Wildest Dreams

приветики)))часть большая))поэтому так долго писала)хотя если посмотреть, то я достаточно быстро выкладываю новые главы)! Хочу попросить вас, немножко больше поддержки с вашей стороны-это как бы думаю не очень сложно кидануть там печенько или сердце, конце -концом,(написать от чего у вас сердечко дрогнуло) а мне будет приятно, плюс вдохновения-очень важная штука)))! И спасибо тем, конечно, кто меня подерживает)Крепкого вам здоровья,фейерверка эмоций_)) так..что там дальше...кто там хотел НамТэ-держите)только не бейте)кусь Camila Cabello - Living Proof Liam Payne, Rita Ora - For You Niall Horan - Mirrors-ахренеть,как понравилась песня) обязательно к прослушиванию,когда будет НамТэ ZAYN - Dusk Till Dawn (Official Video) ft. Sia Ну что...погнали))) *** Хосок с Чимином точно приятно проводили время вместе. Когда Чимин предложил остаться на пару дней с ним, до его отъезда, Хосок согласился, вот так просто, без сожалений и долгих раздумий. Он читает Чимина как открытую книгу, каждую его эмоцию и слово. Хосок хорошо разбирается в людях, словно видит их насквозь. Он знает, что Чимин не простой человек, но никогда всерьез не задумывался об этом, ему достаточно просто быть рядом. И вот Чимин здесь, ближе уже некуда, готов быть с ним, и даже если он молчит, Хосок сам все понимает. Поэтому и остаётся. Даже когда Чимин предлагает просто поспать с ним, потому что кровать огромная, а на диване будет неудобно, хоть на таком и втроём можно уместиться, и выглядит он суперудобным, Чон соглашается, все-таки они друзья, близкие друзья, даже выходящие за рамки. Но не бегать же ему от своих чувств как некоторым… Они полночи разговаривают, болтают ни о чем и обо всем одновременно, пока Чимин не засыпает у него на груди. Проснувшись утром, они провели ранние ритуалы и поехали в общежитие Хосока взять немного его вещей и перевезти в отель к Чимину, не ходить же ему в одних и тех же несколько дней подряд. Между ними все тихо и спокойно. Они не бросаются в омут с головой, все у них происходит по-дружески по большей части, чем романтично. Хосок не переходит грань, хоть и не отрицает своих чувств, но и не говорит вслух. Чимин дал ему время, и Хосок им воспользуется. Не то чтобы он не верит в искренность Чимина, но прошлое просто так не стереть и не забыть… Они гуляют полдня по Нью-Йорку, Хосок водит его по известным местам, они фотографируются, милуются, болтают, а когда замерзают – бегут в кафе выпить чего-нибудь горячего, чтобы согреться. Пару фоток отправляют друзьям в чат с подписью «Счастливого Рождества!» и в ответ получают множество улыбающихся смайликов. Они ходят по городу за руки, не стесняются и не прикрываются этим «чтобы не потеряться, а то слишком много людей», у них все честно и тихо, иногда Хосок даже целует его в щеку и просто обнимает в порыве радости. Им хорошо. Тем более, сегодня Рождество, и они проведут его вместе. Налюбовавшись рождественской ёлкой в Рокфеллеровскомм центре, они, наконец, уставшие и голодные, отправляются в отель. Приняв теплый душ, каждый по очереди, они устраиваются перед небольшой елкой и телевизором в гостиной на полу, так им больше нравиться, можно быть ближе друг к другу, соприкасаться плечами. Вместо традиционных корейских праздничных блюд у них антрекоты на рёбрышках, кардамонный кекс, крабовый паштет и индейка в лучших традициях Америки, и бутылка дорого изысканного шампанского в подарок от отеля. – Как вкусно, – едва запихивает в себя кусок кекса Чимин, наелся от пуза, но сладкого очень хотелось, и запивает шампанским. – И не говори. Сейчас лопну, – вздыхает Хосок и опирается назад на локти, разглядывая высокие потолки. Все было так вкусно и необычно. И даже обстановка, вот он Хосок, двадцатичетырехлетний, сидит в роскошном, дорогом отеле, который он себе точно позволить не может, да он даже билет домой не взял, потому что на праздники они особо дорогие, сидит вместе с милым Чимином в Америке. Жизнь удивительная штука, и, если бы ему кто-то такое сказал ещё год назад, он бы не поверил. – Тэ говорил, что Юнги, наконец, начал встречаться с этим Чонгуком. Мне уже интересно посмотреть на него, как он охмурил нашего непробиваемого, ворчливого хёна. – Хосок даже не боится поднимать эту тему, он знает, что Чимин ничего не чувствует к Юнги, просто ошибся, просто заигрался… «И здесь меня преследует лживый кроль, ну что за дела!» – думает Чимин, хоть и чуть смягчился в последнее время, немного сочувствуя Чонгуку, он ведь в такой же золотой клетке сидит, хотя дразнить младшего, кажется, его новое любимое хобби. Но говорит совсем другое – противную для него правду: – Хён, кажется, влюбился. – Как бы ему не хотелось это признавать, но правда есть правда. И раз он хочет измениться в лучшую сторону, то должен перестать врать и играть жизнями людей. Юнги уже по уши в любви, и это видят все, и надеются, что он тоже. – Я рад за него, – искренне говорит Хосок и делает глоток шипучего напитка, ложится и кулаком подпирает голову, смотря на Чимина, который присоединяется к нему, всматриваясь в немного хмельные и уставшие глаза. – Хён, – шепотом произносит Чимин пухлыми губами, – на Рождество есть традиция дарить подарки. И я хочу, чтобы ты мне подарил один. Я хочу… – Если первый подаришь мне ты, – перебивает Хосок и тянется вперед, целуя медленно отвечающего на поцелуй Чимина. Их желания совпадают. Чимин тянет его на себя, и Хосок не сопротивляется, он ставит руки по обе стороны от головы младшего и бесцеремонно проталкивает язык в рот Чимина. Все происходит нетерпеливо, они так изголодались по теплу, касаниям, что уже нет сил терпеть. В комнате тепло, даже на полу, с которого они перебираются на мягкий диван, чтобы побыстрее избавиться от одежды, не стесняясь. Чимин, полностью голый, уже плавится в горячих руках Хосока. Чон так ласково исследует его тело, покрывает чувственными поцелуями, любуется, не верит своему счастью. Долой слова, они им не нужны, они знают, что тают друг в друге, умирают по отдельности. Они должны быть вместе. Пусть Чимин тогда запутался, заигрался, но сейчас он такой искренний, с голой душой перед Хосоком, извивается, просит, шепчет, как любит, и Хосок верит. Ласкает, любит, в ответ шепчет «мой» и нежно разводит колени Чимина в стороны после долгой растяжки, медленно толкается внутрь, дает привыкнуть и после снова выходит, чтобы начать неторопливо двигаться, а потом не сдерживается, срываясь на быстрый ритм, осыпая лицо Чимина поцелуями. Чимин шепчет сладко имя Хосока и падает от мощного оргазма в звезды, а за ним и Хосок. Они лежат на диване долгие минуты, голые, измученные и счастливые. Чимин на груди Хосока, и наслаждается, как старший играется с его волосами. – Ты ведь веришь мне? – Чимин боится спугнуть их идиллию, но все-таки не может сдержаться и приподнимается, чтобы на устах Хосока оставить сладкий поцелуй. – Больше, чем себе. Я тоже не всегда был прав. Я просто боялся. – «Быть ещё одной твоей игрушкой» остается неозвученным, но Чимин и так это знает. – Спасибо, что не прогнал меня. – Ещё один поцелуй Хосок получает в уголок губ и улыбается. – Я бы не смог тебя прогнать. Никогда. Я счастлив, что ты приехал. Как только я тебя увидел, я не поверил, подумал, что переутомился, и ты мне привиделся, но нет… ты здесь. Со мной. Я знаю, что нам надо многое обсудить, но я не хочу эти дни тратить на долгие разговоры, давай лучше проведём их, не думая и не сожалея ни о чем. Я так соскучился по тебе. – Крепче обнимает Хосок и снова подминает под себя младшего, целуя его в красную шею, где оставил много своих меток. – Я согласен, – улыбается и дергается Чимин из-за внезапной щекотки Хосока. Они счастливы. Пока здесь. *** Юнги просыпается первым на груди Чонгука, как и уснул, даже ни разу не пошевелился во сне, такое возможно? Сразу же вспоминает вчерашнюю жаркую ночь. Юнги не отстраняется, расцепляет пальцы с чоновой рукой и легко гладит по голой груди младшего, чтобы его не разбудить. Он все больше тонет в чувствах к Чонгуку, старается довериться, открыться, преодолеть свой страх. Тело само просится к нему, сердце тоже, только разум просит быть осторожным, предостерегает. От чего?! А если все это сон? А если Чонгук его обманывает? Сейчас он чувствует себя хорошо в крепких руках младшего, они двигаются в правильном направлении, но он решает, что нужно все-таки поговорить. Чонгук просыпается через десять минут и мило улыбается старшему, шепча «спасибо» и целуя в макушку, благодаря за то, что не покинул его и дождался его пробуждения. – Хён, – сонно бормочет Чонгук и крепко прижимает к себе. – Проснулся, кролик... Задушишь. – Но не отстраняется, дает младшему оставить поцелуй у виска. – Мг, – мычит Чонгук и нащупывает рукой голое бедро старшего под одеялом, проводит ладонью по нежной коже, совсем не стесняясь. – Как спалось? – Хорошо. – «Потому что с тобой» остаётся не озвученным. И, кажется, только это и надо услышать переполненному с утра эмоциями Чонгуку, он же касался Юнги везде и даже довел до оргазма. Он шевелится и подминает ничего не понимающего Юнги под себя, нависая над ним, опираясь на локти, не ложится, оставляет маленькое пространство между ними, знает, что тяжелый для его хрупкого хёна, и всматривается в его глаза. Юнги кажется, этот взгляд отличается от тех, что были раньше, он настолько нежный и настолько интимный, особенный, что дыхание спирает в груди. – Что ты делаешь? – Совсем теряется Юнги в его взгляде. – Любуюсь своим парнем, – просто с глупой улыбкой отвечает Чонгук и целует скулу, а потом плавно переходит на шею, где вчера оставил на его белой коже явный след своих губ, за которой, возможно, когда хён увидит, получит по полной. Юнги только мило мычит, закрывая глаза, и получает удовольствие, сегодня ему некуда спешить, пусть Чонгук его всего зацелует. И когда рука Чонгука опять опускается вниз, поглаживая худой живот, и ложится на его полувставший от ласк член, внизу уже начинает тянуть и завязываться в узел. Это тебе не ночь, когда почти что ни черта не видно, а светлое утро, ещё и шторы открыты, и все эмоции видны как на ладони. Не то чтобы Юнги был сильно стеснительным, но перед Чонгуком, точнее его идеальным телом, немного не по себе, и он думает, хорошо, что они накрыты одеялом. – Чонгук, – произносит на грани слышимости, приоткрывая глаза. Если падать, то только в его руки, только в него, думает Юнги, поэтому собирается, когда младший целует его выпирающую ключицу, шепчет – …я… – глаза в глаза, – те… И такие громкие, правильные и искренние слова перебивает звонок на чонгуковый телефон, отправляя Юнги с Чонгуком в ад. Момент упущен. Он только вздыхает, как и Чонгук, который совсем не хотел отрываться от своего любимого занятия – ласкать старшего. Чон тихо матерится и нехотя переворачивается на бок, беря телефон с прикроватной тумбочки, звонит «Омма». Чонгук нажимает на кнопку и отключает звук, не отвечает, хмурится, кладет на место и пару секунд всматривается в телефон, в мыслях уже матеря себя. Знала бы его мать, от чего отрывает своего идеального и в прошлом честного сына. Но трубку он не может взять в присутствии Юнги, ложь посыплется букетами… Юнги с закушенной губой наблюдает за его спиной и, не удержавшись, легко проводит пальцами по позвонку, и младший сразу же оборачивается к нему и старается нежно улыбнуться, только вот нахмуренные брови выдают его с потрохами. – Все хорошо? – спрашивает Юнги вместо «кто звонил?», наблюдая за быстрой сменой настроения младшего. – Да. Потом перезвоню. – Он снова придвигается ближе к Юнги и целует в губы. Господи, как он хочет просто лежать с ним до конца своих дней. А ещё, кажется, Юнги хотел ему что-то сказать, кажется, что-то важное, потому что его ресницы трепетали, а глаза блестели. – Нужно вставать. – Да, хён. Чонгук садится на кровать, прикрытый до талии одеялом, и подает Юнги его одежду. – Я сделаю нам завтрак и кофе. – Чонгук натягивает на себя боксёры под одеялом, не оборачиваясь, возможно, чтобы не смутить Юнги или… он уже сам не знает, что «или»... Вчера он его касался почти везде, но ни черта не видел, он только и смотрел в глаза, стараясь уловить эмоции и дыхание. Он быстро подходит к шкафу, вытаскивает оттуда первую попавшуюся футболку и спортивные штаны и пулей выходит из комнаты, оставляя Юнги одного на кровати, не забывая прихватить телефон, и плетётся на кухню. Стыд да срам. Но он, кажется, делает все правильно, он не хочет спешить, ну, как бы хочет, но больше хочет, чтобы Юнги ему доверился и открылся. Завтрак выходит простым, но очень сытным. Чонгук подогрел вчерашний рис и сделал омлет, который после посыпал зеленью, а также вытащил из холодильника кимчи – без этого никак. Это было уже вполне обыденно, он почти всегда делал завтрак. Стол был уже накрыт, когда Юнги вышел из душа с мокрыми волосами. Мин подошёл к нему вплотную, поцеловал в щеку и, взяв палочки, сел за стол вместе с младшим. – Спасибо, Чонгук-и. Я помою посуду. Чонгуку соврет, если скажет, что не ощущает домашний комфорт, словно он жил здесь всегда, ему уютно и хорошо, и он согласен прожить так всю свою жизнь, именно с этим человеком. Они как молодая семья, и эта мысль заставляет его все время улыбаться. – Хён. – Чонгук облокачивается на столешницу и наблюдает, как Юнги моет посуду. – Мг… – Что ты сегодня будешь делать? Чонгук ведь не сказал ему, что он остаётся, а не едет домой к родителям, и проведёт Рождество с ним. Он хочет сделать ему сюрприз, поэтому помалкивает. Возможно, эгоистично, но он считает – правильно. Все, что касается Мин Юнги – правильно и нужно. – Поеду в студию. Я договорился с Намджуном. Вернусь домой к вечеру, а может и позже. – Понятно. – Чонгук опускает голову, придумывая план, и теряется, когда Юнги мокрой рукой проводит по его щеке. – Хорошо провести тебе время с родителями. Не беспокойся обо мне. Пиши, если что. Я буду тебя ждать. – И целует быстро, отстраняясь. Они вместе выходят на улицу, Юнги мило улыбается и говорит тихо: «Буду тебя ждать», и уходит в другую строну, вытаскивая из заднего кармана пачку сигарет, на что младший злится. Его парень очень много курит, но сейчас ему ещё рано в этом упрекать, нужно дождаться своего времени, и он дождётся. Чонгук так и стоит возле подъезда минут десять, пару из которых убеждает омму, что он не смертельно болен и не нужно ему врача, просто кашель и сопли, и пошло-поехало… Ложь так и лилась изо рта. Сам себе тихо говорит: «Прости, омма, но не могу по-другому.» Тэхён уехал к родителям, как все нормальные и любящие дети, поэтому в свою квартиру идти совсем не хочется, но нужно придумать, что ему делать пару часов до прихода Юнги. Ответ приходит сам собой. Первое, можно попотеть немного в спортзале, Юнги же любит его накаченное тело, вот тебе и мотивация. Второй вариант – выполнить, наконец, глупое желание после «пьяного Санты», по-другому это никак не назовёшь. Проиграл – делай. Чимин подлец последний – победил, поэтому и загадал желание: «Сделай то, на что бы никогда не решился.» Зная Пака, это ещё было ой как по-божески. Он отправился в Чхонам-дон в Каннаме в один из самых дорогих и фешенебельных, ему родных, районов Сеула.После тяжелой и мучительной тренировки с тренером в элитном тренажерном зале, Чонгук отправился в крупнейший и высококлассный комплекс красоты в округе «Avenue Juno», где цены выше облаков, а очередь на месяцы вперед, но не для сына богатого и влиятельного человека. Тем более Чонгук мог доверить свои волосы только лучшим профессионалам. Уже вечером Чонгук не может насмотреться на себя с новым цветом волос. Странно и в то же время ещё сексуальнее и, возможно, немного броско и соблазнительно. От милого остались только оленьи глазки. Глаз оторвать невозможно. Он надеется только на то, что Юнги понравится, все старания только для него. Безумная любовь. Чонгук купил шампанское, заказал для них пулькоги с говядиной и лапшу из сладкого картофеля, которые можно будет подогреть, когда придёт Юнги. Не забыл сделать им романтическую атмосферу: включил гирлянды и елку, убрался в гостиной. Сегодня будет его первое Рождество с Юнги, и он надеется, что не последнее… Сегодня он признается, что влюблен до невозможности, до звезд в галактике, до покалывания в сердце. Чонгук отправился в душ, нужно было провести себя в порядок. – Юнги, я бы сама… – Ничего слушать не хочу. На улице метель, холодно, а ты решила сама переться из Тэгу в Сеул с тяжелыми пакетами. Нужно было позвонить, и я бы тебя сам привез или поехал бы к тебе… – Успокойся, милый. Ты забрал меня с остановки. Значит – привез. – Не унимается омма Юнги и, сняв обувь, направляется в гостиную, а за ней Юнги с, блин, реально тяжёлыми пакетами. И о чём только думала его омма, таскать такую тяжесть, совсем здоровье не бережет. Он же не умирает с голоду, что она решила его холодильник забить едой. – Мило. – Осматривает гостиную. Она давно не была у сына, он чаще ездил к ней в Тэгу. – И елка есть?! – Её в самом деле это удивило. – Не спрашивай. – Ставит пакеты на пол возле дверей кухни и выпрямляет плечи, подходит к омме, сразу же оборачиваясь на звук, исходящей из ванны. «Чонгук разве дома?» –гадает Юнги, а на лбу появляются морщины, – «Он же должен быть у родителей?!» И да, Чонгук открывает дверь ванной и выходит, в чем мать родила, ну хорошо, с полотенцем, обмотанным вокруг мощных бедер. Ну есть у человека привычка не брать с собой чистую одежду, да с таким телом, нафиг надо… Капли стекают с мокрых волос падая на разгорячённое тело, а он их еще стряхивает, вертя головой, и, наконец, поднимает ее вверх, замечает… мать вашу, ну почти, женщину с поднятыми вверх бровями и удовлетворённой улыбкой?! Юнги открывает рот, потому что… что за нафиг?! «Почему он здесь?» и «Чонгук блондин?!» И он, почти голый, стоит перед его оммой, и он… чертов Аполлон, что Юнги аж дар речи теряет. Все происходит в считанные секунды… для всех? Нет, больше, наверное, для Чонгука, хоть он у нас не застенчивый, но тут согласитесь, пиздец в чистом виде! Его щеки тут же алеют, и он... что он, просто застыл с открытым ртом в ступоре. – Кажется, умный, мне нравится, – подает голос женщина,разглядывая парня, и Чонгук молниеносно нагибается в поклоне, тараторит быстрое «простите» и бежит в их комнату, закрывая за собой дверь, умирая от стыда. Юнги тоже никак не может отойти от шока. Стоит и красная лампочка в голове мигает «блондин, блондин!», его мальчик покрасился и ему, блять, так идет, что хочется его уложить прямо здесь… Так, минуточку. «Хочу напомнить тебе, что рядом стоит женщина, которая тебя родила! Поэтому приди в себя, придурок!» Юнги думает, что внутренний голос прав. Он прочищает горло и смотрит на мать. – Я думаю, ты сейчас ему нужен, больше, чем мне. – Улыбается мать. – Иди успокой паренька, а я пока сумки разберу. – Она идет к пакетам, а Юнги срывается к младшему в ту же секунду. – Чонгук. – Заходит в комнату, закрывая за собой, и видит, как младший с недоумевающим взглядом натягивает трясущимися руками джинсы, оставаясь с голым торсом. Юнги бы посмеялся, возможно, облизался бы при виде такого младшего, если бы Чон не был так напряжён и напуган, кто бы мог подумать, его матерью. – Это твоя омма? – спрашивает младший с уже надетыми джинсами, тяжело дыша, пытается справиться с застежкой. – Почему ты блондин? – Но тут же трясет головой. Это не то, что он должен спрашивать в первую очередь. – Почему ты здесь? – Также тихо говорит Юнги, чтобы их не услышали. А потом снова думает, что это прозвучало немного грубо с его стороны. Что он, мать вашу, здесь делает? Живет, блин! – То есть. Я думал, ты уехал к родителям. – Заболели, – лжет младший, прости ему, господь, и так и стоит с румяными щеками, но не выдерживая напряжения, все-таки садится на кровать, закрывая лицо руками. Какой он дурак, думает, надо же так появиться перед матерью своего парня. Юнги только улыбается и садится на корточки рядом с ним, и берет его ладони в свои руки. Ему нужно успокоить своего малыша. – Все хорошо, слышишь. Посмотри на меня. – И он смотрит, смотрит в любимые и такие спокойные, словно чарующие глаза и немного успокаивается, не дыша уже раненым зверем. – Мне так стыдно. Прости меня, я не знал… Я … просто… Прости… – Она не кусается, Чонгук. Все в порядке. Она знает про тебя. Ну, то, что мы встречаемся. – И тут его глаза становятся ещё больше. Потому что как это так? Это вообще возможно, чтобы твои родители понимали, что ты гей, и притом принимали тебя таким, какой ты есть, ещё и твоего парня? Хорошо, возможно, его ещё не приняли с объятиями, но все эти мысли не могут уложиться в его голове. Вот бы его родители нормально к этому отнеслись… – Ты не представляешь, как мне стыдно, – вздыхает Чонгук. – Ты такой милый, когда нервничаешь. Но сначала… На кой черт ты блондин? – прошептал Юнги, все ещё удивленный новым цветом волос младшего. – Я покрасился. – Смеётся Чонгук с удивленных глаз хёна. – Это я вижу. Но почему? – Тебе не нравится? – Хм… Если б не моя омма, я бы тебя не выпускал из постели… – Решается Юнги на пошлый комплимент, чтобы немного разрядить обстановку и успокоить Чонгука. – Хён! – Чонгук вырывает свою руку и бьет легко по плечу старшего. – За дверью твоя омма! – Хоть он и очень рад услышать такое. Если честно, он только на это и надеялся. Юнги поднимается, ноги затекли – болят, не молодеет все-таки, и берет за руку Чонгука, заставляя его встать, и кладет свои руки на талию младшего, облизываясь; Чонгук дёргается и старается тихо произнести: «У тебя холодные руки, хён!», но все-таки не отстраняется. – Извини. Я не знал, что она приедет. Но если не хочешь знакомиться с моей оммой… – Что?! – выкрикивает Гук, что аж Юнги сам дёргается. – Я хочу. Очень хочу. – Спасибо, – говорит Мин и целует в уголок губ, наконец дотрагиваясь пальцами до волос Чона, проводя по ним и тянет улыбку. Его малыш такой восхитительный. Ему так хорошо с ним. Когда его нет рядом, он скучает по нему, по его милому и иногда перепуганному лицу, вот как сегодня. Возможно, это слишком рано – знакомиться с родителями парня, даже очень, если подумать. В Корее старшее поколение довольно консервативное, и принято знакомиться, только когда у вас серьезные отношения, близящиеся к браку, а у них все только начинается, а они уже живут вместе, безобразие с большой буквы. Здесь только и надо, что благодарить омму Юнги и стоять на коленях перед ней целый день, выпрашивать извинения. Юнги в этом плане безумно повезло, потому что даже ровесники косились бы – как это вы вместе живете?! – Тогда сначала оденься, – дразнит Юнги и целует в уголок губ, и хочет уже выйти из комнаты, но Чонгук его задерживает, хватая за локоть. – Подожди. Она точно не против? – Не против. Не беспокойся об этом. Кажется, ты ей даже понравился, – снова шутливо дразнит младшего, видя, как его щеки опять становятся розовыми. – Ну, хён… – ноет младший, а Юнги с улыбкой выходит из комнаты. Чонгук решил надеть праздничную черную рубашку, подчеркивающую его накаченную грудь. Он пару раз вдохнул и выдохнул, собрался с силами и зашел в гостиную, где уже омма Юнги накрывала стол, она обернулась на младшего и нежно улыбнулась. – Здравствуйте. – Поклон в девяносто градусов, все как положено, не считая прошлой сцены, хах. – Меня зовут Чон Чонгук. – Омма Юнги только приветливо улыбнулась, изучающим взглядом осматривая Чонгука, словно что-то подмечая себе, а потом подошла к нему и обняла, что у Чонгука чуть ли не случился сердечный приступ. – Не надо так уважительно. Ты такой милый. Меня зовут Мин Нарэ, но я буду рада, если ты будешь называть меня просто омма. – Тут у Чонгука чуть не отвисла челюсть, и, видимо, омма Юнги это заметила, потому что предложила: – Ну или омоним, как тебе угодно, дорогой. Кажется, в такие приключения он ещё не попадал. А потом она решила совсем добить бедолагу: – Так ты парень моего Юнги? «Святые угодники.» Захотелось выпрыгнуть в окно от стыда и непонятного чувства вины. За что ему такое? – М… д-да. – Чонгук чуть ли не подавился слюной и мысленно молил, чтобы Юнги вышел из кухни, и тот, кажется, услышал молитвы Чона, потому что появился в сию же секунду. – Чонгук, помоги принести все с кухни, и садимся за стол. Младшего как ветром сдуло, побежал на кухню, и пока он отсутствовал, Юнги наклонился к матери и прошептал на ухо, чтобы не пугала ребенка, а то он весь трясётся как осиновый лист. Ужин прошел довольно спокойно и, будем честны, немного некомфортно для Чонгука, хоть мать Юнги и была очень вежливой и доброй и старалась много не расспрашивать о Чоне. Еда едва ли глоталась, но стало чуть легче после двух бокалов шампанского, что немного расслабили тело и ладонь Юнги, которая легла на его коленку, поглаживая, и младший выдохнул. Омма Юнги была приятной женщиной и показалась Чонгуку необычно сильной. – …и Юнги все время выковыривал землю из вазонов и ел ее, за ним нужен был глаз да глаз. – Очередная увлекательная история о жизни маленького Юнги, которую Чонгук слушал во все уши, улыбаясь, немного расслабляясь, но, видимо, слишком рано. – А кем работают твои родители, Чонгук? – Не удержалась, слишком уж он очень похож на одного человека. «Вот блять. Тэхёна нет, чтобы помогал, нужно самому выкручиваться!» – Э… Э... Моя омма не работает, а абоджи… офисный работник, – с трудом выговаривает Чонгук и тянется к бокалу промочить пересохшее горло, чувствуя, как ладонь Юнги слегка сжимает колено, приводя в чувства. «Ещё какой офисный работник! Председатель южнокорейской финансово-промышленной группы. Чеболь, одним словом.» – Где живут твои родители? Чонгук напрягается, что не скрывается от ее глаз. – Омма, прекрати, Чонгук и так смущен, – фальшиво улыбается Юнги, намекая, что хватит задавать личные вопросы младшему, и его мать переключается на более отвлеченные темы. – С Рождеством! – После сытной еды они чокаются бокалами, выпивая последний глоток оставшегося на дне напитка. – С Рождеством! – произносят парни, улыбаясь. Юнги поднимается из-за стола, извиняется и уходит в комнату, потому что его телефон не прекращал трезвонить. И да, Чонгук остался один на один с оммой Юнги, вот радость... Его глаза внимательно изучают узор на скатерти, боясь посмотреть вверх. Кто бы мог подумать, что он такой трус. Кажется, его признание Юнги в любви придётся сегодня отложить… – Чон Чонгук, – уверенно произносит женщина, подпирая щеку рукой, и всматривается в глаза парня, которые он старается спрятать, – твой отец Чон Чжонмен. И это даже не вопрос, утверждение. Чонгук поднимает расширенные глаза на нее и уже напрягается как натянутая струна, чтобы соврать омме Юнги, как и всем, падать ниже уже некуда, но, как назло, его язык отказывался выдавать хоть слово, в эту минуту ему требовался лишь глоток воздуха, он был в ужасе. Он не ожидал, он не мастер прикидываться другим человеком; могло случиться все что угодно, но последнее, что он ожидал – что мама Юнги его знает. – Значит, правда. – Ей даже не требовался ответ, она все поняла по его испуганным глазам, попала прямо в цель. В ее голосе не слышалось обвинения или упрека, он был спокойный и… сожалеющий? – Я… – что делать в эту минуту, он не знал, полностью растерялся, как пугливый заяц. В голове только и крутился вопрос: откуда она знает его отца? Он сомневается, что из газет или интернета, здесь что-то личное… Тэхён же говорил… Значит, в самом деле было что-то, что Чонгуку предстоит выяснить в будущем. – Юнги ведь не знает, чей ты сын. – Опять утверждение. Она добивает его в миг. Кажется, эту черту характера Юнги перенял у нее – вырубить с первой минуты знакомства. Чонгук сжимает пальцы в кулаки и громко выдыхает. Он понимает, что соврать ему тут уж точно не удастся, каким бы хорошим актером он не был, она его раскусит в два счета, и он просто сдаётся, кивает и уже думает, как умолять эту женщину молчать. Его сердце, кажется, останавливается, когда он слышит продолжение: – Береги его, – мягко говорит женщина, а он смотрит на нее как на восьмое чудо света с такой надеждой и удивлением, что его душа покидает тело. – Что? Я… – Да как тут вообще говорить?! – Ты очень похож на своего отца, Чонгук. Надеюсь, ты все делаешь правильно. – Простите… – все, на что хватает мелкого. Она ласково улыбается в ответ, и только мелкие морщины выдают её возраст. Омма Юнги жестом запирает рот на замок, давая понять, что она ничего не расскажет своему сыну, сохранит его секрет. Чонгук даже не знает, как реагировать, и лишь немного натянуто улыбается. Юнги заходит в комнату немного хмурый после разговора по телефону и подозрительно сканирует их обоих. – Все хорошо? – Мать Юнги поднимает брови и смотрит на Чона, чтобы он подтвердил, тот просто говорит «да», хоть его и потряхивает. Он в миг мог потерять Юнги. После ужина, Юнги отправил омму спать в бывшую комнату Чонгука, а сам остался с ним все убирать и мыть посуду. И когда они уже вместе ложатся спать, на удивление Юнги, его мальчик одет в пижаму, а он только в трусах, не честно выходит, и ему это сразу не нравится. – Ты в пижаме, – констатирует факт и сгребает все еще не отошедшего от шока младшего в охапку. – Я больше никогда не разденусь! – заявляет Чонгук и в ответ слышит хриплый смех Юнги на ухо. – Не знал, что ты у нас такой трусишка, Чонгук-и. – И взобравшись на младшего, целует его в ухо, а после ведет носом по шеи, вызывая у Чона мурашки по всему телу, зарываясь рукой под футболку, чтобы огладить крепкий живот и пробраться под кромку штанов и белья младшего, совсем уже не беспокоясь о своих запутавшихся мыслях и будущем разговоре. Он целый вечер ждал, чтобы прикоснуться к своему малышу, теперь уже блондинистому малышу. Чонгук стал ещё более вожделенным, хотя куда ещё больше, он и так плавился от одного его вида или касания. Сегодня, видимо, они поменялись ролями, и Юнги первый проявил инициативу. Ещё бы…Блондин, блять! Он бы никогда в жизни не подумал, что цвет волос может так поменять человека и снести ему голову. Что же он делает с Юнги! – Нет, хён, – хнычет младший и вытаскивает не хотя, ой как не хотя, руку хёна из трусов, боясь, что он обидится. – Прости, пожалуйста, только не обижайся! Прошу тебя! Но твоя омма дома! Я так не могу! Хён... – чуть ли не плачет Чонгук… «Юнги сам меня домогается, а я отказываю! Гореть мне в аду! Пиздец!» Юнги опять хрипло смеётся и зарывается Чонгуку в шею, внюхивается в свежий запах краски и тихо шепчет в ухо: – Между нами две двери и стены. Она нас не услышит! – Но отстраняется, вглядывается в нерешительного младшего и все-таки отступает. – Хорошо. Прости. Просто ты такой… – Он прикусывает свою губу, чтобы немного остыть, и целует младшего в губки. – Малыш. Все хорошо. Прости. Но ты у меня в долгу! Намджун сегодня пару часов ржал, потому что мой кролик оставил такой хороший знак на моей шее, что я еле его замазал! А теперь, спокойной ночи! – Сползает с Чонгука Юнги и ложится на спину рядом, вздыхая. «И тут влетело,» – думает Чон. Вот и везет ему сегодня! – Ты точно не обижаешься? – Точно, Чонгук-и. – Хочешь я разденусь? – В ответ хриплый смех. – Я хочу, чтобы тебе было удобно. – Мне удобно, с мм… с тобой. – Чонгук все-таки снимает с себя футболку и штаны, отбрасывая их на пол, оставаясь в одном белье, и просит Юнги лечь ему на грудь. Для Чонгука этот день – просто пиздец. *** Рождество Тэхён, а после и свой день рождения, провел в Тэгу в кругу семьи просто восхитительно, даже не хотелось возвращаться обратно в Сеул. Домашняя и такая вкусная еда, мирная и добрая обстановка, то, что нужно было душе Тэхёна – немного отвлечься от унылого и дурного состояния в последнее время из-за одного человека. И Тэхён подумал, если уж умирать в страданиях, то во всех и сразу, поэтому он решил признаться своей омме, что он мальчик «голубых кровей». Но только на следующий день после Рождества, он не настолько глупый, чтобы в такой день рассказывать о своей сущности и портить всем настроение. И когда на второй день помогал омме готовить на кухне обед, пока отец уехал на работу, а хальмони смотрела телевизор в гостиной с его младшенькими сестрёнкой и братиком, решил, что это удачное время, чтобы поговорить. – Я влюблен. – И, конечно, начать он хотел немного издалека. И, наверное, нужно было добавить, что никак не может разлюбить, хоть и старается. Омма продолжала резать цукини для супа Твендян и лишь тихо и томно вздохнула, не отрываясь от своего занятия, пока Тэхён уже не знал, куда себя деть, и неуверенно принялся мять край своего зеленого свитера, его любимой марки, который ему подарил Чонгук на прошлое Рождество; стоял возле подоконника и смотрел, замявшись, на уверенную мать, режущую овощи на столешнице, и судорожно придумывал, как продолжить разговор. – Надеюсь, он умный и хотя бы с деньгами, потому что бедными жить в Корее – такое себе удовольствие. Тэхён, кажется, с минуту простоял в пространстве, прокручивая в голове слова оммы. – Он? – выкрикивает удивленно Тэ, чуть не столкнув чай со стола, когда до него дошли слова матери. – Стоп… Почему не она? Мать отложила нож в сторону и посмотрела на своего сына как на отсталого, прости господи, поставила руки в бока и невозмутимо, с выражением лица а-ля «ты кому тут лапшу на уши хочешь повесить?», заговорила: – Мне кажется, я бы больше удивилась, если бы ты сказал «она». – Тэхён аж раскрыл рот от негодования. – Ты знала? – Его глупое лицо с квадратной улыбкой нужно было видеть. Хоть улыбкой это назвать было тяжело. – Ох, Тэхён, медвежонок наш. Конечно, я знала, я ведь твоя омма! – Я вот уже ничего не понимаю! Ты шутишь? Но как ты узнала? – Ох, Тэхён-и! – Она подошла ближе к сыну и обняла его, а потом, отстраняясь, промолвила: – Кажется, я знала это ещё с детства. Ты уже тогда был не как все. А когда тебе было четыре годика, ты постоянно мне говорил, какой соседский мальчик красивый. Я думала, что ты просто еще маленький, это все несерьезно, с возрастом пройдет, но, как мы видим, ничего не прошло. К тому же хальмони ещё нашла твой дневник, когда ты был в старшей школе, и там черным по белому было написано: «Прости, аппа, простите, омма и хальмони, но ваш сын, кажется, голубее неба.» Точно… После этого я была уже на сто процентов уверена. – Это что же выходит, вы меня за дурака все это время держали? – Разводит в стороны руки Тэхён и заливается румянцем. Получается, он себя корил все эти годы, что молчал, ничего не говорил, боялся, а тут оказывается и бояться было нечего. Только зря накручивал себя каждый раз, когда становился у зеркала и готовил речь, курам на смех. – Это ты мне только что какие-то претензии предъявлял? – Женщина скосила бровь и уставилась на сына с хмурым лицом. – Нет. – И отрицательно качает головой, улыбаясь. Вот как выходит, семейка у него то что надо. – Так, ты не злишься? – А смыл-то какой?! Лучше выучись и найди хорошую работу, которая обеспечит тебе будущее. Не зря, я же надеюсь, мы продали квартиру и заплатили за твоё обучение! И тем более у тебя есть ещё брат и сестра, надеюсь, хоть кто-то из них меня порадует внуками. – Спасибо, омма! – Тэхён подошел к маме и крепко-крепко обнял с любовь, как и она его. – А абоджи знает? – Знает. Тебе не о чём волноваться. Это же он предлагал записать тебя на бег, говорил, мол, драться не будешь, зато хоть убежать быстро сможешь! – Ага. Ну, на бег я так и не записался, – рассмеялся Тэхён, вытирая с глаз слезы счастья. Слова оммы его совсем не обижали. Они же не отказались от него, приняли, чем же не счастье?! Но все же интерес взял вверх. – Вам было тяжело это понять? – Ох, сын. Даже не знаю. – Она вернулась к своему делу – готовке. – Мы общались с психологом на эту тему, и он заверил, что это не болезнь. Ну, ты ведь понимаешь… Мы очень были обеспокоены, я ничего не знала об этом, но решили, что ты должен сам с этим справиться и рассказать нам, когда будешь готов. Не знаю, правда, правильно ли мы поступили… и не заложили в тебе традиционные ценности, но что есть, то есть. Ты мой сын. Этого не изменить. Так что мы с абоджи решили, что мы эти… как их там... будем прогрессивными родителями, в общем. – Вы у меня самые лучшие! – Ещё раз обнял свою омму, со спины, прижимаясь щекой к плечу, и начал легко их покачивать, на что омма улыбнулась и сказала, что он может рассчитывать на их поддержку. Каким бы ты не был взрослым, а тепло и ласку хочется получать от родителей в любом возрасте. Тэхёна поняли и приняли. Это самый лучший и ценный подарок для него. * Вернулся в Сеул Тэхён уже с легким сердцем. Беспокоиться уже было незачем. Он готовился к сегодняшнему вечеру в канун Нового года, не то чтобы Тэхён любил шумные дискотеки и был там завсегдатаем, но сегодня решил сходить с группой однокурсников после тяжелых, а главное сданных на «отлично» экзаменов – отдохнуть, сменить обстановку, развлечься. Ему уже давно нужно расслабиться и выпить, отбросить лишние мысли прочь. Но его интуиция словно кричала ему остаться дома, но он не слушал. Он час вымокал в пенной ванной, расслабляясь, а потом проторчал два часа перед зеркалом в гардеробной, думая, что же ему надеть. И все-таки остановил свой выбор на удобной одежде, сочетая городской стиль с налётом роскоши, удивительное и идеальное сочетание. Зеленая рубашка с мелкими белыми цветочками, заправленная в светло-коричневые брюки, хорошо сочетались с белыми кроссовками и зеленной джинсовой утепленной курткой от «Gucci», которую он нашел хорошо упакованной на своей кровати, видимо, заходил Чонгук и отставил ему подарок, какой же хороший друг, всем бы такого; красиво уложил волосы и немного накрасил лицо, выглядеть он должен был превосходно. В планах сегодня посетить пару баров в Итэвоне, поесть и выпить, наговориться, а потом уже можно идти немного пьяным и расслабленным в клуб. «Soap Seoul» –лучший ночной клуб в центре Итэвона с известными диджеями, миксующими популярные треки, с кучей девиц в коротеньких юбках, так и крутящих задницами на танцплощадке, привлекая парней и отрываясь по полной. Тэхён плюхнулся возле бара, тяжело дыша после пары танцев, чтобы немного отдохнуть, все-таки любителем танцевать он не был, заказал себе коктейль – безалкогольный, пить сегодня ему что-то не хотелось по закону подлости. Поэтому после одного бокала пива влить в себя что-то алкогольное было не под силу. Он честно старался веселиться, выбросить лишнее из головы и окунуться в атмосферу развлечения, но какая-то невидимая сила или чуйка, как он любил говорить, совсем не давала телу расслабиться, все время не покидало ощущение, что вот-вот что-то должно случиться. Неожиданно чьи-то руки закрыли его глаза, пугая до дрожи в коленях. Тэхён схватился за чужие пальцы, убирая их от себя, оборачиваясь, и перед его взором предстал Пак Соджун с милейшей и обворожительной улыбкой на лице. Его внутреннее напряжение немного отступило. – Тэхён-а! Привет! – И легко обнял в знак приветствия немного обескураженного Тэхёна, и быстро отстранился. – Я так рад тебя видеть. Как дела? – Хён, ты что здесь делаешь? Слово за слово, они разговорились, оказалось, Соджун здесь тоже с друзьями, празднует чей-то день рождения. Но, видимо, компания Тэхёна ему больше прошлась по душе, они долго разговаривали, и это немного смущало Тэхёна, потому что из-за громкой музыки Соджун приходилось наклоняться прямо к уху младшего, а из-за толкающейся толпы они стояли совсем близко друг к другу, что вызывало противоречивые чувства у Кима. Хён заказал ему напиток, угостил, коктейль уже на этот раз алкогольный, и Тэ его выпил, точнее с трудом залил в себя, хотя можно было отказаться, но обидеть Соджуна не хотелось. Он рад был его встретить. Вот такой Тэхён. Всегда думает о чувствах других больше, чем о своих. Говорите, что хотите, а я потерплю, лишь бы вы не расстраивались. Совсем жить не умеет парнишка. И когда в его руке появляется интересного цвета шота, Соджун снова наклоняется к его уху, делая очередной комплемент его внешнему виду и предлагая ещё раз встретиться и сходить в кино, на что Тэ только мило улыбается и просто машет головой. И в эту же самую минуту какая-то неведомая сила заставляет его поднять голову и посмотреть на второй этаж со стеклянными перегородками, где размещены столики для более спокойной обстановки, и Тэхён думает, что лучше бы он сидел дома и пил чай зеленый или вообще не возвращался из Тэгу. Потому что смотреть, как красивые девушки ластятся к Намджуну, который в свою очередь стоит с бокалом в руке и разговаривает с каким-то парнем, а его левая рука покоится на талии одной из девушек, совсем не хотелось. Интуиция Тэхёна никогда не подводит. В глазах не отражается тупая ревность. В них океан боли, в сердце ожоги, и разрушительные чувства внутри грозятся выйти наружу, и хочется закричать во все горло. Вот как угасает надежда?! Славно, все в одном месте, словно нет больше клубов в Итэвоне, надо же было ему выбрать именно этот?! Это что, день сегодня такой? Убить зайца или медвежонка одним выстрелом?! Красота… Что там говорит ему Соджун, он уже не слышит, он уже вообще ничего не слышит, ни музыки, ни слов… В голове опять образовался туман, истерика, кажись, на подходе и слезы тоже. В горле першит, молится только, чтобы не забыть, как дышать… Потому что он задыхается в этих чувствах. Чем он хуже?! Что с ним не так?! Сколько можно падать и падать на это самое дно? А выбраться-то как потом? Бесит. Бесит постоянно реветь и накручивать себя. Ждать… Чего? Да хрен его знает! А потом глаза Тэхёна встречаются с темно-карими, внимательно изучающими его и того, кто прикасается к нему, вызывая злость в крови. И как вынести этот взгляд? Как не упасть, стоя на месте?! Тэхён легко отшатывается от Соджуна, извиняется и еле говорит, что ему нужно уборную. Умывшись холодной водой, побил себя по бледным щекам, наверное, зашедшие в туалет парни подумали, что он ужрался или под наркотой, потому что вид его оставлял желать лучшего. Он перевёл дыхание и пошел на выход, не к Соджуну, за курткой. Хотелось побыстрее отсюда выйти, глотнуть свежего, прохладного воздуха и стереть из памяти увиденное, уехать в шикарную квартиру и лечь спать, а не смотреть, как Намджун весело проводит время в незнакомой компании. Не забыл. Не выкинул его из головы. Не может. Опять ломается, выкручивает свое сердце уже в сотый раз… Хватит. Реветь он не будет. И эта маленькая предательская слезинка, покатившееся по его щеке ничего не значит, просто минутная слабость. Собрав пальцы в кулаки, пошёл, куда глаза глядят. Оставаться там совсем не хотелось. На улице снова падает неутомимый снег, грозясь снова засыпать все белым одеялом. И для Тэхёна сегодня могло бы сложиться все так романтично: холодная зимняя ночь, возможно, его проводил бы Соджун до дома и, может быть, наконец-то случился бы его первый поцелуй, хоть и не с тем, о ком он думает днями напролет. А взамен, он даже холода не чувствует, только дико колотящееся сердце. И, кажется, самое тупое, что мог сделать Тэхёна, это свернуть в темный переулок, пройти пару шагов, чтобы успокоиться и скрыться от всех глаз, и опереться на стену с закрытыми глазами, подставляя лицо под мелкий снег, кружившийся над его головой как в сказке, чтобы хоть немного остудить свои мысли; пару раз вдохнуть нужный воздух в легкие. Темнота. Хоть Корея и продвинутая страна, но гопников никто не отменял. Поэтому стоит ему открыть глаза, как тут же встречается с парой насмешливых и противных глаз, хочется провалиться сквозь землю. За своими громкими мыслями он не услышал и не увидел опасность. Трое парней окружили его, стоят, скалятся и смотрят на Тэхёна как на добычу, разглядывают, оценивают. Медвежонок попался. Думают, что им подвернулся богатенький паренек, но он-то на самом деле бедный, в бумажнике осталось всего пару тысяч вон, на такси, вряд ли можно назвать большим кушем для них. Тэхён понимает, что пиздец, придётся драться, но разве честно, трое на одного, ну да… им типа не все равно?! Какая им честность, лишь бы морды бить. Он дрался только в детстве, и то защищал кролика Чонгука, а сейчас он не особо хорош в боях. Да что и говорить, он не любит драться, он немного нежный, но если придётся – ударит! Себя в обиду он не даст, он не хиленькая дама в беде. Ладно, может и не дама, но в беде. С синяками ходить не очень хочется, но уже видит картину, как пойдет за заживляющим кремом для своего прекрасного личика. Не убежать, ходы перекрыли, им не в первой загонять жертву, знают, что к чему. И когда видит, как парень напротив него с мерзкой бородой и прищуренным взглядом протягивает ладонь и показывает «бабки гони», Тэ думает, пиздец, сейчас получит по первое число. – У меня нет денег! – старается сохранять уверенность в голосе, хоть уже руки начинают трястись. Проклинает себя пару раз за свою опрометчивость. Во всем виноват Намджун! – Да кому ты заливаешь! Вещички-то не дешевые! Деньги гони, а то сейчас не поздоровится! – говорит второй высокий грузный парень и вытаскивает из кармана куртки перочинный ножик. Тут уже и кремчик не поможет, мать вашу. – Ну, красавчик, давай. Негоже такому красивому и одинокому парню быть с побоями на лице. Последний раз говорю! Деньги давай! – теряет терпение парень, что стоит по левую сторону, самый худой и самый мерзкий на вид, с прыщами и длинными волосами, модник блин. Ещё и подходит совсем смело к Тэхёну, и проводит своими мерзкими пальцами по его волосам, унижая, вызывая у своих противных друзей смех. – Почему же одинокий? Он со мной! – Тэхён бы узнал этот голос из миллионов, даже из миллиардов, он в голове крутится все время, и даже во снах слышит. Кажется, первый раз за день расслабляется, облегченно вздыхая. Увидел. Пошел за ним. Почему? Все пялятся на Намджуна, скалясь. Тэхён поворачивает голову к нему и видит, что Намджун злой как волк, глаза пылают яростью, лицо напряжено, зубы крепко стиснуты; даже пальцы сжал в кулаки, обдумывает, кому первому врезать, чтобы не трогали Тэхёна. А Тэ думается, что это уже не его нужно спасть, а этих дебилов, Намджун в ярости – машина для убийства, к тому же ходил на какие-то там боевые искусства, и вроде даже чёрный пояс есть. – А ты ещё кто такой, супермен шо ли? Да ты… Но ему не дают договорить. Стоит самому крупному из парней сделать шаг к Намджуну, тот тут же вырубает его с ноги, да так, что он в ту же секунду улетает к стене, сползая по ней, ударяясь ещё и головой, и уже не может встать, лежа на земле, где минуту назад стоял растерянный Тэхён, потому что все так быстро происходит, что он на пару секунд теряется. – Ах ты козел… – кричит худой парень. А потом Тэ видит, как тот с мерзкой бородой кидается на Намджуна, подбирая с земли упавший нож своего друга, размахивая им как сумасшедший, выискивая момент, чтобы наброситься, а Намджун уверенно уворачивается; и когда тот самый худой тоже хочет броситься на помощь своему другу, Тэ собирается с силами и знакомит его глупую рожу со своим кулаком, но получает в ответ в солнечное сплетение, сгибается в три погибели от резкой сильной боли, пока Намджун получает удар по губе, а потом выбивает из рук парня ножик и точными, ловкими ударами ломает ему руки и валит на землю. – Намджун! Сзади! – кричит Тэ, предостерегая. Намджун тут же оборачивается и, смотря на согнувшегося Тэхёна, быстро отбивает удар худощавого парня, не жалея кулаков, наносит ему удары со всей силы; даже не чувствуя боли в руках и разбитой губе, все равно продолжает колошматить парня. Тэ думает, что надо вмешаться, не хватало ещё, чтобы Намджун его прикончил, поэтому выпрямляется и подлетает к нему. – Намджун, остановись! – Тэ пытается дотронуться до словно обезумевшего Кима, привлечь внимание. – Пойдём! Пожалуйста! – Тот словно не слышит и продолжает бить уже лежащего парня. Тэхёну страшно. – Намджун, пожалуйста, мне страшно! И Намджун останавливается, выдыхает и поворачивает голову к младшему, чтобы посмотреть в испуганные глаза Тэхёна, и молча, взглядом, сказать прости. Пользуясь моментом, Тэхён быстро берет за руки Кима, поднимает, и тот подчиняется, уводит его на дорогу и ловит такси, оставляя недоделанных гопников на холодной земле, будет им урок, как приставать к людям и выбивать из них деньги. Ему их не жалко. Все происходит словно в считанные минуты, он называет адрес, совсем забыв, что это как бы большой секрет, где он живет. В такси едут в полной тишине и лишь тяжело дышат, переводя дыхание. Тэхён смотрит на руку, которую все еще держит в своей ладони и не может отвести глаз с побитых костяшек, а Намджун даже не пытается ее забрать, просто закрывает глаза и откидывается на сидение, ничего не говорит. Тэхён и не нуждается сейчас в разговоре. Нужно сначала переварить, что только что случилось. Тэхён быстро расплачивается за такси, что даже Намджун не успел отреагировать, и выскакивает из машины. Намджун останавливается и смотрит на богатый район, а насколько он знает, Тэ такое не по карману, но он молчит, засовывая свое любопытство подальше. Адреналин ушел, и уже начинает побаливать тело, давно он кулаками не размахивал. Тэ берет за руку Нама, и они вместе продолжают путь, молча, он просто следует за младшим, куда бы тот его не повел, не успевая все проанализировать. Вот он в клубе веселиться с однокурсниками, хорошо проводит время, вот он увидел Тэхёна с этим самым козлом, что так близко терся к его мальчику, что хотелось отдубасить, вот он смотрит, как уходит Тэхён, и подрывается за ним как сумасшедший, вот он парням разбивает морды, защищая и пугая Тэхёна своей неконтролируемой злостью, вот он уже в роскошной дорогой квартире и сидит на бортике большой ванны, куда его, собственно, посадил Тэхён, а сам ушёл за аптечкой. Он возвращается через минуту и становится напротив Намджуна, близко-близко, и открывает флакончик, выливает прозрачную жидкость на ватку. – Нужно промыть и обработать раны. – Намджун молчит и только смотрит, как Тэ бережно берет его руку и промывает раны. Тот даже слова не говорит, что щиплет, молча терпит. Ему не спокойно, вот так, наедине с Тэхёном, который трепетно взмахивает длинными ресницами и осторожно касается его побитых костяшек. В груди у него что-то обрывается. Возможно, последняя нить терпения. Между ними тихое и воспаленное, жаркое напряжение. Когда с костяшками покончено, Тэ берет чистую ватку, снова мочит ее, а потом медленно подносит к его пухлым губам, смотря на них как на круг спасения. Его немного потряхивает, не от страха, а от желания быть ближе к Намджуну, наконец прикоснуться к нему, но он боится, что его сейчас опять отошьют, а он потом снова будет приходить в себя, собирать по частям. – Ты в порядке? – спрашивает Намджун, поглядывая на сметённого Тэхёна, который громко дышит и смотрит на его пухлые губы. Не дожидаясь ответа, перехватывает его руку и целует внутреннюю сторону кончиков пальцев, выбивая из Тэхёна удивлённый тихий вздох, уводя его в пространство. Тэхён не ожидал такого жеста. И как это ему вообще понимать? Он теряется, открывает и закрывает рот, боится даже вдохнуть громче, испортить момент, но все же решает, что хватит молчать, бояться, ему нужны хоть какие-то ответы, другого момента, возможно, и не будет. – Я в порядке. Точнее был, до этого момента. – И поднимает глаза, чтобы встретиться с его и пропасть уже навечно. – Прости, – тихо шепчет Намджун, но руку так и не отпускает, смотрит в глаза, тонет сам. – За что… – находит в себе последние силы Тэ, – за то, что игнорировал долгое время? Или за то, что разбиваешь мне сердце каждый раз? – Тэ... я… Мне так жаль… – вот и все, на что его хватает. Нужно снова убегать, пока все не зашло слишком далеко, но куда уже дальше? И вот он встает с бортика, чтобы уйти и не смотреть на умоляющие глаза младшего, что вызывают дикую боль в сердце. Опять он виноват в боли Тэхёна. Он делает пару шагов и даже не хочет видеть, как Тэ печально опустит голову вниз, а с его правого глаза покатится маленькая соленая слезинка. И всего один шаг до ручки дверей, но он замирает, не в силах больше себя сдерживать. Они так и стоят спина к спине и не решаются повернуться, дышат как загнанные звери. Если сейчас он уйдет, он чувствует, что это будет последний раз. Тэхён его больше не простит. – Чего тебе жаль? – поворачивается Тэхён и начинает говорить ему в спину, повышая голос. С его глаз против воли катятся непрошенные слезы, которые он не может удержать. Ему не стыдно, ему больно, он больше не может этого терпеть, нужно поставить точку. – Что отшить меня не можешь нормально? Слова прозвучали. Вот и конец. – Тэхён! – поворачивается к нему Намджун и подходит ближе, хоть надо убегать, но видит, как льются его слезы по щеке, и в этот момент он чувствует себя слабым, смотря на подавленного Тэхёна. Все, чего он боялся, вот, вылилось сейчас изо рта вымученного Тэхёна. Запрещённые слова, от которых он убегал, и которые продолжали его догонять. Тэ совсем не заслужил к себе такого отношения, он же добрый, милый, красивый, его мальчик; сердце Намджуна всегда бьётся с бешеной силой в груди, когда он рядом, а смотреть, как он ломается от боли из-за него – совсем уже невозможно. Намджун обхватывает его лицо своими ладонями, вытирая пальцами мокрые от слёз щеки, а Тэ уже от злости сбрасывает его руки, чтобы не касался его, не сейчас, когда он так слаб перед ним и бьётся в своей немой истерике. – Пожалуйста, не плачь, я не выдержу твоих слез. – Он берет руки Тэхёна, целует, а потом прижимает его к своей груди, обнимает и гладит младшего по волосам, успокаивает. – Я люблю тебя, Намджун. – Вот и все, наконец сказал, слыша, как дико бьётся сердце в груди у Намджуна. Назад дороги уже нет. Он признался. – Очень сильно люблю. Я должен был это сказать! Я люблю тебя! Слышишь ты, падло… Я… – Отстраняется и поднимает голову вверх, чтобы посмотреть на реакцию Намджуна. – Я лю… Намджун перебивает Тэхёна жадным поцелуем, с соленым привкусом от слез Тэ, но все равно горячим и таким долгожданным, что внутри все скручивает, и даже плевать, что губа болит, и снова вытекает кровь, добавляя в поцелуй металлический вкус, если Тэхён отвечает и ближе к себе прижимает, зарываясь пальцами в волосы, не отпускает, наслаждается, умирает… – Тэ… Я… – Нет, не говори ничего, Намджун… – сквозь поцелуи вырываются слова, а потом Намджун немного его отдвигает, дает прийти в себя. – Я не могу дать тебе то, что тебе нужно, Тэхён! Нормальные отношения! И мне от этого так больно, ты даже не представляешь… Я… Чёрт… Пойми, если мы будем вместе, все будет в тайне, ты не сможешь говорить, что я твой парень, и нам придется скрываться от всех. Я не хочу такую участь тебе… Ты не заслуживаешь этого! Я не могу рассказать тебе всего, но, Тэ… – И не надо! – само вырывается из уст Тэхёна, хоть он ни чёрта не понимает, что говорит ему Намджун. – Просто побудь со мной сейчас, потом… так как тебе нужно! – слова мазохиста, – Я все приму, хён, только будь со мной. Сумасшедшие слова говорит Тэхён, а Намджун даже не верит, что он их слышит… Это какой-то бред, какая-то безумная любовь… – Тэ… – Я знаю, что звучу как сумасшедший, не знающий, на что идет парень, но я готов, хён! Ради тебя! Просто будь со мной! – Как бы знать, на что подписывается его сердце, но вот стоит Намджун и… не отшивает, кажется, тоже влюблен? – Я не принадлежу себе, Тэхён. Но мое сердце принадлежит только тебе! Запомни это, Тэхён, пожалуйста, чтобы ты не увидел и не услышал! Запомни! Ему бы в самом деле стоило бы услышать эти слова, понять, что они значат, но он слышит только «мое сердце принадлежит тебе», и, кажется, это все, что ему нужно в этой жизни. Глупый Тэхён. Влюблённый Тэхён. Одно и то же. – Так ты любишь меня? – Глупым болванчиком смотрит в глаза и не верит своим ушам. – Всегда любил! И, кажется, больше не нужно слов, Намджун снова его целует, приподнимая под бедра, и Тэхён прижимается сильнее и мычит в губы, обхватывая крепко Намджуна ногами, когда его прислоняют к двери. – Пой…дем в спа…льню, – сквозь поцелуи пытается сказать Тэхён, и Намджун его отпускает, чтобы открыть дверь и ворваться, не отстраняясь от Тэ, с поцелуями в прохожую. Всю дорогу до спальни они не могут оторваться друг от друга, все время целуясь в темноте, блуждая руками по любимому телу, отстраняясь друг от друга, только чтобы Тэхён снял с Намджуна черный свитер, кидая его куда-то на пол. Нетерпеливыми пальцами расстегивает проклятую рубашку на хрен знает сколько пуговиц, но у Намджуна лопается терпение, не сдерживаясь, срывает оставшиеся, сбрасывая с его плеч рубашку, наконец оголяет такое податливое тело. Сбивают собой каждый угол стен, на который попадают, вроде даже что-то разбивают по дороге, но их это совсем не волнует. Они изголодались друг по друге, не могут оторваться и сказать хоть слово. Слишком долго они мучали себя. Они врываются в спальню без верхней одежды, и Намджун валит Тэхёна на мягкую и большую кровать, застеленную белыми простынями, накрывает своим сильным и накачанным телом, сминая его губы своими, гуляя руками по телу, оглаживая бока и плоский живот. – Сними… наконец… – И Намджун понимает, что хочет Тэхён. Он и сам рад, он столько мечтал об этом. Он быстро растягивает пуговицу и молнию и почти одним рывком снимает с него штаны вместе с бельем, высвобождая дикий стояк. Тэхён вплетает свои пальцы в волосы Намджуна, лохматит их и притягивает к себе для поцелуя с металлическим привкусом уже и на своих губах. Ему совсем не стыдно быть под Намджуном полностью голым, пока тот всё ещё остается в своих брюках, он ждал этот момент очень и очень долго, он видел его тысячу раз, прокручивал в своих мыслях и снах, а на деле это ещё божественнее. Его губы мнут чужие, да разве чужие? Мягкие, пухлые, обводя языком вокруг, а потом проникают внутрь, глубже, изучают каждый миллиметр. Его руки сжимают соски, вызывая громкие сладострастные стоны, погружают в неизведанные мира, заставляют содрогаться все тело в конвульсиях. А когда рука Намджуна ложится на его изнывающий член, он думает, что ещё немного, и его унесет сразу, потому что, когда тот начинает легко надрачивать вверх-вниз, Тэхён уже умирает от страсти и прикосновений к себе. – Намджун… давай же... а то я так быстро кончу, – еле находя в себе силы, произносит Тэ, мечась по кровати в руках любимого, и сходит с ума. – Подожди… – шепчет в самые губы Намджун, сам извиваясь от ласк и рук Тэ, блуждающих по его бокам, – ты уверен, что ты готов, что... – Я ждал три ебанных года, Намджун! Или ты меня сейчас возьмешь, или я тебя! – уверенно и хрипло говорит Тэхён и вглядывается в полной темноте в расширенные глаза Намджуна. Тот снова целует его влажно, пока Тэхён уже сам тянется и растягивает его брюки, снимая вместе с бельем, освобождает возбуждённый член старшего, охуевая от размера. Но он больше не может ждать, поэтому сам дотрагивается до большого члена Намджуна и сжимает его у основания, проводя пару раз, вызывая у того мычания. – Подожди… на сухую… – Сейчас. – Тэ совсем нехотя выползает из-под Намджуна, чтобы достать смазку из прикроватной тумбочки, пока тот любуется его попкой и легко оглаживает, и тут же снова оказывается прижатым к простыням Намджуном. – Будет немного неприятно, – предостерегает его Намджун, когда забирает из рук смазку, потому что уверен, что Тэ у него невинный и хороший мальчик. – Скажем так, – немного туманно, но уверенно говорит Тэхён, – не бойся в меня вколачиваться. – Слова Тэхёна вызывают у Намджуна и шок, и восхищение. Оказывается, его маленький и хороший мальчик любит с собой поиграться, за что получает поцелуй-укус в шею. Он открывает тюбик со смазкой и выдавливает большое количество на свои пальцы, не жалея. – Знал бы ты, как я долго этого ждал, – говорит Намджун и целует в губы, чтобы отвлечь и протолкнуть сразу два пальца внутрь, которые Тэхён принимает в себя и выгибается от давящего, болезненного, но приятного ощущения. Ему хочется сказать, что он знает, потому что сам ждал не меньше. Умирал от желания почувствовать в себе Намджуна. Намджун медленно растягивает, шепчет, как любит его, как Тэхён хорошо справляется уже с его тремя пальцами внутри в себя, надавливает на его стенки и находит простату, срывая громкие стоны с уст Тэхёна, в которые сразу впивается мягким поцелуем. И когда отстраняется, чтобы смазать свой член, изнывающий от боли, слышит недовольный стон Тэхёна и мило усмехается, показывая глубокие ямочки на щеках на нетерпение младшего. Намджун нежно раздвинул ноги Тэхёна в стороны и устроился между ними. – Будет немного больно, но потом приятно… Потерпи немного и расслабься, хорошо, мой хороший? – Хоть Намджун и знал, что хорошо растянул Тэхёна, но его причиндал, скажем так, ему было чем похвастаться и он очень переживал за младшего. Тэхён же у него невинный, самый лучший, самый особенный. – Давай уже… – Кажется, мозги сегодня у Тэхёна отключились напрочь. Тэхён крепко цепляется за спину Намджуна, когда тот приставляет свой член ко входу и медленно начинает входить, старясь как можно меньше причинить боли. Тэхён мечется и проводит своими ноготками по спине Намджуна, ему, блять, больно, хоть он множества раз игрался со своими пальцами, представляя вместо них член Намджуна, но ощущение наполненности именно им ни с чем не сравнится. Он расслабляется, как ему и говорят, принимает полностью и громко выдыхает, ждет, когда болезненные ощущения превратятся в головокружительные и приятные. В комнате душно и темно, и слышатся только хриплые стоны и ритмичные скольжения потных тел, они словно слились в одно целое, и пусть весь мир подождет, как им хорошо вместе. Намджун начал сильнее вдалбливаться в Тэхёна, шепча его имя в губы и попадая непонятно куда уже по распухшим от поцелуев губам. – Я люблю тебя, – судорожно сглатывает Тэхён и в ответ получает ещё один жадный и страстный поцелуй, отдаваясь как последний раз; комкает одеяло и умирает в тысячный раз за ночь, пока его насаживают на себя как безвольную куклу. Намджун увеличивает темп и сквозь шум шлепков об голое тело слышит, как Тэхён тихо, уже полностью без сил, шепчет, что уже близко. И через минуту Тэхён выгибается как кошка, все его тело прошибает дрожью, и он кончает с протяжным стоном на свой живот, пачкая и Намджуна. Нам любуясь открытым видом затраханного младшего, сам не сдерживается, закрывает глаза и кончает внутрь младшего с рыком, продолжая двигаться, получая удовольствие от сжимающихся стенок. А когда отстраняется с пошлым звуком, видит, как по внутренней стороне бедра Тэхёна стекает смазка, смешанная с его семенем, этим видом он мог бы любоваться вечно. Они мокрые от пота после занятия горячим сексом тяжело дышат; Намджун падает рядом с Тэхёном и придвигается ближе, чтобы поцеловать распухшие губы и вытереть их обоих краем одеяла, для кого там придумали салфетки? Эта ночь для них точно останется самой незабываемой и особенной. Кажется, мучения Тэхёна закончились, кажется… – Утром я, кажется, не встану с постели, – жалуется Тэхён, беззвучно смеясь, лежа на боку, вызывая улыбку на губах Намджуна. – Не за что, – поворачивается к младшему лицом. – Намджун… – Да? – Ты… ты… будешь утром здесь, в этой самой постели, со мной, чтобы встретить рассвет вместе? – Кажется, медленно, до Тэхёна начало доходить, на какие отношения от подписался. Но Тэхёну уже все равно, главное, он сможет держать его за руку, обнимать и целовать пухлые губы, отдаваться ночами и чувствовать такие долгожданные прикосновения к себе. Кажется, таких называют мазохистами. – Если ты захочешь. – И проводит пальчиком по распухшим губам младшего. – Хочу. – Тэхён. – Да? – Ты ведь понимаешь, что никто не должен знать о нас? – с хмурым выражением, тихо проговаривает Намджун, смотря на вымученного младшего. Ему самому не нравится ни ситуация, ни то, как он обращается с Тэхёном. Но он в ней сам заложник. Тэхён заслуживает самого лучшего в этой жизни, а с Намджуном ему не светит ничего хорошего. Он столько раз пытался оттолкнуть его от себя, но в самом конце и сам сломался. Его чувства ему неподвластны. – Понимаю, – огорченно произносит Тэ, хоть и старается, чтобы его голос не выдавал никаких эмоций. – И помню, что ты не можешь мне рассказать… но может, хоть что-то, чтобы я не… не знаю даже… Ты хоть не умираешь? –последнее он говорит в шутку, но почти попадает в цель. – Не умираю, – судорожно выдыхает Намджун. – Тэхён, я не буду спрашивать тебя, откуда у тебя дорогущая квартира в Каннаме, а ты в свою очередь не будешь лезть со своими вопросами ко мне. Приплыли. Тэхён так широко открыл глаза, как только мог, забыв даже об усталости. «Вот куска дурака ты, Тэ.» Но пришел в себя, как только услышал легкий смех Намджуна. – Не думай ни о чем. Просто оставь эту ночь нам. – Приподнимаясь на локти, снова наваливается на младшего своим телом и начинает неистово покрывать поцелуями Тэхёна и поглаживать его бока. – Намджун… – сквозь долгие поцелуи шепчет от удовольствия Тэхён, – я не думаю, что снова смогу принять тебя… Прости… – Не беспокойся об этом. Я просто буду тебя целовать, пока ты не уснешь, а утром мы вместе примем горячую ванну. – Обещаешь? – Обещаю, а сейчас просто наслаждайся. – Он целует его мочку уха и начинает нежно вылизывать ее. Он будто хочет упиться Тэхёном, пока есть это время. Эта сказочная ночь – для них. – Намджун, – после десятков поцелуев, почти засыпая, уходя в царство Морфея, говорит Тэхён, – сколько у нас времени? – И Намджун понимает, о каком времени он говорит. Их времени. – От заката до рассвета, – уклончиво отвечает Намджун и целует закрывшиеся веки младшего. – Сколько у нас закатов и рассветов? – совсем тихо спрашивает и проваливается в сон Тэхён, так и не услышав ответ. – Сколько ты вытерпишь.