Мы стоим у черты

Люстра, заточенная в уродливый железный плафон, практически ежесекундно с противным треском погружала помещение в плотный густой полумрак. И все же… К треску этому, наверное, можно как-то привыкнуть. Но вот мерцание… Парализующие спину мурашками мгновения до очередного включения не давали покоя, с одной стороны. С другой же — все равно. Свет, если его все же называть таковым, положение не спасал от слова «совсем». Будто и не раздвигал с огромным трудом свинцовые веки. «И хрень эта мерцает! Просто не смотри туда, отвернись! — опираясь на руку, тело машинально перевалилось лицом к стене. — Странные сравнения. Тоннель. Возможно, метро. Идешь, идешь… Сзади ничего, а в конце только этот злосчастный фонарь. Почему вдруг метро? Там же есть свет… Может, подсобный или заброшенный? Вон взять туда, подальше, нормально вроде горит. Там проводка просто нормальная. Здесь, похоже, не меняли со дня постройки». Каспар приподнялся, обернулся, насколько позволило окружающее пространство. При очередной, мало осознаваемой сквозь полудрему, попытке вытянуть ноги что-то твердое, во что уперлись конечности, заворочалось, удручающе простонало: — По шарам уебу… — и девушка развалилась на скамейке, подогнув ноги. «Разлеглась тут. Наоралась, теперь без задних ног! — он мысленно, с презрением сплюнул, укладываясь обратно. — Определила в обезьянник и спит себе! Спасибо, что ей еще сказать… Нас заберут когда-нибудь? Почему нас? Плевать, пусть хоть месяц тут сидит! Она все устроила. Не сегодня, так с утра за мной приедут… Телефон забрал, гоблин! Прицепилось тоже! Как она начну разговаривать скоро!» Каспар снова лихорадочно прорыскал по всем карманам. Лампочка, зловеще, с треском промерцав, напоследок громко хлопнула. Помещение утонуло в непроглядной темноте. «В принципе, невелика потеря. Позвонить не с чего, вот…» Тусклые обрывки светового пятна не касались даже рассохшегося стола, очертаниями едва проступавшего в узком поле зрения. Фигуру, сознанию упорно казавшуюся каким-то неведомым существом, позволяла рассмотреть только настольная лампа. Но и она была, казалось, бесконечно далека от частокола железных прутьев. Вставать ему не хотелось, да и при всем желании тщетные попытки разглядеть хотя бы наличие окна не имели смысла. «На улице хоть глаз выколи. У-у-у! — Каспар осторожно переместился на спину, схватился за запрокинутую голову. — Ревет, сука! В этой дыре находиться просто невозможно! С кем заперли, блядь! Как она тут спит?! А спать хочется — природные часы не подводят. Потеснилась бы… Как я тут умещаюсь до сих пор?» В довершение к храпу дьявольски ревущего мужика, облюбовавшего последнюю часть импровизированной буквы «г», грубый ледяной настил отдавил все бока. «Полежал всего ничего, как ногами били. На самом деле ведь напропускал по голове, — его словно ударило током. — У копа попросить! Да даст он трубку, ага… Эта вон часа два точно орала на него. Чуть дубинкой не получила». Мужик, запахнув и, наверное, на уровне инстинктов удерживая руками воротник свалявшейся шубы, нахлобучив шапку на глаза, вместе с храпом источал невыносимый перегар. Соседка по лавке сучила ногами, ворочалась, казалось, что-то даже вполголоса бормотала во сне. Давление темноты добавляло тяжелых ощущений депрессии и медленно подкрадывающегося сумасшествия. «Следующая остановка — дурдом! Куда, кстати, дежурный подевался? И свет так и не включили. Настольная лампа горит. Не вся проводка сгорела? Что я в этом понимаю…» Его отсутствие было замечено секундами ранее. — Блядь! Грохнула об стену дверь, снова явилась фигура полицейского, нервно закопавшегося в ящике. — Лампы, тоже мне! Брак один, сука! Что-то схватив, он снова убежал на улицу. — Что там еще? — таким взглядом можно было бы и убивать. — Какого ты делаешь там? Приподнявшись на локтях, Настя озиралась. Слова звучали так, будто говорить ее заставляли против воли. — Проснись, мы в обезьяннике. — Каспар занял сидячее положение, не спуская ног на пол. — Правда, что ли? — она продолжала жечь его глазами. — Пиздец, просветил! А то я, дура такая, не врубилась! Выглядывая из-под пальто, использованного вместо одеяла, Анастасия перевела свои «щели», иначе ее глаза назвать не повернулся бы язык, в темное фойе. — Чо за херня? Свет где? — её голос дрогнул. — Темноты боишься? — поддел он. — Фонарем захотел поработать?! — Попробуй давай! — его руки легли ей плечи, усадили обратно. — Нормально, да?! Из-за тебя попали! Так еще и мне в морду дать! — Грабли убери на хер! — она грубо скинула его ладони. — Утром должны отпустить. — Я даже домой позвонить не могу! Бабушка с ума сходит! — Смотрите-ка на него! Какой, блядь, домашний нашелся! — Рот закрой! — Не тебе затыкать! — Хорош пиздеть! — сипло загавкал третий сокамерник. — Курнули за школой, в портки наделали? До утра промурыжат, а там как ветер в поле! — Потеряйся там, нахуй! — Настя переключилась. — Щас под лавку загоню, хуила! Она снова накрылась, уткнулась в стену лбом, хотела было заснуть… — Сама закройся, сучка! Уши оторву, нахуй! Седьмой десяток, не тебе тявкать… Мужик начал коряжисто подниматься, закряхтел. Немного обернувшись, Настя заметила его краем глаза. Вскочив, зацепилась за что-то, едва не полетела на пол. На грани слухового восприятия по камере пролетел неприятный звук. «Блядь! Штаны порвала! Пизда тебе, гандон!» Мужик только успел приподняться… На голову обрушилось пальто. — Гадюка! — он рухнул обратно, запутавшись в кожаном мешке. — Тварь! Настя подалась вперед, занесла кулак. Нужно было что-то сделать. Каспар толчком усадил ее на лавку, крикнул в самое лицо: — Он старый! Ебанулась совсем?! — Взрослый стал! — она поистине мерзко улыбнулась. — Вон какие слова выучил! «Оскалилась, как собака! Ты вообще нормально улыбаться умеешь?! Хоть что-нибудь делать… нормальное!» — С тобой надо пересекаться поменьше. Лучше вообще не разговаривать. — Ну и пошел нахуй! Не очень-то и хотелось! Отбросив его, она встала. Мужик давно сбросил «сети» на пол, уничтожал обоих взглядом. Смачно харкнув, уселся поровнее. Сонливости на его налитом от пьянки лице уже не было. — Дома харкать будешь… — Заткнись! — Каспар не сдержался, а мужик делал вид полного безразличия, хотя настроение совершить задуманное во взгляде виделось отчетливо. — Поори еще! — Сидеть там! — рявкнул полицейский, только замеченный обитателями камеры. — Сам щас вас, блядь, погоняю! Пикните только! Стоя прямо у решетки, плечистый верзила дергано наглаживал дубинку. «Откуда таких психов берут? Везде одинаковые. Сходи, блядь, чаю попей, — подумала Настя, поднимая свою одежду. — Все провоняло, теперь только в химчистку или в помойку». Освещение так и не появилось. Мат пытающегося заснуть на кушетке неподалеку от стола дежурного прояснил ситуацию. «Электриков вызывать… Лампочку поменять и самому можно». Будто прочитав мысли Каспара, он сонно запричитал: — Долбить стены надо, проводка… — Язык его окончательно заплелся, минут через пять он захрапел, громкостью подражая их соседу. «Класс! О сне можно забыть! — Каспар перевернулся к стене, закрыл уши руками. — Не помогает! Мне бы так… Спят себе! Тьфу!» Настя сопела, даже во сне сохраняя такое выражение лица, словно ждала нападения: брови сдвинуты, веки сморщились, вся мина выдавала напряжение. «Наверное, стоит просто над ней встать, — сразу вскочит и в бубен. Проверять не хочу. Все-таки со стариком она не шутила. Опять придется ее успокаивать. Может, не стоило? Объяснили бы ей, с кем и как можно разговаривать, сидела бы смирно. Нет, так тоже не пойдет. Отходили бы и все на меня. И все равно, что дубинки у меня нет. Ну и ей бы прибавили… За сопротивление. Все же… — Каспар зачем-то обернулся на стол дежурного. — Спас ситуацию. Пришлось бы тогда ее вырубить. А что еще делать? Она и на меня бы кинулась. Хороша мадам, нечего сказать… Психованная дура — слова ей не скажи, против нее не сделай. Всегда тяжело с такими. Чем кончится все теперь? Выпустят, она домой… Откуда она там? Совершенно неважно. И я в Антслу обратно. Из школы-то, скорее всего, я уже вылетел… За что? Будто раньше там никто не дрался… Ах да! Съездил по морде лучшему ученику школы! Вот смешно будет, если эту дуру оставят! Да ну… Урве ее сожрала бы, наверное». Смысл был вообще всего этого? Они не отстанут. Йозепа, наверное, вообще теперь изуродуют… Раньше надо было думать…» * * * Дверь ударила в стену. Глядя в одну точку, толкнувший преграду всем телом, Йозеп без оглядки врезался в нахлынувшую волну людей. — Смотри, куда прешь! — зафальцетил кто-то. — По ногам! — Животное, блядь! Беглец полетел на пол. — Пшел на хуй отсюда! Грозный, трубный голос убедил его не брыкаться. — Смотрите. — Тоомас хищно улыбался. — Наш урод уже огребает! — Редкий талант, — подметил Олав, вторя однокласснику. — Получать на ровном месте. Йозепа рывком подняла пара широких мощных рук, навешала подзатыльников, вышвырнула прочь из быстро образовавшейся окружности галдящих наблюдателей. Затолкав ладони в карманы, за ситуацией из-за спин товарищей наблюдал Андерс. Присутствие его было замечено, но реакции, кроме нескольких оборотов голов, не получило. Не пряча удовлетворения, он крикнул: — Боксерский мешок — твоя судьба, Йозеп! Смешки, послышавшиеся в ответ, раззадорили его еще больше. Глянув назад, про себя он посчитал двери дальше по коридору, и когда появился простор, расслабленно привалился к стене. «Ну да! Все равно здесь пойдешь, — он достал телефон. — Стукач, сука…» — Пизды дам! — Тоомас пружинисто приплясывал чуть правее входа в кабинет. — Как поймаю… — Он не пропустит урок. Пауль стоял неподалеку. Зрачки неистово метались, обшаривая каждый уголок склеры, точно в поисках наиболее комфортного положения, попутно раз за разом затаскивая в поле зрения детали окружающей обстановки: напротив кто-то уперся сгорбленной спиной в стену, уткнувшись в телефон, немного левее двое закопались в сумке, с гомоном пробежала детвора. «Пауль что-то задумал? Не удивлюсь, если не ошибаюсь. Сука! Возьми трубу! — вновь раздались гудки. — Бухают там, что ли?! Сука!» На этот раз сбросив самолично, Андерс впихнул мобильник в карман. Выдвинул вперед челюсть, округлив без того выпученные глаза, он скорее прогавкал, чем произнес: — Есть у кого сигареты? — и перехватил взгляд Пауля. — Чего так смотришь? Есть или нет?! — Успокойся, — флегматично бросил тот. — Держи. Сметя с протянутой руки пачку, Андерс выудил белый продолговатый цилиндр, поднес было к губам, задержал руку. — Пошли на улицу. Сигарета заняла прежнее место, Андерс обернулся, нетерпеливо спросил: — Пойдешь? — Спокойней будь, — вмешался Тиит. — Другого пути к классу нет. — А вдруг в обход попрется? — Олав исказил лицо миной сомнения. — Какая ему разница, где получить! Здесь или на лестнице где-нибудь! — Тиит, зубоскаля, переключился на Тоомаса. — Ты с нами? — Ага, — пробасил он, будто каждый звук из него выбивали. — У вас есть? — Есть, — Пауль на ходу приподнял пачку из кармана. * * * Хмурое небо, казалось, наложило свой особенный отпечаток на лица. С выражением почти трагической печали и злобы, скрюченными пальцами поднося к задубевшим губам новую порцию никотина, негнущимися руками приводя в движение кремень, каждый из избравших прикрытием от ветра видавший виды сарай проклинал свою самонадеянность. Или тупость… Врезаясь в сетчатую дверь раз за разом, мотыляющий кроны деревьев подобно рваному мочалу, с неясной целью помещенным на палку, могучий северный моментально превращал хлипкое строение в холодильную камеру. «Куртку надо было взять, — Андерс глубоко затянулся, на мгновение показав нижнюю часть лица из-под воротника. — Выйдем на минуту! Вышли! Аж изнутри пробирает!» Принятые меры результата не приносили: кофта и ворота-то как такового не имела. Приходилось немыслимо сгибать шею, чтобы залезть под то, что им называлось. — Я назад пойду! — первым взвыл Тоомас. — Холодно! — Я тоже! — Тиит увязался было за ним. Андерс наблюдал за происходящим исподлобья, сидя на груде каких-то ящиков, наконец поднял глаза. — Куда собрались? — давление в словах и взгляде словно приклеило обоих к земле. — Вместе пойдем. Набычившись, Тиит продвинул ногу чуть вперед… Выражение лица его изменилось, полный шаг он так и не сделал, облокотился на стену, сложив руки на груди. Глаза не выпускали из поля зрения одноклассников, кроме Тоомаса, стоящего почти вне его досягаемости. Реакции не последовало никакой. К повисшему дыму, который почему-то не желал выветриваться, добавлял небольшие порции Пауль, спокойно дотягивающий сигарету. Олав, давно выбросив окурок, просто наблюдал за деревьями на той стороне асфальтированной площадки, сквозь сетку. Писк. Внезапный. Снова, где-то с периодичностью в секунду, что-то звонко то ли тренькало, то ли пищало в тишине, где не замершими звуками оставались только свист ветра и скрип перекрытий. Олав оторвался от изучения замызганных носков ботинок. Отлипнув от стены, по возможности стряхнул со спины налипший мусор. «Когда только успел? — окинул всех бесцветным взглядом, переключился на ладони. — Занозу бы не загнать…» Сопровождаемый стреляющим в мозг звуком скрип клавиш сменили лениво потянувшиеся гудки, отлично слышимые в стенах крохотного сарая, если сосредоточься только на этом звуке, отгородившись от других. Вскоре и они прекратились. — Але! — бодро разнеслось по всему помещению живым, чистым голосом. — Андерс? Здарова! Тот отвечал не сразу. Потирая переносицу, вероятно, лихорадочно конструировал в голове предложение. Выдохнув, сказал: — Сегодня ничего не выйдет. Ее копы забрали. — Ну не сегодня, так в другой раз! — собеседник не утратил приподнятого настроения. — Кто она хоть? — В каком смысле? — тень настороженности отразилась на лице Андерса. — Обычная девка. — Дрогнул голос, дружище! — цокнув, радостно заключил абонент. — Сам не можешь? — Не до нее мне… — губы задрожали, глаза запрыгали. — Блядь! А нахуй тебе не пойти?! Гневно вдавив красную трубку, в карман он попал только раза с четвертого, сопровождая нервные потуги обильным сквернословием и едва ли не звериным рыком: — Мудак! Пидарас, сука! Спокойно, спокойно, блядь… — Тяжело исполнив полный цикл «вдох-выдох», Андерс провел руками по лицу. — Мне еще кто-то один нужен. — Я пойду, — никто не успел сказать ни единого слова, как Тоомас набычился. — А чего вы так смотрите? Опять дома бухать — я пас! — Тоже мне развлекуха! — закатил глаза Олав. — Самое оно сидеть дома! — Еще заступись за нее! — Андерс вскинулся, и ящики, составлявшие его сиденье, полетели вниз. — Вот еще! — Зачем ты их попросил? — Пауль вмешался, но к ним не повернулся — изучал пейзаж за дверью. — Будто тебе интересно! — они встретились глазами. — Стебешься?! — Успокойся. Посверлив его лицо наполненным бушующим раздражением взором, Андерс побросал несколько ящиков на прежнее место и вновь уселся. — Даже если она узнает кого-то, все равно… — Андерс запнулся, увидев эмоции, плещущиеся в его глазах. — Пошел ты! — грозно подвигав челюстью, сплюнул, то ли прокряхтел, то ли крякнул: — Идем назад! Возражать никто не стал, вереницей парни выбрались наружу, пригибая головы. * * * — Нашли недоебка! Йозеп, волочимый Тоомасом при поддержке Олава, озирался глазами, как у рыбы, попавшей на берег. Расталкивая окружающих в разные стороны чуть ли не как пластмассовых манекенов, они практически согнули его к полу. Кто-то пытался завозмущаться, остаться на своем месте: — Куда прешь?! — какой-то парень оттолкнул Тиита, бредущего следом, обратно. — В рог получишь! — Пройти дай! — Нахуй пошел! — Парень схватил Тиита за куртку, крепко трепанул, но руку поднять не успел. Тоомас исподлобья оценил возможное развитие событий: — Эй! — Тоже пиздюлей охота?! — Щас сам получишь! — пальцы внезапно заскользили. — Блядь! Йозеп, оттолкнув обидчика, побежал за угол. Ошеломление слетело моментально: — Стоять! Пизды дам! — Поймайте его! — Андерс снес ученика, державшего Тиита, прибил к стене. — Догони его! «Этот недоебок никогда бегать не умел!» Вся трое скрылись за поворотом коридора. — Пусти, гад! — ученик проворно вырвался, сбив руки. В лицо полетел кулак. Андерс дернулся в сторону, ответил по корпусу. Отвесив друг другу еще по удару, оба уперлись в ладони девушки, стоявшей рядом. — Хватит! — она переключилась на него. — Пошли в класс! — Девка тебя спасла! — Андерс скорчил издевательскую ухмылку. — Убью! — Хватит! — снова взвизгнула она, развернула, держа за рукав. — Пошел давай! — Каблучара! — насмешливо донеслось вслед. Парень оборачивался, водил пальцем у горла, девушка раз за разом его одергивала. — Он попался! — заорали с другой стороны коридора. Андерс почти поскакал туда. Место снова, как назло, оказалось узким и наглухо загроможденным. У дверей валом накиданы портфели, люди будто бы специально сбивались в толпы — прибавить в скорости посильнее, сорваться на бег там просто не получалось. Йозепа при очередной попытке бегства настигли, несколько раз дернули, швырнули об стену, за ноги поволокли назад. — Ноги отобью, нахуй! — Тоомас двинул ему по икре, в рукава и воротник вцепились сразу три пары рук, подняли. — Пошел! — лицо Олава перекосила звериная улыбка. Йозеп озирался. Не вымаливал глазами помощи, не пытался позвать. Зрачки метались по всему остекленевшему от поселившегося внутри ужаса яблоку, тело само собой тряслось, голова и шея неистово изворачивались в разные стороны, насколько позволяла анатомия. — Мразь! — Андерс рванул его на себя, раздался противный треск. — Думал, тебе не придется извиняться сегодня?! Ответа не слышу! Йозепа продолжали трепать, ударяя о пол, снова на голову обрушились оплеухи, прилетело кулаком. — По башке не бей! — крикнул Тоомас. Снова схватили за волосы, заломили руку: — Говори, что ты урод и стукач! И так, чтобы девчонки слышали! — Андерс выкрутил сильнее. — Я тебя не слышу! — Я урод и стукач! — Поспешно провыл Йозеп, дрожа всем телом. — Я тебя не слышу! — Я урод и стукач! — Я тебя не слышу! — Андерс поднял глаза, выжидающе забегал ими по собравшейся толпе. — А вы, девчонки? — Прекрати! — с осуждением в голосе вмешалась Тея. — Хватит уже! — Я тебя не слышу! — Я дебил и стукач… — Йозеп уже едва ворочал языком, нечленораздельно мямлил и стонал одновременно. Незаметно к нему со спины приблизился Пауль, показал что-то черное, продолговатое. — А нормально, что этот парень носит такие ботинки? — Ты все еще крутой спортсмен? — Это его мамочка спортсменка! — Тоомас беспокойно подпрыгивал на месте. Ряды собравшихся тем временем значительно поредели. — Андерс, звонок давно был! — Риина собралась было уйти. — Гандоны не носят такую обувь! — Тоомас повернулся на нее. — Только первый! — У кого-нибудь есть нож? — Пауль протянул руку, потирая палец о палец. — У меня, щас достану. По рукам от Тиита прошелся черный выкидной. Присев на корточки перед Йозепом, Пауль извлек относительно небольшое лезвие. — Видишь, Йозеп, — я действительно желаю тебе самого лучшего. Ты ведь у нас ебанутый мудак, а ебанутые мудаки не носят ботинки Себикс. Пренебрежительно бросив кроссовок на пол, он принялся педантично, с удовольствием и под заливистый смех основной массы девушек выковыривать фирменный знак. — Я помогаю тебе избавиться от вещи, которая тебе не подходит. Пространство наполнилось мелодичным звоном. — Поменяли что ли? — удивился кто-то из класса. — Даже не противный! — Ладно, — Пауль поднялся, тряся обувку в руке. — Потом закончим. — Скажем так, на сегодня сойдет, — Андерс почти орал ему в ухо. — Но завтра попросишь прощения, как полагается. Усек? Кинув Йозепа на пол, перешагивая, пнул его рюкзак и направился следом за одноклассниками. Йозеп собрал последние силы, рывком поднялся, утер нос рукавом. Ноги не слушались — одна, оставшаяся в одном только толстом носке, волочилась за другой. «Доучусь, не увижу вас больше… Никого! Это теперь не кончится. И не кончалось! Зачем?! Зачем было влезать?! Смена школы… Что изменится?! Они ничего не понимают! Ничего не сделать! Нельзя ничего! Только хуже все получается! Они сожрут! И меня, и их! Плевать на них! Ничего не могу больше! Стань мужчиной… Разве это уже не так? Половая принадлежность, биология… Да понимает он, о чем говорит?! Виднее ему — жизнь прожил! Армия, дальнейшая служба! Еще в детстве мне это вбивал. Может, кому-то это и нормально — дать обидчику по морде, отслужить, еще что-то сделать, что, по его убеждениям, мужской поступок. Разные понятия у нас этого слова. А мое какое понятие? Я даже не пробовал ничего сделать! Что можно сделать? Что?! Любой коллектив, даже такой — система. Любая система должна быть в равновесии. А если его нет? Так не бывает, тогда будет хаос. А что сейчас я вижу? Или, напротив, чего-то не вижу? Слушая отца, не может это им быть. Или слушать только себя? Я же и сам не знаю, что думаю об этом! Дожить… До чего дожить? Человек учится примерно четверть жизни, если считать время в учебных заведениях, кто как идет дальше. Еще лет пять так «доживать»? Возможно, он прав. Прав как-то… Для себя? Ну в самом деле, не должно быть, что одни живут, а другие доживают или просто существуют. А как тогда строилась большая часть режимов? Или все? Для равновесия социальной системы нужно, чтобы кому-то было плохо. Только достигается это по-разному: где-то в открытую, где-то нет. Даже если принять за действительность, равновесие это только для них есть! Для меня оно где?! Вот она появилась! Если делать под эту теорию — чужеродный элемент в системе. И Каспар тоже… Как-то выпал из нее. Оба сами не знают, что творят! Что бы они ни делали — мне только хуже будет. И не слушают! Ничего понять не могут!»