чем просто забытие. Или что там наступает после смерти?       — Хочешь вернуться домой? К родителям? — внезапно спросила я.       Мальчика надо спасать из Хайджимы, здесь он просто умрёт. Или превратится в калеку. И я не знала, что хуже. Спасти его могли бы родители: Восьмая бригада поговорила с ними, и они отозвали бы своё разрешение на исследования Всплеска Адоры, и тогда Натаку вернулся бы домой.       Либо был вариант выкрасть мальчика, но тогда вставал вопрос о том, куда его девать. Мы не можем забрать его в Восьмую бригаду, поскольку его тут же отнимут обратно. Довериться какой-нибудь другой тоже не вариант, поскольку может быть утечка информации. Был ещё вариант с Джокером, но тогда как долго Натаку придётся жить в бегах? Да и захочет ли он такой жизни?       Я не знала, что делать. Как объяснить Натаку, что происходит? Да, он уже взрослый мальчик, ему одиннадцать, а если приплюсовать предыдущую жизнь, то, думаю, больше двадцати, но разве он будет готов к такому?       Я посмотрела на Натаку, который в ответ лишь пожал плечами: он и сам не знал.       — Дома тебе будет лучше, ты будешь в меньшей опасности, чем здесь, — сказала я. А потом поняла, что ошибаюсь. Хайджима в состоянии защитить мальчика от белых балахонов (при условии, что они не работают вместе), а вот домочадцы — нет. Чёрт. Как же сложно! — Хотя знаешь, наверное и не будешь.       — О чём вы? — спросил мальчик. Я поджала губы. Оказывается, говорить правду бывает достаточно неприятно. Я видела: Натаку не готов к ней, он может просто не выдержать.       — Ты особенный. Как я и мой младший брат, — уклончиво ответила я. — По этой причине ты здесь. И по этой же причине есть плохие люди, которые охотятся на таких как ты и я.       Натаку вздрогнул.       — Это всё из-за «Всплеска Адоры»? — уточнил он слабым голосом. — Я слышал, как дяденьки-учёные говорили об этом. Именно поэтому они меня и забрали, да?       — Да, — спустя пару секунд тишины ответила я. — Мне жаль.       — Вас тут тоже держали из-за этого?       — Нет. Когда я была тут, во мне никакого Всплеска Адоры не нашли. А когда он проявился, поняли, что упустили, и очень разозлились. Так что ты теперь отдуваешься и за меня тоже. Прости.       Натаку опустил голову. Он смотрел на пол, явно погрузившись в свои мысли, и я не стала ему мешать. Я чувствовала запах страха и неуверенности, и попыталась лёгким поглаживанием по спине приободрить мальчика. Тот на мои действия никак не реагировал.       — Я знаю, что тебе страшно, что ты не знаешь, что делать, но я могу помочь. Я не позволю этим монстрам измываться над тобой, найду способ вытащить тебя отсюда и защитить, — мягко произнесла я. Натаку поднял на меня глаза, и я увидела застывшие в них слёзы.       — То есть… Я не должен справляться с этим сам? — тихо спросил он.       — Нет, не должен. Ты, Натаку-кун, сильный мальчик, но порой можно побыть слабым и положиться на других. — И чуть улыбнулась.       Слёзы заструились по бледным щекам мальчишки, он всхлипнул и прижался лбом к моему плечу, но не спешил обнимать. Я обняла его сама, поглаживая по коротким рыжим волосам.       — Прости, что на твою долю выпадает такое испытание.       — Я привык, — покачал головой он, вновь всхлипнув.       Постепенно ткань на моём плече становилась всё мокрее и мокрее, но если это помогало Натаку успокоиться, то я была не против. И вот, вскоре его плечи перестали дрожать, и он просто сидел, уткнувшись мне в плечо и глубоко дыша. Я чувствовала запах сожаления и печали, идущих от мальчика. К счастью, страхом от него больше не пахло.       — Расскажи о своей той, другой жизни. Если ты не против, — внезапно попросила я. Натаку вновь кивнул и принялся говорить прямо в плечо:       — Вряд ли вы когда-нибудь слышали название моей страны — она небольшая и долгое время страной-то толком и не считалась, это я так её называю, но по факту это просто колония. Американцы помогли нам, мы вроде бы освободились от оккупации Японской Империи, но папа говорил, что это просто одни оккупанты сменились другими.       Я удивилась. Колония? Америка? Освобождение? И, что самое главное, Японская Империя? Японию уже лет семьдесят минимум как никто так не называл, так с чего бы Натаку говорить так? Я озвучила свой вопрос.       — Ну, название поменяли лет пять назад, но мы в школе учились по старым учебникам колониального периода. Теперь она вроде Японией называется…       Я сглотнула. Натаку, этот мальчик… Он родился и жил в двадцатом веке, пережил Вторую Мировую Войну и эпоху колоний. Чёрт возьми, как такое возможно? Я думала, нас, переродившихся, Проповедник брал из одного и того же временного периода! Но теперь оказывается, что этот мальчик был родом из середины двадцатого века!       Сглотнув, я продолжила слушать историю Натаку дальше. К сожалению, она не пестрила радостными моментами. Ему было всего десять лет, когда его отец умер на гражданской постколониальной войне, и вся ответственность за мать и сестёр легла на его плечи — он стал главой семьи. Но тогда его беды только начались.       Так как это было военное время, жили они впроголодь, а их дом и амбар с рисом подвергались набегам партизан, причём с обеих сторон конфликта, и несколько раз им приходилось бежать в более безопасные части страны. Так, они прожили пару лет. За это время две его сестры были убиты: одной не повезло и она попала под обвал в доме, а вторую убили солдаты.       А затем было самое страшное. Гражданская война имела свои социальные, исторические, экономические и внешнеполитические причины, но если подвести черту и обобщить, то гражданская война была лишь одним из последствий Холодной войны и двух противоборствующих мировых блоков, распространявших свои идеалы на жителей. В итоге страна была поделена на Север и Юг, и в каждой была своя идеология, что привело к войне.       Так, отец Натаку поддерживал коммунистов, за что и был убит, а на всю семью мальчика повесили клеймо позора. И это самое клеймо показало себя, когда все остатки семьи — сам Натаку, мать и оставшаяся в живых третья сестра сбежали с линии фронта в другой город, находившийся под контролем южан. Поначалу всё было в порядке: мать нашла работу в магазинчике, дети играли на улице и листали показанные американскими военными комиксы с изображениями супергероев. Но однажды, спустя полтора месяца, кто-то из новой волны беженцев узнал их, рассказал об отце-предателе, и всех троих подвергли пыткам: вдруг знают что-то о передвижениях северян или их планах, а то и вовсе сотрудничают с ними. Мать пытки не пережила, а сестра — забеременела после изнасилования и вскоре была убита. Сам Натаку умер от голода и холода в тюрьме вместе с такими же, как он.       Эта история заставила меня покрыться холодным потом ужаса. Такое происходило, всегда случалось на всех войнах, но раньше это было как-то далеко от меня, там, в прошлом. Но теперь рядом со мной сидел маленький мальчик, который не пережил пытки со стороны своего же народа, который в возрасте десяти лет должен был взять на себя ответственность за всю семью, но не смог.       — Это было моё решение бежать именно на юг. Я думал, там будет безопаснее. Я ошибался. Я не защитил их, — пробормотал он мне в плечо, и я вновь ощутила солёных запах слёз вперемешку с запахом сожаления, стыда и ненависти. Натаку ненавидел сам себя. — Когда я открыл глаза и понял, что я теперь новорождённый ребёнок, я обрадовался. Решил, что всё позади, что больше мне не придётся пытаться прыгнуть выше головы. Мне стыдно перед мамой, отцом и сёстрами, но я ощутил облегчение. Я мог быть кем захочу. Но потом и здешние родители начали настаивать на хороших оценках, расписали моё будущее, давили. Я… Я… — Он начал захлёбываться в слезах. — Я ощутил это вновь. Мне стало так страшно. Я так больше не могу. Не хочу, не хочу ничего! — И закричал в отчаянии.       Я ещё крепче обняла Натаку. Бедный ребёнок, переживший войну и не справившийся с ней. Уверена, что в начале перерождения он долго отходил от пережитого, а когда только-только успокоился и начал смотреть в будущее, поверил в то, что может простить себя за совершённую ошибку, на него вновь начали оказывать то же давление, что и в прошлом.       Стать главой семьи в десять лет, нести на себе груз чужих ожиданий и надежд, брать великую ответственность за всю семью и мечты родителей — это не то, что должен переживать ребёнок. У каждого ребёнка должно быть детство. Хотя бы в одной из жизней.       — И не надо, — прошептала я, стараясь успокоить Натаку.       — Мама… Обе мамы всегда хотели от меня невозможного, — внезапно произнёс он, и я вздрогнула от звука его голоса: в противовес истерики — тихого, болезненного, сломленного. — Лучше бы я никогда не перерождался. Лучше бы просто умер.       — Это было бы легче, но не лучше, — отозвалась я. — Да и вообще, если бы ты умер тогда, разве мы бы познакомились сейчас? А что насчёт твоих школьных друзей? Разве было бы лучше, если бы ты никогда с ними не встречался? Сделало бы это тебя счастливее?       — Возможно. Без меня у них было бы меньше проблем, — ответил Натаку. Я покачала головой.       — Разве? С чего ты решил, что ты приносишь проблемы? С того, что не смог защитить свою семью в прошлом? Но ведь тебе было всего десять лет. Это ошибка твоей матери и твоих сестёр, что они возложили подобный груз ответственности на маленького ребёнка. Это в принципе ошибка того времени, что считалось нормальным возлагать подобную ответственность на маленьких детей. Или ты считаешь, что не оправдываешь чужих ожиданий? А с чего ты должен их оправдывать? Ты — это ты, Натаку Сон, а не тот, кем хотят видеть тебя твои родители или окружающие. У обычных людей жизнь одна, нам же повезло прожить две. И если мы в первой жили так хреново, так почему бы нам не прожить вторую так, как мы хотим?       — Так нельзя, — тихо сказал Натаку, но я чувствовала запах сомнения.       — А кто сказал, что нельзя? Пока это не нарушает действующее законодательство — всё можно! — пошутила я. — Просто в первую очередь ты должен позволить это сам себе. Мы живём, растём, делаем ошибки, исправляем их, учимся на них, встречаем людей, которые становятся близки нашим сердцам, воплощаем мечты в явь. Пойми, Натаку-кун, ты можешь быть тем, кем захочешь. А если кто-то из окружающих тебя вдруг ограничивает — так наплюй. Не позволяй другим ломать себя. Дай себе побыть слабым.       — Но если я буду слабым, то кто защитит остальных? — спросил мальчик. — Вы сказали, что я — особенный, что за мной охотятся плохие люди. Значит, все вокруг меня в опасности, я должен их защитить.       И правда: я просила быть слабым того, кто не мог себе этого позволить, только не сейчас. Он, как и я или Шо, будет преследуем белыми балахонами. Они не оставят его в покое, могут напасть на его родственников и взять их в плен, могут угрожать жизнями окружающих.       Мальчика и его семью требовалось защитить. Наша Восьмая бригада не могла этого сделать, но, предположим, Первая, — вполне.       — Ты молодец, что думаешь об окружающих, Натаку-кун, — медленно начала я, — но видишь ли, в чём проблема: ты совсем забываешь о том, что не один. Вокруг тебя уже есть и в будущем появятся сильные люди, которые не нуждаются в твоей защите. Наоборот, они смогут защитить и себя, и тебя.       — Правда? — Мальчик отлип от моего плеча и с надеждой посмотрел мне в глаза. Он нуждался в том, чтобы кто-то признал его слабость, нуждался в человеке, что уберёт с его плеч груз ожиданий. И эта роль выпала мне. Я кивнула:       — Правда. Ты не один. Я и мои друзья защитим тебя. Правда, придётся немного подождать, поскольку будет много формальностей, да и Хайджима не захочет отпускать тебя просто так, но мы тебя защитим.       На лице Натаку появилась долгожданная улыбка. Мальчик утёр слёзы длинным рукавом и теперь выглядел счастливее. Я почувствовала лёгкий аромат благодарности, и потрепала Натаку по волосам. Это было только начало, его душевные раны не исцелит какой-то разговор с практически чужим ему человеком, а потому потребуется специалист. Кажется, теперь я буду не единственной, кто посещает психолога.       Я не сдержала смешка: кажется, Проповедник для переселения выбирал души с ворохом психологических проблем.       — Итак, хочешь увидеть, как я надеру задницу Куроно? Он ведь причинял тебе боль, да? Обещаю отомстить ему, как Бэтмен или Капитан Марвел.       Но Натаку мне не ответил. Его глаза внезапно остекленели, а дыхание на секунду прервалось. В мгновение ока он стал похож на какую-то куклу, и этот вид мне кое-кого напоминал: точь-в-точь как Шо при нашей первой встрече, когда он был в белых балахонах.       Я вскочила на ноги и принялась озираться. Хаумея? Что эта тварь тут забыла? Неужто балахоны тоже почувствовали пробуждение нового столпа? Тогда дело дрянь.       Снаружи послышался взрыв, и пол под нами содрогнулся. Я кое-как устояла на ногах. В окне я увидела дым. Значит, они уже напали.       Подхватив безвольное тело Натаку на руки, я вылетела прочь из комнаты, тут же натыкаясь на учёного, который нас сюда и привёл.       — Нет времени объяснять, на Хайджиму напали! — крикнула я.       Мужчина коротко кивнул и побежал рядом со мной.       — Мы в курсе, уже направили отряд, чтобы остановить вторженцев. К слову, ваша бригада внезапно показалась и устроила самый настоящий хаос. Как вы это объясните?       — Стратегия, — отозвалась я, не зная, какое оправдание придумать. Хотя что-то мне подсказывало, что эти парни и сами прекрасно понимали, почему всё это время вся Восьмая бригада сидела в засаде в спичечном коробке, пока мы с Виктором ошивались в Хайджиме. — Нужно привести Натаку-куна в чувство — Хаумея из балахонов взяла его разум под контроль.       И тут мальчик закричал, вырываясь у меня из рук. Я удивилась, расцепляя объятия и выпуская Натаку. Его рука мгновенно загорелась алым пламенем, а мои ноги загудели. Я ощутила связь Адоры между нами и будто бы на периферии услышала отвратительный голос Рекки: «Ты сможешь! Сможешь! Гори! Пылай! Сожги тут всё!»       И буквально секунду спустя крик Натаку стал громче, а огонь из его руки запылал сильнее.       А в следующих момент кто-то в белых одеяниях появился из-за поворота, подхватил мальчишку на руки и побежал с ним дальше. И в этой высокой мощной фигуре я узнала Харона.       Прищурившись, я зажгла огонь в ногах, срываясь с места. Помнится, у нас с Хароном осталось незавершённое дело.