Дочь Варии

      Услышав будильник, я со стоном падаю с кровати.       Из-за того, что замотана в большое ватное одеяло и мне мягко лежать, не встаю некоторое время. — А ведь я вчера не подметала, — вспомнилось мне и я быстро встала, отряхивая бедное одеяло.       Жалко как-то его портить.       Учитывая то, что потом купить новое меня жаба задавит.       Зарплата-то у меня маленькая.       Эх, в который раз думаю, что надо было все же взять деньги, которые мне давал Тсуна.       Но это так стыдно.        Стыдно быть бедной.       Надев обычные резиновые тапочки, я прошлепала на кухню, поставила чайник и вернулась обратно в свою комнату.       До сих пор не избавилась от привычки держать свои щетки, пасты, полотенца и прочие ванные принадлежности у себя в комнате.       Раньше я делала так, потому что не хотела, чтобы кто-то из неожиданных ночных гостей помыл руки моим мылом или вытер задницу тем же моим полотенцем.       Впервые мне сказала об этом мама в мои семь лет: она принесла в дом старенькую тумбочку и сказала, что теперь мои личные предметы гигиены я буду держать в ней, чтобы никто другой их не трогал.       Взяв зубную щётку, пасту и полотенце, я ногой закрыла тумбочку и потопала в маленькую ванную.       Там я приняла душ, почистила зубы, опять прошлась взглядом по всем баночкам и бутылёчкам с маминой дешманской косметикой, которую она даже не покупала.       Ей её отдавали более обеспеченные соседки и знакомые.       У нас же — денег не было никогда.       Все, что папа зарабатывал, уходило ему на наркоту.       А то, что зарабатывала мама, он тоже забирал на дозы, но она умудрялась спрятать несколько евро на продукты.       Ну, в моей памяти это длилось не так уж и долго, ведь папа умер, когда мне было восемь.       До прошлого месяца мы с мамой жили относительно нормально…       Она оставила меня слишком неожиданно.       Было больно видеть, как за десять дней она увяла и умерла.       Она никогда не жаловалась на то, что у неё болит голова или ещё что-то.       А я, со всей своей наблюдательностью, этого даже не заметила.       Врачи сказали, что бесполезно искать деньги на лекарство, они даже даром ей их вкалывали (какой-то благотворительный фонд).       Мама старалась успокоить меня, но на деле это я её успокаивала, хоть мне и было также страшно.        Нас обоих волновало, как я буду жить, что если сердце даст смертельный сбой, не лучше ли попасть в детский дом.        Но я не хотела оказаться в нем.       Я заверила маму в том, что на деньги, которые я получаю на подработке (я работаю у старенькой бабульки Солло в её антикварном магазине. И после того, как я осталась одна, она повысила мне зарплату до десяти-пятнадцати евро. Мне, вроде как, почти хватает) смогу прожить до окончания школы, а там поступлю в университет (уже забыла о каком ей тогда говорила), проживу на стипендию, а потом работа.       Не думаю, что мама мне поверила, но она взяла с меня обещание, что я не буду лить по ней слезы или вспоминать её смерть.       Она хотела, чтобы я помнила только хорошее о ней и папе.       Да, после того, что произошло, она все ещё любила этого человека и просила меня его простить.       Я простила.       Действительно простила.        Ведь я тоже его любила.       Переодевшись в шорты и футболку, я поплелась на кухню.       Сделала чай, пару бутербродов, сыпанула попугаю корма и села есть (да, месяц назад у меня появился попугай, последний подарок мамы на мой день рождения, который я и провела с этим попугаем. Так, для справки, мама умерла в середине июля, моя днюха была 24 июля, короче, она подарила мне попужку 10 июля — за две недели до «праздника»).       Жаль, что мне сегодня на работу.        Я бы хотела ещё раз на кладбище смотаться. Вдруг там все-таки есть арбалет…       Ладно, в другой раз как-нибудь. — Не скучай тут без меня, Интеллигент, — я просунула указательный палец в клетку и потыкала клюв попугая, — Я скоро вернусь.       Подхватив рюкзак, я вышла из дома, закрыла двери и поплелась в сторону торговых улиц. — О! Дольче Вита! Подойди, детка! — прокричала мне полноватая женщина из-за прилавка с овощами впереди.       Кх, вот же ж.       Никогда не перестанут морщиться от этого «Дольче Вита».       Из-за моего имени, которое переводится как «жизнь» и является частью знаменитого выражения «Dolce Vita» (милая жизнь), меня с детства так и называют — Дольче Вита.       Это немного раздражает из-за того, что это выражение никак не может относиться ко мне.       Моя жизнь уж точно не «милая». — Здравствуйте, тетя Альда, — вежливо поздоровалась я. — Как поживаете?       Эта женщина, Альда, одна из моих соседок, знающих меня с детства.       И с этого самого детства я ей чем-то приглянулась.       Она приглашала меня к себе, когда папа устраивал бухич, кормила, давала одёжку (у неё четверо детей: три девочки и мальчик) и даже оставляла ночевать.       Хотя, папа не часто разрешал у неё оставаться.       В общем, тетенька хорошая, и в детстве мне очень нравилась, но это её «Дольче Вита»…       Уф. Ей простительно, потому что она мне помогала и сейчас помогает. — Бамбина*, ты выглядишь бледной, — расцеловав меня в обе щеки, обеспокоенно сказала она. — Я вот хорошо поживаю, но ты нормально питаешься и спишь? Может, сегодня ко мне придешь?       На похоронах она предложила мне жить с её семьёй, но я отказалась.       Дело не в гордости или в чем-то подобном.       Просто её сын, мой друг детства, сейчас сам обеспечивает семью деньгами.       Платит за университеты старших сестёр, коммуналку, отстегивает деньги на продукты.       Однако домой не возвращается.       Потому что он теперь — член мафии.       Не то, чтобы он говорил Альде об этом, но она сама подозревает и теперь, стоя за прилавком с овощами, корит себя за то, что они так бедно жили и их сын вынужден был погрязнуть в крови.       Мне её жаль, ведь она права.       Права не в том, что его волновало их бедное состояние, а в том, что он в крови.        Хотя, этот дебил с самого детства кричал, что будет тем, кем есть сейчас.        Тут нужно винить лишь его стремление к цели.       Но Альду действительно жаль, когда вижу, как она стоит за прилавком — хочется снова врезать своему дружку.       Ладно, что-то мы отошли от темы.       Я не хочу жить в доме Альды, потому что, как я уже сказала, её обеспечивает сын, мой друг детства, который когда-то был таким же бедным ребёнком, как и я.       Следовательно, если я буду жить с ней, то он и меня будет обеспечивать.       А я этого не хочу.       Всё выйдет паршиво: он теперь в мафии и способен обеспечить не только свою семью, но и меня, бедняжку-подружку, а сама я — ничего не добилась, кроме должности продавца никому не нужного антиквариата и не знаю, хватит ли мне бабла дожить до следующей зарплаты.       Не то, чтобы я жаловалась, я так-то тоже могу стать членом мафии, но мне нельзя.        Так как там меня ждёт опасность, по словам одного человека. — Все нормально, — улыбнулась я. — Мне нужно привыкать жить одной.       У Альды на глаза навернулись слёзы. — Ну, зачем же ты так?       Прерывая будущий плач, я положила руки ей на плечи и уверенно сказала: — Я справлюсь.       И, чмокнув женщину в щеку, я пошла в сторону своего места работы.        «Я справлюсь» — моя стандартная, надоевшая фраза, которую я всегда всем говорила.       Справлюсь…       Да с чем я вообще могу справиться?       Мне не нравится быть без родителей или взрослых.       Поскорей бы Тсуна меня забрал.       Штаб Варии. — Это ужасно, — проныл Мармон. — Что ужасно? — спросил у него принц. — Появление девчонки! — как тупо догоняющему ребёнку ответил иллюзионист. — На девочек всегда уходит больше денег, чем на мальчиков. Им надо дорогие модные тряпки, сережки, ожерелья, заколки, кольца, всякая фирменная косметика, прокладки каждый месяц! А этой ещё и лекарства! И тоже не дешёвые! Лучше бы у босса родился здоровый сын! — Нельзя быть таким скрягой, Мармон-чан! — строго отдернул бывшего аркобалено Луссурия. — И не смей такое говорить, когда Вита-чан приедет. Нельзя попрекать человека в слабости, в которой он не виновен!       Мармон насупленно промолчал. — Ты уже подготовил ей комнату? — спросил Бел. — Ох, ещё нет. Скуало-чан не сказал, где Вита-чан будет находиться. — Ну, явно не на нижних этажах, — принялся рассуждать принц. — Босс заставит капитана беречь девчонку, ведь она нужна Вонголе. А значит… — Бел-семпай, просчитываете ходы своих пакостей? — флегматично спросил Фран. — Королевские особы не развлекают себя за счёт больных, тупая лягушка, — оскалился принц и кинул стилеты в шапку кохая. — Да, к Вите-чан нужно будет относиться как к фарфоровой куколке, — немного мечтательность вздохнул Луссурия.       Он уже представил, как будет подбирать ей одежду, делать прически и красить ногти. — Фарфоровые куколки не угоняют машины, — ехидно ответил Бел.       Луссурия ничего не сказал, так как услышал быстрые и плавные шаги.       Сомнений не было, кому они принадлежали. — Где акулий потрох? — спросил Занзас, прожигая своих офицеров взглядом.        За его спиной преданно маячил Леви. — Сзади! — резко ответил мечник и, вройкнув, сильно пнул хранителя Грозы, чтобы пройти в комнату. — Чего тебе нужно? Я ухожу за девчонкой! — Тогда ты, — босс Варии бросил взгляд на Луссурию. — Забери из моего кабинета вчерашние отчёты и верни их в кабинет дерьмо-акулы.       Скуало едва слышно скрипнул зубами.       Отчёты, о которых говорит этот чертов босс, были даны ему ещё две недели назад.       И он только сейчас удосужился их разобрать. — Да, босс! — подскочил Луссурия и незаметно подал капитану какой-то знак.       Скуало вздохнул. — Босс, где будет комната твоей девчонки?       Повисло тяжёлое, даже волнительное, молчание.       Все хотели знать, куда босс поселит свою дочь. — Офицерское крыло. За неё будешь отвечать ты, — ответил Занзас и вышел.       Скуало закрыл глаза и попытался успокоиться.       Этого следовало ожидать. — Я подготовлю Вите-чан комнату напротив твоей, она как раз свободна, — сказал Луссурия и упорхнул. — … ВРОООООООООООООООООООЙ!!! ДА ВЫ ВСЕ — ЧЕРТОВА ЗАДНИЦА!!!       Скуало вылетел из гостиной и быстро понесся по коридору. — Надеюсь, он забудет о том, что отвечает за больного ребёнка, — проворчал Мармон. — Похороны — дешевле её жизни. — Ши-ши-ши, вряд ли забудет. Если только она его не доконает своим нытьем и боязливостью. — Психи~, — коротко резюмировал иллюзиониста и принца Фран.       И тут же в него полетели стилеты с щупальцами.       Какая-то торговая улица Сицилии.       Сидя за прилавком в магазине, я лениво тыкала в сенсор телефона.       Посетителей нет.        И откуда у бабки Солло берутся деньги?       Может, богатый муж?       Да, возможно.       Я видела его один раз и он показался мне богатенькой шишкой...       Пф, а мне ли не пофиг.       Я распласталась по столу.       Все равно никто не зайдет, а мне хоть удобно будет.       Ага, только я об этом подумала, как дверь резко открылась, колокольчики на ней мелодично звякнули, я мигом выпрямилась и увидела… патлатого... мужика?       Возле дверей стоял высокий мужчина с длинными, почти до пола, белыми волосами, одетый в какую-то чёрную с бежевыми вставками униформу. На груди была красная нашивка с эмблемой… Варии.       Чё-ё-ё-ё?!!!       Это же ошибка, да?