Wildest Dreams

Ещё три недели коту под хвост. Он не продвинулся в отношениях с Юнги ни на йоту, это уже начинает конкретно бесить. Чонгук себя чувствует сметённым и подавленным. Он уже привык готовить еду и оставлять ее Юнги на вечер или ночь, чтобы тот поел, потому что если его не снесет любовь Чонгука, то ветер точно это сделает. Ничего изысканного он не готовит, поскольку не умеет, просто рис и немного поджаренных овощей с мясом – вкусно и быстро. А хён то ли тушуется, то ли просто иногда не хочет есть, что убивает Чонгука не меньше. Но хорошо, что готовка не удручает Чона, ему это нравится, особенно готовить любимому человеку, которому, кажется, на тебя все равно. А ещё, если он думает, что ты по девочкам, а не голубей голубчиков, то тут все ясно, надо брать тяжелой артиллерией. Хотя,о чем это он, Чон его целую неделю не видел, а без надобности писать казалось глупым, и что бы он ему написал: «хён, как дела?» или может «поедим?». Глупо. Он даже не помнит, когда нормально говорил с ним в последний раз. Пиздец, лучше не скажешь. Единственное доказательство пребывания старшего в его же квартире, это то, что Чон положил деньги в конверте за оплату проживания на столик возле телевизора, и с утра его уже не было на месте. Ну, спасибо, что принял. Когда это стало кадрить парней тяжелее девушек? Что за времена пошли…Хочется лезть на стенку и кричать, а ещё взять Юнги за грудки и сказать, чтобы увидел его наконец. Он же здесь, только руку протяни, и он подарит ему целый мир, ну, хорошо, не мир, но себя точно, целого и любимого. Делай что хочешь, дарю, могу и красный бант привязать, только прими. Он знает, когда у старшего начинается и заканчивается смена, спасибо Тэхёну за ответственную работу. Сам же Тэхён спасибо говорит Джину и просит, чтобы не сдавал, а тот только за, все любят шпионские игры, а хён тем более, рисом не корми, дай поиграть. И он сдает Юнги с потрохами, когда приходит и когда уходит. А ещё из головы никак не вылетает последний визит к родителям. Было так ужасно лгать, смотря в родные глаза. Нет, отпраздновали хорошо, и машина крутая, только вот три недели прошло, а он так и не сел в нее снова. Любой бы сказал, что он дебил безголовый, но что поделать, он такой какой есть, всему есть цена, и ее нужно платить. Чонгуку сейчас не важна машина, его интересует кое-кто другой, более ценный и недоступный, если так посмотреть. Тэ иногда берет себе машину покататься, так что пылью не зарастает. Ну, хоть одного человека можно сделать немного счастливым этим богатством, а на Чона оно сейчас висит грузом. Иногда он задумывается, что, если бы он родился в простой семье, а не с золотой ложкой во рту. Но сразу же хочется себя ударить за такие мысли, его омма такая хорошая, отец, конечно, строгий, но ему можно, он кормилец семьи и мужчина, который должен подавать пример, но они любят сына всем сердцем, как и он их. Разговор о компании вводит в ступор. Если все узнают, что он полюбил мужчину, значит, всё? Конец? Не видеть ему кресло директора как своих ушей? Но он запихивает эти мысли куда подальше, не готов он сейчас об этом думать. Когда настанет время, тогда и подумает. Всегда есть выход из любых ситуаций, и у него будет. Он хочет верить в это. Чонгук вспоминает детство и отца, когда наблюдал за ним своим маленьким оленьими глазами. Абоджи Чонгука с раннего возраста уже знал, что хочет и как этого достигнуть своим умом. Он был уверен в себе. Даже в детстве господин Чон был не как все дети. Когда маленькие мальчики коллекционировали машинки и хотели игрушки, сладости, на карусели, он хотел хранить деньги, смотреть на чековые книги и, как его отец возится с бумагами. Он знал, что, когда вырастет, будет тем, кто говорит, что делать, прям как его образец для подражания – абоджи. Разумеется, он был богат с раннего детства, его отец добился и стал председателем в свои пятьдесят шесть, Чон младший пообещал себе, что станет раньше, и он стал. А для того, чтобы стать сильным и ещё более уверенным в себе мужчиной, ему нужна была женщина, которой он сможет доверить свои секреты, любовь и жизнь, а также которая родит ему наследника, и ей стала Чхе Субин, в будущем – Чон Субин. Разумеется, дедушка был зол, что его сын женился на девушке из простой семьи, он готовил ему брачный контракт с дочерью богатого и влиятельного человека, это помогло бы ему стать директором в скором времени, но не судьба. Младшей Чон пообещал, что сам добьется места, дедушка поставил ему ультиматум – если он станет директором до двадцати шести сам, то он сохранит этот брак, если нет, тогда развод. Абоджи стал директором в двадцать четыре, самым молодым из директоров. Он был хитер и умен, расчётлив и имел хватку тигра. Он знал к кому тянуться и с кем сдружиться, и как провернуть сделку в интересах компании. Таким его Чонгук помнит – целеустремлённым и образцом для подражания, он хотел быть похожим на отца, так же умело вести переговоры, быть с цифрами на ты, давать распоряжения. Когда Чонгуку исполнилось шесть лет, отец сделал ему подарок – пригласил в компанию будучи ещё старшим директором группы «Чон Групп». Его маленький мальчик очень хотел посмотреть, где работает его аппа, он всегда так представительно выглядел в своих костюмах с уложенными волосами, что Чонгук завороженно смотрел на него и думал, что тоже так хочет. Хочет, чтобы себе верного помощника, как господин Ким, правая рука абоджи. Чон старший видел в маленьком Чонгуке себя, если бы не одно «но» – мальчик был слишком нежным и добрым, это он перенял у матери. Но в бизнесе нет места доброте и слабости, и господин Чон боялся больше всего, что Чонгук-и не сможет стать тем, кем он хочет его видеть. Поэтому он был с ним строг и многого не разрешал: заниматься музыкой и дурным, по его мнению, рисованием, к которому у малыша были все способности. Но не нужно ему забивать голову глупостями и бесполезными делами,которые еще больше из него сделают сострадательным и чувствительным,так считал отец. Маленький мальчик на все смотрел своими маленькими оленьими глазками и восхищался большими помещениями, хорошо обставленными кабинетами, что давали ощущения порядка и стабильности. Он стоит около больших панорамных окон на тридцать шестом этаже и смотрит вниз на город, Сеул такой прекрасный вечером, вид отсюда просто восхитительный, все кажется таким маленьким и далёким. Люди как муравьи, каждый спешит по своим делам, город не стоит, он возрождается и разрастается. Вечерние огни манят таинственным светом. Чонгук выглядит прекрасно, мама помогла с выбором костюма, практически идентичный с отцом, только на шее вместо галстука у него красовалась маленькая бордовая бабочка, которая придавала его виду еще больше важности. Он так старался выглядеть серьезно в свои шесть лет, что матери было даже немного смешно, она знала, что он нервничал перед отцом, он хотел показать себя старательным и педантичным. Чонгук поправляет свой пиджачок, вытирает невидимую пыль с правого плеча и прочищает горло – так всегда делает его отец, и убирает назад выбившуюся прядь волос, наблюдая за всем. Отец подписывает бумаги, он просил подождать пять минут и занять себя чем-то, пока он не освободится. Он смотрит на заход солнца, романтика и спокойствие, так очаровательно и умиротворенно, что хочется взять карандаш и нарисовать, но только не при отце. После, вернувшись домой, он обязательно расскажет маме, как любовался прекрасным видом. В кабинете так уютно: приглушенный свет, большой стол из красного дерева, стены обшиты деревянными панелями, с левой стороны встроены полки для книг, вся мебель сделана из кожи, а коврик из шкуры зебры придает изящество и экзотики, привлекая все внимание к себе. На стенах висят дорогие картины известных художников, которые загоняют маленького Чонгука в тупик, ведь отец же всегда говорил, что профессия художника – это ничто и не надо тратить время на это, но вот же, красуется на стене сзади отца большая картина на пол стены, купленная точно не за малые деньги. В правом углу стоит скульптура из полированной стали, такая бесподобная вещица, хорошо вписывается в интерьер и радует глаз. Пол сделанный из мрамора выглядит дорого, ничего не скажешь, а ещё младшему нравится декоративный камин, он делает атмосферу более уютной и придает помещению дополнительную роскошь. Над камином висит яркая, золотая абстракция большого формата. Можно смело утверждать, что у отца был вкус, в интерьере кабинета соединились черты дорогого модернизма, ар-деко и современной классики. Чонгук мечтал о таком кабинете, его привлекала атмосфера, он хотел здесь находиться и проводить дни. И когда он вырастит, будет как его отец и дедушка. Он станет лучшим директором, будет раздавать премии за хорошо проделанную работу и всех отпускать на праздники. – Как тебе, сын? Ты гордишься своим отцом? – Подошел сзади господин Чон и положил руку на плечо сына. – Да, абоджи, горжусь. Мой аппа – наилучший директор. Здесь так красиво. – Послышался хрипловатый смех отца, и он взлохматил волосы сына. – Это все может быть твое. И будет! Покажешь на что способен, будешь прилежно учиться, и все будет. Я верю в тебя, ты ведь мой сын! – А разве я не могу получить работу потому, что я твой сын? – с интересом в глазах спрашивает Чонгук, чем вызывает у отца мягкую улыбку. – Ты ведь знаешь какие рыбки водятся в реки Амазонки? – А, знаю! -уверенно говорит сын,-я смотрел по телевизору с мамой передачу о них, пираньи, аппа. Они кусают больно и съедают кур, если их бросить у реки, ой. – У малыша по коже прошлись мурашки от воспоминаний о кровожадных хищниках. А ведь Чон любит рыбок, и, когда ему очень понравится девушка, он поведёт ее на них посмотреть, и они будут кушать мороженое, он видел такое в дораме, и ему понравилось. – Да, сынок, ты такой умный у меня. И здесь водятся пираньи, поэтому нужно быть все время начеку и работать не покладая рук. Ты же ведь сможешь. – Но здесь же нет реки? – На не уверенный вопрос Чонгука отец рассмеялся, потрепал сына за щечку. -Когда ты вырастишь, ты поймешь, сын, что некоторым пираньям и реки не нужны. – Конечно, абоджи, я буду работать лучше всех. Ты будешь мной гордиться. – Я на это надеюсь. Так скажи, как прошёл твой первый день в школе? Познакомился с кем-то? – Я не понимаю, почему мои друзья учатся в других школах. Ендже мне сказал, что его школа лучше, там все есть, даже компьютеры, и завтраки с обедами вкуснее. Почему у меня не так? И почему мне нельзя говорить, кем ты работаешь? Мама на меня за что-то рассердилась? А ещё со мной учится один мальчик в школе, он старше меня, кажется, Тэхён, мне он не понравился, я не хочу с ним дружить, он глупый. – Мама на тебя не злится, Чонгук, она просто хочет тебя уберечь. Ты же у нас умный мальчик, не будешь болтать лишнее. Мама просто подумала, что в этой школе тебе будет лучше, тем более она сама там училась. Так что будь послушным сыном и учись хорошо. И обходи стороной тех, кто тебе не нравится. – Хорошо, абоджи. – А теперь пойдем ужинать, мама твоя, наверное, заждалась нас. *** Чонгука бросает в дрожь от воспоминаний, одновременно и мило, и об стенку хочется удариться. День от дня не легче. Он ворочается в постели, смотрит на совсем неинтересный потолок, простой как стена. Суббота, восемь утра, он должен отсыпаться, десятый сон видеть, но, нет, он больше не уснет, все мысли об одном. Чонгук уже даже не запирает дверь в свою комнату, специально на ночь оставляет приоткрытой, чтобы слышать, когда приходит хён и когда просыпается и вылезает из своей комнаты. Он чувствует себя шпионом из фильмов, следит за своей жертвой как зверь. Ну, что поделать, если кто-то идти на контакт не хочет. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. *** Когда Юнги убеждал Сокджина, что сможет пахать каждый день целый месяц, он и сам был в этом уверен, а сейчас просто хочет сдохнуть. Ноги ужасно болели, спина ныла, глаза красные, как у наркомана, недосып, домой он попадает только в первом часу ночи. После пар Мин сразу идет к Джину в паб, ест там, учится и спит часок, хорошо, что диван удобный, а потом другая половина дня на ногах, не то чтобы слишком тяжело, но не когда это изо дня в день, а у тебя стресс и нет сил. Истощение не за горами, но он молчит и терпит, никому не показывает свою усталость, тешит одно, что хоть немного заработает денег и перешлет матери, и не будет видеть, а он как на зло снится, а слова Тэхёна «не гей» постоянно крутятся в голове, бесит нещадно. И Юнги старается себя ещё больше нагружать, чтобы не было свободной минутки, и голова была чем-то занята. Уже двадцать четыре года, по-корейски двадцать пять, а ведет себя как глупый пацан и постоянно прячется. «Омела» уже как второй дом, скоро Джин начнет брать аренду за проживание. Проклятый будильник звонит в восемь утра, и Юнги просыпается, уже ненавидя, свою жалкую жизнь. Он попросил у Джина еще дневные смены на выходные, на что старший с трудом согласился, сказав, что смотреть на Юнги уже страшно и больно, и его сердце скоро не выдержит, но так и быть, поставил смены, спорить с младшим ещё тот стресс. И в конце добавил, что не будет навещать в больнице. Юнги поднимается с теплой кроватки, быстро собирается и идет в душ, не обращая внимания, что дверь у Чона приоткрыта. Он ещё не до конца проснулся и пришел в себя, сегодня ему хуже, чем обычно, силы почти на нуле. После душа он отправился на кухню приготовить что-нибудь поесть и выпить крепкий, бодрящий кофе. *** Когда Тэ тянется, чтобы выключить будильник и встать на пары, он понимает одно, это не будильник, сегодня суббота и он должен спать как минимум до одиннадцати. Оказывается, в такую рань, восемь утра, звонит один кролик, которому жизнь недорога. Еле как перевернувшись, он берет телефон и нажимает на вызов. – Ты знаешь, что сегодня суббота и ты убил мое утро! – шипит сонно Тэ словно злой котяра. – Ага, и тебе привет. Помнишь, я говорил, что хочу честную игру, что мне не нужны никакие махинации, чтобы завоевать хёна? – тихо шепчет в телефон Чонгук, чтобы не услышал Юнги. Он видел, как старший прошёл на кухню, притворяясь спящим, чтобы тот ничего не заметил, как-никак дверь его приоткрыта. – Помню… И? – Чем я тогда думал?! Придурок! Так вот! Мне нужны, Тэ, и это серьёзно. Месяц прошел, а ничего не изменилось, как в дебильном фильме о барсуковом дне, чёрт! – Он называется «День сурка», хороший фильм. – Да знаю я, как он называется! Помоги! А то я сейчас чокнусь, тебе ведь не нужен друг псих? Он постоянно куда-то убегает. Мне нужно сделать так, чтобы хён думал обо мне целый день, чтобы я не выходил из его головы, – уже истерично шепчет Чонгук, на что Тэ зло хихикает. – Рад, что ты наконец понял, что с честностью у нас проблемы. Где он сейчас? – На кухне, вроде готовит завтрак. Думаешь и мне приготовит? – с отчаянием спрашивает младшей. – А нет, просто забей, не отвечай. Не понимаю, сегодня ведь суббота, куда он так рано встал? – Я уже написал Сокджину и жду ответ. О, пришло. Написал, что у Юнги сегодня смена в десять. – Она что у него вечная?! Там выходных нет? Ты же говорил, что Джин ваш друг. Почему он так загружает его?! – Так, спокойно! Дыши, истеричка. Джин сказал, что он сам выпрашивает смены. И это значит одно из двух: или ему очень нужны деньги или… будем надеяться на второй вариант, когда я его подтвержу. А сейчас иди в ванную. – Что? Тэхён, ты собираешься помогать или нет? – в отчаянии спрашивает друг. – Ты веришь мне? Так, иди в ванную! – четко и грубее произносит Тэ. Чонгук злится, бьет кулаком по кровати, но поднимает тихо свой зад с постели и на цыпочках выходит из комнаты, нервно сжимая телефон, и бегом, чтобы его не заметили, пролетает пулей в ванную и закрывает за собой дверь. – Хорошо. Я здесь. – Чонгук стоит прямо у раковины, смотрит в зеркало и видит себя по пояс. Места не очень много, сзади стиральная машинка, которой придётся ещё научиться пользоваться Чонгуку. – А теперь раздевайся, – командует Тэхён и уже представляет непонимание на моське Чонгука. – Чего? – недоумевающе спрашивает младшей, он подумал, что ему послышалось. – Если ты не заметил, время не стоит на месте, Чонгук. Где-то через десять минут Юнги-хён уйдет. Так что слушайся, кролик мой, раздевайся. И Чонгук слушается, выбора-то особо нет. Он быстро снимает футболку, отбрасывает на стиральную машинку, следом летят шорты, но, когда дошла очередь до нижнего белья, Чон колеблется, сомневаясь в происходящем, но и этот предмет одежды летит туда же. – Готово. Я как дебил стою голый. – О, чудно. И что видишь? – Тэхён! Блин. Я стою голый! Можно быстрее. Нихрена я не вижу. Я голый. – Ой, в этом я не сомневаюсь. А я бы видел сексуального, накаченного парня, которому все по зубам, и от которого все бы текли. Так что будем брать тем что имеем, твоим телом.Так что ты сейчас быстро обливаешься водой, волосы не забудь хорошенько намочить и, как только слышишь шаги Юнги, быстро завязываешь полотенце на бедрах, и выбегаешь, как будто ты не знал, что он еще дома, а там одно за другим. И внимательно следи за его взглядом.У тебя где-то пару минут осталось. Отключаюсь. Жду отчета. Целую, драный кролик! Все происходит слишком быстро, Чонгук не обращает внимание, куда кидает телефон, залезает под душ и тут же выходит, и слышит шаги. Чёрт. Еле как, трясущимися руками, завязывает полотенце, даже не вытираясь, вылетает из ванны. Картина маслом. – Ой! Хён. Я не знал, что ты ещё дома. Извини, я хотел взять одежду, –провинившимся, наигранным голос выговаривает Чонгук, стоя как греческая статуя возле дверей, смотря на хёна. Между ними несчастных два метра. И Чонгук как змея ловит каждый взгляд и дыхание старшего. Юнги окаменел. Он просто стоит и не верит своим глазам. Он не может сделать шаг, будто его прибили к этому полу. Чонгук чёртов бог, стоит в полотенце, замотанном на бедрах. Было легче, когда он видел его в одежде, и мог нафантазировать ужасную, прыщавую кожу, но сейчас это просто взрывная, чёрт возьми, бомба. У Чонгука смуглая, ровная и совсем без прыщей кожа, но с прелестными родинками, наверное, она ещё и на ощупь гладкая как шёлк. Когда он видит четкий рельеф мышц и крепкие мужские руки, накаченные бицепсов, становится горячо, очень. С мокрых волос капает вода, и Юнги ловит взглядом каплю и следует ее пути, она стекает по сильным плечам, стальной груди, вниз по рельефному прессу, который способен свести с ума, и попадает прямо в пупок. Юн приходит в себя, когда понимает, что где-то минуту неотрывно смотрел на Чонгука, а когда чувствует, что его член уже не то что стоит, а просто готов взорваться, быстро приводит себя в чувство, натягивая толстовку вниз. – Хён, все в порядке? – немного взволновано спрашивает Чонгук и хочет подойти ближе, но хён быстро тараторит, что он опаздывает и убегает за дверь. Чонгук так и остаётся стоять как истукан посреди комнаты, и улыбается во все тридцать два, потому что не заметить, как Юнги его пожирал взглядам, было невозможно. Он доволен затеей и реакцией хёна. – Он же смотрел! Точно смотрел на меня! Или геи все так? Чёрт, нужно позвонить Тэхёну. – Дискуссия с самим с собой никогда не приведет ни к чему хорошему. Чонгук идет в ванную и уже нормально принимает душ. После его ждал завтрак, приготовленный хёном. Так приятно, что он ещё больше светится от счастья. Он выходит из кухни припеваючи и танцуя с кружкой в руках, кажется, сегодня ему уже ничего не испортит настроение. Он садится в гостиной на диван и звонит Тэ. – Ну, как все прошло? – тут же спрашивает Тэхён. – Это было охуенно! Вот только я теперь думаю, придумал ли я себе, что он разглядывал меня и пожирал или нет. Все так быстро произошло.Вот я вылетаю из ванны, а вот он стоит, и…и все. Но он просто убежал. – Ну, будем надеяться, что он тебя сегодня точно не забудет. – И слышится громкий смех Тэхёна через телефон. – А ещё я кое-что придумал, потом тебе расскажу, нужно сперва спросить у Сокджин-хёна. Ну, думаю, тебе понравится. Так что на следующие выходные ничего не планируй. – О! Мне уже интересно. Зайдешь сегодня? Выпьем? Отпразднуем, так сказать. – То есть ты предлагаешь бросить свою шикарную квартиру и приехать к тебе, нет уж, лучше ты сюда. Кто знает, сколько мне ещё жить здесь. Так что я ее не променяю на «два на два». – Хорошо, засранец. Я приеду. – О, я могу тебя забрать. У меня же машина есть, твоя кстати, и она говорит, что я ей больше нравлюсь, чем ты. – Оу. Она врет. Жду тебя. – Он отключает звонок и кладет телефон в задний карман, попивая чай в ожидании друга. Тэхён долго себя ждать не заставляет, паркуется немного подальше от дома Юнги – безопасность наше все. За пол часа они приезжают в квартиру Чонгука, купив еду и пиво. Они размещаются в гостиной, включают дораму на фон и начинают есть. – Вкуснотище, – облизывая палочки, говорит Тэхён, вкусно причмокивая и запивая пивом откидывается удобнее на диван. – Я звонил Сокджину, спросил до скольких будет Юнги на работе. Джин сказал, что до шести, а может и раньше отпустит, потому что он ведет себя очень странно. – Странно? – переспрашивает Чонгук, попивая пиво. – Да. Мне уже самому интересно, Юнги и странно. Умора. Что же ты, проказник, сделал с хёном. Расскажешь подробно? – Он просто смотрел и не мог оторваться, мне кажется, а потом, когда пришел в себя, натянул толстовку пониже, ну знаешь, как… – Как человек, который хочет спрятать стояк? – Играет бровями Тэ, за что получает в плечо от Чонгука. – Думаешь, у него встал на меня? То есть, разве мы должны это обсуждать? Я, блин. А если так, то я ему нравлюсь? – Думаю, не только твоему дружку вставать, когда слышит голос Юнги. Вот и очередь хёна пришла. Добегался, сам виноват. Все было бы мирно и спокойно, если бы он себя хорошо вел. Ну что поделать, если он хочет все по-дикому. И я уверен, что у него точно есть к тебе чувства. Иначе хён бы точно не убегал от тебя, тем более на смену к Джин-хёну. Да он может хоть на час опоздать, хён ему ничего не скажет. Так что вывод один – нужно брать. Знаешь, куй железо, пока горячо. Чонгук вернулся домой полпятого, Юнги еще не было, и он сделал себе слабый кофе с вершками, чтобы немного протрезвить. Не то чтобы он много выпил, но хотелось привести себя в порядок перед приходом хёна, и он сел в гостиную, попивая кофе. Он хотел увидеть старшего и еще раз извиниться за сегодня. Чонгук случайно неуклюже взял чашку и пролил кофе на футболку, быстро снял ее, кидая на диван, горячо как ни как. Да и никого нет, сейчас быстренько переоденется. И как по заказу он слышит, как входная дверь открывается и глухой удар, он быстро подлетает к дверям, забывая, что он без футболки и смотрит на Юнги, который лежит на полу. *** Как только Юнги выбежал из квартиры, в его голове пронеслись все известные ему маты. Больше месяца успешного игнорирования младшего и тут на тебе. Он прикрывает толстовкой стояк, два месяца не стоял, а сегодня, пожалуйста, чуть не спалился перед младшим или спалился, хер его знает, его взгляд был направлен ниже головы. Младший выглядел как чёртова греческая скульптура, которая никогда не достанется Юнги. Внизу тяжело тянет,уже становится больно, тело просит о разрядке, он просто списывает все на недотрах, а не на мелкого. Он быстрыми шагами добирается до паба с красными щеками и, пролетая мимо Джина, даже не поздоровавшись, несётся в туалет, и запирается на защёлку. Вдох-выдох, к чёрту. Мин трясущимися руками расстёгивает джинсы, спускает трусы до колен и крепко сжимает у основания член, как слышит голос Джина за дверью, даже подрочить нормально ему не дадут. – Юнги, все хорошо? – обеспокоенным голосом спрашивает старший.Он, как только увидел беспокойного Юнги, немного напугался. – Да, хён, дай мне, пожалуйста, пару минут. – Надолго его точно не хватит. – Хорошо. – И он слышит, как хён отходит от двери. Юнги проводит пару раз рукой по члену, кусая толстовку, хочется громко простонать, вот только его услышат. Он крепче стискивает ткань зубами, чтобы не издавать никаких звуков. Он закатывает глаза, представляя Чонгука, как капли стекали по его накаченному, смуглому телу вниз, доставая до его неприкрытых полотенцем тазобедренных косточек. Он дрожащими руками сжимает головку члена, чтобы оттянуть вниз крайнюю плоть и стиснуть сильнее. Сначала легкие плавные движения перерастают в ловкие и аритмичные. Дыхания Юнги участилось, щеки покрылись красным румянцем, а от тела исходит жар. Его хватает еще на пару сильных движений рукой, и он кончает с вырвавшимся стоном и с именем Чонгука на губах. Он ещё ни разу в жизни не кончал так быстро. Он только что дрочил на образ Чонгука. Пиздец. Добегался. Но от судьбы не убежишь, как не старайся. Юнги хочет провалиться сквозь землю. Ну, хоть радует, что член снова заработал.Хотя теперь его будут ждать еще более мокрые сны, и просыпаться он будет с конкретным именем на губах. Проклятый Чон Чонгук. Он упирается головой в стенку, истерично посмеиваясь, тяжело дыша.Кажется, прошло десять минут, как он закрылся в туалете, и скорее всего Джин его уже в чем-то заподозрил, например, в рукоблудстве. Он покрылся красными пятнами, а по виску стекает капелька пота. Юнги наматывает туалетную бумагу и вытирает семя с руки и с члена. Почему-то ему стыдно и жалко себя. Он моет руки с мылом, собирается с духом, успокаивается, сердце стучит как ненормальное, и выходит. Он становится за барную стойку и начинает протирать стаканы, повернувшись к залу спиной. Хорошо, что посетителей ещё немного, а то видеть сейчас никого не хочется. – Юнги, – уже толькопо голосу понятно, что хён взволнован, – ты как? – Все хорошо, хён, не беспокойся, – все еще не поворачиваясь, отвечает Юнги. – Тогда, может, повернёшься ко мне лицом? – требовательно говорит Джин и видит, как опускаются плечи Юнги, но тот все-таки поворачивается с поднятой бровью. – Видишь? Убедился? Со мной все хорошо, – по слогам выговаривает Юнги. Может быть, не стоило грубить Джину, но сейчас он так хочет, чтобы его оставили в покое. – Да что-то не очень. Но хорошо, не буду тебя сейчас трогать, так уж и быть, поверю тебе. На работе все как всегда: сначала мало посетителей, а после трех часов хоть граблей греби. Юнги уже с ног падает, перевозбуждение, стресс и недосып сыграли с ним злую шутку, ему очень плохо. Кажется, температура даже поднялась, и он весь равно белый как стена, что не скрывается от старшего. – Я вызвал тебе такси. Иди домой и не приходи, пока я тебе не позвоню! – Я в порядке! – настаивает на своем Юнги, упертый как баран. Хотя ещё немножко и он упадет прямо здесь на пол, голова кружится, и дико не хватает свежего воздуха. – Если ты сейчас не уйдешь, я тебя уволю, Юнги. И я не шучу. Ты сейчас упадёшь, хватит себя так загонять. – Мин бросает висевшее на его плече полотенце и уходит с явным раздражением. – Будь, по-твоему. Джин провожает его взглядом до дверей и, видя через окно, что младший сел в такси, выдыхает. Ну и день. *** Юнги кое-как вылезает из такси, водитель говорит, что ему уже заплатили, поэтому все-таки пройдётся сказать Джину «спасибо». Его голова кружится и болит, он доползает до квартиры, набирает код и, неудачно ступив, падает на пол, а вот подняться уже не может, его просто вырубает, делай с ним, что хочешь, он даже не пикнет. На шум тут же прибегает Чонгук, и Юнги видит через полузакрытые веки, что он опять, чёрт возьми, без футболки. Чон приподнимает старшего, и тот упирается носом прямо в его накаченную, такую соблазнительную грудь. Сегодня Боги точно насмехаются над Юнги, он чувствует себя тряпичной куклой, ему тяжело двигаться. – Хён, да ты весь горишь. – Касается ладонью его лба и щек Чон, обеспокоено глядя на старшего. – Хён, ты можешь идти? – На что Юнги только непонятно машет головой. Чонгук ответ не понимает и просто берет его на руки, как букашку, и тащит в спальню старшего. Он с такой легкостью и нежностью кладет Юнги на кровать, что тому мысленно смешно, похудел так похудел. Юн тяжело дышит, Чонгук срывается на кухню, берет чистое полотенце, мочит холодной водой и прибегает обратно, аккуратно кладёт на лоб старшего. Чонгука всего трясёт, он не знает, что делать с больными людьми, поэтому у него самого чуть сердечный приступ не случается, но он старается не впадать в панику, пока хён просто лежит с закрытыми глазами, даже не двигается, хотя видно, что грудь поднимается – дышит, уже хорошо. Он звонит Тэхёну и рассказывает ситуацию. Тот советует найти аптечку и взять жаропонижающее, а после переодеть хёна, он же, наверное, весь вспотел, и ему неудобно. Чонгук следует указаниям друга, бежит опять на кухню за водой и приходит к хёну, он как пчелка летает туда-сюда. – Давай, хён, нужно выпить таблетку. – Он помогает старшему приподняться и сделать глоток воды. – Я тебя сейчас раздену, хён, но ты ничего плохого не подумай, я переодену тебя, так тебе будет удобнее.Если согласен, то просто кивни. – И, дождавшись кивка, он берет бережно, будто боится сломать хёна, края толстовки и тянет вверх, и проделывает то же самое с футболкой. Его взгляд пару секунд задерживается на такой белой коже и выпирающих рёбрах, но Чон быстро встряхивает головой и берётся за джинсы, снимая их. Сейчас он даже не задумывается о том, что видит старшего практически голым, он так нервничает и переживает за здоровье хёна, что все откидывает на второй план. Он открывает шкаф Юнги и ищет домашнюю одежду, вытягивает белую футболку и черные, спортивные штаны и надевает их на хёна. Юнги даже не сопротивляется, он как тряпочная кукла в руках Чонгука, но почему-то доверяет ему на все сто и разрешает к себе прикасаться без доли сомнений, у Чона теплые и большие ладони, которые хочется чувствовать на своем теле подольше. Младший с ним такой ласковый и нежный, что можно было бы сейчас превратиться в лужу, каждые его прикосновения легкие и осторожные, будто он боится сделать больно Юнги, от этого так тепло. Ему не хочется, чтобы Чонгук сегодня от него уходил и забирал свое тепло и чувство умиротворения.Младший без спроса одалживает черную, широкую футболку хёна, не ходить же ему почти голым, а оставлять его даже на минуту не хочется. Он накрывает Юнги одеялом, а сам присаживается на пол, опираясь плечом о кровать, держа его руку в своей. – Поспи, хён, и тебе станет лучше. – Спасибо, Чонгук-и, – младший слышит тихий шепот старшего, и он вместе с хёном закрывает глаза, засыпая все-таки, не выпуская его руку. Он так испугался, что чуть сам не упал в обморок. Его хён выглядел так обессилено, что хотелось ему отдать свои силы. Глубокой ночью Юнги пробуждается, поскольку очень хочется пить, в горле все пересохло, вот только он опускает голову вниз и видит даже сквозь темноту комнаты, как Чонгук крепко держит его руку в своей, и чувствует его тепло. Юнги ерошит правой рукой волосы младшего, и ему жаль, что Он заснул на полу в неудобном положении.Он пытается вытянуть свою руку, но младший тут же просыпается. – Хён. Что такое? Тебе плохо? – Юнги взглядом указывает на их руки и Чонгука как будто молния прошибает, он тут же отпускает хёна, но все равно пытается в темноте разглядеть его образ. Тело немного онемело, от неудобной позы, побаливает, но он все перетерпит, лишь бы Юнги стало лучше. -Я хочу пить. – Чонгук быстро ориентируется и берет с прикроватной тумбочки воду, и дает хёну. Хорошо, что в темноте невозможно разглядеть блестящие глаза Чона и его красные щеки. Когда Юнги напивается, Чон забирает пустой стакан и ставит на место. Он протягивает руку и без разрешения снимает уже сухое полотенце, откладывает его на тумбу и пробует лоб Юнги, Мин натягиваются как струна от нежного прикосновения и забывает как дышать. – Твой лоб еще теплый, хён. Но думаю, что утром тебе будет легче. Я ещё побуду здесь, вдруг тебе снова захочется пить. Юнги наконец выдыхает и думает, что младшему было жутко неудобно просидеть столько времени на полу, приглядывая за больным старшим. Он пододвигается к стенке освобождая место на кровати. Впервые он не запаривается, не думает что и как, что подумает сам Чонгук, как это будет выглядеть, как потом он будет жить с этим, все мысли откладываются на потом. Но Юнги точно знает, что это лучшая ночь в его жизни, и он наконец выспится. – Ложись. – Чонгук не верит своим ушам, но ему дважды не нужно повторять. Он ложится рядом, стараясь не касаться хёна, и как бы странно это не выглядело, Юнги поворачивается спиной к нему и тихо проговаривает шепотом: – Спасибо. – Можешь обращаться. – Чонгук слышит смешок Юнги и сам улыбается. Вот это день. Было мало, стало много. Он еще никогда не был так близко к хёну, Чонгук думает, что просто не уснёт, он так взволнован, сердце бешено стучит, и он не хочет, чтобы эта ночь заканчивалась. Но он все же засыпает с улыбкой на лице убаюканный спокойным дыханием старшего. Утром он тихо вылезает из постели хёна, вчера было вчера, а сегодня его здравый смысл говорит, чтобы он не смущал хёна и себя. Может Юнги и не вспомнит, что он говорил и делал при высокой температуре. Чон быстро идет в душ, приводит себя в порядок и думает, что надо что-то полезное приготовить для Юнги, идет на кухню, вспоминая, что омма всегда готовила ему кашу, когда он неважно себя чувствовал. Чонгук открывает навер в телефоне и ищет рецепт каши. Успешно справившись с готовкой, он накладывает в глубокую тарелку то, что у него получилось и возвращается в комнату Юнги. Старший ещё спит, и Чонгук аккуратно ставит кашу на прикроватную тумбочку, смотрит на хёна, присаживается на край кровати и медленно рукой дотрагивается до его лба. Холодный. Значит температуры уже нет, что очень радует, и он сам себе улыбается, но, замечая, что Юнги открывает глаза, быстро убирает руку. – Доброе утро, хён. Я приготовил тебе кашу. Поешь, пожалуйста. Юнги принимает сидячее положение и берет тарелку, набирает целую ложку, слегка дует, чтобы остыло, и отправляет в рот. Он выглядит так по-домашнему уютно, что хочется нежно поцеловать и обнять, прижавшись всем телом. Если бы Чонгук только мог прикоснуться к щекам и нежно погладить, ощутить тепло, которое исходит от старшего. Если бы… – Никогда не любил каши. Но твоя вкусная. Спасибо и извини за беспокойство. – Нет, то есть не извиняйся, хён. Все в порядке. Мне не было тяжело за тобой присматривать, если честно, я даже немного испугался. – Извини. – Теперь ты слишком много извиняешься, хён. – На их лицах появляются милые улыбки. – Я взял твою футболку, извини, я потом постираю и отдам. Как ты себя чувствуешь? – Уже лучше, благодаря тебе. Не беспокойся по поводу футболки, она идет тебе больше, чем мне. – Чонгуку нравится такой ответ, и он смущено улыбается. – Я рад. Если тебе что-нибудь понадобится, ты говори, я все сделаю, – звучит немного отчаянно, но ему все равно, он ощущает, что стал ближе к хёну за вчерашний день, чем за целый месяц, и это не может не радовать. – Ты всегда такой добрый к чужим людям? – Юнги облокачивается на спинку кровати, принимая более удобное положение, и, не отрываясь, вопросительно смотрит младшему в глаза. – Ты мне не чужой. – «Ты мне нравишься, очень, а понимай, как хочешь» – читается между строк. Он не пытается оправдаться. Чонгук готов хоть в холодную воду кинуться, хоть в огонь, чтобы спасти хёна, и произошедшее ему еще больше раскрыло глаза на то, как сильно он влюблен в Юнги. Он готов ради него на все, ему уже становится немного страшно от своей любви. Молчаливые гляделки прерывает Юнги. – Я думаю, я тебе задолжал. У тебя есть одно желание. Я постараюсь все исполнить. – Юнги сам не знает, какой чёрт его потянул за язык такое ляпнуть. Чонгук выглядит ошарашенным, но Мин уже это сказал, назад не вернуть. Буря. – Но давай в рамках приличия, танцевать стриптиз я не умею, – разбавляет он немного напряженную атмосферу. – Только подумай хорошенько. Ураган. – Я обязательно что-нибудь придумаю, хён, а сейчас отдыхай, тебе нужно восстановить силы, а потом я приготовлю обед. – Спасибо ещё раз. – Обращайся. – И Чонгук спокойным шагом выходит из комнаты с немного румяными щеками и направляется в свою комнату. Он ложится на свою кровать, такую холодную без любимого тепла, греет только то, что он одет в хёнову футболку, на которой ощущается уже родной запах Юнги. Это все так смущающее и одновременно невообразимо головокружительно, что хочется закричать на весь мир от распирающего счастья. «У тебя есть одно желание.» И Чонгук уже знает, что он хочет, нужно только подобрать правильное время.