***
Веки, словно налитые свинцом, с горем пополам раскрылись, являя моему взору темную комнату. Я лежала на старой постели, больше похожей на раскладушку моего дедушки из старого сарая. Голова гудела, во рту пересохло, в горле стояла противная тошнота, от которой хотелось избавиться как можно скорее. Промычав что-то нечленораздельное, я попыталась опереться на локти, чтобы осмотреться получше, но голова тут же закружилась и я обессиленно рухнула обратно на подушку, тут же подняв с неё облако пыли. Не в силах встать с постели, я тяжело вздохнула и прикрыла глаза. В голову сразу же ударили воспоминания последних событий, вихрем пролетев по сознанию. Леголас поцеловал меня… — Твою мышь!— Воскликнула я, тут же садясь на кровати, особо не внушающей доверия. Еще одно такое резкое движение и она, не дай Бог, развалится прямо подо мной. Но это будет мелочь по сравнению с тем, в какой ситуации я нахожусь на данный момент. Обида и злость тяжелым комом встали у меня в районе солнечного сплетения. Я сжала в кулак ткань рубашки у ворота, дыхание участилось. Этот чертов эльфийский принц отравил меня! Осознание всего этого будто обухом ударило меня в затылок (ну, или же просто силы покинули меня) и я свалилась обратно на жесткую пыльную подушку. К горлу подступила еще большая тошнота, которую я старалась унять, бегая глазами по маленькой комнатушке, дабы найти что-то наподобие тазика. Прям как утром первого января… Ладно, сейчас не до шуток. Найдя какой то старый и местами потрескавшийся глиняный горшок, который невесть как оказался здесь (интересно, где это «здесь»?), я рванула к нему, но ноги подкосились и я ничком упала на каменный пол, неплохо так приложившись коленями и правой стороной лица. Перед глазами на несколько секунд заискрились звезды, а тошнота навалилась с новой силой. Кое-как мне всё же удалось доползти до глиняного горшка и наконец очистить свой желудок от всей дряни, которая там накопилась. Заглядывать в содержимое посудины мне не очень хотелось, но краем глаза я всё же заметила ярко-желтую пыль. Без черной крови… Что ж, уже неплохо. Значит, концентрация аконита не так велика, чтобы убить меня. Обессиленно прислонившись спиной к холодной каменной стене, я прикрыла глаза, чувствуя как по лицу течет что то теплое. Тронув дрожащими пальцами жидкость, я рассмотрела свою кровь, которая, по всей видимости, текла из рассеченной от недавнего падения брови. Если бы не аконит, такая ранка уже давно зажила бы. Вымученно выдохнув, я стерла кровь с пальцев о некогда белую рубашку и откинула голову к стене. Те слова, которые Леголас говорил до поцелуя, да и сам поцелуй будто бы меркли на фоне того, как ужасно он со мной поступил. Неужто чтобы оставить меня в замке, он смог пойти на такое? Смог сделать мне настолько больно? По щекам потекли слезы обиды, смешиваясь с запекшейся кровью. Как он мог так со мной поступить? — единственный вопрос, который был на данный момент у меня в голове. Неужели я абсолютно ничего для него не значу, а даже наоборот, он хотел от меня избавиться?.. И теперь абсолютно нет смысла в моих чувствах к нему? Конечно, я и не была уверена, что он ответит взаимностью, но мы были хорошими друзьями. Отравить меня и запереть в комнате, словно птицу в клетке, это кощунство! Кстати, о друзьях… Разве Арагорн и Гимли могли допустить такое? Может они и не догадывались? Или это их общий план… Я не знала сколько времени я провела в этих мыслях, постоянно задаваясь вопросами, но мой взгляд неожиданно зацепился за маленький квадратик света. Я присмотрелась получше, встала, опираясь о стену и на негнущихся ногах начала подходить ближе. Прямо над кроватью, ближе к потолку было маленькое-маленькое окошко, из которого струился бледный дневной свет. С горем пополам я встала на кровати, пальцами вцепившись в каменную стену сбоку и подошла ближе к окну. Из него открывался вид на Минас-Тирит, причем с немаленькой высоты. Значит, я в какой то башне… Людей на улице не было, многие ставни в домах были закрыты. Я прислушалась. Но волчий слух не уловил практически никаких голосов. Кажется, воины уже ушли в последний бой к вратам Мордора, а остальные жители безмолвно ожидали что будет дальше. Да уж, звать на помощь, кажется, бесполезно… Долго стоять я не смогла, поэтому снова легла на кровать и укрылась каким то пыльным старым покрывалом. Усталость снова навалилась на меня, глаза потихоньку закрывались, но я не хотела снова проваливаться в сон, занимая голову разными мыслями. Но через несколько минут я всё же отключилась.***
Pov Автор. Воины в доспехах, с мечами наперевес стояли у огромных черных врат Мордора. На их щитах красовалось Белое Древо — герб Гондора. Они пошли за своим истинным королем — Арагорном, наследником Исильдура, дабы дать шанс маленьким полуросликам из Шира дойти до Роковой Горы и скинуть в жерло ненавистное Кольцо. Око Властелина бегало по войску, высматривая девушку, которая могла бы изменить ход событий в ту или иную сторону. Саурон был еще не так силен, тем более без своего Кольца, а эта дрянная девчонка из другого мира могла помешать его планам. — И всё-таки, мы поступили неправильно…— В который раз причитал Гимли, расположившись позади Леголаса на светло-сером жеребце. Эльф на его высказывание лишь ещё больше нахмурил брови, но промолчал. Он и сам об этом думал. Но на кону стояла вся судьба Средиземья. Талисса не должна быть здесь, иначе Саурон убьет ее и мир поглотит непроглядная тьма. Всё живое умрет, растения и могучие деревья угаснут, великие Роханские поля обратятся в пепел. Её нахождение здесь было бы опасно как и для нее самой, так и для всего Средиземья. Леголасу далось нелегко совершить такой поступок, сделать больно, ставшему для него таким родным, человеку. Он корил себя за это до сих пор и будет корить до последнего вздоха. И больше всего убивает то, что он даже не извинится, если погибнет у Мордорских врат. Хотя, какие к черту извинения? Такое нельзя простить. Он бы не простил. Гэндальф обернулся через плечо, заглядывая принцу в глаза. Его тоже мучила совесть, но поступить по другому он не мог. Волчица по любому бы показала зубы, даже услышав пророчество, он уже наизусть выучил её непокорный, стойкий характер. Всё что маг знал из книг, он рассказал Леголасу. Убив Рожденную Луной, Саурон навсегда бы искоренил равновесие во всех мирах. Может, потому Талисса и была отправлена в Средиземье, при этом, неплохо зная историю этого мира. Но более Гэндальф не узнал, ибо о таких, как она было написано ничтожно мало. А может, специально скрывалось от лишних глаз. Арагорн, его верные спутники и один из воинов двинулись ближе к вратам. В руках у воина в блистающих на блеклом солнце доспехах было знамя Гондора, которое красиво развевалось на ветру. Огромные черные ворота выросли у них перед глазами, возвышаясь над славными воинами на несколько десятков метров. На железе уже кое-где появилась едкая ржавчина, выпирали острые выступы, вселяя в душу страх. Страх перед тем, что скрывалось за этими огромными вратами. — Пусть силы Черной страны выходят на бой!— Вскрикнул наследник Исильдура, вскидывая голову. Конь под ним нервно топал ногой и фыркал, желая поскорее убраться с этого проклятого места.— Да свершится над ними справедливый суд! Стояла тишина, даже ветер не смел её нарушить. Кони и люди затихли в напряженном ожидании ответа. Друзья переглянулись между собой. Врата с грохотом начали открываться, являя взору воинов Уста Саурона. Этот человек (а человек ли?) выехал вперед на иссиня черном жеребце, который был облачен в броню и какие то лохмотья, ровно так же как и его всадник. Лицо седока было закрыто шлемом. Открыта была лишь его нижняя часть, являя на свет желтые гнилые заостренные клыки и мертвенно-бледную кожу, покрытую грязно-кровавыми шрамами. — Великий Саурон приветствует вас.— Не без гордости прохрипел перекошенный рот, мерзко улыбаясь воинам, стоящим перед ним. Всадник не вызывал ужаса или хотя бы страха, лишь отвращение. Хотелось скрыться от этого трупного запаха, гнилых заостренных зубов и коня, который нервно дергал окровавленным хвостом. На хвостище виднелась уже загноившаяся рана, над которой, совсем не обращая внимания на остальных, кружили мухи. Уста Саурона пробежались черными глазами, которые едва-едва виднелись из-за шлема, по всадникам перед ним. Лишь на мгновенье его рот вытянулся в изумлении, после чего человек в черном осмотрел войско впереди, не увидев ту, которая была нужна его хозяину.Но через секунду замешательства, он довольно хмыкнул, увидев в взглядах, обращенных на него, отвращение, а потом, явно чувствуя свое превосходство и превосходство своего хозяина, заговорил: — Кто из вашего сброда достоин говорить со мной?— Голос мерзкого всадника изменился, стал властным и грубым. Казалось, что теперь с воинами действительно говорит сам Саурон. Кони нервно переминались с ноги на ногу, ожидая команду хозяев бежать отсюда прочь. Они неспокойно фыркали под всадниками, разрезая тишину, которую нарушил Гэндальф: — Мы пришли не приветствовать Саурона.— Маг не терял самообладания, говорил твердо и с решимостью. Пиппин, сидящий впереди него, испуганно цеплялся маленькими пальцами за белую мантию старика и не мигая смотрел на страшное существо, стоящее в паре метров перед Серогривом.— Передай своему господину, что армии Мордора должны быть распущены, а он сам должен покинуть эти земли и никогда больше не возвращаться.— Голос Гэндальфа Белого был полон смелости и, казалось, готовности отразить удар каждого, кто скрывается за этими вратами. Возможно, это всё было лишь следствием веры в лучшее и присутствием боевого духа. Уста Саурона усмехнулись, вновь оголяя зубы мерзко-желтого цвета и промолвили, обращаясь к магу: — Мне было велено показать тебе вот это.— Всадник выудил из полов своей рваной черной мантии белоснежную и необычайно красивую кольчугу, кольца которой, сделанные из дорогого металла — мифрила, переливались на блеклом солнце. Но никто более не обратил внимания на красоту изделия. Их душу окутал страх, липкими щупальцами обхватывая грудную клетку, затрудняя дыхание. В головах у всех пронеслась одна и та же мысль: «Кольчуга Фродо»… Потрескавшиеся губы человека, вышедшего из Мордора, выдавили злорадный смешок и он с некой брезгливостью, но довольный произведенным фурором, кинул броню Гэндальфу, словно голую кость дворовой собаке. Маг не мог вымолвить и слова, ровно так же как и остальные. Если Фродо и Сэм мертвы, надежды на спасение больше нет. — Фродо…— Голос Пиппина надломился, он было хотел сказать что-то еще, но Белый маг его остановил, твердо бросив короткое «нет». Хоббит глубоко вздохнул, удерживая слезы от скатывания по щекам. Мерри, сидящий позади Эомера, лишь сочувствующе смотрел на спину своего друга, прячась за широким плечом роххирима. Арагорн молчал, лишь на его скулах ходили желваки, а руки сжали поводья до побеления костяшек. Он не мог показать врагу своих истинных эмоций, просто не мог. — Этот полурослик был дорог вам.— С довольной улыбкой догадался Мордорский всадник.— Он очень мучился в руках хозяина.— Вороной конь под седоком вскинул голову, будто тоже чувствуя внутреннее удовлетворение. Он махнул гниющим хвостом и мухи, окружавшие его, ненадолго разлетелись. Гимли хотелось накинуться на человека в черном, сделать с ним так много ужасных вещей, чтоб его тело потом не узнал сам хозяин. Но разве Саурона заботит жизнь какого-то прихвостня и сторонника его идей? Поэтому гному оставалось лишь нервно сжимать плащ Леголаса, сидящего впереди. Эльф выпрямился как струна, контролируя руки, чтобы не потянуться за стрелой и не всадить её прямо между глаз всадника. Если Фродо мертв, то и сам принц, и его друзья, и Талисса вскоре погибнут. А вместе с ними и всё Средиземье. От этой мысли хотелось отчаянно выть, колотить по земле у Мордорских врат, поднимая вверх мелкие песчинки, пока силы наконец не покинут тело или грудь не пронзит вражеский клинок. Но никто не смел нарушить молчание, не смел опустить руки и показать слабость перед недругом. Арагорн наконец неслышно выдохнул и ослабил поводья, пятками ударив коня по бокам. Жеребец неспешно направился вперед, нервно помахивая хвостом. — Кто это? Наследник Исильдура?— С насмешкой говорили Уста Саурона.— Чтобы стать королем, нужно что-то большее, чем сломанный эльфийский меч! Последние буквы всадник выговорить уже не успел. С диким криком Арагорн снес поганую голову с плеч врага и она неспешно покатилась к ногам Серогрива. Пиппин испуганно прижал к себе кольчугу Фродо и поспешил отвести взгляд от тела с окровавленной шеей, которое свисало с седла, неестественно скрючившись. — Кажется, переговоры окончены…— Хмыкнул сын Глоина, с довольной миной осматривая безжизненное тело Мордорского всадника. — Не смешно, Гимли…— Недовольно бросил через плечо Леголас и тут же отвернулся. —Да?— С недоумением в голосе произнес гном.— А Талисса бы посмеялась. Резко напрягшиеся плечи эльфа заставили Гимли угрюмо замолчать. Гном еще с самого начала был против запирания Талиссы в башне. И совершенно не представлял, как теперь просить прощения у своего великолепного алмазика. Учитывая, что может и не вернуться в Минас-Тирит. Мысли Гимли постоянно возвращались к волчице. Он постоянно думал о том, что должен был остановить эльфа и мага, гадал, как там эта девица, которая уже могла претендовать на звание родной сестры. Вот только без бороды. Леголас тоже постоянно думал о Талиссе. Переживал, что она не очнется, что что-то пойдёт не так. Он еле оставался на месте, удерживая себя, чтобы не кинуться обратно в город, проверить как она. Но это было бы еще одним предательством с его стороны. Принц не мог бросить Арагорна и его войско. Эльф для себя решил, что вернется во что бы то ни стало, хотя бы ради неё. Пусть она и не простит его, оттолкнет, но он будет рад, что***
Pov Талисса. Долго спать у меня не получилось. Думаю, я вырубилась не больше, чем на полчаса. Состояние было вялым, хотелось поесть, ну или хотя бы попить. Я встала с кровати, медленными шагами проходясь по комнатушке, рыская в поисках кувшина с водой. Долго искать не пришлось. В углу стояла тумбочка, а на ней какая то посудина. Видимо, в прошлое пробуждение, мне было не до этого, вот и не заметила. Заглянув под крышку, я с удовольствием заметила там воду, но с подозрением принюхалась. Мало ли, мои «друзья» на всякий случай тут будру какую-нибудь намешали. Чтоб наверняка… Но нет, вода пахла как обычная вода и я решилась на первый глоток. Прохладная жидкость тут же смочила пересохшее горло и я вымученно улыбнулась. Через несколько секунд половина кувшина уже была пуста. Я решила открыть тумбу и в ней оказался лишь сверток с лепешкой, которая уже немного зачерствела. Я оторвала от нее небольшой кусок и принялась есть, попутно раздумывая как отсюда выбираться. Мне хотелось сбежать из Минас-Тирита как можно скорее, еще до возвращения участников Братства. Я не хотела их ни видеть, ни слышать. Единственное, что хотела бы знать это то, что они живы. В голове неожиданно проявился образ Аркуэнона. Интересно, пошел ли он с ними? Сомневаюсь. А это значит что? Правильно, он остался в Минас-Тирите. Знает ли он, что я где то по соседству с ним, кукую в какой то башне и скоро, кажется, буду умирать от голода? Хороший вопрос, ответ на который я не знаю. Я дожевала черствую лепешку и подошла к двери. Сил, конечно, прибавилось, но их хватало только чтобы более уверенно держаться на ногах, поэтому выбить дверь не представлялось возможным. Я попробовала постучать, но в ответ мне была лишь тишина. Ни одного тихого шажочка, ни гулкого сердцебиения. — Эй, здесь кто-нибудь есть?— Ха-ха, наивная. Если бы кто-то здесь был, то уже откликнулся на твой стук. Я махнула рукой, прогоняя свой едкий внутренний голос и уселась на холодный пол, обхватывая руками колени. Всё еще было больно и обидно, что мои друзья (могу ли я вообще их теперь так называть?) пытались меня отравить. Даже если только для того, чтобы оставить в замке. Но больнее всего было от того, что сделал это