Космонеудачники

Поглядывая на часы телефона, я спешила в актовый зал интерната, зигзагами минуя однообразно белые коридоры. Вечеринка в честь окончания средней школы вот-вот готова была начаться, благо я отказалась участвовать в этом мракобесии, договорившись прийти только на вручение дипломов. А впрочем, никто меня туда и не приглашал, кроме нескольких учителей, и мне оставалось только ждать, когда за мной приедет мама и наконец навсегда заберёт меня из этого места. Флоридский интернат Норд-Бровард дал мне подходящее техническое образование, насколько это было возможно для восьмиклассника, и широкие перспективы на будущее, но не смог дать одного — понимания, почему люди вокруг такие странные и раздражающие. Люди… Сколько проблем крылось в одном слове. И сколько из них мне удалось бы избежать, будь я на индивидуальном обучении, но мама настояла на моей социализации. И среди всех её худших решений это получило почётное первое место. — Вот же засада ньютоновская… — спускаясь по лестнице на первый этаж, я наступила на штанину только приобретённых брюк, которые оказались мне велики, и слетела со ступенек вперёд руками и головой. Вскочив, я оценила ущерб и тайком порадовалась тому, что никто этого не увидел — этот коридор был пустой. Перед входом в зал я оглядела себя ещё раз. Штанина разодрана, волосы всклокочены, жакет помят, сказался его полувековой возраст, но вроде бы чист — по крайней мере наскоро взглянув я пятен не заметила. Да и шло бы оно всё подальше. Ведь костюм не главное, главное — то, что спрятано под ним. В рукавах моего жакета сидит сотня крошечных микроботов, собранных мной собственноручно по образу муравья, в кармане — пульт, которым они управляются. Все те, кто издевался надо мной четыре учебных года, уже отсмеялись, а для меня веселье только начиналось… Стоило мне войти в зал, как без пяти минут бывшие одноклассники, сплошь торжественно разодетые, прекратили оживлённо галдеть и разом уставились на меня. Только какой-то однодневный попсовый хит не перестал звучать из колонок как напоминание о том, что я здесь лишняя. — Она здесь, — послышалось из середины зала сквозь фон недобрых перешёптываний. — Эта чудилка здесь… — Ты что, одевалась в помойке? — самая популярная ученица класса, Беатрис, шурша подолом персикового платья, бросила критичный взгляд на мой костюм. — Эй, ненормальная! Только не вздумай к нам присоединяться! — расхрабрился капитан баскетбольной команды Кевин. — Никто не будет с тобой веселиться! — Во-первых, не «в помойке» а «на помойке», — холодно возразила я. — Во-вторых, если само слово секонд-хэнд вам ни о чём не говорит, то я объясню — это вещи, которые избежали помойки путём передачи в другие руки. А в третьих, присоединяться к вам я и не собиралась. — Опять она за своё… — его девушка Сандра показательно спряталась за него. — Ты вообще тут надолго? — вперёд выступила сверкающая розовыми пайетками Арья, заядлая тусовщица, которой я одним своим присутствием портила весь кайф. — Чтобы мы знали, когда от тебя избавимся. — Вручение уже скоро, — пожала плечами я. — Постою в стороне, посмотрю на ваше бесполезное времяпровождение. — Только пришла, а уже испортила праздник, — Сандра окончательно расстроилась, прислонившись к плечу своего бойфренда. — Да ну её! Пусть стоит тут молча, — наконец решил кто-то, и зал снова пришёл в движение. Я пристроилась у стены, наблюдая за подготовкой к выдаче дипломов, и выпустила свой козырь из рукавов. В такой суете вряд ли можно было заметить снующих по полу микроботов размером с ноготь, а тем временем мои новые изобретения поднимались на подмостки сцены, находившейся в противоположной от входа стороне, и карабкались по несущим балкам на штанкет, к которому крепился занавес. Я разработала этих робо-миньонов способными поднимать вес в сотни раз превышающий их собственный. Их передняя часть пронизана прочными нановолокнами, работающими как мощные мышечные приводы. Эти крошки должны были обеспечить мне достойное алиби. Вручение началось, музыка смолкла, внесли фуршетные столики для будущей вечеринки и отодвинули к стенам, и в зал хлынули родители, фотографы, учителя и одетая в парадный белый костюм с внушительной брошью на лацкане директриса Карсон, женщина средних лет с серебристой сединой в волосах, строго затянутых в пучок. Среди чужих родственников я живо принялась искать глазами собственную мать, но так и не нашла. Она написала мне, что немного задержится, но, судя по всему, собиралась и мой выпуск из школы пропустить. Ну и пусть. Тем лучше. — Дорогие выпускники средней школы Норд-Броварда! Сегодня особенный день. День прощания с интернатом. Отныне вы все старшеклассники, вы становитесь всё ближе к взрослой жизни… — директрисе Карсон подали микрофон, и она толкала залу заученную торжественную речь. Благополучно пропустив всю эту официозность мимо ушей, я чуть не упустила момент, когда директриса начала вызывать учеников на сцену, чтобы вручать им дипломы, и моя фамилия оказалась в числе первых. — Эмили Астурия, вы получаете диплом с отличием и медаль за достижения в области науки. Школа желает вам дальнейшего успеха на поприще научных исследований! — сказала миссис Карсон и в кои-то веки мне улыбнулась, а затем наклонилась и полушёпотом продолжила. — Я знаю, как тебе было непросто учиться в интернате, Эми. Желаю тебе удачи в высшей школе. Надеюсь, все уроки извлечены, и то, что пережили мы с тобой в этих стенах, больше не повторится. — Не повторится, мэм, — кивнула я скорее для галочки, чем с искренним согласием. Из зала раздалось несколько вялых хлопков в ладоши. Скрывая эмоции, похожие на расстройство из-за опоздания мамы, я приняла из рук директрисы диплом и встала у кулис, ожидая, когда свои дипломы получат все. — А теперь — фотография класса на память! — провозгласила директриса и одноклассники начали кучковаться посреди сцены, пытаясь уместиться в объектив фотокамеры. — Эми, что ты там делаешь? Иди к нам, — негромко позвала меня молодая кураторша мисс Парк. — Уже спешу. Шнурок развязался, — соврала я и показательно встала на колено, делая вид, что вожусь со шнурками на ботинке. Один… Одноклассники заняли свои места по центру сцены. Два… Фотограф навёл на них аппарат. Три! Я нажала кнопку на пульте управления, лежащем в кармане жакета, и микроботы, сидящие на штанкете, опрокинули на сцену несколько вёдер, доверху наполненных зубоцапами из созвездия Тау Кита. Получайте космическую Кэрри! За то, что все четыре года надо мной смеялись! За «чудилу»! За «ненормальную»! За «зануду»! И за «носатый кошмар любого парня»! В зале никто сразу не понял, что произошло. Щёлкнула фотовспышка и люди остолбенели в недоумении, в один голос издав потрясённое «ах». Я спряталась за сценическую занавеску, с любопытством из-за неё выглядывая. А потом истошно завизжала Беатрис, завизжала так, будто её атаковали не кусачие инопланетные головастики, а как минимум клопхоп. Зубоцапы запутались в её длинных светлых волосах, упали на платье и вцепились в пышный подол, терзая его клацающими челюстями. Кому-то из девушек повезло меньше — тем ксеносы впились в неприкрытые одеждой конечности, а капитана бейсбольной команды Кевина сразу трое внеземных существ укусило прямо ниже поясницы, и он завопил не своим голосом, крутясь вокруг своей оси. — Уберите их, уберите, уберите! — кричала Арья. — Кто-нибудь, помогите! — вторила ей Сандра. В актовом зале воцарился первобытный хаос. Одни топтались на месте и верещали, лихорадочно тряся руками в попытке сбросить космических гадов, другие сиганули прямо со сцены, в участливо посторонившуюся толпу родственников, и кроме укусов заработали себе ещё и синяки. Самые разумные спустились вниз по лестнице, спасаясь от прыгающих повсюду зубоцапов, но в попытке не сшибить своих родителей и учителей налетели на фуршетные столики, опрокинули на себя закуски и напитки, а зубоцапы, почуяв вкусное, набросились на них с удвоенной охотой. Никто не знал, что делать и куда бежать, выпускники, преподаватели, родители беспорядочно метались по залу с гримасами ужаса на лицах, сбивая друг друга с ног. Один из парней-одноклассников поскользнулся на разлитом пунше и завалился на пробегающего мимо учителя физкультуры, тот — на преподавательницу английского языка, и по принципу домино на пол рухнули сразу несколько человек. Помещение полнилось визгами и воплями, в которых тщетно тонули директрисины призывы успокоиться. Я искренне наслаждалась этим зрелищем и стояла совершенно довольная, со злорадной перекошенной ухмылкой во всё лицо. Я знала, что зубоцапы не оставят никого равнодушными, но эффект получился ещё масштабнее, чем я ожидала! Поделом! И радовалась я до тех пор, пока не заметила ловко лавирующую в толпе, потрёпанную директрису Карсон. — АСТУРИЯ-Я-Я-Я! — яростно кричала она, пробиваясь ко мне на сцену и попутно вызывая охрану тревожной кнопкой на стене. Триумф был недолгим. Школьные охранники подоспели быстро, вывели из зала народ, отцепили зубастых головастиков от всех кому досталось и собрали гадов в мусорные мешки, оказавшиеся под рукой. — Ма-ам, — рыдала безутешная Беатрис, с которой сняли добрый десяток зубоцапов. — Она испортила мне выпускной! Она всем испортила выпускной! Она всегда всё портит! Посмотри на меня! Моя причёска! Моё платье! Это просто кошма-ар! — Не плачь, милая, твою одноклассницу накажут, — утешала её мать, поглаживая по голове. — Ты всё равно для меня самая красивая. — А я хочу быть для всех! — Я испортила вам выпускной — вы испортили мне учёбу, — зло пробубнила я себе под нос, прячась за занавесом. — АСТУРИЯ! СЕЙЧАС ЖЕ ИДИ СЮДА! — занавес резко отдёрнулся, и надо мной нависла миссис Карсон. — Почему вы все решили, что это я? — я попыталась увильнуть от обвинения, но увидев продемонстрированную мне кучку микроботов, пойманных директрисой, поняла, что алиби потеряно. Почему боты попались ей на глаза? Они должны были самоликвидироваться! Я опустила руку в карман жакета и нащупала пульт. Тот оказался сломан — кнопки западали. Сегодня не мой день… — Только одна ученица в этой школе — дочь самого известного в Америке робототехника, — сдерживая гнев, вымолвила она. — И к тому же, я никогда ещё не видела тебя такой довольной! Что с тобой, Эмили? — она сокрушённо схватилась за голову. — Почему ты не можешь жить дружно со своими сверстниками? — Я не виновата, что низкий интеллект моих ровесников побуждает их меня оскорблять, — объяснилась я. — Уж ты их оскорбляешь не меньше, — вздохнула директриса. — Мне всё придётся рассказать твоей матери. — Прямо совсем всё? — обезоруженная, я замялась, памятуя произошедшее за весь учёбный год. — А может, о кое-чём умолчим в честь праздника? — Какого праздника — этого? — подняла бровь миссис Карсон и указала рукой в сторону пустого зала. Пол заливали остатки напитков, повсюду валялись осколки посуды и перевёрнутые столики. О предстоящей вечеринке уже не могло быть и речи. Аргументов у меня не осталось, а умолять директрису я посчитала ниже своего достоинства. Миг справедливости стоил мне долгой расплаты. Если мама узнает, как я провела здесь свой последний учебный год, она меня убьёт. В зал вошёл покусанный фотограф в изорванном пиджаке, всё ещё трясясь от пережитого, и принялся зазывать выпускников на альбомное фото. С большим трудом, под уговорами родителей, одноклассники потянулись обратно на сцену, с опаской выискивая на полу непойманных зубоцапов. — Иди к ним, Эми, — директриса Карсон сурово посмотрела на меня. — Ты тоже была частью этого класса, как бы тебе не хотелось обратного. — Улыбочку, ребята! Прежде, чем щёлкнула фотокамера, одноклассники испуганно отбежали от меня всей толпой в другой угол кадра. Таким и получилось моё выпускное фото из средней школы — помятые ровесники с горящими ненавистью взглядами, в порванных платьях и смокингах, запятнанных пуншем и майонезом от бутербродов, и за десять футов от них — я, с отсутствующим взглядом и каменным лицом, уже предвкушающая, как мне сейчас попадёт. В следующий миг двери в зал распахнулись с ноги, и знакомый до дрожи голос раскатился по помещению как вестник апокалипсиса: — ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИЗОШЛО? Крепкая, собранная, деловая женщина средних лет в бордовом офисном костюме внушительно твёрдой походкой прорезала толпу собравшихся перед сценой. Широко и властно расправив плечи, будто стремясь занять собой пространство вокруг и контролировать всё, что в нём происходит. Так случалось всегда — и сами не зная, почему, люди перед ней теснились в стороны. Даже её коротко стриженные волосы, окрашенные в золотистый блонд, вились жёсткими, как проволока, кудрями, не давая мягкости и расслабленности просочиться в самые располагающие для этого черты внешности. Золотые серьги в виде строгих геометрических квадратов чётко обрамляли её лицо с густо накрашенными ресницами и подчёркивали выдающиеся волевые скулы. Это была она. Моя мама. — Мама… — я соскочила по ступенькам со сцены и бросилась матери наперерез. — Привет. Я ждала тебя весь день. Я… — Не сейчас! — отмахнулась мама, оглядывая погром в зале. — Что ты тут устроила?! Это всё твоих рук дело, признавайся, негодная девчонка! — Да, — согласилась я. — Но я хотела тебе сказать, что я ждала… — Ни слова больше! Поговорим за стенами этой школы! — пробившись к сцене, мама в гневе ткнула в меня указательным пальцем. — И можешь забыть про свои космические хобби! — Что?.. — от потрясения у меня опустились руки. Я, конечно, ожидала, что встреча лёгкой не будет. Но ведь не настолько! — Она сейчас получит, — радостно зашептали одноклассники. — Так ей и надо. Уродина. — Ты слышала, Астурия? — снова осмелел Кевин. — Мамочка отнимет у тебя телескоп! — Рот закрой, — мрачно обернулась я и тот нервно отшатнулся. — Подожди! Я же… я же могу всё объяснить! — я снова попыталась заговорить с мамой, но на этот раз она даже не ответила. Директриса Карсон подошла к ней и, наклонившись, что-то негромко ей шепнула. — Иди сюда, — скомандовала мама. — Сейчас мы пройдём в директорский кабинет. У кабинета директрисы мы задержались. Миссис Карсон пригласила мою маму присесть за её стол. Меня в кабинет сначала не пустили, и я, ссутулившись, встала возле двери, пытаясь подслушать, о чём они говорят. — Ваша дочь избегает общения и смотрит на людей свысока, миссис Астурия, — говорила директриса Карсон. — Можно сказать, что коллектив её не принимает так же, как она не принимает коллектив. — Вы направляли её к школьному психологу? — услышала я вопрос мамы. — К трём, — послышался ответ. — И после сессий с вашей дочерью у нас не осталось ни одного. Эми была одним из самых умных и успешных учеников, которых знала наша школа, но её характер… он… — она тяжело вздохнула, — он оставляет желать лучшего. Вы ведь понимаете, что рекомендации наших учителей будут не самыми лестными? Её характеристика может серьёзно испортить ей шансы на поступление в престижную высшую школу. — Я правильно понимаю, что знаю не всё? — насторожилась мама. — Что она ещё натворила? Я болезненно поморщилась, а добрая миссис Карсон без заминки рассказала ей остальное, случившееся за этот год. Про то, как от меня сбежали соседки по комнате, когда увидели препарированных жаб на их столах — значит, им можно было класть свои вещи на мою тумбочку, а мне нельзя? Как тестировала гравитолёт на двоечнике из параллельного класса — так ведь я оказала ему услугу, этот бесполезный бездельник послужил во славу науке, и вообще, он даже выжил! Как на вечеринке в честь Дня рождения Арьи, на которую меня не пригласили, подмешала всем в напитки сульфат натрия, и радостно наблюдала за тем, как приглашённые дерутся из-за очереди в уборную. Конечно, я бы всё равно туда не пришла, но было обидно. Как взорвала лабораторию клуба любителей физики, экспериментируя с реакцией вещества на антивещество — в тот раз тоже никто не умер, хоть и пострадал. И наконец, как скинула на выпускников вёдра с зубоцапами, — чтобы отомстить за их отношение ко мне. Я дождалась, когда они закончат и дверь отопрётся, и с угрюмым видом приготовилась встретить очередной шквал маминой критики. — Когда я отправляла тебя в этот интернат, я надеялась, что ты наконец научишься быть человеком и захочешь стать частью общества. Для твоего же блага! — мама продолжала негодовать. — А что в итоге? Ты громишь школу и терроризируешь одноклассников! Эмили, ты просто разочарование! Я молчала, исподлобья глядя то на маму, то на директрису, в ожидании того, что она скажет, что не всё так плохо и напомнит также о моих заслугах, но та только покачала головой. — Ты ведь умная девочка, Эми, — сказала миссис Карсон. — Ты знаешь, что это серьёзный проступок — натравить на людей инопланетных существ… В конце концов, у кого-нибудь могла оказаться тяжёлая аллергия. — Жаль, что ни у кого, — тихо пробубнила я себе под нос. — ЧТО ТЫ СКАЗАЛА? — сверкнула глазами мама, и я сгорбилась ещё больше, опустив глаза в пол. — Пойми, если ты не захочешь понять других, они не захотят понять тебя, — добавила директриса. Я хмыкнула. Директриса явно недооценивает мой ум. Обычные тинейджеры просты как монета в цент. Там и понимать нечего — одни тусовки и гормоны в голове. Зачем все взрослые так хотят чтобы я водилась с ними? Если они считают, что конформность и подражание низкоинтеллектуальной массе — это благо, я категорически не согласна. — Успехи в учёбе — это только часть твоей жизни, и никакие оценки не смогут исправить заметок о твоём поведении, — заключила миссис Карсон на радость маме, и без того уничтожавшей меня взглядом. Дышать стало немного свободнее, когда мы с мамой покинули интернат и сели в беспилотное такси, которое должно было отвезти нас к аэропорту. Наконец-то попытки учителей постоянно вызвать меня на разговоры и ненавидящие взгляды одноклассников остались навсегда позади. — Не передать словами, как я огорчена, Эми, — негромко говорила мама на соседнем сидении. — Откуда у тебя только взялись эти инопланетные твари! — Купила на интернет-ярмарке у заводчиков, — угрюмо пробубнила я, прикладываясь лбом к нагретому автомобильному стеклу и разглядывая мелькающие пальмы вдоль обочины трассы. — Ты что, снова тратишь карманные деньги на всякую чушь вместо того, чтобы нормально есть и одеваться? — с новой силой возмутилась мать. — Ты могла нарваться на космическую контрабанду! Почему я опять должна за тебя стыдиться? — Не надо закидывать меня этими вопросами. Ты же никогда не прекращаешь за меня стыдиться, — устало ответила я. — Поговори мне ещё! — пригрозила мама. — Но ты сама хотела, чтобы я ответила, — я меланхолично вздохнула. — Эмили! — Молчу, молчу. Дорога домой обещала быть долгой и неприятной. Как и летние каникулы в этом году.

***

— «В эфире вечерние новости. Мировое правительство добилось объявления планеты международным полицейским пунктом. Пятьдесят третья галактическая конференция приняла решение сделать межпланетным полицейским участком академию Галакси Хай. Всплеск политических разногласий всколыхнулся по всему миру — активисты за общение с инопланетными расами поднимают плакаты в Америке, Японии, Франции, Германии, России и ряде стран третьего мира, но им противодействуют консерваторы, которые считают, что содержать инопланетных преступников на Земле неприемлемо и в высшей степени опасно…» — И правильно, — сказала мама и выключила телевизор. — До чего дошла вся эта глобализация! — Почему ты против контактов с другими расами? — я сидела на кухне за её спиной, болтая ногами под столом. — Они много чего могут дать нам, мы многому можем их научить. Это безграничная сфера для исследования, шанс по-настоящему познать мир за пределами Земли. — Мы обсуждали это уже тысячу раз. Не будь такой наивной, Эми, — фыркнула мама. — Кто из множества этих чудищ из космоса действительно будет придерживаться мирной политики? — Довольно многие, — нашлась с ответом я. — Как же договоры о международном сотрудничестве? Обмен технологиями и товарообмен? У Земли уже официально есть несколько десятков союзных планет, я читала в журнале «Space»… — Это не говорит о безопасности, — неторопливо прервала меня она. — Если бы всё было так безобидно, Галакси Хай вовсе бы не существовало. — Но в любом обществе есть нарушители законов, — я прошла в гостиную и села рядом с мамой на диван. — И общества других разумных видов не исключение. Галакси Хай — тот оплот правопорядка, который поддерживает их соблюдение. — Заявляя о себе как о полицейском участке, Земля привлечёт толпы отбросов со всей галактики! — мама продолжала негодовать. — Этот директор Киркпатрик… Как он самодоволен, пожимая руку президенту! А куда смотрит сам господин президент? На что он обрекает целое человечество? На этой планете становится страшно жить. Я вспомнила лицо статного седого мужчины в строгом костюме, которого я только что видела на экране. У ступеней Белого Дома журналисты одолевали его сплошной толпой как приливная волна, но директор до последнего пытался отвечать на все поставленные вопросы, сохраняя дежурную улыбку. Должно быть, выпуск новостей повлиял на то, что в этот вечер наш разговор зашёл так далеко. Обычно мама не переносила темы про пришельцев. «Пусть занимаются своими планетами, а мы сами разберёмся со своей» — вот всё, что я могла от неё услышать в ответ на свои восторги, когда в научных журналах публиковали новые статьи о внеземных технологиях, расах и их обычаях. Или ещё, иногда, — «всё, в чём мы нуждаемся, нам может дать Земля». Эта фраза отлично характеризовала маму, особенно учитывая то, чем она занимается. — Надо организовать петицию против этой Галактической школы. Подумать только, тюрьма для пришельцев — и у нас под боком, прямо на границе с Аризоной! Как думаешь, кто пострадает самым первым в случае, если кто-нибудь из этих тварей сбежит? Ротозеи, заседающие в правительстве, хотят выглядеть перед Союзом Планет прогрессивными, а о своём народе не думают совсем! — Мам… Мам, хватит, ну, перестань, — попыталась успокоить её я, но она разошлась не на шутку. — Наша военная техника всё же не так совершенна, чтобы противостоять всем угрозам из космоса. Нас разграбят и разрушат всю цивилизацию, не надо быть великим прогнозистом, чтобы понять это. Посмотрим, как этот директор будет тогда улыбаться! Этот человек разбудил лихо. — Я думаю, ты преувеличиваешь, — осторожно отозвалась я. — Мистер Киркпатрик — не последний человек в Штатах, стало быть, он всё осознаёт. Да и потом, много ли способных что-то отнять у нашей планеты? — Достаточно. Наши энерго- и биоресурсы… Они могут использовать нас как рабочую силу… Или им просто понравятся наши домашние животные, — мама повернулась в сторону, к собачьей лежанке, находившейся прямо за подлокотником дивана. — Да, Косточка? Услышав своё имя, наша собака-далматин, дремавшая рядом, подняла голову с лап и завиляла хвостом. — Ма-ам, ты серьёзно? — я со вздохом подняла взгляд к потолку. — Кто будет атаковать нас из-за собак? — Ты забываешь, что они не такие, как мы, — серьёзно посмотрела на меня мама. — Они могут атаковать из-за чего угодно. Я могла бы возразить, что вероятность негативного исхода есть везде и всегда, но почувствовала себя сражённой этой репликой, потому что доля правды в ней была. Просто с точки зрения мамы стакан был наполовину пуст, а с моей — полон. Что ж, вот и поговорили… — Ты уже надумала, куда поступишь? — мама снова принялась давить на больную мозоль. — Ты сдала на отлично каждый предмет, пора подавать документы в высшую школу и университет. Я промолчала, раздумывая, сказать ли ей, что я ещё в детстве нашла, куда подать документы, и отнюдь не туда, куда ей хотелось бы. Сейчас у меня имелись все справки и результаты экзаменов, мне нужна была только родительская подпись. Самым сложным был экзамен по физической подготовке, но не зря ведь я для этого несколько лет мучилась в спортзале. Вот уже два месяца я наслаждалась тем коротким периодом, когда снова была дома. Моё проживание с детства дробилось на две крайности. Весь учебный год я жила в интернате, а на летних каникулах в моём распоряжении был целый мамин особняк, в котором я чувствовала себя одиноким привидением — ведь она всегда была на работе. Но каникулы подходили к концу, и мама стремилась перевести меня в другую школу с лучшими курсами экономики, а я… Я видела свою жизнь совсем иначе. — С твоими блестящими оценками и всеми наградами по учёбе ты способна попасть в Беркшир без всякого конкурса! — продолжала мама. — Станешь уже третьим экономистом в семье, так что тебе всегда смогут помочь с заданиями. А потом унаследуешь наш фамильный завод, как я в своё время от моего отца. С твоим усердием и современным подходом к хозяйству ты сможешь преумножить доходы, разве не чудесно? — Чудесно… Наверное, — выдавила я, думая, что рано или поздно мне всё же придётся разгласить свою профориентацию. От этой мысли неприятно холодело внутри, так как реакцию мамы я уже представляла себе во всех красках. — Но если вдруг захочешь в Саутлендс Кристиан — только скажи, мы с отцом подсуетимся. — Хорошо. — Надеюсь, в высшей школе ты перестанешь наконец носить эту свою… — даже не договаривая, мама покрутила пальцем в воздухе возле своего лица. Я невольно протянула руку к лицу и нащупала у правой щеки бусинки, ленты и резинку. Одна-единственная косичка сбоку, в которую я вплетала всё, что попадалось под руку и годилось в качестве украшения, казалась маме странной ерундой. Впрочем, не только ей. За неё меня регулярно дразнили в школе. Я неопределённо пожала плечами. — Это совершенно не подобает взрослой девушке. Если хочешь выделиться, лучше сделай хорошую стрижку у мастера. А теперь, вот, взгляни сюда, — мама поднялась с дивана и подошла к комоду. Я послушно последовала за ней. В ящике лежала банковская карточка — моя карточка, счётом на которой я ещё в силу возраста не могла управлять, но тем не менее за мной значилась круглая сумма. Достаточная, чтобы оплатить весь первый курс в самой престижной школе на планете. — Собрали с отцом на твоё обучение, — понизив голос, словно рассказывая важную тайну, сообщила мама. — Поэтому не стесняйся выбрать дорогую школу, если там хорошая подготовка. И выглядеть уж постарайся как будущий генеральный директор, а не как деревенский фермер. Я молча кивнула, зная, что лучше не спорить с мамой по мелочам. Вынув из холодильника свежий пудинг, мы засели на кухне за чаепитием. Несмотря на то, что мы собирались так на кухне каждый вечер, никто из нас обычно не узнавал о жизни другой ничего нового, обсуждая сторонние темы. Мама не имела обыкновения рассказывать о себе, а я никогда не говорила, как на самом деле обстоят дела у меня в школе и вообще, ограничиваясь тихим монотонным «нормально». Рассказывать мне и в самом деле было нечего. Вместо школьных друзей у меня были учебники, вместо мероприятий — интернет-олимпиады по биологии, физике и химии, а вместо шумных компаний, в которые обычно собираются подростки (по крайней мере, я об этом слышала) — астрономический кружок, и даже там, среди таких же молчаливых заучек, как я, получалось отличиться своей нелюдимостью. Но я надеялась, что вскоре моей жизни суждено кардинально измениться… Я мельком бросила взгляд на маму. Мама была высокопоставленным лицом на работе — вот уже двадцать лет она управляла заводом по производству сельскохозяйственной техники. Даже домашний халат, в котором она сейчас сидела, был выбран ею из-за престижности бренда, она буквально излучала представительность и в ней можно было узнать босса по манере в любой ситуации держать лицо. Я знала, что мне никогда не стать на неё похожей. Как так вышло, что я её полная противоположность? Я живу в мире идей и новых открытий — она самый собранный и земной человек, которого я знаю, я не могу говорить с людьми — а она, едва появившись в помещении, собирает вокруг себя компании. Я выглядела почти что приёмной. Худощавая, низкого роста, унаследовавшая от отца мексиканскую смуглость кожи и тёмные волосы, я ходила в потёртых джинсах, заправленных в грубые вечно грязные ботинки, и в мешковатых футболках не по размеру. Наверное, даже если мне подобрать «нормальный», как выражается мама, гардероб, это мне не поможет. Я во всём больше похожа на своего отца, увлечённого робототехникой учёного, забывающего из-за своих грандиозных проектов даже поесть и переодеться. В моём детстве папа прославился на всю Америку совершенной моделью робота-охранника, затем получил место в новой и крупнейшей на сегодня компании «Терра Бионикс», где начал работать с экзоскелетами, и сейчас жил в Финиксе. В нашей жизни он не участвовал уже много лет. Нет, он не ушёл к другой женщине, не бросил нас ради новой семьи, всего этого от моего отца было бы смешно ожидать. Но причина, по которой мои родители давным-давно разошлись, по мнению мамы, была даже хуже. Если бы папа встретил другую женщину, это было бы ей понятнее, с этим она, наверное, даже легче бы справилась. Но оставить всё и всех, чтобы запереться в лаборатории и лелеять там фантастические идеи о свободных прогулках по дну Марианской впадины или планетам без атмосферы с притяжением в восемь раз больше земного — такое ей казалось чем-то воистину непостижимым. Отец рвался покорять необъятные горизонты нового и неизведанного, а мама всю жизнь довольствовалась своим небольшим и замкнутым, но собственноручно устроенным ею мирком, который делился на два пласта — завод и домашнее хозяйство. Разговоры о далёких перспективах и абстрактных теориях всегда действовали на маму угнетающе. Она цеплялась за то, что имела в настоящем моменте и не любила смотреть на вещи глобально. Но ничто не угнетало её сильнее, чем новости о том, что Земля всё теснее входит в контакт с иными цивилизациями. Извечная мамина боязнь того, что что-то пойдёт не по плану, боязнь неожиданного и непредсказуемого сделала её ярой противницей общения с инопланетянами. Вероятность риска потерять свою тихую гавань в одночасье из-за нападения пришельцев или ассимиляции культур не давала ей покоя. Да и зачем было рваться к неизвестным звёздам и что-то загадывать, если есть столько земных насущных дел, зовущих себя закончить, и притом вполне реальных? Мама и сама работала как фабричный механизм, годами выполняя одни и те же действия. Меня сводила с ума её однообразная жизнь, пропадания в директорском кабинете с понедельника по пятницу и марафон по домоводству каждые выходные, когда она обязательно занималась готовкой и пекла воскресные маффины, рецепт которых не менялся никогда. Но мама была полностью довольна тем, что у неё не было почти ни единой свободной минуты, чтобы подумать о чём-то постороннем, её коронными фразами были всяческие девизы трудоголиков, и я давно привыкла к тому, что интересные нам темы разговора не пересекались между собой. Не знаю, нормально ли это, и что вообще нормально. Мне просто не повезло родиться такой… другой. — Как дела сегодня? — наконец по традиции спросили меня. Ответ у меня был для неё всегда одинаковый. Но в этот раз хотелось подготовить маму к своему выбору, и я попробовала прощупать почву. — Почему ты никогда не спросишь меня о том, как мои исследования? — Потому что в твоей будущей профессии это тебе никак не поможет, — бросила мама, убив разом мои надежды на равный диалог. Все обходные пути были закрыты. Не то чтобы мама непременно заставляла меня стать именно экономистом, нет, — но во всём, что касалось исследований космоса, она была непреклонна. Казалось, легче голыми руками поднять новёхонький трактор с её завода, чем убедить в том, что за космосом наше будущее. Я открыла рот, чтобы признаться, что выбрала Галактическую школу, как раз ту, только что мелькнувшую в сводке новостей, но вспомнила, чем раньше заканчивались все наши «космические» беседы, десятки, сотни раз. И снова не смогла ничего рассказать.