***
— Я охрипла, — сказала Лаура, когда они вдвоём вышли с работы. Фуго промолчал в ответ, а девушка надула губы и уставилась в плитки на дороге. Они давно стали ходить вместе, словно чувствуя, что своё обоюдное одиночество в этом огромном мире. У Лауры, оказалось, совсем не было друзей. Она, взбалмошная и непостоянная, стремилась проводить с ним как можно больше времени. И иногда смотрела на него так странно долго, будто пыталась запечатлеть в памяти все его черты. Фуго подчас чувствовал себя некомфортно, когда перехватывал её изучающий взгляд — как и в этот момент. Иногда он предпочитал просто уйти или отвернуться, потому что её слова, то, как она пилила его взглядом, случайные прикосновения — всё это заставляло его краснеть и направляло мысли совсем в другое русло. «Всё-таки, не существует никакой дружбы между парнем и девушкой», — резюмировал когда-то Наранча. Очень часто посиделки за столом сводились к пресловутой теме отношений, отчего Фуго становилось не по себе. Гирга таинственно оглядывал друзей и говорил зловещим шепотом: — «Кто-нибудь обязательно влюбится». Мысль о том, что сейчас возможно переступить хрупкие границы их дружбы отдавала противоречивыми эмоциями. Он остро ощущал необходимость поддержки, какого-то теплого общения — того, что он потерял совсем недавно. А гулять, держась за руки, целоваться на лавочках в парке, украдкой бегать друг к другу в гости в свободное время, — Фуго поморщился, — примитивно, быстро надоест, и расставание причинит еще одну новую боль. Когда из корпуса старого рояля вылетал продолжительный аккорд, Фуго изредка поднимал взгляд, чтобы посмотреть, как держалась Лаура, когда пела. С каждым разом у нее получалось все лучше и лучше. А еще совсем недавно она то и дело безбожно фальшивила, норовясь изменить мелодию. — Пятьдесят лир, — буркнул продавец орехов. Фуго вынул из кармана монету и отдал ему. Лаура ловко перехватила кулёк с лакомством из рук уличного торговца. — Твоё, — сказала девушка и вложила Фуго в ладонь две монетки в двадцать и пять лир. — Прекрати, — фыркнул молодой человек. — Да ладно тебе… Ешь давай, — ответила она и, закинув в рот несколько орешков, протянула кулёк Паннакотте. — Вкусно. Засахаренные орешки были приторными, но всё же и правда оставляли во рту приятное послевкусие. У Фуго в мыслях почему-то возникла мать, уважаемая синьора в строгих очках, которая бы обязательно отругала его за карамельки. Лишний сахар, вред зубам. Они медленно плелись по улице абсолютно молча, даже не глядя друг на друга. — Знаешь… — начала Амаретти. — Вот мы живём, думаем, что близкие с нами навсегда, что это как должное. А потом… Когда… — Да, увы. И ты уже говорила об этом несколько раз. Не начинай ныть снова. Девушка угрюмо замолчала. Он закатил глаза — да, она ужасно-ужасно права. Нет ничего хуже на свете, чем терять тех, к кому ты привязался. Проведенное с дорогими людьми время прошло, осталось на мысленном взоре яркими крапинками. И прокручивается в голове не хуже, чем может показать Moody Blues Аббаккио. Лаура потеряла отца, а своего Фуго даже никогда не вспоминал. Хорошо бы было узнать, не умер ли он. Хотя, в этом не будет никакого толку. — Э-эй, ты в порядке? У тебя отсутствующий взгляд… Может, зайдешь? У нас гостит тётя. Вместе попьем чай, — смущённо пробормотала Лаура, когда они оказались около её дома. — Я лучше пойду домой, — холодно отрезал Паннакотта, представляя возможную картину совместного вечера с двумя пожилыми дамами. — До встречи. — До завтра. Лаура шагнула в сторону подъезда и оглянулась. Он неподвижно стоял на краю дороги, провожая её взглядом.***
Фуго сел за стол и постаралась максимально сосредоточиться. В папке были все те же газетные вырезки, все то, что он уже нашел в библиотеке. За исключением одной фотографии. Толстая карточка наверняка была сделана на полароид. На ней была запечатлена улица. В центре находился бар. Неоновая вывеска «Лодка» отражалась на дороге фиолетовым светом. Вокруг виднелись однотипные и некрасивые многоэтажные дома. На обратной стороне фотографии была нарисована улыбающаяся рожица. Паннакотта невольно поморщился — что-то в этом смайлике было отталкивающее, как будто бы он нахально скалился. Фуго перевернул карточку лицевой стороной, направил на нее свет лампы и вперился в нее взглядом. «Где это? Как эта фотография поможет мне?» Первой мыслью у него было пойти на почту, открыть справочник с адресами и найти эту злосчастную «Лодку». Правда, зачем? Как связано это место и произошедшее? Фуго стиснул челюсти и вцепился в стол тонкими пальцами. «Во всяком случае, я займусь этим завтра. Сегодня уже очень поздно». Он прилег на диван и взял в руки карту, отметив красным карандашом на ней место, где сбили чету Амаретти. Он окинул взглядом близлежащие полоски улиц и прямоугольники домов. Расположение домов на фотографии было таким же на карте. Он еще раз глянул на карточку. — Никакой «Лодки» уже не существует! — воскликнул Фуго, и его голос в тишине маленькой квартирки отозвался еле слышимом эхом. В памяти резко всплыл тот самый район, куда они с Лаурой ездили репетировать песню, там, где находился полуразрушенный дом… Фуго рассмеялся, а потом затих, наблюдая за тем, как ветер колышет тюль. Воздух ночного города пах сыростью и бензином. Смирившись с тяжелым дыханием бессонницы, Паннакотта откинулся на подушки, уставился в потолок, как обычно, и погрузился в размышления.