Wildest Dreams

Хоть глава и маленькая, но очень важная)я планировала эту главу с самого начала и очень рада, что уже воплотила в жизнь(не без помощи беты канечно)так что-держитесь)кусь давайте только без тапочек))надеюсь вы почувствуете главу) Camila Cabello - Something's Gotta Give Shawn Mendes - Never Be Alone BTS -blue & grey Safe & Sound feat. The Civil Wars *** «Flashback» Говорят, школьные годы – самые беззаботные и незабываемые, с теплыми и приятными воспоминаниями. Возможно, но не в Корее с ее любовью к конкуренции. Родители хотят для своих детей лучшей жизни, с детства воспитывая в них дух соперничества: лучший в классе, лучший на олимпиадах, лучший при поступлении. С раннего утра и до позднего вечера будущие выпускники грызут гранит науки сначала в школе, а потом ещё на дополнительных занятиях, ведь только приложив максимум усилий, они могут рассчитывать на успешную карьеру. Но и этого может быть недостаточно. В Корее самый настоящий культ красоты, это страна занимает первое место по пластическим операциям, а все потому, что корейцы убеждены, что их успешность напрямую связана с их внешностью. У более привлекательного, по местным стандартам, человека больше шансов заполучить хорошую работу или удачно выйти замуж/жениться. Вся старшая школа наполнена стрессом, тревогой за оценки, за предстоящие экзамены и их результаты, и это серьезная проблема, за которой следуют не менее серьезные последствия – депрессия и другие расстройства. Лучшим учеником обычной старшей школы в Ильсане был высокий красавчик – Ким Намджун, самый умный, от того и самый проблематичный для учителей. Математику он вообще щелкал как орешки, другие предметы тоже легко давались, спасибо высокому айкью. И в этих дурацких рейтингах он всегда висел на первом месте. Но душа его лежала совсем к другому – к музыке. Его страстью всегда был рэп, он сам сочинял текста и придумывал биты. А все эти цифры и формулы оставьте кому-нибудь другому. Проблемным же его считали из-за частых вызовов к директору из-за драк, но не выгоняли его потому, что умный парень, далеко пойдет, надежды на него возлагали… Только вот самому Намджуну срать было на учебу, не хотел, тошнило от нее, но не бросал, чтобы не расстраивать свою любимую омму. Драки же были для него отдушиной, один из способов выплеснуть эмоции, получить прилив адреналина. Нет, он не занимался травлей в школе, просто эти тупые пацаны сами нарывались, а Намджун и не был против кулаками поразмахивать. На перерывах в закоулках школы сигареты покурить втихаря выходил да карты поиграть, а то и помахаться, вот и сейчас не исключение. – Слышь ты, придурок недоделанный, а ну отвали от него! – Намджун, ни капли не жалея, кидает свой новенький пиджак на асфальт, старый порвали в клочья, и закатывает рукава белый рубашки до локтей, скалится и машет головой. «Ну что за идиоты…» – проносится в голове. Ну не нравится ему, что школьные задиры трогают слабых. Он не местный защитник, но с этим пареньком, до которого решили докопаться, у него как бы в темных уголках сладкие поцелуи, которые однажды зашли слишком далеко, так далеко, что все закончилось сексом. Любовью это не назовешь, но все-таки какая-то связь между ними есть. Намджун не заморачивается: парень или девушка, ему все равно. Его влечёт ко всем одинаково, кажется, таких называют бисексуалами, он не шарит. Он вообще не хочет на себя вешать никакие ярлыки. Так вот, смотрит он на окружающих его четверых хулиганов, в голове придумывает тактику кого и как, чтобы самому меньше досталось, и омма снова не орала из-за ссадин на лице, и начинает наступать на первого, кто к нему рванул. Все происходит быстро, Намджуна знают как сумасшедшего, поэтому двое убегают, а те, кто посмелее – дерутся, но не долго, он им раздаёт по ушам, сам немного получает, ну так, самую малость, и те убегают второпях. – Спасибо, – говорит симпатичный парень, все ещё опираясь об кирпичную стену, и смеётся. Весело ему, смотрите, целый и невредимый. Защитника себе нашёл. Глазками стреляет. – Спасибо в карман не положишь, – хитро скалится и поправляет скомканную рубашку и галстук Намджун. – А что хочешь? – Поцелуй. – Так чего ждешь? И Намджун подходит ближе, сильнее прижимает к стене паренька и начинает сминать чужие губы в нетерпение. Пубертат никто не отменял. Победителям, как говорят, всё. Ну почти, потому что за этим увлекательным занятием их вскоре палит учитель, которому убежавшие ученики рассказали, что Нам снова бойню устроил, подставить хотели, удалось. Учитель с криками и возмущениями тут же отправляет их к директору, потому что как они посмели в храме науки такое вытворять, да еще и парень с парнем! Стыд да срам! Неуважение! В этот раз он не отделывается так просто, уже обычным для него мытьем полов. Но Намджун ведет себя спокойно, сидит ждет своей очереди в кабинет, пока отчитают того парнишку у директора, и секретарь с ехидной улыбкой сообщает, что вызвали в школу его омму, что ему совсем не нравится, он больше боится, если честно, получить взбучку от нее. Омма же у него волевая женщина, по ушам надает за то, что ее с работы вызвали из-за такого бреда, по его мнению. И он уже стоит с опущенной головой и сложенными руками вкупе, готовится извиняться и ждёт наказание в кабинете разгневанного директора. Омма примчалась злая как зверь, чтобы в очередной раз выслушать, в чем ее сын провинился. Только вот от услышанного Намджуна начинает потряхивать, как и его мать. Он-то думал, что его за драку отчитывают, да и все, а оказывается, учитель рассказал все в деталях, что он как бы к парням пристает. Что за блять?! – Извините? – не веря своим ушам, переспрашивает омма. – Вы выгоняете моего сына за то, что он поцеловал парня? Не за драку? А в ответ слышит, что такое поведение неприемлемо. Что занимается он абсолютно отвратительной вещью, недопустимой в стенах школы! Что он болен и его нужно лечить! Намджун понимает, что перешёл черту, ему становится так стыдно перед любимой оммой, что у нее сын– неблагодарный засранец. Она же на двух работах пашет как проклятая, чтобы его прокормить, пока его аппа убежал за четыре моря, бросил их, когда Наму было шесть лет. Может, в этом кроется причина его необузданной злости? Но он точно не болен! Он сам себе обещает с сегодняшнего дня взяться за голову, не разочаровывать больше маму, которая и так уже натерпелась. Ради неё он станет тем самым хорошим сыном, сдаст все экзамены на высший балл и поступит в один из престижнейших вузов. Он хочет стать её гордостью, а не главным разочарованием. Она хлопает дверьми, когда они выходят, замирает, смотрит на подавленного и сожалеющего сына, в глазах которого отчётливо читаются раскаяние и мольба, чтобы она его простила, но говорит лишь «за мной» недовольным тоном. Они едут в полной тишине, подруга матери одолжила ей машину на пару часов, свой автомобиль они не могут себе позволить, живут в бедном районе, еле концы с концами сводят. Омма опускает окно в машине, чтобы впустить немного ветерка, на улице жара, солнце палит нещадно. В машине чувствуется напряжение и сожаление со стороны опустившего голову Намджуна, разглядывающего свои костяшки, он думает, какой же он дурак. Мозги ему вправить нужно. – Прости… – наконец решается тихо произнести после пару минут езды, – за все прости… Но я не больной! – Я тебя зачем записала на боевые искусства?! Чтобы ты там всю дурь выплёскивал! А ты посмотри, что устроил! – не выдерживает мать. Уж слишком много чего накопилась за последние дни, теперь плюс ещё одна проблема – новая школа. – Ну раз на то пошло, не мог их нормально отдубасить, чтобы учителя не позвали!? А мне теперь что? Школу тебе искать? – продолжает свою гневную тираду женщина. А Намджун поднимает голову и смотрит удивленно, это ему что, послышалось? Но нет, она дальше говорит: – Хотя, мне предложили работу в Тэгу. Я долго думала, сомневалась, соглашаться или нет. Но раз тебя выперли, значит, больше нас здесь ничего не держит. Тебя вряд ли куда-нибудь возьмут из-за слухов. Попробуем начать новую жизнь. – Женщина останавливается на красном светофоре и громко выдыхает, крепко держа двумя рукам руль, словно спасение. – Что? – хмурится Намджун, он точно чего-то не догоняет, солнце в голову ударило что ли? –То есть, ты не злишься, что я поцеловал парня? – Ах… – тяжело вздыхает женщина, приводя свои мысли в порядок. – Твой дедушка, земля ему пухом, тоже был вот таким, – тычет пальцем в Намджуна. Тот ещё больше хмурится, на лбу показываются глубокие морщины, и хочет уже открыть рот, но омма продолжает: – Когда мне было четырнадцать лет, я нашла в книге письмо его любовничка. – Я все равно ничего не понимаю, омма. – А говорили– умный. Сидит и глазами хлопает, не верит. – Ну, женили его на женщине. Не хотел, но женился. Стыдился рассказать, что он по мальчикам. Ну, тогда… с этим тяжелее было. А потом родилась я. Так они и жили с твоей хальмони, дружно, хотя она ничего не подозревала, а он ходил всегда как в воду опущенный, словно умирал кто-то каждый день. Я думала, что пройдет, но нет, посмотришь ему в глаза, а там столько боли и отчаяния, что его самого отпустить хотела. Ох, а любить он его никогда не переставал, все время письма ему писал, прятал, но не отправлял, а я читала… и плакала, каждый раз. И не могла понять, как такая любовь существует. А когда наконец набрался смелости и захотел его увидеть, то узнал, что тот умер, и сам за пару лет завял на глазах. – Машина снова тронулась опять. – Твой дедушка был хорошим, Намджун, верным, но несчастным. Бабушку тоже нельзя было назвать счастливой, она никогда не чувствовала себя любимой. Все это было похоже на пытку как для него, так и для нас. Но в те времена по-другому было нельзя. Общество такие отношения порицало и не было готово их принять. Да что уж говорить, люди до сих пор негативно к этому относятся, из школы вот выгоняют… Намджун в смятении. Он никак не ожидал такого услышать. Дедушку он не помнит, совсем маленьким был, когда тот умер. Но и подумать не мог, что у него такие скелеты были в шкафу. – Он старался быть «нормальным», – в голосе слышится печаль, – жить как все. Он боялся осуждения, не хотел бросать тень на свою семью, на нас. Теперь ты знаешь наш главный секрет. Машина останавливается возле их дома, но они так и продолжают сидеть, никто не прерывает тишину, только омма легко тарабанить по рулю, улыбаясь своим мыслям, и вздыхает. Намджун пытается переварить услышанное, морщинки на лице разглаживаются, он молчит, ногтями разглаживает складки на штанах, а потом она снова продолжает: – Запомни, сын, не поддавайся чужому мнению! Не иди на поводу у общества! Послушай старую женщину, дорогой. Я хочу, чтобы ты был счастлив! И бог с ним, если это будет парень… – Омма… – Люби, кого хочешь. Занимайся тем, что любишь. Жизнь одна, другой не будет, – как-то слишком печально говорит женщина и смотрит перед собой. У нее самой жизнь была не сахар. Ее мать вечно цеплялась к ней, придиралась и даже била. Она была для неё козлом отпущения. Женщину злила незаинтересованность и безучастность мужа. Обстановка в доме угнетала омму Намджуна, она мечтала съехать оттуда, поэтому сразу после школы пошла работать, где и познакомилась с его отцом. Немного повстречавшись, она забеременела, но счастливой семьи не получилось. Шесть лет они жили вместе ради ребёнка, пока однажды он не собрал вещи и не исчез… Воспитывать сына одной – тяжело, с родителями она больше не разговаривала с тех пор, как ушла из дома. Последние дни ее не покидало внутреннее беспокойство, непонятное предчувствие, что ей не долго осталось быть на этой земле, но она этим ни с кем не делилась. Она так устала нести этот тяжелый груз на своих плечах. – Я думаю, счастье переоценивают, омма. – Слова глупцов, сынок. А я тебе скажу: счастье не в том, чтобы всегда делать то, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть то, что делаешь. – То есть, ты позволишь мне пойти учиться туда, куда я захочу, и не будешь заставлять идти на юридический, я правильно понял? – Да, – вздыхает омма, – иди твори свою музыку, главное, чтобы деньги тебе какие-нибудь приносила… – Омма… – Не говори ничего, сынок. Лучше обдумай мои слова. А сейчас топай собирать вещи, мы переезжаем в Тэгу. *** Переезд Намджуну дался легко, по школьным друзьям он не скучал, по Ильсану тоже, там его ничего не держало, только плохие воспоминания и серые будни. Омме здесь было легче, а это главное. Нормальная работа, чтобы их прокормить, стабильный доход, даже страховка медицинская была. И школа у Намджуна лучше прежней была. Первый учебный день прошёл без приключений. Он просто сидел за партой и вздыхал, смотря в окно, а на большой перемене нашел укромное местечко – крышу, как в школьных дорамах, ну почти, замок он сломал, курить хотелось страшно, а в спокойной обстановке посидеть ещё больше, понаблюдать за голубым безоблачным небом над головой. Обдумав слова матери, он решил, что будет идти своей дорогой, поступит в Корейский национальный университет искусств и продолжит заниматься музыкой, а там будь что будет. Но он постарается добиться высот, чтобы омма им гордилась. С одноклассниками он познакомился ещё в первый день, только вот общение не задалось, не хотел. Был сам по себе, одиночка. Смерял всех глазами, да хер клал. На попытки девчонок познакомиться с ним поближе и погулять отказывал, с парнями потусить – та же история, в драки не ввязывался, угомонился. Лишь бы закончить этот учебный год, да и свалить отсюда, немного осталось… Ни дня не пропускал, ведь выпускной не за горами, а экзамены, так сказать «день икс», тем более. Одним жарким и невыносимо скучным днём его случайно зацепил какой-то пацан, извинился тихо, что Намджун еле расслышал, и пошел дальше. Он ниже его на целую голову, кожа белая, даже прозрачная, волосы угольно-черные, в голове сразу вспыхнула мысль: «корейская Белоснежка», да ещё и кошачий разрез глаз. После случайного столкновения он стал всюду замечать этого паренька с легкой, непринужденной улыбкой на губах. Намджун и сам не понимал, чем незнакомец так привлек его внимание, он казался ему тем, с кем было бы интересно пообщаться. Киму надоело быть волком-одиночкой, ему тоже хотелось «стаю», друзей, с которыми можно было бы поговорить по душам, выговориться, которые бы поддерживали в трудную, да даже просто человека, которому можно было выговориться. Намджун решил расспросить пару девчонок, а те и рады были, что на них внимание обратили, выложили всё, что знали. Оказывается, паренька зовут Мин Юнги, он на год старше, но тоже в выпускном классе, параллельном. Он тяжело пережил потерю отца, из-за чего не хотел продолжать учебу и пропустил год, не общительный, замкнутый в себе, все время что-то пишет в блокноте, а в последнее время с улыбкой ходит, чем удивляет всех. Это все, что он узнал, но ему и этого хватило. Почему-то ему казалось, что они могли бы найти общий язык, он видел в нём родственную душу. Но он не побежал тут же знакомиться, наблюдал. Намджун в последнее время стал таким тихим, серьёзным, размышляет много о смысле жизни и не курит, потому что обещал бросить недавно, просто таскает с собой полную пачку сигарет, крутит в пальцах как невидимую спасательную соломинку. У Намджуна появилась привычка прогуливаться по вечерам после школы, думать, но он никак не ожидал, что станет свидетелем, как Мин Юнги обнимается с каким-то парнем. Спрятавшись за фонарём, недалеко от школы, он смотрел, как Юнги целует довольно старше него на вид паренька в шикарном для такого района костюме и садится в его дорогую тачку, и они уезжают. Намджун, мягко сказать, охуел от увиденного. Оказывается, Мин-то по мальчикам, но кто он такой, чтобы его судить, сам такой. А Юнги и не подозревает, что его спалили, что его секрет может раскрыться. Но Намджуну похуй на чужую жизнь, в своей бы все наладить, он и виду не подаёт, что что-то знает, когда видит того в школе. Так и проходят дни – тихо, спокойно, без приключений. А потом снова видит его, с опухшими красными глазами, злым взглядом на всех смотрит, ходит как в воду опущенный. «Может быть, богач его кинул,» – проносится в голове, и ухмыляется своим мыслям. И зачем убиваться из-за этого? Намджуну вот и одному не плохо. После уроков идет на крышу, полюбоваться заходом солнца, красиво же… «Ох, смотри, ещё романтиком станешь!» Делает шаг вперёд от двери и видит… Юнги, стоит на краю и смотрит вниз. Лица Намджун не видит, но уверен, что парень решился на отчаянный шаг, а не просто пришёл порассматривать школьный двор. Он не хочет быть свидетелем чей-то смерти, но и в спасатели не записывался, думает уйти, но что-то внутри останавливает его. Чешет голову, словно это поможет принять правильное решение, и, прочищая горло, говорит: – На твоем месте я бы не прыгал, – подходит неуверенно немного ближе, когда Юнги поворачивается к нему с безразличным лицом, а в глазах столько боли и обиды, – высота сомнительная, – надеется, что его слова хоть как-то повлияют, – не факт, что убьёшься, а калекой быть – такое себе удовольствие. Он думает, что сейчас начнётся: отговаривание, слёзы, жалобы на жизнь, что его такого красивого, с белой кожей, о которой чуть ли не все корейцы мечтают, бросили – это последнее, чего Намджун сейчас хочет. – А ты что, самый умный?! – говорит хриплым и грубым голосом и с таким презрением смотрит. Намджун такого никак не ожидал, он думал, у него нежненький голосок, под стать ему, а тут, оказывается, яйца есть. Но Намджун не теряется, а только усмехается и глаза прищуривает. – Ну, как бы не хочу хвастаться, – засовывает руки в карманы и, покачиваясь, продолжает, – но занимаю первые места во всех рейтингах. Вроде бы самый умный в этой школе. А может и не только. – Катился бы ты отсюда, самый умный, – хмыкает Юнги. Но Намджун не катится, потому что Юнги надевает рюкзак на одно плечо и сам выходит, ещё и задевает охуевшего Намджуна плечом. Точно яйца есть, кивает себе головой Намджун. Не испугался вида его, так ещё и толкнул, зараза! А разница между ними ещё какая, тот совсем хрупкий против Нама, да ещё на голову целую ниже! Ну что же, уважение заслужил, засранец! А потом, в последний день учебы перед выходными, на перемене они снова встречаются на крыше. Но уже не разговаривают, стоят далеко друг от друга, оказывается тот тоже курит, ещё так изящно, Намджун бы сказал, каждый о своём думает, не проронив ни слова друг другу. И так проходит довольно долго, почти месяц «курящих встреч», на которых Юнги сначала кидает на него неизменный недовольный взгляд, а потом просто безразличный. Привык, наверное. А после перерыва Намджуна вызывают к директору, но он не понимает зачем, он же нихрена не сделал. Никто не видел, что он курил, и этот точно бы не сдал. А потом слышит слова, которые выбивают воздух из груди и все мысли из головы: – Ваша омма попала в аварию… А потом все как в тумане. Вот он в больнице, его не пускают, говорят, что операция идет, а он ничего не понимает. Сердце дико стучит, в горле пересохло, нихрена не соображает, что делать, почему же жизнь с ним сыграла такую шутку?! Это потому, что он насмехался над чужим горем? Так больше не будет! Не хотел он быть мудаком, просто так сложилось… Операция хрен знает уже сколько времени длится, с ним сидит учитель, не оставлять же ребенка одного в такой ситуации, просит хоть чай выпить или съесть что-то, да ему не до этого, сам себя карает, не понимает, просит у бога помощи, хоть никогда не молился, но жизнь – удивительная штука. Вспоминает слова оммы шутливым голосом: – Если со мной что-то когда-нибудь случится, не забывай кушать и идти за своим сердцем. И школу закончи! Что за нахрен, подумал тогда Намджун, улыбнулся и просто сказал: «Куда ты от меня денешься-то?» Еда, школа, зачем ему это? Лучше бы сказала, что ему делать, как жить без неё?! Она же с ним всю его жизнь, всегда была рядом, все для него делала и ради него, чтобы он вырос достойным человеком, чтобы прожил лучшую жизнь, а он, болван тупой, не ценил, принимал как должное. Нет, конечно, он любил её, мама же всё-таки, но... Блять, это не справедливо, что у него забирают единственного любимого и дорогого ему человека. Операция ещё не закончилась, но Намджун уже думает о худшем исходе, страшные мысли не покидают голову. А потом выходит измученный врач в белом халате, говорит спокойно, уверенно, повторяет сто раз одну фразу, пока до Намджуна дойдет: – Она в коме… в критическом состоянии… – больше Намджун ничего не понимает и не слышит, думает, что делать, и ему опять все объясняют. Пару дней он не ходит в школу, отходит, размышляет, но после долгой воспитательной беседы с учителем всё-таки возвращается на учебу. Тот оказался добрым, сочувствующим аджосси, даже нашёл ему работу после школы и предложил переехать к нему, а квартиру продать, чтобы оплатить лечение и ухаживание за матерью в больнице. Но денег катастрофически не хватает, как и часов в сутках. Экзамены через два месяца, поэтому приходится учиться ещё усерднее, ни дня не пропускает, ходит в школу мрачнее тучи, слушая ненужные ему соболезнования, что ему с них, денег больше не станет, и омма не поправится. Сумма нужна колоссальная, пришлось искать ещё одну подработку, хорошо, что страховка хоть что-то покрыла, а то бы пришлось органы продавать. Про сон и еду он вообще забыл, выглядит как живой мертвец. Но что бы он не делал, этого все равно недостаточно. Школьника мало куда хотят брать, а где берут всё-таки – зарплата ниже минимальной, а счета платить нужно. Он не может бросить свою омму, он даже не думает об этом, но бывают моменты, когда руки сами опускаются, и он не видит другого выхода, кроме как... Он стоит на крыше здания больницы на самом краю, ещё недавно сам был в роли спасителя, а теперь... какая ирония. На улице ливень такой, что за водяной стеной ничего не видно, одежда насквозь мокрая, смотрит вниз, словно спасения ищет, сильный ветер волосы разлохмачивает, щекочет, шепчет падать, а он стоит и не может решиться. Ещё есть надежда, люди выходят из комы, а с деньгами он что-нибудь придумает. Он не слабак, он сделает всё, чтобы спасти любимую омму. Он сжимает пальцы в кулаки, спрыгивает с парапета крыши и уходит. Сколько он ещё так продержится? И, кажется, его мольбы были услышаны, только не понятно кем... Его сбивает машина, ну почти, вовремя успела остановится, почти не задела даже, легкий удар заставил упасть на колени, опираясь ладонями об мокрый асфальт, на ноге выступает кровь, а он даже боли не чувствует, умер, внутри. Намджун поднимает голову и видит, как по дорогущей черной машине, которая его чуть не отправила на тот свет, барабанит дождь, и из нее выходит молодая женщина, а за ней следом габаритной мужик в черном костюме с угрюмым и серьёзным лицом, открывает в спешке большой прозрачный зонт и подносит к ней, чтобы она не намокла, с шикарной укладкой и красивыми карамельными глазами, редкость для Кореи, с красными пухлыми губами искривлёнными в плотоядной ухмылке, кажется, ей все равно, что она чуть не сбила пацана возле больницы. Изящная, стройная, элегантная, на высоких каблуках и в белом платье, что мороз по коже пробегается, а лёгкий ветерок доносит к носу приторный запах ванили. Ангел? – Что, – хмыкает, наклоняет голову влево, разглядывает его, словно игрушку, – такой красивый парень глаз не имеет? За ремонт машины хочешь заплатить? – делает выпад, хоть сама виновата, пешеходный переход всё-таки, но женщину это не волнует. А он устал как собака, думает, лучше бы сбила, на ремонт такой тачки он бы точно не накопил. А машина-то целая, ни царапины даже! Не то что он. – А вы, я смотрю, права вместе с машиной купили, – косится на неё Намджун и поднимается на ноги. Он устал быть милым, нет, заебался. Он заебался уже просто быть. Хочется уже выплеснуть свою злость на кого-то. – Дерзить мне вздумал? Я таких грубых мальчиков как ты на обед съедаю. – Её ангельский образ никак не сочетается с этими погаными словами, что вылетают из ее рта. Деньги не дают никакого права вести себя с людьми как с мусором, ставить себя выше других, но... видимо, не для этой дамочки, для которой закон не писан, как и правила дорожного движения. – Надеюсь, с красным вином? А то подавитесь, – кидает ей он, скалясь, и разворачивается, чтобы уже уйти. Надоело и холодно под дождем стоять. Но замирает, когда слышит: – Нравишься, – с безумной улыбкой и покровительственным тоном говорит женщина. – Сколько? Намджун теряется. Его что, хотят купить? Как какую-то вещь, понравившуюся игрушку? Он не знает, как на это реагировать, просто стоит и смотрит на неё. Он такой силы и наглости в людях никогда не встречал, такая властность пугает и одновременно завораживает. Она громко смеётся ему в глаза, подходит ближе, впритык, даже не боится промокнуть, и тихо, ядовито шепчет ему на ухо: – У всего есть своя цена. – Она будто упивается намджуновой растерянностью. – Назови свою. Демон. * Когда Намджун познакомился с Чон Даын, он понял одну вещь – имя ее совершенно не сочетается с характером. Доброй её точно не назовёшь, как и честной, но сногсшибательно красивой, даже без пластических операций, все же была. Двадцатидевятилетняя молодая женщина, потеряв родителей в раннем возрасте, была единственной наследницей семейной империи. Одиночество и ранние деньги сделали ее жестокой и властной. Лишенная родительской любви, эгоистичная, со скверным характером, она считала, что может получить, что хочет и кого хочет, считала себя всего достойной. Намджун был уверен, что события ранних лет так повлияли на неё, оставили неизгладимый след в её душе, а есть ли она вообще? Но никакое горе не может быть оправданием поведению зазнавшейся суки. Имея огромные деньги, очень быстро надоедают шедевры инженерного искусства – эксклюзивные суперкары, лучшие друзья девушек – бриллианты, вместительные яхты, путешествия и картины известных художников. И уже когда наскучивает даже коллекционирование редких предметов, за которым приходится гоняться чуть ли не по всему земному шару, начинаются поиски нового развлечения. Для кого-то это запрещённые вещества или экстремальные виды спорта, когда уже все попробовал в этой жизни и уже ничем не удивишь. Но у Даын особенное хобби – «коллекционировать» чужие сломанные жизни. Ей нравится мнить себя Богом, играть чужими судьбами. Ей всегда было интересно, как далеко может зайти человек ради больших денег. Она специально искала побитых жизнью, принципиальных, с высокими моральными устоями людей, чтобы самой доломать. Не то чтобы Намджун уж очень подходил под ее параметры, но парнишка ей понравился с первого оскала, его вежливая дерзость, презрительный взгляд. Он один из немногих, кто не кинулся ей тут же в ноги целовать ее туфли, извиняясь, в нем чувствовался характер и, признаться честно, ее это заинтересовало. Она захотела его. Захотела сломать. Перекроить и подчинить. * Он не хотел поддаваться, каждой частичкой своей души не хотел, хотел послать ее куда подальше, чтобы она свое величество запхала в одно место вместе со своими деньгами. Только вот выхода у него больше не было. Он мялся, правда, хотел все сделать честно, но… сломался. Жизнь его матери важнее его упрямства. Возможно, она была его единственным выходом. Поэтому он сейчас сидит в одном из самых дорогих отелей в Тэгу, до которого еле добрался, в гостиной во французском стиле в голубых и сиреневых оттенках, которые, по идеи, должны создавать ощущения спокойствия, безмятежности и легкости. Только на душе от этой напыщенной легкости кошки скребут. Он держит в руках контракт, вчитывается в каждое слово, колеблется, думает, а есть ли другой выход? Раздражается, когда она делает глоток шампанского и причмокивает, тем сам привлекая к себе внимание. Она сидит в элегантном белом брючном костюме, точно сшитый на заказ, с уложенными волосами и огромными серьгами в ушах, с яркой красной помадой на губах и с циничной улыбкой, потешается, стерва. В голове снова проносится мысль: «Что за драма, что за фильм, такое бывает в реальной жизни?!» Контракт-то самый настоящий, даже нотариусом заверенный. Все официально, с печаткой ее семейной, потом хрен отделаешься, а у Намджуна руки трясутся. Но вроде ничего страшного там нет, типичный мальчик на побегушках: приходить к ней по первому зову. Если захочет кофе, то ты хоть с другого края земли прилетишь и принесёшь ей этот долбанный кофе. Если она захочет, чтобы ты ей вставил на ее рабочем столе, то ты вставишь как миленький, да, даже такой пункт есть. И смешно, и плакать хочется. Но рабство уже давно отменено, поэтому даже выходные есть и отпроситься можно– ее величество отпустит. Кажется, ничего сложного, и Намджун заглатывает крючок. Единственное, что ему не очень нравится – отсутствие любых отношений. Даын собственница и не позволит, чтобы кто-то ещё им крутил. Она хочет, чтобы он был в ее единоличном пользовании, был полностью зависим от неё. Стерва. А ещё узнала, что Намджун парень умненький, работку ему подкинет, так и ближе к ней будет, и бумажки её разберёт. На какую-то другую работу устраиваться ему запрещено. Она его будет полностью содержать, даже не скрывает свою заинтересованность в нём. Этакая «сахарная мамочка», а он её содержанец. Просто мечта, блять, всей его жизни. Но самый важный пункт, ради которого это все и затевается, – жизнь его матери будет поддерживаться до тех пор, пока она не проснётся, или сам Намджун не решится отключить ее от аппарата жизнеобеспечения. Собственно, до того времени и будет действовать контракт. Но Намджун верит в омму, она проснётся, куда она денется от него непутевого… Это не будет длиться долго, полежит немножко и встанет на ноги. И конечно же, условия контракта запрещено разглашать третьим лицам. Это все, что Намджун понял. Вроде даже не тяжело, если так подумать. Пахать как лошадь не придётся, учиться пойдет в хороший университет, как омма хотела, музыку будет писать. Его будут кормить, одевать, платить везде, чем же плохо? Но вот выдержит ли он морально, не сломается ли под гнётом этих «отношений»? Как долго он сможет терпеть эту особу, её характер и её прихоти? Время покажет. Сейчас это последнее, о чём он думает. Ах, да, про невыполнения договора, можно даже не читать. Сразу идти на мост и прыгать в реку Хан. Ему интересно, в чём её выгода? Зачем он ей? Деньги некуда девать? Или в филантропа решила поиграть, доброй душой захотелось побыть, грехи свои отмыть. Но этого он пока не узнает, в голову к ней залезть не может. На вопрос «Ты больная?» она только улыбнулась. Он сделал вывод сам – да. Прошёлся ещё пару раз по бумажкам глазами, подметил кое-что для себя и подписал. Другого выхода он не видел. Проблемы решены. Её помощник поднес ему бокал шампанского, а амбал, так Намджун в мыслях прозвал мужчину в черном костюме, сзади нее стоял и сверлил его глазами. Она подошла к нему, села рядом, прикусив губу, нежно провела рукой по его щеке и крикнула, чтобы все убрались прочь, кроме Намджуна, разумеется. Одеваясь после странного секса, на который Намджун даже и не мялся, она сказала, что, когда он сдаст экзамены, он должен переехать в Сеул, потому что там она и живет. Его омму тоже перевезут, рассказала все детально, чтобы он не волновался, все будет оплачено и сделано в лучшем виде. Он-то и не против, в Тэгу его тоже ничего не держит. Но кошки в душе его не покидали, царапались. Учебные будни уже не казались такими невыносимыми. Вроде пришло чувство облегчённости. Но Намджун не дурак, понимал, что попал в очень щекотливую ситуацию, а если быть точнее – задницу. Как там омма его говорила? Не поддаваться? Поддался, да еще и вставил. Аж от самого себя противно. Говорила омма сердце слушать. Послушал? У сердца в тот момент права голоса не было. Спасать было нужно, вот он и спас. Вопрос только в том, кого действительно нужно спасать? Как всегда, после уроков, пошел на крышу покурить, расслабиться, свежим воздухом подышать. Думать уже заебался конкретно. И увидел Мин Юнги, сидящего на краю, курил себе спокойно сигарету и смотрел вдаль, наблюдал за заходящим солнцем. Школьная романтика в чистом виде. Захотелось Наму подойти поближе, вроде как соскучился по этому хамлу невысокому. – Сигаретой угостишь? – Украдкой подошел, а Мин даже не вздрогнул. Обернулся, хмыкнул и вытащил из кармана брюк пачку сигарет, протянул. Мятные. Намджун не любил такие, но вытащил одну, хоть у самого в кармане была целая пачка. Даже подкурил ему. Что-то все очень добрые к нему в последнее время. Везет? – Что, даже соболезнования не выскажешь? – Намджуну надоела молчанка, хотелось наконец поговорить. Держать язык за зубами уже не мог. Заебался. – Не по тому адресу обратился, – тихо сказал и снова затянулся. А Намджун как бы даже и рад. Хоть один человек ему подходит. Такой же мудак, как и он. Они бы спелись… На это он промолчал, сел рядом, тоже ноги свесил, так и сидели молча, грусть делили на двоих. Докурив первую сигарету, Мин предложил вторую, он согласился, курили дальше, только алкоголя не хватало до полноты картины. – Меня не бросили, – просто констатирует, ему или себе – не понять, и опускает голову вниз Юнги. Открывается. Возможно, тоже чувствует своего человека или просто устал молчать. – Меня просто тупо променяли на бабки. Мою, блять, любовь, променяли, блять, на зеленые бумажки! А говорил, что жизнь за меня отдаст! – со смешком проговаривает последнюю фразу, стряхивает пепел и смотрит на Нама. – А у тебя что? Они понимали, что это начало крепкой дружбы. – А я, кажется, контракт с дьяволом подписал.