***
— Я тебе что… — прошептал Куроо. — Нравитесь, — Кей в лице не изменился. Он все ещё держал слабую усмешку. — Очень нравитесь. Приложив ладонь ко лбу, Тетсуро не отрывал глаз от того. Я ему нравлюсь, повторил себе в голове Куроо, пытаясь переварить этот факт. Тсукишима придвинулся ближе, возвращая во взгляд свой типичный холод. Пара сантиметров осталась между их лицами. — Кей, — Тетсуро уперся ладонью в грудь блондина, — Я не могу… — А в пьяном состоянии, значит, можете? — Не заходи за черту… Кей не слушался и не поддавался. Он словно морской шторм: неуправляемый, в нем можно захлебнуться и утонуть. Куроо терялся, он не знал, что можно предпринять. Тсукишима управлял этой ситуацией, если не самим мужчиной. Сократив расстояние между их лицами ещё больше, Кей шумно выдохнул. — Ты сам не можешь решиться… — произнес Куроо почти в самые губы младшего. — Потому что я не хочу давить на вас, — Тсукишима, закусив нижнюю губу, отвел глаза в сторону. — Вы даже не представляете, какое огромное облегчение я получил с первым поцелуем. Сейчас, кажется, моя симпатия невзаимна, поэтому я не могу решиться. Он выглядит как брошенный ребёнок, подумал Тетсуро. Светло-карие глаза иногда поднимаются и заглядывают в другие. Куроо не мог долго смотреть на Кея, который ему казался чужим и незнакомым с подобным выражением лица и искренностью. Терять было нечего. Тем более, что разочаровывать и расстраивать Кея не хотелось. В лёгких не хватало воздуха, он готов был задохнуться. Куроо положил ладони на бледные щеки и затянул в робкий поцелуй. Тсукишима был удивлён, но поддался вперёд, прикрывая глаза. «Это неправильно», — пробежала мысль в голове Тетсуро, который посмел коснуться чужого языка своим. На коже под ладонями образовалась испарина, настолько жаркий получался поцелуй. Кей позволял вести, жался к самому Куроо, прижимая к стене спиной. Парочка светлых прядей челки прилипли ко лбу из-за выступившего пота. В зрачках напротив читалось умиротворение, что не могло не радовать Тетсуро. Видимо, Тсукишима долго ждал этого момента. В груди образовалась какая-то лёгкость и совсем небольшая эйфория. Напоследок Куроо прошёл языком по ровному ряду зубов и оторвался от чужих губ, сразу целуя в ухо и в висок. Он так обычно заканчивал поцелуи с Алисой. И вот опять Тетсуро вернулся на землю. Кей в его руках выглядел не совсем довольным, но ему явно это понравилось. — Кей, ты потрясающий человек, коллега, товарищ, — Куроо прошёл большим пальцем по острой скуле. — Я бы мог дать тебе то, чего ты так жаждешь, но я сейчас не в состоянии. Пожалуйста, пойми меня, дай мне время. — Всё в порядке, — в голос Кея вернулся холодок. — Я понял. И после этого в сердце Куроо появилась маленькая искорка надежды. Может, время действительно его вылечит? По крайней мере, он на это рассчитывал. Тсукишима оставил чуть ощутимый поцелуй на чужой щеке и покинул Куроо. Тот в свою очередь поставил когда-то заваленный стул и сел возле окна, закуривая. Горло неприятно саднило, но Тетсуро отбросил это на второй план, думая, как его жизнь направится дальше.***
На небе не было ни намека на облачко. Куроо даже пальто оставил дома и пошагал в одном пиджаке в бутик. С отдачей дела Тетсуро ощутил небольшую лёгкость. Да, он не смог сдержать слово, которое дал Льву, — поймать преступника, — и это угнетало. Куроо был не из тех людей, которые не держат свои слова, хотя, если подумать, он и не обещал, что поймает этого «вампира». Одни сложности меня окружают, подумал Тетсуро, видя из окна трамвая роскошный синий павильон. Он вышел сразу же через десять метров, чуть не сбив с ног мальчишку. — Мистер, купите газету! Абсолютно свежайшая! От редакции «Красная полоса»! — крикнул мальчик, размахивая кипой серой бумаги. «Купить продукцию редакции, в которой и работаю?» — спросил себя Тетсуро, видя, что газетчику осталось продать два экземпляра. Было немного забавно смотреть на худющего пацана без одного зуба в большой одежде, которая, казалось, передалась ему по наследству. Ответив положительно на собственный вопрос, Куроо отдал мелочь мальчику и забрал газету. «Красная полоса» с каждым днем становилась все популярнее и популярнее. Тетсуро тревожила мысль, что, если он перестанет писать про вампира, продажи могут упасть. Спрос порождает предложение. Всех волнует, как продвигается дело о «Калифорнийском вампире». Но Куроо отказался продолжать участвовать, поэтому он подводил редакцию. Стоило бы сообщить об этом мистеру Некомате, подумал Тетсуро, не желая вспоминать образ злого или расстроенного начальника. Куроо открыл стеклянную дверь и вошёл в душный бутик, где кружились двое барышень возле манекена в жёлтом платье. Одна из них воодушевленно рассказывала другой, как она счастливо проведёт в нем вечер со своим суженным. — Неужели сам мистер Куроо пожаловал к нам? — произнес Иваизуми, растянувшись на стойке. — Если что, платье для Алисы все ещё шьется. Или ты по другому делу? Постепенно в голову Куроо закрадывалась мысль, что стоит привыкнуть к тому, что упоминание Алисы делает удар по сердцу. Не желая говорить в присутствии других, Тетсуро молча прошёл в комнату для персонала. Хаджиме, нахмурившись от такой наглости и любопытства, направился за тем. Все помещение это одна большая мастерская с совсем небольшим уголком для отдыха, который состоит из простого мягкого кресла. Обои песочного оттенка уже начали отклеиваться от стен, показывая, что их клеили на старые газеты. Кажется, там была видна статья про середину войны. Три небольших стола со швейными машинками прижимались к стенам. Рядом с каждым рабочим местом стояло по манекену. Женская талия выглядела болезненно, но как-то дамочки все равно надевали платья, чтобы радовать себя и окружающих. Тетсуро повернулся лицом к лицу хозяина бутика. — Алисы больше нет, — через силу сказал Куроо, опустив глаза в пол. — Что, прости? — Не заставляй меня во второй раз это произносить. Реакция Иваизуми ничем не отличалась от реакций других людей, которые не знали Алису столь близко, чтобы начать рыдать. На его лице оказался шок, а потом и быстрое принятие с сожалением. Он утвердительно кивнул, мол, да, я понял. — Мне очень жаль, — произнес Хаджиме, опустив помрачневший взгляд, и скрестил руки на груди. — Тоору рассказывал, какая Алиса замечательная женщина. И я не сомневаюсь в этих словах от него. Куроо не хотел говорить о жене. Каждое слово о ней ранило глубже. — Кстати об Ойкаве, скажи ему, что ему стоит найти себе нового редактора. Может, мистер Некомата познакомит его с кем-то. — Я передам, — Иваизуми кивнул, вернув уверенную хмурость во взгляде. — Тогда хорошо. Я пойду. Махнув рукой на прощание, Куроо развернулся и пошагал на улицу. Кажется, Хаджиме крикнул вслед что-то о платье. Но на это Тетсуро не обратил внимание. По этим улочкам центра города можно было гулять бесконечно. Наконец-то калифорнийское солнце радовало нарядных прохожих и водителей, которые устали мыть свои машины. Но Куроо уже начал скучать по тем ливням. Он взял паузу, ему нужно отдохнуть от всех. По крайней мере Тетсуро пытался себя заверить в этом. Чёрт с этим детективным агентством, Куроо может прожить на зарплату писателя и сбережения, которые были для будущего ребёнка. Они не знали, какое имя могли бы дать ему или ей, но однозначно уже любили. От этих мыслей лицо Тетсуро помрачнело и приобрело тёмный оттенок. Взгляд стал тяжелее, что прохожие старались держаться от него подальше. Рядом со входом в больницу стоял Тсукишима. Он сидел на лестнице и читал газету, зажав в зубах сигарету. Хмурые светлые брови сводились к переносице. Лучи света точно слепли глаза. Его стало даже жалко. Куроо, горько усмехнувшись, подошёл к врачу и заслонил собой солнце. Без стеснения мужчина забрал сигарету изо рта и решил её докурить. Кей поднял недовольный взгляд на Тетсуро, выдыхая дым. — Помнишь, как мы в прошлый раз ходили в кофейню? — Куроо сел на корточки, чтобы быть на одном уровне глаз с патологоанатомом, и сделал затяжку. — Допустим, помню, — кивнул Тсукишима, складывая газету в трубку. Он достал последнюю сигарету из пачки и придвинулся ближе к Куроо. Тот понял намёк и помог подкурить. — Благодарю. Вы приглашаете меня на чашечку кофе? — Верно. — И как же мне вам отказать, — Тсукишима усмехнулся и прослезился от попавшего в глаз дыма.***
Куроо не помнил, в какой раз они шли в эту кофейню. Со дня смерти Алисы прошло полтора месяца. Жизнь налаживалась, да и сам Тетсуро пытался прийти в норму. Его попытки были тщетны, но он старался вернуться в привычный ритм. Хоть газеты и журналы потеряли былую популярность, издательство радовалось, что Куроо ещё не до конца опустил руки. Удивительно, но он даже продолжил вести агентство и решать мелкие дела. Былого блеска и жажды справедливости в глазах уже не увидать. Тсукишима уже сидел за столиком, который стал их излюбленным. Они сидят в самом углу помещения, где достаточно тихо и уютно. Кей ни капли не изменился. — Посмотрите на него, уже кофий попивает, — задорно сказал Куроо и сел напротив парня. — А что мне ещё делать, ожидая вас? — Тсукишима вопросительно вскинул бровь, убрав чашку на блюдце. — Ради всего сущего, ты слишком серьёзный. — Или вы слишком легкомысленный. Словно ножом по сердцу, Кей, подумал Тетсуро и натянул улыбку. Он заказал привычный американо и глядел на сонного блондина. Кажется, Тсукишима снова не выспался и даже холодно глядел исподлобья. Но Куроо уже привык к такому выражению лица. И это немного раздражало, потому что этот взгляд был в девяносто пяти случаях из ста, хотя раньше Кей выражал больше, до своего признания. Что-то угнетало бедного патологоанатома, и Тетсуро желал это выяснить: — Кей, что тебя сейчас беспокоит? — У меня тяжёлая работа, небольшая зарплата, коллега, который перекладывает часть работы на меня. По городу гуляет маньяк. Моя сестра сбежала с каким-то идиотом в другую страну. Интересно, что меня сейчас беспокоит? — грубо ответил Тсукишима, цыкнув в чашку с кофе. — Я не уверен, что это все… — Тетсуро это задело, но он старался не подавать виду. — Давайте об этом поговорим вечером в более неформальной обстановке. Мне не нравится подобное обсуждать в общественном месте. И мистер Тендо подарил мне бутылку вина, а пить в одиночестве — алкоголизм. Надеюсь, намёк понят? — Конечно.***
— Кажется, это то самое место, — неуверенно сказал Тетсуро, смотря на совсем небольшой двухэтажный дом. Тсукишима после встречи в кофейне дал свой адрес и убежал на работу. — Удивительно, его зарплаты хватает на аренду хоть и маленького, но дома. Кей должен был подъехать через пару минут. Куроо решил дождаться, сев на крыльцо. Это был почти пригород, спальный район, где располагались не совсем зажиточные жители города. Вечерняя январская прохлада приятно обволакивала лицо. Это было намного лучше дождя, который сочился под пальто и обувь, и жаркого калифорнийского солнца. Тетсуро осмотрелся вокруг. Если сравнить, то картина, открывшаяся ему, ничем не отличалась от картины возле его дома. Те же ночные фонари, рельсы трамвайных путей и редкие легковые машины. Правда, атмосфера была неуютной, и Куроо желал скорейшего приезда Тсукишимы. И как же в таком неблагоприятном месте Кей живёт в одиночестве? Ожидание длилось вечно. Тетсуро успел выкурить две сигареты, осматривая домишко снаружи. Маленькие мыльные окна, серые деревянные доски, с которых слезала краска, и пожухлые кусты вокруг говорили о том, что об этом жилище никто не заботился, ни арендодатель, ни сам Тсукишима. Задумываясь, как долго обычно Кей сидит в кабинете и в морге, Куроо пялился в дверь. Вдруг его плеча коснулась рука. Он дернулся в сторону и увидел Тсукишиму, который тихо хохотнул от чужой реакции. — Нельзя так пугать старых людей, — с наигранной обидой произнес Куроо и скрестил руки на груди. — И я вас рад видеть. Долго ждали? — Тсукишима прошёл к входной двери с ключами. — Не сказал бы, что долго, но достаточно. Они зашли в дом, в котором была кромешная тьма. По спине Тетсуро прошли мурашки от мыслей, что может в ней скрываться. Но Кей быстро развеял чужие фантазии, включив свет. Дом, что снаружи, что внутри, выглядел крайне старым. Деревянные полы исхудали, но ходить можно было с комфортом, если не обращать внимания на постоянный скрип. Белая краска выглядела свежей, она покрывала лестницу, дверь под ней и такого же размера дверь в стене напротив входа в дом. Узкая лестница вела на второй этаж, где находились, как сказал Тсукишима, спальня и ванная. Напротив лестницы был проход на кухню. — И сколько ты платишь за аренду? — спросил Куроо, брезгуя снимать обувь. — Она колеблется каждый месяц, поэтому сказать не смогу, — Тсукишима надел потертые тапочки. — Можете не снимать обувь. Но на кухне лежит ковёр, поэтому тогда разуйтесь. Тетсуро, кивнув, снял пальто с шарфом и повесил на металлический крючок. Кажется, только он не выглядел старым. Кей проделал то же самое и направился на кухню. На нем была одежда в день знакомства. Немного символично, подумал Куроо, осматриваясь. Это точно не та светлая кухня в его доме. Краски серые и мрачные кругом, на фоне этого выделялся граммофон с пластинками на подоконнике. Тсукишима поставил два бокала на стол и ушёл к двери под лестницей. Из любопытства Куроо начал рассматривать пластинки. Они все были на французском, кроме одной, на которой красовался Элвис Пресли. Где-то в глубине того маленького помещения Кей нашёл бутылку вина и поставил её рядом с бокалами. Сделав вид, что он не удивился этому музыканту в коллекции Тсукишимы, Тетсуро сел за стол. — Честно, я почти не ем дома. Обычно Сатори приносит мне еду на работу. Так что извините, что у меня ничего нет, — сев рядом с Тетсуро, Кей достал из ближайшего ящика штопор. — Поэтому ты и худющий. Дай угадаю, ты ешь один раз в день? — Куроо посмотрел на парня недовольным взглядом, почесав щетину на подбородке. Тсукишима молча кивнул и начал открывать заветную бутылку. Тетсуро подпер щеку, ожидая хлопка. Перчатки исчезли, поэтому Куроо мог разглядеть руки. В основном они гладкие, бледные и долговязые, но на указательном пальце присутствовал порез, который портил идеальность. Бутылка была открыта. Бордовая жидкость быстро наполнила сосуды наполовину. — Не думал, что ты слушаешь Пресли, — произнес Куроо, взяв бокал. — Я и не слушаю. Сатори как-то подарил, — Кей проделал то же самое. — Что-то мистер Тендо тебя сильно полюбил. — Он — моя личная головная боль. И так начался один из самых откровенных разговоров за всю жизнь Тетсуро. Тендо подарил не только пластинку и вино, но и те самые духи, которыми Кей благоухает, наручные часы и пару зимних перчаток. Когда Тсукишима это рассказывал, он все время тер висок и хмурился. Это показалось даже милым. — Он все время дарит то, что сделано во Франции или как-то с ней связано, хотя я ему все время твердил, что мне это не нравится, что это нагоняет на меня тоску. — Почему? Это же твоя родина. — Вот именно. Взгляд стал поникшим. Кей сжал в тонкую полоску губы и поставил бокал. Но он резко пришёл в норму, тяжело вздохнув. — Дело в том, что с домом связано слишком много трагических моментов. Стоило родителям уйти на фронт и не вернуться, все пошло наперекосяк, — Кей сделал большой глоток вина. — Нас с братом забрал мистер Шимидзу. Брат поступил в университет и тяжело заболел. С Киеко мы решили подзаработать в Сан-Франциско, а она взяла и ушла от семьи. Я сейчас метаюсь из стороны в сторону, вернуться домой к брату или остаться. Если вернусь с пустыми руками, мне будет стыдно смотреть ему в глаза, — цыкнув, Тсукишима закрыл глаза ладонью и выдержал паузу. — Простите, я впервые кому-то выговорился, навалил кучу ненужной информации. — Кей, не извиняйся, — взяв за свободную руку того, Куроо сжал её. — Я рад, что ты мне доверился и рассказал. Кожа оказалась прохладной. Чувствовалась скованность. Тсукишима приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но решил промолчать. Видимо, ему это было нужно. Даже элементарная поддержка сделала из холодного доктора мягкого человека. В один момент Кей другой рукой прошёл по щетинистой щеке мужчины и убрал чёрную челку в стороны. — Ваша причёска почему-то перестала быть… Яркой. — Я просто перестал спать так, как обычно, поэтому они перестали становиться вихрем. Тебе так больше нравится, да? — выдавив улыбку, Куроо отпустил ладонь и сложил руки на груди. Не хотелось говорить, почему так вышло. Раньше Тетсуро спал как убитый, уткнувшись подушкой лицом, что служило буйству на голове, а последнюю неделю он никак не мог насладиться сном, так как часто просыпался из-за кошмаров. — Надеюсь, что да. — Меня и так, и так все устраивало, — Кей пожал плечами и заполнил бокалы заново. — Вы ходите к психотерапевту? — Ах, хороший вопрос, — Тетсуро на мгновение неловко улыбнулся, но его улыбка быстро спала, и он отвернулся, прикрывая рот ладонью. — Хороший вопрос… — Прекратили? — Мне он не понравился. Странный какой-то. Кей ответил краткое: «Понятно» и отвлекся на вино. Повисло молчание, которое стало привычным для них. Сирена полицейской машины ненадолго прервала тишину. Этот район явно небезопасный. Непонятно, как Тсукишима здесь живёт, если есть потенциальная возможность стать чьей-то жертвой. Стоило только подумать, что и с Кеем что-то случится, сердце Куроо дрогнуло. В таком случае, он останется совсем один. Чтобы убрать неприятный ком в горле, Тетсуро залпом осушил бокал. Лицо Тсукишимы скривилось. Он был из тех людей, которые элегантно смакуют напиток. Даже если это простое пиво. Вполне ожидаемо, но бутылка опустела. Кей вышел покурить на улицу, где снова собирался дождь. Кажется, он шел весь прошлый год, и это было крайне неприятно. Куроо обратил внимание на проигрыватель и подошёл к нему. Естественно, французский он не понимал, а слушать этого Пресли крайне не хотелось. Перебирая пластинки одну за другой, Тетсуро остановился на одной. Обложка была чистого спокойного синего цвета, и очередная надпись на родном языке Кея находилась в правом верхнем углу. Из любопытства Куроо её поставил и включил. Он уперся бедрами в подоконник и задумчиво посмотрел на серый потолок. Где-то в углу начала появляться паутина. Мелодия была приятной. Определённый ритм слышался. — О, так ты классику, оказывается, любишь, — вслух сказал Тетсуро, думая, что Тсукишима его не услышит. — С чего вы взяли? — неожиданно спросил Кей, закрывая входную дверь, и прошёл на кухню, заметив играющий граммофон. — Теперь понятно. Нет, я не очень люблю классику. Киеко купила эту пластинку, чтобы научиться танцевать вальс для выступления в варьете. Я её и учил. — Я тоже как-то вальс танцевал. Правда, почти все забыл. Поможешь освежить память? — усмехнулся Куроо. — С чего вдруг? — допив свой бокал, Тсукишима встал напротив мужчины, сложив руки на талию. — Настроение какое-то музыкальное. Ну, что-же, поможешь старику? — Не поздновато ли для танцев? — Ой, да брось ты. Примерно минуты хватило, чтобы уговорить Кея на танец. Тот уже подозревал, что Куроо пьян, но ошибался. Они отодвинули стол и стулья и встали по середине полученного квадрата. Тсукишима встал напротив Куроо, все ещё сомневаясь в этой идее, и положил одну руку тому на плечо, другой взялся за чужую. Тетсуро неловко уложил ладонь на непривычную талию, по-идиотски улыбаясь. — Раз, два, три, четыре, — Кей спокойно глядел в глаза напротив, вслушиваясь в кульминацию произведения, — пять, шесть, семь, восемь, и… Куроо сделал шаг вперёд, Тсукишима назад, и танец начался. Тетсуро сильно боялся, что наступит на чужие носки, поэтому все время смотрел вниз. Удивительно, но навыки все ещё остались. На одном из первых свиданий они с Алисой так же кружились. Она была в удивительно прекрасном платье в тот день, что каждый сантиметр ткани Куроо запомнил. Он запомнил и улыбку, что заставляла трепетать и немного ошибаться в движениях. Сейчас все было совершенно по-другому. Кей редко улыбался и одевался в столь яркие наряды. Представление о том, как Тсукишима мог сейчас улыбнуться, заставило и самого Тетсуро поднять уголки губ вверх. Но полет в облаках быстро прекратился, когда Куроо закружил так, что они впечатались в стену. Недовольно хмыкнув, Тсукишима уперся лопатками в твердую побеленную поверхность. Тетсуро чуть отстранился от того, прижав чужую кисть руки тоже. Снова этот хмурый взгляд и светло-карие пустые глаза. Опять что-то затрепетало, подумал Куроо, пытаясь найти в этом янтаре проблеск жизни. Расстояние между лицами сократилось по инициативе Тетсуро. Он коснулся кончиком носа другого и услышал полюбившийся аромат. Кей не двигался, будто выжидал дальнейших действий. Хотелось, чтобы момент остановился, и они оба в нем застряли. Ненадолго прошлое и будущее испарились, и в голове появилась лёгкость. Не желая проверять терпение Тсукишимы, Куроо затянул его в поцелуй. Он забыл про аккуратность. Отвратительное желание искусать тонкие губы, почувствовать на языке вкус металла разгорелись в нем. Грудная клетка под ним быстро вздымалась и опускалась. Этот поцелуй не был робким или неловким, Тетсуро будто желал испить дыхание Кея. Языки хаотично сплетались и отстранялись. Куроо мог поклясться, что впервые так целует человека, так жадно и так грубо. Ноги Тсукишимы дрожали, и он старался держаться, упираясь в стенку спиной и хватаясь за шею Тетсуро. Но через пару секунд он исправил положение и, толкнув в грудную клетку, усадил Куроо на стул. Закусив нижнюю губу, Тетсуро решил насладиться открывшимся видом. Губы Кея истерзаны, на его щеках лёгкий румянец, а сам он «ватный» с помутненным взглядом. Даже стекла окуляров запотели. Тсукишима без всякого стеснения сел на чужие колени и приложил ладони к щекам с щетиной, поддаваясь всем телом к другому. — Ты сведешь меня в могилу… — прошептал Куроо, кратко целуя в заостренный подбородок, и дорожкой поцелуев начал спускаться ниже. Тетсуро расстегивал пуговицу за пуговицей белой рубашки Кея, пока грудная клетка и торс не открылись. Целуя каждый сантиметр бледной тонкой кожи, Куроо оставлял небольшие розовые следы. Он обхватил губами сосок, пройдя языком по ореоле и задевая бусину. Так Тетсуро услышал хоть и сдавленный, но первый стон Тсукишимы. Я должен остановиться, задумался Куроо на мгновение, но стоило посмотреть в медовые глаза, и эта мысль испарилась. Он продолжил ласкать грудь, пытаясь ещё раз услышать надрыв, какой-то звук от Кея, но тот прикрыл свой рот ладонью, жмурясь. Раз они играют в такую игру, Тетсуро даже не против. Он расстегнул пуговицу и ширинку чужих брюк и сразу же оголил ягодицы. Тсукишима вздрогнул от того, что Куроо их сжал, разводя в стороны. Мягкая бледная кожа была столь идеальной для этого. Желание сжать до синяков взяло вверх. Кей, естественно, отреагировал на это и схватился за кисти сильных рук. — Нежнее, — прошипел он, хмурясь. Куроо послушался, ослабив хватку, и снова впился в тонкие губы. Ширинка неприятно сдавливала, и Тетсуро мечтал быстрее покончить с прелюдиями. Хотя, судя по виду Тсукишиму и жадному поцелую, ему нравилось растягивать этот момент. То, как юркий язык Кея скользил, как губы приятно сминались, говорило о том, что у Тсукишимы явно был опыт, даже очень хороший. Куроо прервался и впился в шею, нежно кусая и запустив в рот Кея два пальца. Он нахмурился, но все же стал проходить по каждой фаланге языком, обхватывая губами и покрывая слюной. Порой слышались пошлые звуки, которые смущали обоих. Тетсуро с особым интересом наблюдал за этой картиной, хитро поглядывая в глаза напротив. Посчитав, что этого хватит, Куроо одной рукой обнял Тсукишиму за талию, жадно к себе прижимая, и влажными пальцами другой руки обвел его сфинктер. Тетсуро вошёл на одну фалангу среднего пальца, медленно проталкивая вторую. Тело в руках мелко дрожало. Он отчетливо чувствовал, как Кей упирался членом в его, пачкая ткань брюк. Припав губами к соску Тсукишимы, Тетсуро широко водил языком по бусине и начал толкаться пальцами в него. Такт был медленным и чувственным до какого-то момента. Вошёл указательный палец, и Куроо ускорился, толкаясь под разными углами, чтобы найти нужную точку. Стоны Тсукишимы были редкими, но от них срывало крышу. Стоило прикоснуться к комку нервов внутри, слабо укусить за сосок, и Кей выгибался в спине, откинув голову, и негромко вскрикивал имя Куроо. Тетсуро ощущал влажность на своей рубашке из-за чужого предэякулята. Он начал выполнять движения «ножницы», постепенно растягивая Тсукишиму. — На кровать, на втором этаже, — прошептал на ухо Кей, обхватывая шею мужчины руками. Видимо, этого было достаточно для него. Тсукишима выглядел так, будто совсем на пределе. Этот затуманенный взгляд из-под очков возбуждал ещё сильнее. Куроо взял Кея под бедра, встав со стула, и понес на второй этаж. Он оказался не настолько лёгким, как казалось самому Тетсуро. Ему пришлось постараться, но оно того стоило. Одним рывком Тсукишима оказался под Куроо. Он сжал простынь под ними и выжидал, кусая свою покрасневшую губу. Как же мне сказать нет, подумал Тетсуро, поглаживая порозовевшую щеку блондина. Брюки обоих пропали где-то на деревянном полу. Раздвинув ноги, Кей отвел взгляд в сторону и прикрыл половину лица рукой. Неужели это так смущает? Куроо взял за талию Тсукишиму, подставляя к растянутому отверстию головку члена. Он медленно вошёл, начиная чувствовать жар и тесноту. Колени Кея дрожали, а он сам шумно дышал. Это было постепенно, чтобы тот мог привыкнуть и расслабиться. Рубашка сковывала движения Тетсуро, поэтому он и её выкинул в сторону. От малейшего движения небольшая кровать скрипела. Куроо вошёл на всю длину, держа Кея, который кусал себя за пальцы лишь бы не застонать. Уткнувшись в длинную шею, Тетсуро вдохнул смесь естественного аромата и парфюма. Первый запах нравился гораздо больше, напоминал нечто родное и близкое. — Ты сводишь с ума… — Куроо начал двигаться постепенно и нежно, будто боялся испугать. Это невозможно дурманило. Негативные и тяжёлые мысли, которые были с Тетсуро двадцать четыре часа в сутки, испарились и перестали угнетать в этот момент. Толчки были прерывистыми из-за недостаточности влаги. Кей сам пришёл к этому выводу и потянулся к прикроватной тумбе. Смекнув, Куроо вышел из него и тяжело вздохнул. Будто змей-искуситель Тсукишима встал на четвереньки, махнув бедрами, и выдвинул одну полку. В аккуратной руке оказался пузырек с маслом. Кей открыл его, и аромат лаванды разнесся по тесному помещению. С какой-то брезгливостью он нанёс масло по всей длине Тетсуро и снова вернулся в лежачее положение, запуская в себя покрытые маслом пальцы. Пузырек закрылся, и Тсукишима с хмуростью произнес, что сейчас этого хватит. В этот момент он не был похож на все свои образы, которые раньше видел Куроо. Этот Кей мягкий, одурманенный и требующий ласки. Тетсуро снова вошёл, но резко и во всю длину, выбивая из того протяжный стон. — Слишком глубоко… — Тсукишима уперся ладонью в грудную клетку мужчины, пытаясь оттолкнуть. Линзы очков частично запотели, поэтому взгляд светло-карих глаз стал ещё более расплывчатым и возбуждающим. И это вся реакция лишь от одного толчка. Куроо взял кисти бледных рук и прижал к матрасу, свисая сверху над Кеем, чтобы тот не мешал и не отталкивал от себя. Медленные движения продолжились. Услышав Тсукишиму, Тетсуро входил лишь наполовину и был крайне нежен. Но услышать хриплый умоляющий голос не получилось. Покрасневшие острые скулы и уши говорили больше о смущении, чем о возбуждении. Это же явно не твой темп, подумал Куроо, ускоряясь и целуя в лоб Кея. Шлепки кожи о кожу, скрип кровати и сдержанные мычания Кея заполонили комнаты. Ухмылка на порозовевших тонких губах напомнила ту же ухмылку Алисы. С ней всегда хотелось быть нежным, аккуратным джентльменом, чтобы она постепенно таяла, но ей хотелось больше страсти. Но под ним сейчас лежит Тсукишима, который от более глубого или резкого вхождения выгибался, пытался выбраться и хмурился, говоря быть медленнее и Аккуратнее. Такой медлительный темп мучил, не давал насытиться. Кей будто дразнил своей сдержанностью, намекая, что нужно ускориться или углубиться, чтобы услышать его голос и увидеть потерянный от чувств и наслаждения взгляд. Желание быть с ним грубым возрастало. «Он потом убьёт меня», — пронеслась мгновенно мысль. Куроо взял Тсукишиму под бедра и начал двигаться так, как ему хотелось. Ухмылка спала, Кей растерялся, громко ахнув. — Нет, хватит! Тетсуро! — Кею удалось выпустить из плена одну руку, жадно хватая воздух ртом, и обхватил за шею. Куроо хрипло дышал, не контролируя себя и свои бедра. Лицо красное, влажное от выступившего пота. Светлые пряди прилипли ко лбу. И казалось, что в этот момент не надо думать о чем-то другом, только о своём партнёре и наслаждении. Но эти пустые глаза вернули с неба на землю. Где же этот жизненный блеск? На пару секунд вместо светлых карих глаз были зелёные, чьи искры будоражили. В горле тянул неприятный ком. Острые черты заменялись родными плавными. Пытаясь отогнать негативные мысли и образ Алисы, Тетсуро ускорился, стал грубее и резче. Кей сжимался, безуспешно подавляя стоны, и просил помедлить, скуля чужое имя. Чёрт подери, её образ везде. — Прости меня, — Куроо уткнулся носом в длинную шею, целуя и стараясь компенсировать нежностью. Пройдя языком по соленой коже, Тетсуро мягко укусил и горячо выдохнул. Крупная дрожь Кея прошла. Это облегчило состояние Куроо, который волновался, что перегибал палку. Он остановился, приложив ладонь к горячей щеке Тсукишимы. Очки были убраны на тумбу. Кей прижался к ладони, накрыв её своей. Бледная грудь с синими, розовыми, красными пятнами часто вздымалась и опускалась. — Ты мне нравишься, — прошептал Тсукишима, явно стесняясь это произносить. — Сильно. — Кей, я… Кей прервал его, нежно целуя в губы. Он не был тем человеком, которому Куроо готов был весь мир отдать. Но его поцелуи, слезы в уголках глаз, жар тела были так необходимы, чтобы просто забыться. Он — тот человек, что заглушал его боль, и этого было достаточно для них обоих. Возможно, Тсукишиму это крайне не устраивало, но прочесть его мысли Тетсуро не мог. Оторвавшись от покрасневших губ, Куроо уткнулся лбом в солнечное сплетение Кея. — Сменим позу. Перевернись, — тихо сказал Тетсуро, не желая смотреть тому в глаза. Ему было стыдно, что видит не Тсукишиму, а свою любимую жену. В первую очередь стыдно перед Кеем, который без стеснения признавался в чувствах к нему. Тсукишима, не хотя, перевернулся на живот и уперся локтями в кровать. Со вторым дыханием Куроо продолжил двигаться, осознавая, что это не то. Видеть его ухмылку или сжатые губы, чтобы подавить стоны, хотелось больше всего. Пах приятно сводило, узость и горячесть внутри сносили крышу, но чего-то не хватало. Кей замолк. Куроо вошёл полностью, ложась сверху, и постарался взглянуть на него. Тсукишима кусал уголок подушки, жмурясь. — Так не пойдёт, — Тетсуро притянул за бедра к себе, ставя Кея на четвереньки, и продолжил вбиваться в его нутро, обхватив ладонью чужой член. — Нет, подожди, — с трудом проговорил Тсукишима, задыхаясь. Куроо постепенно понимал, что Кей — набор противоречий. Кажется таким сухим, холодным, но является столь горячим и притягательным. Неудивительно, почему Тендо стал гнаться за ним. Голос Тсукишимы надрывается, просит быть нежнее, только тело говорило об обратном. Хотелось его «сломать». Активно надрачивая Кею, Тетсуро кусал шею, загривок и плечи и зализывал. Голова плавилась от жара двух тел. Смешение запахов дурманило. Ничего не оставалось, кроме как вбиваться в Тсукишиму, который еле себя держал. Куроо выпрямился, потянув за руки блондина к себе, уперевшись грудной клеткой в его спину, и обнял его, спускаясь свободной рукой от пупка до паха. Чуть надавив в область, где он примерно мог находиться в Кее, Тетсуро почувствовал крупную дрожь Тсукишимы. Толчки стали более размашистыми и глубокими. Надоедливый скрип кровати становился громче. Куроо чувствовал, что близок к разрядке. Он терял контроль над собой и вбивался, не жалея Кея. Последний рывок. Тетсуро уткнулся в изгиб между плечом и шеей Тсукишимы, громко простонав. Сердце бешено стучалось, а по телу бегали мурашки. Куроо остановился, не выходя из партнёра, и заметил, что Кей не закончил. Пришлось пару раз провести ладонью по всей длине Тсукишимы, чтобы тот излился прямо в руку с жалобным мычанием. — Я… Я устал, — прошептал Кей, выпутываясь из крепких объятий, и рухнул лицом в подушку. Меж бледных ягодиц был виден «труд» Куроо, который лёг рядом с Тсукишимой. — Как-то… Прохладно стало… Кей выглядел крайне измотанным. Вероятно, под конец рабочего дня такой активностью не стоило заниматься. Укрыв обоих одеялом, Куроо стянул грязную рубашку с Тсукишимы и выбросил её на пол. Он обнял уставшего блондина, прижавшись щекой к его груди. Сердце не успокаивалось. Алиса все ещё приходила в голову с воспоминаниями. Когда-то они так лежали и обсуждали планы на будущее, смеясь. Сейчас вместо женского тепла и мягкости Тетсуро чувствовал твердые ребра и прохладу за счет пота и низкой температуры в помещении. Но отпускать Кея из объятий категорично не хотелось. Длинные пальцы зарылись в чёрных неаккуратных волосах. — Ваша щетина колется… — произнес Тсукишима сквозь дрему. — Завтра уберу. Настанет ли завтра? Дни такие серые и однообразные, что сливались в один. «Смогу ли я хотя бы его защитить?» Проходя пальцами вдоль чужого позвоночника, Куроо успокаивался. Думал ли он, что все так сложится? Так отвратительно и горько. Тсукишима совершенно не тот человек, с которым хотелось провести всю жизнь. Но к нему тянуло, и отвертеться от этого факта не получалось.