***
Что-то неприятно колет в груди. Пустота настойчиво нашёптывает ему, что он пользуется Мишель, сминает под собой её израненную душу, заставляя броситься в его объятия, лишь бы залечить кровоточащие раны. За спешкой неподдельных чувств он и не заметил собственного эгоизма. Стремясь овладеть её сияющей улыбкой, он забывает, что стоит за ней. Но пути назад нет. Отступиться сейчас, трусливо поджать хвост, сделать вид, что его никогда не существовало в её жизни — значит окончательно сломить её, сбежать от ответственности, что взял на себя. Нет. Он так никогда не поступит.***
— У нас пять минут до выхода. Сосредоточьтесь. Не думайте о том, где вы. Представьте, что мы в студии, а это одна из наших тренировок. Я верю в вас, ребята. Вы супер! — Мишель оглядывает лицо каждого, задерживается на зажжённых азартом изумрудах Орландо. Она знает, что он готов посвятить эту победу ей. Знает, что бы ни случилось, она крепко сожмёт его руку, ласково улыбнётся. А дома их будет ждать уют, спокойствие и тихое тепло их… Нет, слишком рано для этого слова. Нельзя его спугнуть.***
Две недели до полуфинала. Нью-Йорк разделит её жизнь на «до» и «после». Всё или ничего. Глоток свежего воздуха или всепоглощающее чувство вины перед Орландо за усердные попытки помочь ей. Две недели упорных, изнуряющих тренировок, доводящих до совершенства энергичный, но вместе с тем страстный и манящий номер. А по вечерам Мишель старается забыть обо всём, что гложет её изнутри, пожирает свет, теплящийся в душе. Мишель записывается к психологу и после занятий с ребятами, лишённая физических сил, истощает силы моральные, прокапывает себе тропинку сквозь непроходимую гущу обжигающе холодного снега, задыхается, плачет, кричит. Но создаёт себе тропинку к свету. Мишель перестаёт чувствовать себя виноватой. Всячески помогает Орландо в уборке квартиры, готовке, а финансовое содействие оказывают ребята из группы, теперь напрочь отказавшиеся заниматься бесплатно. Мишель, наконец, начинает дышать полной грудью, когда до полуфинала остаётся два дня. Билеты в Нью-Йорк куплены, номер в отеле обещали организаторы соревнования, а танец вычищен до блеска. Мишель снова может улыбаться своему отражению. Снова видит в зеркале здоровую молодую девушку, а не тень прежней Мишель, погасшую, запуганную — призрака, которому навязали постоянное чувство вины. Мишель больше не дрожит, когда Орландо украдкой, боясь развеять прозрачную дымку чувства, о котором они боялись говорить вслух, целует гладкую розовую щеку. Она лишь шумно выдыхает, сама аккуратно делает первый шаг, подаётся навстречу его пухлым губам, заправляет распустившиеся прядки мужчины за уши, кончиками пальцев спускаясь на заднюю часть его шеи, туда, где смуглая кожа особенно чувствительна. — Не дразни, mio amore, — по рукам пробегает волнующая череда мурашек. Она знает, что значит это благозвучие итальянских букв, знает, почему он произносит их именно на этом языке. И ждёт, когда кто-нибудь из них осмелится первым прошептать заветные слова в пылком порыве глубочайшего волнения. — Дай мне насладиться этой сладкой властью, — шепчет Мишель. Упоённая обновлённой версией себя, она с каждым днём смелеет всё больше, позволяет себе всё больше. Она познаёт этот мир во всех его разнообразных красках и проявлениях. Она замечает поразительную синеву неба, слышит, как поют по утрам птицы, и песни их придают каждому дню особенную надежду.***
Мишель дрожит всем телом, когда до выхода ребят остаётся всего пара номеров. Но не позволяет себе показывать гнетущее волнение. Лишь изредка шумно вздыхает, пока никто не видит и не слышит. Дрожащие, онемевшие пальцы прячет в крепко сжатом кулаке, до побелевших костяшек, до затянувшегося в тугой узел желудка. — Не смотрите на других. Сосредоточьтесь на нашем номере. Только это сейчас важно, — подначивает ребят, поддерживает командный дух сияющей улыбкой, а у самой внутри — хаос вселенских масштабов. Страх, волнение, азарт в горящих глазах, порыв глубочайших чувств, желание здесь и сейчас, обращаясь к Орландо, высказать всё, что накопилось на душе.***
Завтра Мишель двадцать шесть. Ровно семь лет назад она последний раз отпраздновала день рождения в кругу близких людей. Ровно семь лет назад она жила. Ровно семь лет спустя она снова живёт. Но внутри — штиль. Абсолютный, беззвучный, оглушающий. Горе в душе давно утихло, страх за свою жизнь растворился в ежедневной рутине и тепле, исходящем от Орландо. Как же давно она не чувствовала такого умиротворения! Как давно она терзает себя, не даёт продохнуть, бежит от чужой ярости, сжигающей всё внутри дотла. А в её руке — его. Мягкая, жаркая, большая. Такая нужная, такая своя. В его руках — она. Чувственная, солнечная, спокойная. Нужная. Своя. Завтра Мишель двадцать шесть, и он дарит ей весь мир. Дарит ей такую необходимую сейчас… Нет, не сейчас. Не время. Завтра Мишель двадцать шесть, и слёзы облегчения текут по бледным щекам.***
Две минуты до выхода, и мир вокруг замедляется, а внутри — хаос. Сердце разрывается, заставляет рёбра трещать под непреодолимым напором. Зал оглушительно рукоплещет закончившей выступление команде соперников. Кулисы наполняются шумом и ликованием, когда три длинноногие пластичные красавицы возвращаются, пытаясь отдышаться, покрытые испариной. Мишель лишь украдкой смотрит на них, задерживая взгляд на пару секунд. Внимание сосредоточено на её команде, которая, подбодренная, выходит на сцену. Мишель не отрывает глаз от ребят, внимательно следит за каждым движением, ловя недочёты, подмечая каждый шаг, каждый изгиб руки. Зрители взрываются аплодисментами. Когда последние ноты стихают, кто-то вскакивает со своих мест, кричит, выделяя явных фаворитов соревнования. Мишель улыбается, восторженно хлопает в ладоши, едва ли не пускаясь в пляс. Сомнений нет: они проходят в финал.***
Мишель двадцать шесть, когда её команда одерживает оглушительную победу в финале соревнования, проходящем в Европе. Мишель почти двадцать семь, когда она решает забыть прошлое и на предложение Орландо переехать в Италию тихо ответить «да». Мишель двадцать восемь, когда в белоснежном платье она подходит к алтарю и произносит волнительные слова свадебной клятвы. Мишель двадцать восемь, когда она понимает, что наконец счастлива.