Старший сын хокаге

      Наруто выдохнул и, поднявшись с кресла, согнулся над столом, оперевшись на прижатые к столешнице ладони. Он ощутил себя невероятно опустошенным. Былая боль уже не так ощущалась в теле, как годами ранее, зато боль душевная мешала дышать полной грудью. Узумаки осознал, что ему, несмотря ни на что, бесконечно не хватало голоса Саске, его взглядов и его присутствия рядом. И это несмотря на то, что именно из-за старого друга и соперника Наруто пережил худшее, что только могло с ним произойти.       За двадцать лет он научился жить с этим. Он, возможно, даже смог простить Саске, хоть и не был в этом уверен, но бороться с самим собой всегда тяжело. Разум понимал, что после произошедшего Учихе лучше вовсе не быть с ним рядом, а сердце предательски скучало. И за это Узумаки особенно сильно себя ненавидел.       Это раньше он любил Саске. Самая первая осознанная любовь, человек, ради которого он был готов на все. На все, кроме чужих смертей, как стало очевидно в итоге. Но это прошло, однажды растворилось в луже крови в тот момент, когда Наруто, рыдая и скуля от боли, мечтал о смерти. Или же о том, чтобы это просто оказалось ужасным реалистичным сном.       Прошли годы, все изменилось. Теперь он любит Хинату. Она смогла вытащить его из самого страшного этапа в жизни. Если бы не Хината, Наруто бы просто пропал. Но она была рядом, она поддерживала его, отгоняла кошмары, обнимала и дарила ощущение защищенности. Она спасла его от того, на что его обрек Саске.       Седьмой хокаге зажмурился. Он слишком хорошо все помнил, хотя боль и правда давно притупилась.       Разлепив глаза, он наткнулся взглядом на собственную кисть руки. Кровь осела металлическим вкусом на губах и уже запеклась, став твердой мерзкой коркой на коже. Ему было больно и противно. Вся прежняя решимость покинула тело, оставив за собой лишь одно желание — исчезнуть. В какой момент все обернулось кошмаром? Он уже не понимал. А ведь казалось, что худшее уже позади. Ведь они собрались все вместе, снова стали командой. Они победили, сделали то, что должны были. И Мудрец шести путей это подтвердил. Но потом все вновь обернулось ненавистью.       Ненавистью Саске. Он был пропитан этим чувством до краев. А ведь Наруто наивно думал, что Учиха тоже его любит. Он зажмурился, уже не сдерживая рыданий. Слезы побежали по щекам, влага застилала глаза, превратив вид собственной отрубленной руки в невзрачное темное пятно. И так было хоть немного, но легче.       Он вдруг отчетливо вспомнил прошлое. Первый поцелуй с Саске — глупая случайность. Второй поцелуй — тоже случайный. А третий — осмысленный. Потом было осознание и принятие своих чувств. Четвертый поцелуй — куда более взрослый и глубокий, и прикосновения Саске — требовательные, собственнические, но все равно нежные. Узумаки, пожалуй, и правда был тем еще глупцом, если считал, что так будет всегда.       Наруто так отчаянно стремился вернуть Саске домой именно потому, что любил его и не мог без него жить. И вот Саске вернулся. И то, что он сотворил с Узумаки, заставило последнего мечтать о смерти. Его чувства оказались растоптаны, сердце разбито, а сам он, словно безвольная кукла, брошен в луже собственной крови.       Почему Учиха все еще его не убил?       Наруто с трудом осознал, что все уже прекратилось, его уже не терзает острая боль, а со спины уже не давит тяжесть чужого тела. Все закончилось, а он все так же жив. Почему? Когда Саске его убьет, завершив то, о чем так рьяно твердил?       Уничтожить их связь… А значит, уничтожить любовь и все самое лучшее, что между ними только было. Этого хотел Учиха. А Наруто уже перестал верить в лучшее. После случившегося смерть была только избавлением от его мучений. В конце концов, не так уж и плохо умереть. Как знать, быть может там, в мире мертвых, он найдет родителей. Мама его обнимает, прижмет к себе и скажет, что отныне никто в мире не сможет причинить боль ее любимому сыну, потому что теперь она рядом. А папа между тем кивнет, подтверждая ее слова. Он коснется рукой макушки сына, поддерживая, говоря прикосновениями, что любит его — настолько искренне, насколько только может любить отец своего единственного и желанного сына.       Разве же это плохо? Ведь Наруто всегда мечтал, чтобы его любили. Не за что-то конкретное, не за поступки или подвиги, а просто потому, что он тот, кто он есть — Наруто, отвергнутый всеми с детства мальчик, в котором все равно не было и никогда не будет гнусной тьмы. Останется лишь найти маму и папу. И тогда Узумаки забудет про свою боль. Он будет со своей семьей, пусть даже ради этого сперва придется умереть.       Но он все так же был жив. В ушах неприятно гудело, так что Наруто не слышал, что происходит кругом, а сил, чтобы посмотреть, у него просто не было. Смотреть на Саске после того, как тот его изнасиловал? Жаль, что в его сердце не нашлось милосердия сразу убить Наруто. Даже в том случае парень мог бы поверить в то, что Учиха хоть когда-то и хоть на самую малость его любил.       — Наруто! Умоляю, посмотри на меня!       Громкий голос ощутился, словно раскаты грома. Узумаки поморщился и осознал, что тело скованно болью, да так, что любое движение импульсами проносилось по каждой его клеточке, выжигая раскаленными плетьми. Он невольно заскулил. Кажется, на нем все еще спущенные штаны, местами рванные и окровавленные.       — Сейчас, я перевяжу рану.       Наруто потребовалось время, чтобы понять, кто с ним рядом. Это был Какаши. Откуда он вообще взялся? Неужели смог найти их? А Сакура? Она тоже с ним?       Узумаки словно в один момент окатили холодной водой. А ведь Какаши уже понял, что произошло. И он видел все его раны помимо отрубленной руки. Теперь учитель это знает. И Сакура узнает, если она с ним. Сакура, которая тоже много лет любила Саске и мечтала его вернуть, с которой они порой считали себя соперниками. Из-за Саске.       Наруто встрепенулся, словно пытаясь подняться на ноги, и тут же сильно пожалел об этом. Стало еще больнее. Какаши, судя по всему, искал чем перевязать рану.       — Не надо… пожалуйста… не надо… хватит…       Пришлось признать, насколько же он слаб. Он ничего не мог, даже адекватно сформулировать свою мысль. Какаши тут же прошелся ладонью по его лбу, убирая светлые волосы.       — Не двигайся, Наруто, прошу тебя. Он ушел.       Узумаки замер. Хатаке, очевидно, неправильно его понял. Мужчина решил, что его ученику страшно из-за Саске, хотя тот на самом деле просил не помогать ему. Не перевязывать рану, а позволить умереть и отправиться в мир мертвых к родителям, к тем единственным людям, которые будут его любить несмотря ни на что. К тем единственным, кому он сможет поплакаться о случившемся, не стыдясь своей слабости.       — Не надо…       Какаши успел обмотать чем-то открытую рану, чтобы хоть как-то остановить кровь.       — Мы справимся. Обещаю, Наруто, мы с этим справимся. Я буду рядом, что бы ни случилось.       Хатаке осторожно перевернул его на спину, подтянув штаны вверх. Узумаки окончательно осознал, что учитель все понял. Интересно, что вообще должен чувствовать в такой момент Какаши? Как он должен реагировать на то, что один его ученик изнасиловал другого? Да и к тому же руку ему отрубил в процессе.       — Мне больно…       У Узумаки не было сил храбриться, и Какаши это понимал.       — Знаю. Прости меня, Наруто, — для парня стало неожиданностью, когда Хатаке, все так же действуя осторожно, боясь причинить ему дополнительную боль, обнял его. — Прости. Я должен был быть рядом и не допустить это.       Это стало последней каплей для Узумаки. Он разрыдался, словно маленький ребенок, напрочь забыв о том, что давно стал сильным и обещал себе скрывать свои слезы от всего мира. У него просто не было сил, он так нуждался в ком-то, кто бы просто его обнял, не задавая никаких вопросов. И этим кем-то стал Какаши.       — Мне… так больно…       Теперь он лежал на коленях учителя. Мужчина обнимал его — осторожно, не теребя раны, но все равно крепко, — а Наруто просто плакал. Он устал быть сильным.       — Прости. Прости…       Хатаке долго твердил это слово, но Узумаки не были нужны извинения. Какаши не был виноват. Возможно, даже Саске не был виноват. Объятый ненавистью, он и сам был по сути ребенком, которому сломали детство, разрушив как психику, так и веру в лучшее. Сложно искать виноватых в мире, в котором одно поколение ломает другое, воспитывая таких же изломанных потомков.       Но все же в объятиях Какаши Наруто стало немного спокойнее. Легко было обмануться и поверить, что на самом деле с ним отец. Как знать, быть может Минато обнимал бы его точно так же. Или же он, соответствуя своему званию смертоносной Желтой молнии Конохи, помчался бы мстить за сына. Узумаки не знал наверняка, мог лишь предполагать, ведь он не знал толком отца, у них не было времени, чтобы узнать друг друга.       — Сенсей… Сакура не должна… знать…       Парень уже понял, что Харуно нет рядом. Не важно, где она, но важно, чтобы она об этом не узнала. Наруто и сам не понимал, почему. Было бы логичнее сообщить ей, чтобы она понимала, на что способен Учиха, однако Наруто не мог этого допустить.       — Хорошо, я понял тебя.       В голосе Хатаке была уверенность. Наверняка он и сам об этом думал, но не посмел бы спорить с Узумаки.       — Спасибо.       Наруто провалился с спасительное забвение. Перед глазами потемнело, но теперь ему не было страшно. Какаши был рядом. Пришлось осознать, что у него все-таки есть кто-то, кто будет его любить и оберегать. Ведь как бы отчаянно Узумаки не храбрился, он всегда нуждался в таком человеке.       Парень пришел в себя уже в другом месте. Было темно и сыро, но Наруто тут же осознал, что лежит на коленях Какаши. Ему стало намного легче, раны уже не болели, а на руке была новая повязка. Все это говорило о том, что его успели подлатать. Но не успел Узумаки испугаться того, что учитель не сдержал свое слово, как Хатаке, точно прочитав его мысли и все поняв, положил руку на плечо парня и сказал:       — Не переживай, Сакуры здесь нет.       Наруто, наконец, смог разглядеть, что да как. Его и правда лечил медик, но не Сакура, а Ино. Блондинка сидела справа от него, сосредоточенная на деле, однако приглядевшись, Узумаки обнаружил слезы на ее щеках. Она плакала, но не позволяла себе разрывать контакт, залечивая его раны.       — Достаточно…       Наруто не сразу признал собственный голос — слишком хриплый и невнятный. Ино в ответ решительно мотнула головой.       — Молчи, береги силы.       Ее голос срывался, словно грудь девушки сдавила боль. Узумаки ни к месту вспомнил, как она рыдала, когда выяснилось, что Саске окончательно и бесповоротно стал преступником.       — Ты как, Наруто?       Парень обернулся и наткнулся взглядом на Шикамару и застывшего за его спиной Сая. Оба выглядели такими потерянными.       — Нормально.       Нет, ничего нормального в состоянии Узумаки не было, и Нара это сразу понял, но спорить не стал.       — Хорошо.       Наруто осторожно осмотрелся и убедился в том, что больше никого рядом с ними нет.       — Вы тут… откуда?       Шикамару прикусил губу.       — Выбрались из цукуёми, — коротко отозвался он. — Саске рассеял эту чертову технику, сказал Ино, чтобы она пришла в это место и исчез. Мы с Саем увязались следом. Не думал, что все настолько серьезно.       — Что?       Какаши тут же переместил руку на лоб Узумаки.       — Он больше не возвращался сюда. Потом рассеял цукуёми и велел Ино идти к тебе. Потому, что Ино — медик.       Это звучало настолько же логично, насколько и не логично. Саске его чуть не убил — должен был убить. Что же изменилось потом?       — А каге?       — Все живы, — ответил Хатаке. — Со всеми все хорошо.       Шикамару хотел было что-то сказать, но, посмотрев на Наруто, передумал и снова прикусил губу. Он был охвачен крайне сложными эмоциями, как, впрочем, и все остальные. Узумаки осознал, что теперь они знают правду. Ино плакала из-за этого. Наруто стало так мерзко.       Поразительно, но на сей раз его чувства безошибочно уловил Сай, который прежде не обладал подобными способностями.       — Наруто, мы никому об этом не скажем. Никогда.       Нара обернулся к нему, равно как и Ино. Они пришли к молчаливому согласию и кивнули.       — Никогда, — подтвердил Шикамару. — Мы на твоей стороне, что бы ни случилось. Как решишь ты, так и будет.       Узумаки облегченно выдохнул. Он совершенно не хотел, чтобы факт изнасилования стал общественным достоянием, чтобы об этом все знали. Какую бы боль ему не причинил Саске, это должно было оставаться между ними.       — Спасибо.       Ему стало легче. Он не один. У Наруто все же были люди, готовые стоять за него горой и биться насмерть, и хранить его секреты, если потребуется. Какаши, Шикамару, Ино и Сай — те самые люди, которые осознали в тот день, что обязаны отблагодарить Наруто Узумаки за то, что он многократно спас их самих. Общий секрет в итоге их сплотил.       А потом в него оказалась вовлечена Хината Хьюга. Ей Наруто сам все рассказал, после того, как понял, что его сердце снова кого-то полюбило. Если учитель и друзья стали ему поддержкой, то Хината стала вторым дыханием, светом в царстве мрака.       Благодаря этим людям Наруто научился жить с чистого листа и смог обрести счастье. А Саске… с тех самых пор он просто исчез из жизни Узумаки. Он поддерживал связь с Шикамару, даже убедил его в том, что осознал, как был неправ. Нара ему поверил, хоть и не сразу. Потом Сакура, все так же не знавшая правду, покинула Коноху. Именно тогда обеспокоенный за нее Наруто едва не рассказал подруге правду, но все же промолчал. А спустя время узнал о том, что Сакура и Саске поженились.       Возможно, это было к лучшему. У Наруто, однако, был еще один секрет, то, о чем знал лишь его личный круг посвященных. И по хорошему об этом должна была узнать Сакура. Но не узнала. Как и Саске.       Наруто не смог сказать. Не смог перебороть себя, не смог сам пойти на встречу с Учихой, только не после того, что произошло между ними.       Он распахнул глаза и уставился в свиток перед собой, уже немного мятый по левому краю.       — Возьми себя в руки. Столько лет уже прошло.       Курама молчал, чему Наруто радовался. Стоило успокоиться и подумать о делах. Важные вещи всегда хорошо отвлекали. Но вместо этого Узумаки позволил себе вновь вспомнить тот самый день. Прошло двадцать лет — это слишком много. Давно пора успокоиться и принять все как данность: с Саске давно покончено, он — прошлое. В настоящем же у Наруто есть Хината, а у Саске — Сакура. У каждого своя семья и своя жизнь.       Но не все так просто. Знай Саске правду, как бы он с ним говорил? Был бы он так же отстранен? Делал бы он вид, будто все нормально? А знай всю правду Сакура, вышла бы она замуж за Саске? Как бы все сложилось тогда? Будь Наруто честен с ними с самого начала, сложилось бы все иначе?       Ответов на эти вопросы не было ни у кого, в том числе и у Наруто.       Когда дверь вновь открылась, Узумаки встрепенулся, уверенный в том, что это Шикамару. Но едва подняв взгляд, он обнаружил Саске. Наруто честно растерялся, потому что таким переполошенным он его никогда прежде не видел.       — Саске?       Учиха закрыл за собой дверь, не глядя и с первого раза запер задвижку, а потом направился к нему. Он действовал решительно, и это заставило Наруто окончательно перестать понимать, что к чему. Пара мгновений, и к нему, отстранившемуся от стола, подошел Саске. В следующий миг он просто рухнул перед ним на колени и сжал его ноги.       — Прости меня! Прости…       Узумаки замер, словно громом пораженный. Он и забыл, что Учиха иногда способен на эмоции, перестал помнить, что тот может повышать голос. Но даже не в этом было самое поразительное.       — Саске…       Наруто ощутил его тепло и дрожь в теле. Учиха словно был напуган, что так на него не похоже. Его руки подрагивали, тело сотрясалось, а лицо было спрятано в ногах седьмого хокаге.       — Прости…       Прежний Саске был объят ненавистью ко всем на свете и запрещал себе любить. Наруто это помнил. В его голове ясно всплыли слова Орочимару, многое из того, о чем они говорили прежде. Один из троицы великих санинов уверял, что за все в этом мире приходится платить. У Учиха была невероятная особенность — шаринган. Кеккей генкай просто был у них, остается лишь пробудить и освоить. Но за него тоже было необходимо платить. И в качестве платы Учихи принимали в себя ненависть, либо, что куда реже, брали на себя ненависть других.       В числе редких был Итачи, который сохранил милосердие в своем сердце, но стал ненавистен всему миру за то, что уничтожил родной клан. Или же Шисуи, расплатившийся сперва глазами, а потом и жизнью. С остальными все было куда проще.       Вот так и Саске был ослеплен ненавистью. Он без колебаний убивал тех, кто ему неугоден или более не полезен, он без зазрения совести едва не убил Карин, девушку, что многократно спасала ему жизнь и любила его всем сердцем. Он без колебаний уничтожил Наруто, единственного человека, которого любил сам.       Но потом ненависть ушла. Она не исчезла, нет, просто нашла себе иное вместилище, оставив Учиху в покое. Вот почему, уверял Орочимару, Саске освободил всех из цукуёми и ушел, не убивая никого. Вот почему он оставил жителей Конохи, но был готов вернуться в случае опасности для них. Все имеет свою цену. А Саске… он сполна заплатил за все, а потому получил свободу, но сбежал, не зная, что вообще надо делать с этой свободой.       Наруто уставился на чужую макушку. Он так хорошо помнил эти волосы. Сложно забыть, особенно при учете того, что девятнадцать лет подряд у него на виду был Менма, обладавший точно такими же волосами. Седьмой хокаге потрясенно выдохнул и перевел взгляд на свою руку. Когда-то ее отрубил Саске. Молниеносное движение, острая боль, кровь кругом — с годами воспоминания стали не столь болезненными, но все еще не покидали разум. Уже потом, когда его принесли в госпиталь, за него взялась Цунаде, сделавшая ему из клеток Хаширамы новую руку. Эта рука сразу стала для него своей, но он помнил, что часть кожи не родная. Дабы не видеть ее белый цвет, он постоянно обматывал ладонь бинтами.       Менма и Боруто часто спрашивали в детстве, что случилось с его рукой. И тогда Наруто постоянно ощущал болезненный укол в самое сердце. Просто потому, что Менма имел черты лица Саске, и это порой пугало. Да, со временем все прошло, но изначально Узумаки мучился. Он умалчивал, что за рана на его руке, не говорил, кто и когда ее нанес. Это даже годы спустя была болезненная тема.       Наруто смог перебороть себя. Он коснулся забинтованными пальцами черных волос Учихи. Им давно стоило поговорить — вот что понял седьмой хокаге. Раньше при мысли о возможной встречи его накрывало приступом. Но когда встреча произошла, он не ощутил отторжения. И хокаге понимал, почему.       — Ты меня больше не ненавидишь?       Похоже, именно этого он боялся больше всего на свете. Глупость, не иначе. Когда старейшины деревни требовали арестовать Саске за его преступления, Наруто был против. И лишь ради него Какаши и сам занял аналогичную позицию. Узумаки не хотел наказания для Учихи именно потому, что не считал его в полной мере повинным в том, что тот сделал. А еще он боялся встречи, думая, что Саске его все так же ненавидит.       Наруто обругал сам себя. Он все же идиот каких поискать.       — Что?       Должно быть, удивление Саске оказалось столь сильным, что он чуть отстранился от него и поднял взгляд. Наруто сглотнул. Он так давно не видел Учиху, да еще и настолько близко. А вспоминать прошлую встречу не хотелось совершенно. А ведь Саске не изменился, просто возмужал и обзавелся парой морщин под глазами, не более того. Его руки были сильными, кожа все такой же бледной, и риннеган в левом глазу на месте. Сложно поверить, что прошло двадцать лет.       — Никогда не ненавидел, — признался Учиха. — Но причинил тебе столько зла. Я все эти годы бегал, как трус, боялся посмотреть тебе в глаза. Я не заслуживаю прощения, но все же…       — Саске.       Наруто стало не по себе. Он хотел отойти от Учихи подальше, но в той же мере не хотел никогда его от себя отпускать. И собственные противоречия его терзали. И все же самое главное пришлось признать: он любил Саске всегда. В детстве, еще не понимая, что такое любовь, в юности, уже понимая и желая быть с ним, в зрелые годы, мучаясь от связанных с ним кошмаров. Всегда.       Пожалуй, это и было самое страшное в данной ситуации. Наруто понимал, что ведет себя как худший человек в мире. Ведь он любил Хинату, действительно любил. Дело не только в благодарности. Любовь к ней выросла из уважения и дружеской привязанности, но в итоге стала настоящей. Так почему же, если оно так, он продолжал любить еще и Саске? Разве это нормально?       Учиха посмотрел на него. Узумаки с шумом выдохнул, не зная, что сказать. Должно быть, благодаря Орочимару, который не ошибся в своих суждениях, Наруто теперь понимал чувства Саске лучше самого Саске.       — Я ужасный человек.       Узумаки мотнул головой.       — Это не так. Я знаю.       Учиха удивился.       — Ты… почему ты так говоришь?       Не будь ситуация столь серьезной, Наруто бы посмеялся с растерянного выражения лица Саске.       — Потому, что я все понимаю.       Учиха вот явно не понимал. Узумаки отвел взгляд. Все неправильно, все не так. Он должен был реагировать не так мягко. В конце концов, есть вещи, которые невозможно простить, и Саске сотворил несколько из них. Но Наруто простил, задолго до того, как перед ним извинились. Стало до слез обидно осознавать, что бо́льшая часть пережитой боли была именно потому, что из его жизни пропал Саске.       Глупость, да и только. Шикамару бы точно сказал, что он дурак, наивный и слишком добрый для этого мира.       — Почему ты не злишься и не прогоняешь меня?       Узумаки мог спросить это же у самого себя. Но ответа он не знал. Да, ему все так же было больно, и недавний приступ это подтверждал. Но Саске… Наруто не мог ничего с собой поделать, потому что этот человек всегда был важной частью его жизни.       — Потому, что я не хочу, чтобы ты уходил.       От честности в его словах Учиха ощутил едва ли не физическую боль. Он встрепенулся, а Узумаки проследил за тем, как он обхватил левой рукой его правую ладонь. Сакура говорила, что там у Саске глубокий шрам, но не знала, откуда он взялся. Наруто тоже не знал, но подозревал, что это рана от той же катаны, которой ему отрубили целую кисть.       — Прости меня, Наруто.       Учиха прижался губами к его руке. Узумаки замер. Он понимал, что Саске давно раскаялся во всем, давно все осознал и теперь мучил себя, надеясь однажды получить прощение за свои грехи. Забавно, Наруто знал обо всем этом лучше, чем сам Учиха.       — Я давно простил, Саске.       И это тоже была правда. Учиха опустил голову, не отрываясь от его ладони. Он прятал слезы — понял Узумаки.       — Ты должен меня ненавидеть.       Наруто к собственной неожиданности усмехнулся.       — Я не умею ненавидеть, ты же знаешь.       Саске знал это. Знал и прежде, когда они были детьми, знал и сейчас, когда они стали взрослыми и сильными. Люди не меняются, они просто набираются разного опыта, пока взрослеют.       Учихе больше нечего было сказать, но разговор не был окончен. Наруто выдохнул, осторожно вырвал свою руку из чужой хватки и отстранился. Саске и правда плакал. Он — живой человек, которому когда-то разрушили жизнь. Узумаки не мог его винить спустя столько лет, даже несмотря на то, что сам прошел черед ад именно из-за Учихи. Прошел, оно уже давно в прошлом.       Да и мог ли он продолжать злиться и стараться ненавидеть этого человека, если именно благодаря нему у него был Менма, его первенец и любимый сын? Сомнительно.       Саске так и остался сидеть на коленях перед ним. Наруто, однако, не собирался от него отходить. Он сам склонил колени, так что теперь они были вровень. Узумаки впервые в жизни видел слезы Саске. Не стоило и сомневаться — ему было больно все эти годы. Не так же, как Наруто, но в той же степени. Осознавая это, Узумаки обхватил его за плечи и обнял, прижав к себе.       — Что ты делаешь?       Судя по голосу, Учиха был потрясен происходящим. Откровенно говоря, Наруто и сам подобного не ожидал. Но ведь все давно прошло. Минуло слишком много лет, теперь просто глупо разыгрывать драму на ровном месте.       — Заткнись, Саске, — буркнул Узумаки куда-то в шею Учихе. — Мне тебя не хватало, хоть ты и сволочь последняя. Поэтому просто заткнись.       Он снова был предельно честен. Наруто не умел ненавидеть, а Саске давно перестал это делать. Теперь все хорошо. По крайней мере, в это хотелось верить.       — Наруто…       Все же Учиха обнял его в ответ. Им придется обо всем поговорить. Узумаки просто обязан рассказать правду, поведать о том, как все было. И пусть Саске делает с этой правдой что захочет. Но сперва им обоим придется осознать, что годы молчания уже позади.

***

      — Они уже в стране пара. Когда нападаем, Кенкё?       Трое мужчин притаились в тени раскатистого дуба подальше от любопытных взглядов туристов.       — Сперва надо переодеться. Внешний вид нас выдает.       Сказавший это плечистый ниндзя лет тридцати скинул с плеч тяжелую вязанную кофту и огляделся. Не стоило привлекать к себе излишнего внимания.       — Само собой. Но надо спешить, а то еще уйдут.       Второй мужчина был младше, с парой отчетливых шрамов на подбородке и выбивающимися из-под шляпы светлыми волосами.       — Не уйдут. Раньше отправки парома они страну не покинут. Наше дело — сделать так, чтобы они не дошли до порта. Если не успеем, можно атаковать ночью.       Третий член этой команды молча слушал, о чем они говорят, не вставляя своих реплик.       — Надо нападать неожиданно, у них ведь числовое преимущество.       — Помимо числа у них есть Какаши Хатаке. Сам факт того, что он был хокаге, говорит о том, как он опасен. Особенно для нас.       Должно быть, с этим никто не был намерен спорить.       — Да, ты прав. Он — главная проблема.       — Нам нужно его отвлечь. Фуринто, отведешь его подальше от остальных и задержишь ненадолго своей техникой. Справишься?       Третий мужчина сохранил молчание. Он кивнул, так что темная челка закрыла ему глаза. По узкому скуластому лицу сложно было вообще понять, что он думает касаемо столь рискованного плана.       — Отлично. А мы с Поро нападем на мелких. Там два джонина: тот, что постарше — слабак, с ним я быстро разберусь. Еще есть юнец — чунин. Насколько я знаю, у него преимущество в тайдзюцу, так что Поро, сокруши его дальней атакой. А девчонка — генин, с ней проблем не будет.       Поро почесал подбородок.       — А кто из них наша цель, Кенкё? Кого нельзя убивать?       — Второго джонина. Парень с черными волосами и голубыми глазами, сын седьмого хокаге. С ним могут возникнуть проблемы, поэтому в бой не вступай. Я его усыплю газом. Перебьем остальных и смоемся до того, как вернется Хатаке.       Фуринто отвел взгляд. Он уже переоделся, его теплая одежда покоилась в стороне, на немного выпирающем корне дуба. Кенкё поспешил последовать его примеру, а вот Поро был задумчив.       — Наша атака держится на чистом везении. Но, думаю, мы справимся, если будет следовать плану.       Кенкё кивнул. Это была самая рискованная миссия в их жизни, и волновались они трое в равной мере.       — Именно так. Переодевайся уже.       — А кому и зачем понадобился сын седьмого хокаге? Боюсь представить, какой будет переполох в Конохе, да и во всей стране огня.       Кенкё мотнул головой.       — Я знаю лишь, что кто-то очень могущественный заинтересован в его силе, но знать подробностей совершенно не желаю. И мне плевать на страну огня и Коноху. Так же, как и им плевать на нас, — он покосился ввысь, на лишенное туч чистое небо. — Здесь тепло, земли плодородные, не то, что у нас, в стране мороза. О наших ниндзя не знает никто в мире. Словно мы — окраина, о которой и не вспомнишь. Раньше я думал, что это — наше проклятие, но теперь понимаю, что ошибался. Скоро и ты поймешь, Поро.       Тот лишь пожал плечами.       — Как скажешь.       Им стоило подготовиться к атаке. Если все получится, они получат весьма щедрое вознаграждение и смогут реализовать любые, даже самые смелые мечты. Стоит постараться.