Сердце пирата

             Получив наконец возможность пошевелить руками, юноша стиснул зубы от боли — кровь быстро возвращалась в затекшие запястья, неприятно покалывая кончики пальцев иголочками. Можно было даже и не думать о том, чтобы растереть запястья — кровавые мозоли сплошь покрывали тонкую и нежную кожу.       Волк покосился на него, почти мгновенно отстранившись, и хмыкнул. Крестьянский мальчишка, как же… Впрочем, ругается он действительно так, что даже сапожник позавидует.       — Иди вперед, — приказал капитан, грубо подтолкнув его в сторону своей каюты, и почти сразу же ощутил, как тот напрягся, видимо, посчитав, что его будут насиловать прямо сейчас. Какого же он высокого о себе мнения.       Но вперед юноша все-таки пошел, спотыкаясь на ровном месте и пошатываясь от слабости. Перед глазами его мелькали темные пятна — он боялся, что упадет прямо здесь.       В каюте горела лишь свеча в стеклянном футляре — здесь царил опасный полумрак. Широкая добротная кровать — как раз под габариты капитана, массивный дубовый стол и кресло, прибитые к полу гвоздями, чтобы не двигались во время шторма, тумба для одежды, шкаф с картами и всяким инвентарем — вот и вся обстановка. На полу ковер, а на стенах картины. Не скудно, но и не богато.       Посреди комнаты стояла бадья с горячей водой. Волк поморщился, бросив на запястья юноши короткий взгляд.       — Раздевайся и залезай в воду, — уронил он, закрывая дверь каюты на засов и направляясь к шкафу, чтобы достать полотенце.       Мальчишке не удалось скрыть легкую дрожь и на мгновение мелькнувший испуг во взгляде, но он все же независимо пожал плечами и принялся расстегивать непослушными, совершенно одеревеневшими пальцами пуговицы своей рубашки, скинув камзол прямо на пол.       — Что, грязного трахать брезгуешь? — ухмыльнулся он хрипло.       — Заработаешь гангрену, идиот, — безразлично бросил капитан, кидая полотенце на подлокотник кресла.       Отвернувшись, Волк остановился возле окна, больше не обращая на него внимания. Кажется, он был недоволен тем, что пришлось уступить свою ванну пленнику.       Упрямец тем временем, глядя на спину капитана, что стоял у окна, скинул рубашку и принялся за штаны, решив, что ему вряд ли еще будет предоставлена возможность искупаться в чистой воде, если, конечно, Волк не решит сбросить его с трапа в море — акулам на радость.       Капитан не обернулся, услышав плеск за спиной и тихий мучительный стон, который не удалось сдержать. Горячая вода больно ошпарила истерзанные руки юноши.       Волк же прошел к шкафу, ступая совершенно бесшумно, и достал бутылку янтарной жидкости — очевидно, виски.       Затем опустился в кресло, закинув ноги на стол, налил себе в бокал немного и сделал глоток, совершенно невозмутимо и равнодушно разглядывая обнаженного юношу.       «Либо он предпочитает женское тело, либо действительно бессилен в постели», — подумалось королевскому фавориту.       Он был так уверен в себе, потому что не один упрямец стал жертвой его чар еще при королевском дворе. В конце концов, даже сам Леонидион возжелал взять его на свое ложе, хотя предпочитал лишь утонченных дам, так что тут говорить об этом грубом мужике? Уж очаровать пирата, оголодавшего по человеческому телу и простой ласке в своих морских странствиях, ему под силу. Но сейчас, замечая, с каким ледяным равнодушием разглядывает его Волк в абсолютном молчании, юноша уже не был так уверен в этом.       Закончив свое омовение, он поднялся из деревянной бадьи, поворачиваясь к капитану и зная, что сейчас, в неверном свете тусклой лампы, он выглядит великолепно: чистые после купания волосы цвета поспевшей пшеницы засияли, прозрачные капельки воды, что скользили по алебастровой коже, очерчивая каждый изгиб его тела, приковывали взгляд к стройной фигуре юноши. И Волк действительно проследил взглядом путь нескольких капель от ключиц до самого живота, но, к досаде пленника, остался все так же холоден.       Вместо того чтобы накинуться на него тут же, он лишь небрежно швырнул ему полотенце, которое упало на пол, потому что поймать его мальчишка не смог — руки все еще плохо его слушались.       Пришлось наклониться, подобрать полотенце. Он укутался в него, морщась от боли, когда махровая ткань задевала истертые до крови тонкие запястья.       — И что теперь? — не теряя, однако, своей самоуверенности, нагло поинтересовался он, сделав к вальяжно развалившемуся в кресле Волку несколько шагов.       Тот не пошевелился, разглядывая его из-под полуопущенных век. Но когда юноша оказался в пределах его досягаемости, неожиданно сделал резкое движение и схватил за руку чуть пониже локтя, неумолимо притягивая к себе. Тот инстинктивно дернулся, но где уж хрупкому юноше вырваться из сильной хватки здоровенного мужика?       Взяв другой рукой бутылку с виски, Волк наклонил ее прямо над запястьем мальчишки, а когда тонкая струйка янтарной жидкости коснулась его истерзанной грубыми веревками кожи, юноша вскрикнул, но тут же, стиснув зубы, сдавленно зашипел.       — Ты что творишь?!       — Обеззараживаю твои ранки, — ответил Волк с саркастической усмешкой, оставляя наконец в покое его руку, но тут же взялся за вторую.       И эту пытку юноша выдержал — лишь разъяренно сопел во время всей процедуры, выражая свое отношение ко всему происходящему в целом и к самому мучителю лично.       Отпустив мальчишку через пару минут, мужчина покачал перед глазами заметно опустевшую бутылку и поджал губы.       — Это было отличное кадарское виски, — только и уронил он. — Ты будешь мне должен.       Юноша лишь зашипел на него, злобно сверкнув глазами.       — Дай запястья чем-нибудь перевязать, — потребовал он.       — Возьми свою рубашку, — любезно предложил Волк, носком сапога подцепляя валявшуюся на полу рубашку и швыряя ее в пленника.       На этот раз тот сумел поймать ткань и, выругавшись, попробовал оторвать от нее несколько лоскутов, но у него не хватило сил.       Пират бросил на него презрительный взгляд, чуть наморщив нос, и, в несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, выхватил у него рубашку и молча порвал на несколько лоскутов. А потом, к удивлению пленника, сам же и перевязал ему запястья, довольно туго, но зато практично.       — Еда на столе, — закончив с перевязкой, сухо обронил он, затем, подойдя к кровати, улегся на нее прямо в сапогах.       Скрестив ноги и заложив руки за голову, капитан прикрыл глаза и, кажется, всерьез собрался спать, чем вызвал у пленника волну негодования. Неужели Черный Волк настолько невысокого о нем мнения, да еще и так пренебрежительно к нему относится, что даже не посчитал нужным лишний раз обезопаситься в присутствии несвязанного пленника?       Яростно сопя, мальчишка тем не менее от ужина отказываться не стал, ибо сильно проголодался за день. Да и желудок требовательно заурчал, стоило ему вдохнуть аромат жареной баранины. И где только пиратам удалось достать такие продукты в море?       Он жадно накинулся на еду, пренебрегая хорошими манерами и изредка поглядывая на дремавшего пирата. А может, капитан и не спал, но юноша не чувствовал, что тот наблюдает за ним, и, воспользовавшись этим, решил сам рассмотреть мужчину. Благо картина ему открывалась поистине шикарная, сильное поджарое тело вытянулось перед ним на кровати во всей своей красе. Густые черные волосы, достававшие капитану лишь до плеч, рассыпались по подушке, рубашка на груди натянулась, обнажая смуглую кожу и позволяя во всех подробностях рассмотреть мощные, хорошо развитые мышцы, в которых дремала скрытая сила и которые были сейчас обманчиво расслаблены. Узлы мышц натягивали рукава рубашки и штаны, волнуя воображение, но о том, что же кроется под одеждой, можно было лишь догадываться. Впрочем, это было не так уж и сложно.       Пленник, наконец-то насытившись, почувствовал голод совсем иного рода. Поднявшись с кресла капитана, которое временно занял, юноша неслышно приблизился к кровати, босиком ступая по толстому ковру. Но даже когда он подошел почти вплотную, Волк не пошевелился и никак не дал понять, что замечает его, выказывая донельзя обидное пренебрежение к его персоне.       Поборов свою гордость, юноша легонько толкнул его коленом в бедро:       — Эй, неудачник, ты спишь?       Пират даже не потрудился открыть глаза, грудь его равномерно вздымалась и опускалась, как если бы он действительно спал, однако ответил совсем не заспанным голосом:       — Не надоело еще?       — Мне нужна другая одежда, — потребовал мальчишка. — На том корабле, что вы захватили, везли сундуки с моей одеждой. Верни мне ее.       — Надо ли мне сообщать тебе, что ты не в том положении, чтобы указывать? — иронично осведомился Волк, наконец-то открывая глаза, и его тяжелый взгляд вызвал мурашки по коже.       — Прекрасно! — вспылил юноша. — Тогда я буду ходить голым.       Он демонстративно скинул полотенце на пол, оставшись совершенно обнаженным.       Волк смерил его долгим нечитаемым взглядом и медленно сел на кровати, подтянувшись на руках.       — Ты действительно такой глупый или просто любишь испытывать фортуну? — поинтересовался он обманчиво спокойным голосом.       — Кто фортуна? Ты? — дерзко бросил юнец, скрестив руки на груди. — Сомневаюсь. Что ты можешь со мной сделать? Разве что отдать на потеху своим пиратам, но ты уже это сделал. Или продать. Но этого ты не сделаешь.       — Твоя самоуверенность вгоняет меня в тоску.       — Иначе ты бы не пустил меня в свою каюту, не вылечил и не накормил.       — Полагаешь, я сделал это по доброте душевной? — с сарказмом приподняв бровь, хмыкнул Волк.       — Нет, ну почему же… — Голос юноши слегка понизился, и он опустился на постель, упершись в нее коленом. Рука его легла на бедро пирата, и он с восторгом почувствовал, что тот ощутимо напрягся.       Узкая миниатюрная ладонь скользнула чуть выше, подбираясь к паху, но была перехвачена за забинтованное запястье, и юноша поморщился.       — Ты ведешь себя как шлюха, — резко бросил Волк.       — Я и есть шлюха, — парировал тот. — Королевская шлюха.       — Что же заставило тебя снизойти до простого пирата? — с холодной язвительностью в голосе любезно осведомился капитан. — Хотя, постой, не отвечай, дай мне сделать это самому. Надеешься выторговать себе свободу своим телом? Не выйдет.       — А может быть, у меня есть другая причина? — В голосе пленника вновь зазвучали низкие, чуть хриплые, искушающие ноты, заставив капитана напрячься еще больше.       Это не осталось незамеченным им.        «Неужели и в самом деле бессилен в постели? — удивленно подумалось юноше. — Иначе с чего бы он так напрягался при любом прикосновении или намеке на близость? Ну не девственник же он, в конце-то концов?»       — Отпусти мою руку, — попросил он почти спокойно, так как Волк все еще болезненно сжимал его запястье.       К его удивлению, капитан внял просьбе — стальные пальцы медленно, словно бы неохотно, разжались. Но он все еще ощущал на себе внимательный, словно бы настороженный, взгляд сапфировых глаз.       Протянул руку, кончиками пальцев почти коснувшись смуглой кожи, виднеющейся в распахнутом вороте рубашки, и почти физически ощутил, как заходили под ней мощные мышцы, резче очерчивая мускулы на груди.       Боится? Сомнительно.       Очень осторожно, опасаясь спугнуть, словно какого-то дикого зверя, юноша проследил рваную нить безобразного шрама, тянувшуюся вдоль всей груди, кончиками пальцев. И Волк, кажется, затаил дыхание, чем вызвал у него волну восторга, теплом разлившуюся по всему телу. Он уже более уверенно прижал обе ладони к груди пирата, огладив бархатистую на ощупь кожу, с волнением ощущая каменно-твердые даже в более или менее расслабленном состоянии мускулы под ней. Волк все еще не сделал ни единого вздоха, но его взгляд тяжелел с каждой секундой, и юноша, ощущая на себе эту тяжесть, чувствовал, как у него пересыхает во рту от волнения.       — Почему ты так напряжен? — тихо поинтересовался он.       — Потому что ты меня трогаешь, — неожиданно честно ответил Волк, наконец-то едва слышно выдыхая и снова делая вдох.       — Тебе неприятно? — снова спросил юноша.       — Я опасаюсь, что продолжение не доставит нам обоим никакого удовольствия, — пожал плечами пират.       Юноша удивленно вскинулся, недоверчиво рассмеявшись.       — Ты, должно быть, шутишь, капитан, — произнес он, успокоившись. — Да был ли в твоей постели хоть раз хорошенький мальчик?       — Мне подойдет и не всякая женщина, — лаконично ответил Волк, снова передернув широкими плечами.       — Ты такой привередливый? — промурлыкал королевский фаворит, неторопливо оглаживая смуглую грудь ладонями, и, наклонив голову, прижался губами к неровной ее поверхности — там, где кожу уродовал шрам, оставленный, видимо, зазубренным лезвием.       — Нет, — помолчав немного, наконец ответил капитан и прикрыл глаза.       Подождав несколько минут, юноша понял, что продолжения не последует.       — Откуда этот шрам? — тихо спросил он, снова прикасаясь кончиками пальцев к изуродованной коже.       Шрам приходился как раз на то место, где должно было биться сердце, — рваный, безобразный, словно нанесенный чем-то острым и неровным. Дальше ниточка его сужалась, протягиваясь к ключицам и почти задевая их. На шее она была почти незаметна, но на подбородке снова возобновлялась и пересекала нижнюю губу, привлекая внимание. Он поймал себя на желании облизнуть эту ниточку на его губах, чтобы языком почувствовать неровную поверхность чуть обветренной плоти, что на вид казалась такой твердой и неприступной, но поцелуй, может быть, смягчит его рот?       И кто же его так? Наверняка после этого ранения капитан провалялся в постели не меньше месяца, странно, что он вообще остался жить. Юноша накрыл ладонью шрам, но не почувствовал биения сердца под смуглой кожей. Глухо. Лишь равномерно и почти незаметно вздымается и опускается мощная грудь, когда пират дышит. Может, показалось? Но тут Волк снова перехватил его руку за запястье, отводя от своей груди.       — Я не помню, — коротко ответил он, и стало ясно, что распространяться на эту тему он тоже не будет.       Юноша и не настаивал. Подняв голову, молча прижался к чувственным, выразительным губам мужчины своими, нагло скользнув языком в его рот. В первое мгновение ему показалось, что Волк не ответит, но… лед тронулся. Он почувствовал сильные руки, обвившие его талию, и затем пират властно перехватил у него инициативу, вовлекая в жесткий и глубокий поцелуй, от которого мгновенно закружилась голова.       Уже не сдерживая себя боле, пленник жадно заскользил ладонями по восхитительному сильному телу Черного Волка. Мягко вклинившись меж его бедер и улегшись на него сверху, обвил руками шею мужчины. А поцелуй все продолжался и продолжался, вплоть до помутнения рассудка, пока жидкое пламя не загорелось в венах, учащая биение сердца. Выпростав рубашку из-за пояса кожаных штанов, он спустил ее с плеч Волка и скользнул ладонями по его груди и животу вниз, пока не добрался до завязок на поясе.       Когда капитан перехватил его руки чуть пониже локтей, как раз рядом с краем наложенных повязок, чтобы, видимо, не причинять боль лишний раз, это оказалось для него неожиданностью.       — Что такое? — хрипло пробормотал юноша.       — Я думаю, нам не стоит продолжать, — сдавленно пробормотал Волк.       Его дыхание было таким же сбивчивым и частым, что однозначно говорило о его возбужденном состоянии, тем сильнее вводя королевского любовника в тупик. К тому же он ощущал что-то невероятно твердое и весьма внушительное, что упиралось ему в живот.       — Почему?       Волк поколебался несколько мгновений, а потом, вздохнув, отстранил его от себя и сам принялся раздеваться.