Сложные дети

      В усталом сознании мерцали всполохи огня, обжигающие глаза даже сквозь плотно закрытые веки… — Верните!!! Верните мне мою дочь! — изнутри развалюхи по запертой двери замолотили кулаками. — Мама… — Это не она! Не она!!! — женский голос срывался на плач, а запах гари и дыма, исходящий от подожжённого дома, становился всё сильнее. — Почему, мама?.. — Вы забрали не ту!!! Верните мне Ханако! Верните-верните-верните!!! — из всех щелей пылающей халупы завалил едкий чёрный дым… — Почему, почему, почему? Почему?!       Надрывный вопль сменился душащими рыданиями! Губы кривились, лицо искажалось, но слёз не было. И от этого было только хуже. Чтобы не угореть, я отползла в сторону от дома, скуля и размазывая грязь по лицу. Сколько ещё будет этой грязи?       Сорвав гнилую дверь с петель, из дома вывалилась сгорающая заживо чернявая нищенка. Она дико и безумно кричала, до мяса раздирая собственное тело обгрызенными ногтями. Тело изнутри сияло золотисто-оранжевым светом, словно у светлячка! Так красиво…       Её мозг уже давно был изъеден пламенем, а конечности превращались в пылающие угли… Осыпающиеся пеплом пальцы потянулись к бескрайнему чёрному небу, в котором вихрились искры! Когда вопли умирающей затихли, на поляне остался слышен только треск огня и тихий смех…       Лишь когда огонь догорел, за спиной послышались тихие неровные шаги. К тому моменту мне было плевать.       На всё.       Едва держась на ногах, ко мне подошёл старший брат и, дёргано убирая с осунувшегося лица длинные прядки волос, подхватил моё тело на дрожащие руки. Казалось, они сейчас повиснут плетьми, бросая меня на чёрную от пепла землю. Заслужила.       Заслужила.       Наоки не смотрел никуда. Шёл прочь с поляны, точно слепой, запинаясь о коряги и не реагируя на мой плачущий шёпот. Почему? Я хотела вернуться… Вернуться туда, где меня никто никогда не ждал. И было так больно! Так нестерпимо больно от того, что возвращаться было некуда! Возвращаться не к кому!!! Есть только брат…       Вцепившись пальчиками в его мускулистые плечи, я придушенно зашептала: — Мамы больше нет, — и словно ещё надеялась на что-то после сказанного, но!.. — У тебя её никогда и не было, — едва слышно пробормотал Наоки, — а если ты хочешь вернуться к той женщине, что продала тебя в рабство, то я тебя не держу.       Крепкие руки дёрнули меня за скрюченные в мёртвой хватке пальцы, пытаясь их отодрать. Я закричала! Не надо! Не бросай меня!!! Посмотри на меня! Пожалуйста!.. — Посмотри на меня! Посмотри-посмотри-посмотри!!! — я рыдала, задыхаясь от слёз и ища взгляд серых глаз брата.       Их пыльные стёкла смотрели слепо, глядя сквозь меня, а я, моля, цеплялась за единственного человека в своей жизни. Жёсткие пальцы с сухой кожей выламывали мои — тонкие и едва держащиеся за грубую ткань матроски. — Наоки, не надо! — всё тело колотило от ужаса, что он сейчас сломает мне пальцы и бросит здесь. Умирать. Заслужила.       Заслужила.       Моргнув, брат нахмурился и словно бы пришёл в себя. Свежий ночной воздух окутывал прохладой, а ослепительно яркий диск луны в небе освещал всё вокруг. — Прости, солнышко, — качая головой, пролепетал Наоки и, с силой зажмурившись, распахнул глаза. — Прости-прости-прости!..       Прижавшись потрескавшимися губами к моему мокрому лбу, он прошептал: — Прости… Всё хорошо. Всё уже позади, — бережно убрав с моего лица налипшие прядки, он посмотрел мне в глаза и произнёс, — Джимбей сказал идти в седьмую рощу, он ждёт нас там…       Я вынырнула из кошмара с распахнутыми глазами! В них ударил обжигающий солнечный свет, заставляя сетчатку загореться от нестерпимой боли! Твою-ю-ю ж за ногу-у-у!!!       Зажмурившись, быстро натянула мягкое одеяло на макушку, прячась от злого света. Из мигом воспалившихся глаз потекли непрошеные слёзы. Как же я ненавижу этот глазной альбинизм! Как же я ненавижу своего неизвестного папашу, от которого мне досталась эта мерзость! Ненавижу-ненавижу-ненавижу!!! Зло хлюпнув носом, я кое-как растёрла солёную влагу по щекам. Глаза обжигало, словно в них залили крутой кипяток. Надо потерпеть.       Нахмурив лоб, я пыталась вспомнить, чем именно закончился вчерашний вечер: после того как Дофламинго-сан сказал, что берёт меня к себе на пиратский корабль, я была готова петь от радости. Снова очутиться в море, снова лазать по вантам и скакать по реям! Наверняка снова получать за это подзатыльники. Дофламинго-сан был не похож на тех капитанов, которые будят экипаж кастетом под рёбра или просто ведром ледяной воды, а ведь таких было немало.       Пальчики на ногах сами поджимались от одной только мысли о том, что вчера произошло. Это было!.. Было так похоже на сказку! На одну из тех глупых детских сказок, которые я всегда упрямо игнорировала, предпочитая читать про разные расы и племена или про великих путешественников, покорявших моря!       Почувствовав, что глаза постепенно отпускает, я спустила одеяло с головы и осознала, что плохое тело больше нигде не болит. Ни та грызущая рана на спине от кистеня рэкетира, на чью территорию я по глупости сунулась, ни растянутая вчера нога. Плохое тело перестало быть больным… И я не знала, как к этому относиться: я привыкла к тому, что что-то всегда болит, но сейчас я была словно… пёрышко… Невесомое, неощутимое пёрышко, лежащее на чём-то поразительно мягком и чистом.       Из-за больных глаз я не могла просто оглядеться кругом и осмотреть себя, поэтому просто слушала и ощущала…       Тихое, мерное пищание какого-то прибора…       Чьё-то хриплое дыхание с рваным обрывом на выдохе…       Стойкий запах медицинского спирта, как в лазарете… а ещё морской соли, отчего на потрескавшихся губах появился такой знакомый горьковатый привкус…       Лёгкая, едва ощутимая качка, гул волн и тот характерный звук, с которым они разбиваются о борт корабля…       Чьи-то грузные шаги за дверью… вот они стихли…       Аккуратно ощупала себя. Тело было чем-то сковано — осторожные прикосновения — бинты. Очень-очень много бинтов. Они покрывали практически всё, оставляя свободными только какие-то редкие участки кожи…       Я провела рукой вправо — стена. Шершавые доски, но без заноз. Пальцы мягко скользили по неровной древесине…       Теперь слева. Койка заканчивается… веду руку вверх — должно быть, столик…       Плохое тело резко напомнило о себе, отозвавшись острой болью в потревоженной спине, и я почувствовала запах крови и её липкую влагу. Что-то с раной. Хотя какая разница. Мне было абсолютно плевать на то, что происходит с этим телом. Наоборот, сейчас я чувствовала, что всё правильно — если есть боль, значит, всё правильно. Ощущая нарастающую слабость, я невольно задремала, провалившись в кошмар…       Ослепительно яркий диск луны белоснежным светом озарял мёртвый мир. — Пусти меня, Шарли!!! Пожалуйста! Я хочу вернуться к Наоки! Верни меня брату!!! — я бездумно кричала и била подругу по плечам, стараясь достучаться до неё.       Казалось, от надрывного вопля я скоро охрипну. Солёные слёзы смешивались с морской водой… Холодно, и от долгого нахождения в море мне уже сводило ноги судорогой. Не обращая внимания на плач и мольбы, русалка продолжала уплывать вдаль от Сабаоди, крепко сжимая меня в своей акульей хватке. Наконец она не выдержала и, резко остановившись, выкрикнула: — Он мёртв!!!       Посреди необъятного и безмятежного океана эти страшные слова не вызвали даже тихого всплеска волны… Море равнодушно к людским страданиям.       Море равнодушно ко всему.       Я замотала головой, продолжая умолять мадемуазель Шарли о такой малости. Она просто ничего не понимает! Она лжёт! Она обманщица!!! Брат сильный! Он не мог умереть!!! Русалка обняла меня, настойчиво бормоча: — Тебе надо уходить! В Норд Блю сейчас как раз отходит корабль, я помогу тебе!..       Из моего горла вырвался злой визг, перебив слова юной предсказательницы. Я не хотела оставаться одна!!! Не хотела уплывать в чужое и далёкое море! Я всего лишь желала вернуться на тот обрыв к брату… Снова обнять его. Снова увидеть его серые глаза. Усталые, но живые. Он не мог оставить меня одну!.. Не мог! Сдавленно плача, я допытываюсь у подруги: — Почему? Разве Джимбей-сан не говорил, что мы с Наоки сможем жить на острове рыболюдей? Что ваша королева Отохиме позволит нам это!!! — голос срывается на визг. — Так почему он нас предал?!       В этот момент Шарли не выдержала и горько разрыдалась!.. — …Подъём!!! Хватит дрыхнуть, открывай глаза! — в сон ворвался торнадо, сминая и море у берегов Сабаоди, и надрывно плачущую русалку. — Почему?.. — Чего ты там бубнишь? — переспросил высокий женский голос, приближаясь к моей койке. — Я говорю, что не привыкла спросонья любоваться на такую красоту, — привычно шутливо парировала я, не видя этой женщины, но, видимо, попала в «яблочко» даже вслепую. — Ты!.. Ты назвала меня… крас-савицей? — заикаясь, воскликнула моя мучительница и тут же куда-то побежала. Наверное, к зеркалу.       Безучастно замерев, я пыталась очнуться после кошмара, но внутри всё будто бы выжгло. Выжгло все надежды… Растоптало старания, уничтожило мечты… Подумав, что надо что-то сказать, я пробормотала: — Да, м-м-м… — Йола. — Да, Йола-сан. Вы просто незабываемы, — тихонько хихикнув, я продолжила нести всякий бред. Так легче: не нужно думать. — П-правда?.. Незабываема как кто? — подрагивая, переспросил голос, в следующий миг уже самовлюблённо язвя: — Суффиксы оставь для Верго, он это любит. Я для тебя просто «Йола», но, если очень хочешь, можно на «вы».       Я привычно запомнила сказанное, придумывая ответ на ходу: — Как принцесса русалок!       Шарли бы меня прибила за такое святотатство… Я заулыбалась, когда внезапно до тонкого обоняния донёсся просто умопомрачительный аромат! Мой несчастный голодный желудок свело от боли, а во рту мигом скопилась слюна. Еда-а-а… Кушать! Я буду кушать!!! Дофламинго-сан ведь вчера соврал и так и не накормил меня.       Надув щёки, я пыталась догадаться о том, что именно сейчас буду есть, но это получалось со скрипом. Вот Йола подошла к моей койке и со стуком поставила что-то тихо звякнувшее на стол. Среди запахов я могла различить только горячее масло. — Садись-ка, — потребовала Йола и помогла мне приподняться. — О-о-о, нет… Вот Дьявол! Только-только зашили. Ты как умудрилась себе свежие швы разодрать? Хоть бы сказала что-нибудь!       Женщина продолжала охать и стенать, а я не понимала, о чём речь, поэтому смущённо пробормотала: — Да не знала я, что эти простыни такие дорогие… — Да не в простынях дело-то, дурочка! — возмущалась Йола. — Сейчас тебя снова зашивать придётся, рубцы сильные останутся. Только время свободное для новой картины появилось… Поворачивайся спиной! — А можно я сначала поем?.. — едва различимо прошептала я, до слёз расстроенная тем, что отвлекла Йолу от чего-то по-настоящему важного, заставив возиться со своим глупым телом.       Раздался вздох и слова: — Можно, только очень быстро и совсем немного, иначе может стать хуже. Ты чего зажмурившись сидишь?       В помещении повисла тишина. Я молчала, чувствуя, как губы сами по себе растягиваются в широкой-широкой улыбке. Изо рта вырвался непроизвольный смешок, а потом я прямо сказала: — Я ничего не вижу днём, Йола. У меня светобоязнь, — не сдержавшись, хихикнула. — Прости-те?..       Ответом мне было спёртое дыхание и неумелые попытки что-то мне высказать, но они прерывались хрипами и тихим истеричным попискиванием. Кажется, у Йолы больные нервы… Зря я её так. Обухом по черепушке. — Ешь… Просто. Молча. Ешь, — едва сдержавшись, просипела женщина, поставив мне на колени поднос, отошла подальше. Вероятно, до этого моей жизни грозила прямая угроза.       Я кончиками пальцев наткнулась на края тарелки, обвела их по кругу, после чего нащупала ложку и изо всех сил сжала её в кулачке.       Мыслей не было. Я просто ела. Просто, мелко трясясь, окунала ложку в тарелку, набирала наваристую жидкую кашу и медленно подносила её ко рту. Просто зачерпывала следующую. И просто тихо плакала. — Сыта?.. — вполголоса спросила Йола.       Я слабо закивала и ответила: — Угу… Ну, то есть, да. Да. Спасибо… — Тогда давай посуду и разворачивайся. Посмотрю, что там у тебя со спиной. Надеюсь, ничего катастрофичного и мой суицид отменяется.       Женщина завозилась с моей спиной и обрадовалась тому, что ничего серьёзного не произошло. Она в полной тишине обрабатывала рану, когда в коридоре послышались шаги и мужские голоса: видимо, остальные члены команды проснулись и спешили на камбуз. Движения Йолы стали заметно более дёрганными и торопящимися, из-за чего мне приходилось сжимать зубы. Не выдержав, я задала вопрос: — Йола, а вы можете мне рассказать что-нибудь о команде? Хотя бы пару слов… — Хорошая идея, — одобрила пиратка и начала рассказ.       Я внимательно вслушивалась в местную систему иерархии: лидеры, офицеры, шестёрки… Настоящий карточный домик. — …Ты и сама постепенно во всём разберёшься. Ничего особо сложного нет. А не получится, так тебе помогут, — закончила Йола свой монолог, а заодно и обработку моей спины. — Отдыхай пока. Я зайду через пару часов.       С этими словами женщина забрала поднос, а я улеглась на живот, где свежих ран было куда меньше, и в бесконечно очередной раз провалилась в мучительные воспоминания…

***

      Дофламинго сидел за накрытым обеденным столом, незаметно зевая в кулак и размышляя о произошедшем ночью. Он нисколько не жалел о принятом решении, хоть и пребывал в растерянности, даже приблизительно не представляя, что вообще надо делать с настолько маленькими детьми. Им же что-то нужно?.. Игрушки там всякие, книжки… Себя в таком юном возрасте он плохо помнил, а Роси!.. Роси всегда был чудным.       Налив себе бокал красного вина, Доффи залпом выпил его. Внутри словно затронули старую, ноющую в дождь рану. Ни к чему эти мысли. Его брат мёртв. Пора уже смириться с этим фактом и жить дальше.       Заставив себя вернуться мыслями к странной девочке, он пытался хотя бы приблизительно нащупать возможные будущие сложности, связанные с появлением ребёнка на корабле. Понятно, что мерить психику Фортуны по среднестатистическим детям было проблематично, если не глупо, но банальную физиологию это не отменяло.       Стуча каблучками, на камбуз ворвалась Йола: она не витала в абстракционных облаках, как обычно. Вместо этого нервно дёргалась, чем невольно сбила его с мысли. Резко сев за своё место, женщина тотчас же привлекла сонное внимание остальных членов Семьи, которые уже знали о малолетней новенькой в команде, но были слишком разбиты весёлой ночью, чтобы самим требовать подробностей.       Из всех только как обычно весёлый и расслабленный Махвайс был бодрым и выспавшимся, из-за чего остальные члены Семьи бросали на него мрачные, завистливые взгляды. Особенно Пика, с которым они вчера пили вместе, но казалось, что всё похмелье досталось ему одному. Заметив, что Йола сейчас взорвётся, Махвайс попытался её успокоить привычным приёмом: — Прекрасно выглядишь, Йола, и-ин!       Неожиданно взвывшая женщина ткнула ему вилкой в лицо, чуть было не наколов на неё глазное яблоко. Дофламинго невольно вспомнил вчерашнее меню, которое озвучила Фортуна, и, недоверчиво взглянув на стоящее перед ним блюдо с мясом, отодвинул его подальше. К чёрту. — Она сказала то же самое! — провыла Йола, а увидев, что Вайс хочет её поздравить, продолжила. — А потом уточнила, что даже не смотрела!!!       Диаманте расхохотался, а Доффи прикрыл глаза рукой. Он не был удивлён. Махвайс попытался перевести сказанное в пользу Йолы: — Вот видишь! Она твою красоту нутром, ну, в смысле сердцем прочувствовала, и-ин. — Как же… — буркнула Йола. — Я не уверена, что она вообще умеет чувствовать. Спину себе опять в кровь разодрала и даже внимания не обратила. Где вы её откопали, Молодой Господин?       Доффи широко улыбнулся, на что Йола вздрогнула и прищурилась, непривычно внимательно разглядывая его черты лица, и весело ответил: — Секрет. Вы ей только пальцы в рот не суйте — откусит.       Решив, что капитан шутит, Йола обиженно фыркнула, а Верго едва заметно улыбнулся и отпил глоток чая, оставляя ложечку у себя на щеке, прямо под фигурно выбритыми бакенбардами. Смейтесь-смейтесь…       Ощутив, что от ещё больше растянувшейся улыбки у него уже начало сводить щёки, Дофламинго обратился к Диаманте, завалив его отрывистыми вопросами: — Трэбол уже связывался? Как прошла его вчерашняя встреча? Удалось договориться со Сказочником? — Переводишь тему, Доффи? Неужели малолетка совсем со дна? — заметив недовольно скривившиеся губы капитана, лидер мгновенно угомонился. — Расслабься, Трэбол передал, всё прошло даже лучше, чем мы рассчитывали. Сказочник сказал, что согласен с тобой сотрудничать и доверить перевозку товара. — Это просто прекрасная новость… Ведь мы с радостью поможем этому замечательному человеку определённо самых высоких моральных принципов, — вновь развеселившись, ответил Джокер, когда Диаманте продолжил: — Это ещё не всё, Доффи. — М-м-м? — На встрече будет важная шишка с Гранд Лайн.                     Джокер замер. — Кто?                     Диаманте мотнул головой, показывая, что не знает ответа. — Передали лишь то, что итог сделки будет зависеть не столько от Сказочника, к которому мы всё это время и подбивали клинья, сколько именно от того, насколько ты понравишься приглашённому авторитету. Мол, он хочет лично познакомиться с тобой и сам понять, стоит ли сотрудничать.                     Вот чёрт…                     Хоть бы знать кто: женщина или мужчина, сколько лет, уже можно было бы приблизительно спланировать модель поведения, а так!..                     Чёрт.                     Чёрт.                     Впрочем, ладно. Тот факт, что на встрече, помимо крупнейшего наркоторговца Норд Блю, будет присутствовать человек с Гранд Лайн — уже значит, что Джокера не просто заметили, но и начали к нему присматриваться. Ещё на ступеньку выше на лестнице подпольной иерархии. — Во сколько назначена встреча? — В три часа дня, — ответил Диаманте, отхлёбывая чай. — Он предпочитает совершать все сделки днём.       На часах было полвторого. То, что нужно. Из-за того, что все легли под утро, завтрак довольно сильно сдвинулся, но это было не важно.       Соединив кончики пальцев, Дофламинго резюмировал: — Всё ясно. Итак, со мной пойдут Пика и Махвайс. Диаманте, тебе разобраться с поставкой оружия Длинноногого. Верго, проверь шестёрок. Не хватало только, чтобы после вчерашнего вечера мы не досчитались одного корабля. Йола, ты сегодня отдыхаешь. Можешь сходить в город до вечера.       Уставшая женщина благодарно кивнула, а Лао Джи поинтересовался: — А что по поводу кренгования? Корабль уже плохо идёт, джи!                     Дофламинго чуть нахмурился.                     Действительно…                     Впрочем, это терпит. — Из-за раненых детей кренгование самой "Галатеи Фламинго" придётся отложить до следующей остановки. Но это не мешает почистить дно от ракушек и водорослей у наших четырёх бригантин. Как раз этим ты и займёшься. Проследи, чтобы киль каждого корабля блестел. Можешь использовать хоть всех шестёрок сразу. На этом всё.       Закончив с раздачей распоряжений, капитан встал из-за стола. Остальные тоже начали медленно подниматься, расходясь по своим делам. Выйдя с камбуза, Дофламинго поднялся на палубу и посмотрел в сторону острова.       Да, при свете солнца он выглядит совершенно иначе. Причал, переходящий в песчаный пляж, бурлил и гудел от обилия моряков. Немытые, словно задубевшие от солёной морской воды, они грузили на корабли новый товар и грязно ругались друг на друга. Между ними то и дело мелькали юбки и раздавался громкий женский визг и хохот, когда какой-нибудь особо любвеобильный пират позволял себе нечто большее, чем просто маслянистый взгляд. Улыбнувшись, фрахтовщик пошёл в сторону города.       За неспешным разговором с членами команды он и не заметил, как они дошли до самого обыкновенного здания с покатой крышей и чуть потрескавшейся штукатуркой. Перед его оградой, прямо за которой росла скрюченная яблоня, толкались чумазые беспризорники, с визгом разбежавшиеся в разные стороны, как тараканы, увидев людей. Один из пацанов тащил в подоле кофты сворованные незрелые яблоки. Ворьё малолетнее.       Оглядев дом, Джокер уточнил: — Махвайс? — Да, мы пришли.       Пройдя по посыпанной песком дорожке, они зашли на крыльцо, и Доффи с недовольством постучал в дверь. Когда та с лёгким скрипом открылась, на пороге возникла страшная, как сама смерть, старушонка. — Чой надо-ть, хлопцы? — протянула она старческим дребезжащим голосом и подслеповато сощурила свои слезящиеся глаза. — Ваш искатель приключений опять забрался на наш корабль, и это уже не смешно, — с сухим раздражением процедил Дофламинго. — О-от негодник! Да сколько ж раз я ему уже твердила, шоб не ползал по пристани и чужим судам, а шёл играть на пляж. Заходите-заходите, чего уж на пороге стоять, будем в доме разбираться, э-эх, — прошамкав это, несчастная бабушка впустила недовольных морских торговцев, с грустью качая головой. За что ей такое наказание с внуком? — Проходите-проходите, да, направо, будем в гостиной разговаривать за чашечкой чая. Она всякую беседу скрасит.       С этими словами старуха открыла дверь в милую комнатку, но вместо того, чтобы сесть на диван и начать беседовать с гостями, она, подойдя к нему, слегка отогнула подлокотник и без малейшего труда сдвинула весьма габаритный предмет интерьера в сторону. Под ним показался чёрный провал с ведущей вниз лестницей, на которой было видно только первые несколько ступеней, в то время как все остальные тонули в кромешной тьме. — Добро пожаловать в «Обитель грёз», Джокер. Сказочник уже давно ждал тебя, — с этими словами старая рыбоженщина улыбнулась, обнажая целую пасть острых и длинных, как кинжалы, зубов, и отошла в сторону.       Дофламинго оскалился не менее плотоядно. Сказочник был не единственным, кто жаждал их встречи. Сам Джокер уже два года как включил наркооборот в сферу своей деятельности, но самый крупный торговец Норд Блю постоянно ускользал от него. До сегодняшнего дня.       До сегодняшнего дня.       И если всё пройдёт успешно, он не только станет нарко-фрахтовщиком местного авторитета, но и познакомится с полезными людьми с Гранд Лайн.       Махнув рукой, чтобы все шли за ним, Джокер начал на ощупь спускаться в этот провал. Когда голова Махвайса, идущего последним, перестала виднеться над проёмом, тот закрылся, на мгновение оставляя всех присутствующих в липкой темноте, способной вызвать неудержимый приступ клаустрофобии. Но уже в следующий момент по бокам стали медленно загораться жёлтые огни, позволяя спокойно разглядеть окружение.       Лестница закончилась, открывая довольно широкий и высокий проём. Хотя Диаманте здесь не поместился бы. Группа пошла вперёд, и постепенно Дофламинго всё более ясно ощущал приторно-сладкий запах дурмана. А вот, наконец, и сама “Обитель”. На входе стояла миловидная молоденькая девушка в облегающем платье, которое, полностью закрывая верх, имело разрез на подоле чуть ли не до талии. — Мы рады вас видеть, господин, — пропела привратница. — Следуйте за мной.       Когда они зашли в помещение, им открылся самый настоящий оазис земных наслаждений. На мягких кушетках лежало около полусотни местных толстосумов в парче, белом свинце и дорогих мехах, медленно курящих изящные трубки, из которых поднимался густой медвяный пар. Вокруг них сновали фигуристые куртизанки, подносящие гостям вино и фрукты.       Пику и Махвайса пришлось оставить здесь.       Пройдя зал насквозь, Джокер с привратницей вошли в следующий, казалось бы ничем не отличающийся от предыдущего. Разве что одежда посетителей стала чуть менее замысловатой. Так они прошли ещё четыре зала, в каждом из которых обстановка становилась всё проще, а посетители — всё беднее. — Неужели Сказочник решил мне устроить маленькую незапланированную экскурсию? — его это ничуть не раздражало. Наоборот, Джокер был абсолютно не прочь оглядеть эту кротовью нору целиком. — Ну что вы, господин! Хозяин всего лишь хочет познакомить вас со своей "Обителью", — с придыханием произнесла куртизанка.       При этом в попытке идти в темпе своего высокого во всех смыслах гостя, она сделала свой следующий шаг настолько широким, что подол юбки распахнулся, обнажая белоснежное бедро целиком. Да… Пожалуй, у Сказочника найдётся чем его заинтересовать, помимо выгодной сделки.       Жаль, что не получится задержаться: сегодня вечером Дофламинго лучше быть на корабле, незачем пускать всё на самотёк. К этому моменту они вошли в последний — девятый зал и остановились. — Так вот она какая — «Обитель грёз»!!! — произнёс он, расхохотавшись.       Этот зал был в десять раз больше всех предыдущих. И если в двух последних витал только лёгкий душок, то здесь тошнотворно-слащавый запах наркоты уже был не способен перебить вонь пота и человеческих испражнений. Прямо на полу здесь валялись сотни тех, кого когда-то называли людьми. Сейчас же эти существа остекленевшими глазами смотрели в пустоту, пуская жёлтые слюни, и время от времени подносили деревянную трубку к беззубому сморщившемуся рту, чтобы сделать ещё одну затяжку. — Ты абсолютно прав, Джокер. Это мой любимый зал. Я называю его — зал Апофеоза человеческой глупости!       На возвышении, чтобы была возможность оглядывать происходящее целиком, словно на осколке того оазиса, который встретил их в первом зале, лежал тучный, разодетый в разноцветные шелка наркобарон, тут же неподвижно сидел сгорбившийся седой Двуликий — самый известный в Норд Блю морской брокер. Вокруг них крутилось около десятка местных «бабочек», которые развлекали хозяев жизни приятными мелодиями и танцами. Прямо между их оттоманками был расположен диван — явно для человека с Гранд Лайн.       И всё было бы привычно и нормально, если бы перед ними на напольных южных подушках не сидело ещё четверо людей, в троих из которых Джокер узнал иных фрахтовщиков Норд Блю. Ещё шесть мест оставались свободными.       Эт-то ещё что такое?       Поднявшись по ступеням, он проигнорировал вялые приветствия собравшихся и спросил прямо: — Что здесь происходит?