***
— Фрэнк, сынок, иди сюда. Я хочу, чтобы ты из партера видел, как вершится история. Молодой альфа, занятый собственными мыслями, пока отец игрался с поверженным командиром, резко вскинул голову и повернулся к старшему. Он откинул с глаз длинную челку, поправил на лице шейный платок и подошел к мужчине, вставая рядом. Фрэнк знал, что у отца с главнокомандующим Акворта имелись какие-то давние счеты, но подробности, что именно между ними произошло, были ему неизвестны. Четыре года назад Фликс вернулся домой вдрабадан пьяный. Путаясь в ногах, едва удерживая себя в вертикальном положении и сжимая в руке почти допитую бутылку виски, он ввалился глубокой ночью в холл их небольшого коттеджа. Четырнадцатилетний Фрэнк в это время сидел наверху в своей комнате и копался с автоматом, который тем днем чуть не угробил на тренировке. Парень старался успеть починить оружие до прихода отца, так как знал, что тот его о стенку размажет, если только обнаружит промах. Фликс ненавидел, когда сын делал что-то не так. Не идеально. Непонятный грохот на первом этаже заставил Фрэнка оторваться от своего занятия и встревоженно обернуться в сторону двери. Поднявшись из-за стола и гадая, что такого могло произойти, альфа осторожно выглянул в коридор. Внизу снова что-то упало, и парень медленно, пытаясь не шуметь, вышел к лестнице, чтобы сверху рассмотреть происходящее в холле. В помещении было темно, но свет от уличного фонаря, проникая в незашторенное окно, являл альфе очертания отца. Тот сидел на диване, прижав пальцы к глазам, а в гнетущей тишине раздавалось лишь его тяжелое дыхание. — Это твоя вина, тварь, — низкий голос внезапно рассек помещение, вызвав у Фрэнка мелкую дрожь, — И ты поплатишься за это. Клянусь, я раздавлю тебя, Саймон Уэй. Тебя и твой паршивый городишко, — альфа с хрустом впечатал кулак в кожаную обивку, — Сотру с лица земли, ни перед чем не остановлюсь, пока не увижу тебя в могиле!... ...И сегодня Фликс сдержал свое слово. Схватил врага за горло, перекрыл кислород, лишая возможности дышать. Оставалось лишь одним движением руки свернуть крепкую шею, навсегда отправляя туда, где тот должен был оказаться еще лет двадцать назад. — У моего парня день рождения, Уэй, — с кривой усмешкой проговорил Фликс, кладя ладони Фрэнку на плечи, — И я хотел в качестве подарка преподнести ему самого генерала Акворта. Понимаешь, как я ценю тебя, да? Саймон? Айеро упивался происходящим, смаковал, оттягивал долгожданный момент расправы. Кайфовал от одной лишь мысли о том, как медленно будет гаснуть огонь в глазах, что в эту минуту горели ненавистью и бесстрашием. Последнее особенно выводило его из себя. Раздражало, бесило, застилая разум. Хотелось вырвать их и раздавить, чтобы не глядели с такой решимостью и спокойствием. Даже сейчас, когда смерть дышала командиру в лицо и уже тянула к нему свои костлявые пальцы, он не терял гордости и самообладания, тогда как сам Фликс еле держался, с трудом контролировал внутренних бесов, требующих крови. Подавив рвущуюся наружу злость, альфа продолжил: — Но вот увидел я тебя и понял, что не могу так поступить. Не могу отказаться от удовольствия лично пристрелить тебя и насладиться сполна триумфом… — Как это похоже на тебя, Фликс, — мрачно усмехнулся Уэй, — Убьешься, но не отдашь самую вкусную кость. Даже собственному сыну. Слабак. У Айеро кровавое марево разлилось перед глазами. Последние дамбы прорвало, и, разметав в щепки клетку, зверь вырвался на свободу. Мужчина подлетел к Саймону, хватая того за ворот футболки, и притянул вплотную к себе. — Не тебе судить о силе, сукин ты сын! — прорычал командиру в лицо альфа так, чтобы слышал только он, — Не тебе, кто даже собственного омегу защитить оказался не в силах! — он тряхнул Уэя, отталкивая от себя, и уже громче произнес: — Я бы такого никогда не допустил. Люк был полным идиотом, сделал неверный выбор, иначе до сих пор был бы жив, — Фликс с мстительным наслаждением наблюдал за тем, как разом обмякает тело альфы, как опускаются его плечи… Как недавнее бесстрашие во взгляде сменяется растерянностью и болью. Попал. Со стопроцентной точностью нанес удар по самому слабому месту и в одну секунду уничтожил. Победил. — Это ты слабак, Саймон, — привычным движением руки он вытащил из кобуры пистолет, щелкнув затвором, и направил дуло альфе в голову, — И умрешь с этим осознанием. В этот миг из-за перелеска, что отделял военную часть поселения от его основной территории, вырвались огненные всполохи, озарив собой округу. Солдаты подожгли город, и теперь прожорливое пламя охватило его целиком. Оранжевые вспышки отражались в зеленых зрачках Саймона Уэя, заполняя их, поглощая. Это был конец. Грянувший выстрел разорвал гробовую тишину, вспугнув с деревьев стаю птиц. Алые брызги окропили белую стену здания, а в толпе раздались отчаянные вскрики. Тело командира покачнулось и рухнуло на землю, заливая ее горячей кровью. Айеро был доволен. Глядя на то, что осталось от врага, омывая душу багровой жидкостью, он улыбался, испытывая незнакомое ранее, но такое долгожданное спокойствие. У его ног лежал тот, кто с самого детства был костью в горле — всегда на шаг впереди, во всем лучший, во всем первый. Тот, кого ставили ему, Фликсу, в пример, вселяя в сердце тогда еще совсем юного парня темноту и жгучую зависть. Когда же спустя несколько лет единственный в мире человек, глядя на которого в душе у альфы начинали расцветать сады и петь птицы, выбрал не его, ненависть поглотила Айеро с головой. Слетев с катушек, он совершил свое первое в жизни предательство — застрелил офицера, подстроив все так, чтобы подозрения пали на Саймона. Обман быстро раскрыли, и Фликс был вынужден бежать из Акворта, дабы избежать наказания. За все годы скитаний, боли и унижений, что альфе пришлось перенести с того дня, когда он разом потерял все, и до сегодняшнего момента, когда под его руководством находился огромный город, мужчина отплачивал сполна. Восстав, как Феникс из пепла, он, наконец, обрел достаточно силы, чтобы отомстить.***
Фрэнку, стоявшему рядом с отцом и наблюдавшему за тем, как старший творит свое возмездие, было нехорошо. Странное неприятное чувство, будто что-то скребло под ребрами, зародилось еще тогда, когда они только вышли из штаба. И он точно знал, что не в расстреле дело. Видеть кровь и смерть парню было не в новинку — они окружали его с детства, не раз альфе и самому приходилось становиться им причиной. Родившись на войне, он привык к тому, что ежедневно кто-то погибал. Однако, чем больше времени проходило, чем напряженнее становилась обстановка на поле, тем парню становилось все хуже. Поскребывание усилилось и заметно жгло грудь. Хотелось сорвать бронежилет вместе с футболкой, разодрать ногтями кожу и вытащить из груди то, что уже пробралось в каждый нерв, в каждый сосуд, сплелось со всем его существом. Гулкий выстрел показался альфе лишь небольшим хлопком в сравнении с тем истошным воплем, который оглушил его, едва отец нажал на спусковой крючок. Фрэнк судорожно начал оглядываться вокруг, в замешательстве озираясь по сторонам и пытаясь найти источник крика, который, казалось, кроме него не слышал больше никто. Упивающийся местью отец не сводил глаз с поверженного тела, а солдаты, для которых выстрел альфы стал зелёным светом, вскинув автоматы, продолжили начатую их лидером расправу. В воздухе ощутимо запахло порохом и немного дымом, который уже начинал просачиваться со стороны города, что в эту секунду превращался в пылающий адский костер. Догорев, он пеплом осядет на израненную землю, оставляя о себе лишь воспоминания о нерушимом Акворте. Все, как и обещал Фликс Айеро.***
Словно в тумане Джерард стоял и смотрел из-за гаражей на поле перед зданием штаба. Зажав рукой рот, парень поспешил отвести в сторону глаза, стараясь глядеть куда угодно, только не туда, где по белой стене медленно растекалось ярко-красное кровавое пятно. Сдерживаемый всеми силами протяжный вой застрял где-то внутри, и омега что есть силы вцепился в проржавевшую стенку гаража, ломая ногти и загоняя под них старую, струпьями сходящую с железа краску. Один. Он остался совершенно один в этом необъятном и жестоком мире. Этот оборотень, что только что застрелил его отца, забрал у него последнее. Вот этой самой рукой с вытатуированным на тыльной стороне ладони скорпионом пустил в кровь сильнейший яд, от которого не выживают. Джерард не понимал, как еще стоит на ногах, откуда берутся силы терпеть. Выдерживать. И тем не менее парень знал — это лишь иллюзия. Как только все закончится, как только он останется наедине с собой, боль отыграется сполна. Будет пожирать его, как самое изысканное блюдо, обгладывать косточки, облизываться, жмурясь от блаженства. Заставит корчиться в муках, проявит всю свою силу и мощь. Так уже было. Внезапная шальная мысль возникла в сознании, и Джерард поднес руку к груди, нащупав гладкий ствол. А что если… если первым сделать ход? Одурачить чудовище, оставив без столь желанной добычи? Вот прямо сейчас, всего одним движением, секундной вспышкой под веками подарить себе спасение? Омега схватился за сумасшедшую идею, как за последний оплот. Вот он выход! Только сожми металл покрепче, досчитай до трех и больше никогда не будет боли. Потянувшийся со стороны города запах гари ударил в нос, еще больше отравляя и путая мысли, лишая способности здраво соображать. Парень, ослепленный безумной, но такой привлекательной мыслью, уже готов был претворить ее в жизнь, когда вдруг ощутил на своем плече тяжелую ладонь.***
Пожар все сильнее охватывал город, и нужно было как можно скорее уходить, чтобы успеть выбраться за его пределы. Однако Джерард не двигался с места, в потрясении уставившись на русую макушку мальчика, которого прижимал к своим ногам. Несколько минут назад, почувствовав на плече прикосновение, омега оцепенел, пригвожденный к месту волной липкого, парализующего тело ужаса. Он увидел себя, захлебывающегося собственной кровью, распятого на земле одной из этих бестий, что принесли на своих лапах тьму и погибель. Медленно оборачиваясь, он уже прощался с жизнью и даже где-то в глубине души испытывал нечто похожее на облегчение, когда внезапно увидел перед собой омегу. Тот едва держался на ногах, покачиваясь и придерживая рукой за плечи малыша лет трех-четырех с заплаканным лицом и слипшимися от слез длинными ресницами. Вся футболка молодого человека пропиталась кровью, а в прозрачных бледно-голубых зрачках жизни осталось всего на несколько секунд. — Пожалуйста… — еле слышно прошептал омега, поднимая на Джерарда неожиданно полный решимости взгляд. Было заметно, что он вкладывает в свои действия все оставшиеся силы. — Прошу, спаси его, — он слабо подтолкнул сынишку вперед, на что тот уперся, вцепившись в штанину старшего, и замотал головой, напрочь отказываясь отходить. Его лицо покраснело, а глаза вновь наполнились слезами. Ошарашенно глядя на омег, совершенно не соображая, что происходит, Джерард вжимался в холодную стену гаража, постепенно теряя связь с реальностью. Он не понимал, что этот человек хочет от него, о чем говорит. Парень только что потерял отца, он не в состоянии кого-то спасать! Он сам находился на краю обрыва, а земля медленно, но верно осыпалась под его ступнями. — Молю, помоги… — хриплый голос вернул Уэя к действительности, — У него здесь никого больше не осталось, — омега закашлялся, поднося сжатую в кулак руку к губам и проседая на ослабших ногах. Но затем снова выпрямился, с силой отрывая от себя ребенка, и сипло произнес: — Его зовут… Имени Джерард так и не услышал. Оно растворилось в хлюпанье, вырвавшемся из горла мужчины, у которого с новым приступом кашля изо рта начала выплескиваться густая бурая кровь. Повинуясь какому-то безотчетному, чисто инстинктивному порыву, омега рванул вперед, схватил мальчика и прижал к себе, не позволяя обернуться. Малыш мелко трясся и все норовил высвободиться из крепко держащих его рук. Он, как ни странно, не плакал. Только брыкался, пытаясь снова убежать к папе. Уэй же, пребывая в абсолютном шоке, стеклянным взором смотрел перед собой. Туда, где, в очередной раз за этот страшный день, прерывалась чья-то жизнь… … За лесом в городе, сжираемом огнем, что-то взорвалось. Джерард, выйдя из ступора, отвернулся и взглянул вниз на малыша. Им нужно поспешить. Омега позже подумает, со всем разберется. Сейчас самое главное — покинуть Акворт. Схватив мальчика за руку и сверившись с компасом, он двинулся к лесу. Они пойдут через город. Парень знает там каждый угол, поэтому ему не составит труда вывести их кратчайшим путем. Малыш, то ли от потрясения, то ли от страха, послушно шел следом и больше не сопротивлялся, лишь крепче держась за ладонь старшего. Сейчас омега был даже рад, что не один. Конечно, с ребенком он шел медленнее, но, по крайней мере, возросшая ответственность не позволяла парню оставаться наедине с самим собой. Этого Джерард боялся больше всего. Он помнил, как его ломало четыре года назад, как хотелось на стенку лезть от тоски и отчаяния, и до безумия страшился повторения. Теперь рядом с ним нет отца, что обнимет и прижмет к себе. Теперь ему предстоит остаться со своей болью один на один. Но справится ли он? Омега не знал. Поэтому в эту минуту был почти благодарен судьбе за то, что послала ему этого мальчугана, который, как и он сам, остался совершенно ничей. Они вместе выберутся. Джерард очень постарается. Однако, его энтузиазм поутих, когда они оказались в городе. Здания, охваченные огнем, жалостно стонали обрушивающимися стенами и крышами. Узкие переулки завалило так, что пройти было совершенно невозможно. Все вокруг застилал едкий дым, от которого слезились глаза и драло горло. Сорвав с шеи платок, омега замотал им лицо мальчику, сам же прикрылся воротом куртки и направился к единственному оставшемуся выходу. Восточную часть Акворта, где когда-то располагалась одна из знаменитых текстильных фабрик, так и не восстановили после катастрофы — на это просто не было средств, и за последние десятилетия она постепенно превратилась в городскую свалку. Горы мусора лежали повсюду, а смрад стоял такой, что при ветре, дующем с этой стороны, вонь ощутимо чувствовалась даже в городе. Нет ничего удивительного в том, что сюда враг и не сунулся. Зато омегам, надышавшимся гарью, местный воздух был за счастье. Беспрепятственно миновав помойку и перебравшись через невысокий забор, они оказались в поле, по которому, судя по магнитной стрелке компаса, им предстояло дойти до Атланты. Удалившись на безопасное расстояние от города, Джерард остановился и, отпустив руку малыша, бессильно плюхнулся на траву. Уже смеркалось, и он понимал, что заночевать придется прямо здесь. Сил идти дальше совершенно не было. Омега зажмурил глаза и помотал головой из стороны в сторону, растрепав волосы. Вечерний воздух приятно холодил разгоряченную кожу, в траве пели сверчки. Луна, уже четко различимая среди просыпающихся звезд, смотрела своими пустыми глазницами на соседку-планету, словно удивляясь и недоумевая, сколько всего произошло в ее отсутствие. Джерард качнулся назад и, повалившись спиной на землю, растянулся звездочкой. В голове шумело, в горле противно першило и стоял гадкий горький привкус, от которого все время хотелось плевать. А еще пить. Жажда мучила страшно. Похоже, все-таки придется пройти немного дальше — возможно, где-то рядом есть родник, иначе они точно не дотянут до столицы. Подняв голову, омега посмотрел туда, где, несколько минут назад оставил ребенка. Тот все так же стоял, теребя пальцами край курточки и опустив глаза. Джерард поднялся на локтях и тихо позвал: — Эй… — ноль эмоций, мальчик даже не шелохнулся. — Малыш! — еще одна попытка привлечь внимание ребенка также с треском провалилась. — Ау! Есть кто дома? — омега пощелкал пальцами в воздухе, но реакции так и не последовало. Глухонемой что ли? Парень озадаченно сел, согнув разведенные ноги в коленях и сложив между ними руки. Сбитый с толку, он помолчал с минуту, думая как быть дальше, и уже хотел лечь обратно, так и не придумав ничего более умного, как вдруг маленький омежка сам оторвал взгляд от собственных ног и покосился на старшего. Джерард приободрился. — Так ты меня слышишь? — решил на всякий случай уточнить парень. Мальчик слабо кивнул. — Ну слава Богу, не глухой, — выдохнул омега, — Давай знакомиться. Я — Джерард, а тебя как зовут? — он протянул руку и, как ему казалось, дружелюбно улыбнулся. Малыш чуть замешкался, а потом тоже поднял свою маленькую ладошку и вложил в Джерардову. Но так ничего и не сказал. Джерард напрягся. Почему он молчит? — Ты не назовешь мне своего имени, мелкий? — вопрос прозвучал несколько жестче, чем омега того хотел. Ребенок поднял на него испуганные, полные слез глаза и прошептал: — Я… я не помню… Джерард вскинул брови. —То есть как — не помнишь? Вообще? — сказать, что он охренел — означало не сказать ничего. С одной стороны, хорошо, что мальчишка слышит и говорит, но теперь появилась другая проблема, и омега очень хотел верить, что все-таки это не то, о чем он подумал. Мальчик тем временем в подтверждение произнес: — Вообще. — Так… — Уэй в раздумьях почесал затылок, — Ну хорошо, ладно, — он помолчал с секунду, — А лет тебе сколько, ты помнишь? — Нет… — покачал головой малыш, подтверждая догадку Джерарда. Значит, видимо, все-таки оно. Отец когда-то давно рассказывал, что на войне такое часто случается. Омега вздохнул. — Малой, ты давай не раскисай, слышишь? — он дернул ребенка за руку, заметив, как тот, изогнув брови домиком, уже начал тихонько всхлипывать, — Все нормально будет, — подтянул мальчика к себе, вытирая большим пальцем слезы, которые, не удержавшись в глазах-блюдцах, скатились по его щекам. — Ну же, не плачь, — Джерард ободряюще улыбнулся, — Ты все обязательно вспомнишь! — Т-точно? — всхлипнул омежка, проведя всей ладошкой по щеке и вытирая соленую дорожку. Парень потрепал младшего по голове и, не задумываясь, ответил: — Конечно точно!***
С падением Акворта заканчивалась целая эпоха. Неприступный, он олицетворял собой свободу, веру в то, что есть еще что-то вечное на этой земле. Он дарил людям восточного побережья надежду, которую сегодня в один момент раздавил, развеял прахом по ветру Фликс Айеро. И сейчас глава Мэйкона полной грудью вкушал аромат победы, пахнущий гарью и кровью. Подсчитав понесенные убытки, с удовлетворением убедившись, что они незначительны, альфа расслабился и позволил своим солдатам отдохнуть и развлечься, обосновавшись в теперь уже бывшем главном штабе города. Этой ночью алкоголь, вывезенный из амбаров Акворта, лился рекой, а разврат и порок окутали пирующих в парадном холле штаба своими удушающими объятиями. Фликс сидел в видавшем виды кожаном кресле, держа в руках зажженную сигарету, и криво усмехался — даже в праведном Акворте нашлись те, кто, не задумываясь, по собственной воле отдались в руки врага. — Бэн, — неспешно затягиваясь и выпуская дым, Айеро окликнул капрала, терзавшего невдалеке шею рыжеволосого омеги. Расфокусированным взглядом посмотрев на альфу, тот оторвался от покрытой синяками кожи и подошел к нему: — Командир? — Где мой сын? — поднеся сигарету к уголку губ, Фликс прищурился, — Разве не тебе я поручил найти его и привести сюда? — мужчина говорил спокойно, но этот тон знал в армии каждый. Обманчиво мягкий и неторопливый, он выносил смертный приговор любому, к кому был обращен. — Командир, я… — начал запинаться капрал, вмиг трезвея, — Я пошел за ним, но он заперся в броневике и сказал, чтобы я валил к чер… — он осекся, — чтобы я уходил. Я пытался, уговаривал, но… Вы же знаете его, сэр! — почти взвизгнув, умоляюще произнес Бэн, выдавая панику с головой. Альфа поморщился. Парень действовал ему на нервы своими невнятными оправданиями, до ломоты в пальцах вызывая желание врезать, чтобы перестал мямлить и трястись. — Свободен, — Фликс, даже не взглянув в сторону капрала, поднялся с кресла. Уже практически пройдя мимо сгорбившегося альфы, он задержался и все тем же бесстрастным голосом добавил: — Слушай и запоминай, боец. Мои приказы либо беспрекословно исполняют, либо прощаются с жизнью, — он повернул голову, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо Бэна, который в ужасе таращился на начальника, — И меня не волнует, почему не было выполнено то, что я поручил. Однако сегодня у меня слишком хорошее настроение и нет желания возиться с такими как ты, поэтому считай, что тебе повезло, — он сделал паузу, — В первый и последний раз, капрал, — с этими словами альфа отвернулся и зашагал прочь.***
Кое-как растянувшись на длинных креслах броневика, Фрэнк лежал, закрыв локтем глаза, и в сотый раз прокручивал в памяти момент прошедшей бойни. Он не мог припомнить, чтобы когда-то еще испытывал нечто хоть отдаленно похожее на те ощущения, что днем чуть не лишили его рассудка. От беспорядочного роя мыслей начинала болеть голова — все это действовало на нервы и выводило из себя. Фрэнк привык всему находить рациональное объяснение, он терпеть не мог, когда что-то не поддавалось контролю, ускользало от его понимания. Да и, честно говоря, ему вообще не свойственно было над чем-то слишком долго заморачиваться, за исключением каких-то важных отцовских поручений, где Фликс три шкуры с него сдирал за каждую ошибку. И если поначалу парень часто косячил, постоянно доводя этим альфу до предела, то со временем, узнав цену своим промашкам, он стал жестче, требовательнее к самому себе. Истязал тело тренировками, до совершенства оттачивал боевые навыки, учился взвешенно принимать решения и головой отвечать за собственные поступки. Его папа умер при родах и, лишенный с детства омежьего тепла и ласки, Фрэнк находился в полной власти отца, которому были чужды такие человеческие чувства как жалость и сострадание, любовь и нежность. Фликс лепил сына по своему образу и подобию, целенаправленно искореняя в нем любые проявления слабости. Первое время мужчине никак не удавалось заставить парня соответствовать, но в итоге он добился, чего хотел, когда вместо страха и смирения, увидел, наконец, в глазах напротив уверенность и несокрушимую решимость. Работать над чем еще, конечно, есть, но альфа не сомневался — пара-тройка боев дошлифуют, доставят необходимые детали, доведя начатое им до идеала. Вконец измученный собственными размышлениями, Фрэнк уже думал выйти из своего убежища. Мозгу нужен был кислород, а мышцы затекли от долгого нахождения в неудобной позе. Альфа поднялся с кресел, морщась от неприятных ощущений, и направился к выходу. — Открывай, Фрэнк! — властный голос, раздавшийся снаружи, и три внушительных удара по бронированному корпусу машины застали парня практически у двери. Уже зная, зачем пришел отец, он коротко выругался про себя и протянул руку, снимая замок с блокировки. Альфа плюхнулся обратно на осточертевшие сидения и вздохнул — прогулялся, блять. Фликс рывком открыл дверь, залезая внутрь и усаживаясь напротив сына. С минуту оба молчали. — И как это называется, Фрэнк? — вкрадчиво начал старший, созерцая как тот, откинувшись на спинку кресла, уставился на свои руки, — Я для тебя такой праздник устроил, а ты проигнорировал, — постукивая пальцами по кожаной обивке и чуть наклонив голову вбок, альфа не сводил с младшего внимательного взора. Парень оторвался от своего занятия и поднял на отца глаза, пытаясь понять, какую игру в этот раз он затеял. Альфа обожал тренироваться в красноречии, доводя тем самым подчиненных буквально до истерики. Не дожидаясь ответа, Фликс резко подался вперед, сводя расстояние между ними до минимума: — Ты расстраиваешь меня, сын, — низкий голос нараспев заставил Фрэнка едва заметно поежиться, — А кому как не тебе знать, как я не люблю расстраиваться… Альфа еще мгновение удерживал напряженный взгляд парня, а потом отстранился, занимая прежнюю расслабленную позу. — Зачем ты отослал Бэна? Знал же, что ему достанется, — он толкнул ногой чуть приоткрытую дверь броневика и достал из кармана сигареты, сунув одну меж губ. — Плевать я на него хотел, — безразлично бросил Фрэнк, выдохнув и возвращаясь к разглядыванию ногтей. Видимо, на сегодня отец закончил моральную порку. Наигрался. — Тоже мне, нянька нашелся. Ныл тут под окнами минут двадцать, пока я его не послал куда подальше. — Нельзя так с людьми, я ведь его чуть на тот свет не отправил, беднягу, — ухмыльнулся альфа, а в глазах ни капли сожаления. — Так в чем, позволь узнать, причина твоего добровольного уединения? — слабый огонек ненадолго разгорелся и снова погас, оставляя после себя витиеватую струйку дыма, когда Айеро сделал очередную затяжку. — Постой, ты обиделся что ли? Расстроился, что я не дал тебе прикончить командира? — с видом только что прозревшего человека спросил отец, — Так за чем дело встало? Я тебе нового достану, еще лучше! — альфа довольно усмехнулся собственной шутке. Фрэнк еле заметно хмыкнул — юмором отца только гвозди заколачивать. — Договорились, — парень решил не спорить. Когда у старшего хорошее настроение — грех не воспользоваться. Это было такой редкостью, когда тот общался с ним вот так, нормально. Как отец с сыном. — Ну вот и славно, — Фликс наклонился к двери, затушив сигарету о металлическую створку, и привстал, собираясь выйти, — Давай, поднимайся, пойдем. — Отец, мне обязательно туда идти? — Фрэнк решил попытать удачу и рискнуть, задав опасный вопрос, — Честно говоря, я… — Не обсуждается.***
В темном холле было душно и накурено. Воняло дымом, потом и еще какой-то мутью. Единственным источником света служили настенные светильники, горевшие через один, позволяя мраку притаиться по углам, скрывая под своим покровом лица, снимая запреты, разрешая инстинктам и чистому желанию править балом. Фрэнк шел за отцом, не обращая внимания на то, что происходило вокруг. Все это он видел уже сотни раз в Мэйконе. Такие гульбища устраивались достаточно часто — старший любил смотреть на то, как сбросив маски, люди обнажают свою животную сущность. Казалось, он питался этой невероятной по силе энергией, что искрила и взрывалась в разряженной до невозможности атмосфере страсти и беспредела. По пути Фликс поймал одного из солдат и сказал тому что-то, а затем двинулся дальше, уводя сына за собой в какой-то кабинет. Щелкнув выключателем, отец сразу прошел к массивному письменному столу, попутно кидая на вешалку тонкую камуфляжную куртку. Он уселся в широкое кресло и указал Фрэнку на стул, стоявший рядом, приглашая присоединиться. Парень послушно сел и обвел глазами комнату. Сомнений не было — это бывший кабинет Саймона Уэя. На стенах — карты и вековые портреты генералов, многие из которых, скорее всего, стояли во главе городской армии еще до катастрофы. Шкафы ломились от папок, чертежей и различной аппаратуры. У Фрэнка руки зачесались разобрать это все, прочитать, изучить, потрогать. Жажда знаний, живой интерес к технике и военной документации — то немногое, что у него осталось с детства. — Ну что, выбрал место? — вопрос отца, что все это время внимательно следил за сыном, оторвал того от разглядывания обстановки. — Что?… Не понял... Какое место? — парень в недоумении уставился на альфу. — Ну, где скорпиона бить будешь. Ты же хотел, я помню, — отец ухмыльнулся. Его татуировка отчего-то всегда была предметом вожделения младшего. Фрэнк, будто в трансе, подолгу рассматривал руку альфы, думая, что тот не видит, завистливо вздыхал и с трудом отводил взгляд. Для Фликса же этот рисунок был напоминанием не о самых лучших временах. Если не сказать больше. Его он сделал тогда, когда узнал о гибели Люка. И тогда же поклялся, что собственноручно вгонит жало по самое основание тому единственному, кого в этом винил. Воткнет в грудь и с наслаждением будет наблюдать, как бьется в предсмертной агонии чертов ублюдок. — Скорпиона? — Фрэнк сидел с совершенно растерянным видом. Отец предлагает ему сделать татуировку? Ту татуировку, о которой он и мечтать не смел? — Не тупи, Фрэнк! Я обещал тебе особенный подарок на восемнадцатилетие, и раз уж так вышло с командиром, то должен же я как-то компенсировать накладку, — Фликс пожал плечами. — Но… ты же говорил, что это… проклятый знак… чтобы я даже не… — в глазах смесь шока и неверия. — Да, знаю, — альфа кивнул, подтверждая, — Это был кровоточащий шрам, который напоминал мне о незаконченном деле. Не давал покоя и жег руку каждый день, пока дышал тот, на чьей гробовой крышке я дал себе обещание лично забить гвозди. Но сегодня этот парень, — мужчина поднял кисть и посмотрел на татуировку, — выполнил возложенную на него миссию, и теперь он — память о моем свершившемся возмездии, — старший улыбнулся и сжал пальцы в кулак, — Поэтому я хочу отдать его тебе. А ты потом передашь своему сыну, если захочешь. Он, вроде как, приносит удачу… не находишь? — альфа перевел взгляд на Фрэнка. Тот, открыв рот, слушал отца и не узнавал. Фликс был сам на себя не похож в этот вечер — слишком расслабленный, слишком спокойный, слишком добродушный, слишком нормальный… Слишком человек. Альфа хотел еще что-то сказать, однако его речь прервал стук в дверь. Не отрываясь от созерцания рисунка, мужчина, небрежно бросил: — Входи. В дверь прошмыгнул солдат, держа в руке блестящий поднос с расставленными на нем стаканами и бутылкой виски. Он опасливо глянул на альф, а затем, кашлянув в кулак и одернув форменную рубашку, прошел глубже в кабинет. — Командир, как вы приказывали, — молодой человек остановился в нескольких шагах от мужчины. — Поставь и иди, — Фликс пальцем указал на стол. Глядя как сержант потянулся к бутылке, чтобы ее открыть, Айеро нахмурился. — Иди, я сказал! — рыкнул он, дернув подбородком в сторону выхода. Солдат от неожиданности подпрыгнул и отдернул от подноса руки. — Я сам все сделаю, — альфа взял бутылку и повертел в ладонях, — За тобой еще одно поручение, надеюсь, ты помнишь. — Д-да, начальник, конечно, — молодой человек, быстро отдав честь, попятился к двери. Отец в это время уже свернул крышку и с невозмутимым видом разливал виски по стаканам. — Не вы ли, сэр, учили бережнее относиться к людям? — с еле заметной ухмылкой поинтересовался Фрэнк, облокачиваясь рукой о столешницу и упираясь подбородком в ладонь. Приподняв бровь, он весело смотрел на отца. — Ему полезно, — отозвался тот и, взяв один стакан себе, а другой протянув сыну, произнес: — За твое совершеннолетие, Фрэнк. За эту победу и многие другие, которые у нас с тобой еще впереди! — альфа вскинул руку, собираясь сделать глоток. Он уже почти коснулся губами стекла, когда вдруг замер, зацепившись взглядом за рамку с фотографией, что стояла на углу стола рядом с канцелярскими принадлежностями. Его зрачки мгновенно расширились и потемнели. Шрам на лице обозначился особенно четко. Температура в комнате начала стремительно падать, превращая в лед даже крепкий алкоголь; инеем обрастали стены, замораживая почетных генералов, застывших во времени в своих позолоченных оправах. Фрэнк, так и не успев притронуться к виски, в недоумении смотрел то на альфу, то на фотографию, изображение на которой ему было практически не видно. — Отец? — негромко позвал парень, но тот его даже не услышал. Все внимание Фликса было сконцентрировано на снимке, который он, отшвырнув стакан в сторону, держал сейчас в руке и впивался глазами в юного омегу, запечатленного на нем. Мальчик широко улыбался и глядел в объектив, повиснув на шее у ненавистного Саймона Уэя. Но совсем не это было важно. С фотографии на него смотрел его Люк. Точнее не он, конечно, парню на снимке было лет четырнадцать от силы, но во всем его образе совершенно точно угадывался омега. Черты лица несколько иные, смазанные. Безусловно, не оригинал — подделка. Но, надо признать, весьма недурная. Улыбка, вон, например, которую он так любил, которая разгоняла своим светом непроглядную тьму в душе, совсем такая же. Айеро провел пальцами по стеклу. Так вот, значит, какой он, сын Люка. Возможно уже был, ведь Фликс знал, что военные косили всех без разбора. Оказался ли этот мальчик среди тех, кто навечно остался лежать на улицах захваченного города, пеплом смешавшись с дорожной пылью и грязью? Не в силах больше смотреть на фотографию, которая будила почти забытое, под многими слоями холодного грунта похороненное, Фликс отбросил ее от себя. Он провел ладонями по лицу и откинул голову на спинку кресла, упираясь зрачками в покрытый сеткой мелких трещин потолок. Фрэнк подцепил пальцем рамку и слегка потянул на себя, искоса стараясь рассмотреть снимок поподробнее. Какой-то мальчик, судя по всему омега. Хотя нет, не какой-то. Определенно, это был сын командира Акворта. Ну и что? Теряясь в догадках, парень продолжал изучать изображение. Чересчур смазливый. Аж до тошноты. Фрэнк таких терпеть не мог — ангелоподобных, до ломоты в зубах невинных. Тех, кто знал, что такое любовь семьи и родных, в чьем детстве были игрушки и смешные книжки с яркими картинками, разговоры по вечерам о том, как прошел день, пикники по выходным и многое, многое другое, чего никогда не получал сам альфа. Мрачные мысли снова начали овладевать сознанием. Парень сжал в руке стакан и поднес ко рту, залпом опустошая. Следом наполнил второй, опрокидывая в себя и его тоже. Знал, что поможет. Всегда помогает. В дверь снова постучали, но теперь значительно тише. Фрэнк, расправляясь с третьей порцией виски, обернулся на звук. До этого пребывавший на какой-то своей планете Фликс, в миг оживился и, бросив на сына огнем вспыхнувший взгляд, объявил: — А вот и гости, — его хищная улыбка обнажила белые зубы, — Не бойся, заходи, — кинул он в сторону двери, поднимаясь с кресла. В кабинет вошел худенький невысокий омега с красивыми песочными волосами, мягкой волной спускавшимися до плеч. Узкие темные джинсы, словно вторая кожа, обтягивали стройные ноги, а вишневого цвета рубашка, немного распахнутая на груди, выставляла на обозрение острые ключицы. Это уже было интереснее. Фрэнк моментально забыл о фотографии, полностью переключаясь на небесное создание, которое вдруг появилось перед ним и сейчас стояло, скромно потупив глаза и закусив нижнюю губу. Но альфа хорошо знал эти игры. Целомудрия и стеснения в парне было не более, чем в любом из тех, кто сейчас продавал душу дьяволу на этом празднике разврата. Пристально следя за тем, как отец медленно подходит к омеге, поднимает руку и заводит тому пальцами волосы за ухо, Фрэнк все сильнее ощущал охватывающий тело жар. Ему определенно по душе происходящее. Это именно то, что нужно. То, что поможет вытравить всех призраков из головы. Выпитый ранее алкоголь как нельзя кстати напомнил о себе, подливая масла в огонь. — Господин? — вымолвил омега мелодичным голосом, обращаясь к Фликсу. Приобняв парня за талию, Айеро приблизился к его уху и тихим голосом сказал: — Сегодня твой господин — он, — кивок в сторону сидящего у стола Фрэнка, — И постарайся… — отец замолчал, немного отстранившись и вопросительно глядя на омегу. — Итен, — улыбнулся тот. Мужчина качнул головой: — И постарайся, Итен, чтобы ему понравилось, — он легонько провел костяшками пальцев по его щеке и, отходя в сторону, повернулся к сыну: — Развлекайтесь, — хмыкнул Фликс, глядя на потяжелевший взгляд Фрэнка, и махнул рукой, удаляясь. В кабинете повисло тягучее молчание. — Иди сюда, — Фрэнк первым нарушил тишину, поманив омегу пальцами. Он встал со стула и перебрался в широкое кресло, на котором еще недавно сидел отец. Положив руки на подлокотники и немного приспустившись, Айеро наблюдал, как Итен неспеша двигается с места, как осторожно подкрадывается к нему, расстегивая рубашку и не разрывая зрительного контакта, как затем становится на колени, без слов понимая, чего хочет от него альфа. Устраиваясь в кресле поудобнее, Фрэнк бессознательно мазнул взглядом по фотографии, что все так же продолжала лежать на столе. Он мрачно усмехнулся, ненадолго задержавшись глазами на лице омеги со снимка, а затем отвернулся, прикрывая веки. И ангелы не вечны.