Дочь Варии

      Вчера вечером рассказ Тимотео возымел на меня плохой эффект: я не хотела больше находиться с ним рядом и притворяться хорошим ребенком.       Однако я инстинктивно чувствовала, что мое своевременное возвращение не обрадует Занзаса.       Видать, за совместно прожитые годы с Тимотео, Занзас таки считает его своим отцом, хоть и посылает на все четыре стороны.       И сейчас я единственное, что может связать их.       Поэтому после рассказа, когда Тимотео попросил у меня прощения за то, что так обошёлся с моим отцом, мне пришлось включить всё своё актёрское мастерство.       Я улыбалась, говорила, что тогда он был боссом и не мог поступить иначе, чудо, что он вообще смог сохранить жизнь Занзасу, и все в таком духе.       Спустя час таких утешений я наконец-то добралась до своей комнаты, сославшись на то, что мне завтра нужно выбирать подарок для сеньоры Аннет.       Тимотео сказал, что позвонит по поводу машины для меня, но я отказалась, убедив его, что у меня есть другой транспорт, который окажется быстрее всех машин.       Видите ли, проблема в том, что добраться до сердца Сицилии от глуши, в которой сейчас нахожусь я, понадобится около четырех часов.       А с Тимотео мы проболтали чуть ли не до двух часов ночи.       С Ливио встреча на десять.       Получается, что мне нужно выехать где-то в шесть утра.       Это отстой, учитывая то, что я хочу спать, и плевать, что бессонница этого не позволит.       Главное поваляться в постели подольше.       Так что… сегодня я непринужденно встала в девять утра и прособиралась полчаса.       Сходила в душ, подкрасилась, надела черные колготы с не очень приличным рисунком, черные шорты, футболку с надписью «13», короткую оранжевую замшевую куртку.       Ну и, с какой-то особой девичьей радостью и трепетом, нацепила заколку-булавку, которую мне вчера подарил Тимотео.       В голову неожиданно пришло, что я дура.       Силайо уже отверг меня, а я все ещё цепляюсь за него.       Ой, да пофиг.       Главное, что никто не знает об этом. — Синьорина Вита, к вам пришли, — постучавшись, позвала меня Дебора. — Рыжий мальчик.       Я подхватила рюкзак и вышла с коттеджа.       Вчерашний разговор очень вымотал Тимотео, поэтому он ещё спал.       На ступеньках меня ждал Микаэль. — Чуть не заблудился… — проныл он. — А я думала, ты во всей Сицилии хорошо ориентируешься. — Кажется, нет, — признался Мика и протянул ко мне руки.       Домработница Дебора с удивлением посмотрела, как Микаэль взял меня на руки и развернулся в сторону дороги.       Я обернулась и сказала: — Вернусь поздно. Передайте Тимотео, что ему не за что себя винить.       Дебора не успела ничего ответить.       Микаэль сорвался с места и побежал.       Просто, чтобы вы поняли, насколько он быстрый, скажу, что на руки он меня взял в сорок пять минут, а возле Золотого дома мы стояли уже в сорок шесть минут.       Теперь понимаете, что Мика быстрее любого транспорта?       Правда, после его услуг очень тошнит.       Пока я боролась с рвотными позывами, Мика сходил в магазин через дорогу и купил мне холодной воды с мятными леденцами.       Но опоздал.       Я не выдержала, согнулась над мусоркой какого-то бутика и блеванула в неё.       Именно на этом неприятном деле меня застал Ливио. — Вита?       Кажется, рядом с ним был кто-то ещё.       Хоть бы не его прекрасный папа.             Неловко-то как…       Я медленно разогнулась и бросила на Ливио взгляд, краем глаза заметив, что рядом с ним стоит Терзо.       Это меня успокоило. — Тебе плохо? — спросил Глитто. — Немного, — ответила я, отошла от мусорки и забрала у пришедшего Мики бутылку с водой.       Пока я пила, Эль читал мне нотации. — Это из-за того, что последний год ты нечасто пользуешься мной.       Ну да, раньше меня так не тошнило. — Да ладно, всё равно завтрак был не очень, — фыркнула я и вернула Мике наполовину опустевшую бутылочку.       Это успокоило его и он мне даже посочувствовал, как любитель вкусной еды. — Тебя стошнило во время поездки? — спросил Терзо, когда я заснула в рот противный мятный леденец. — Ага… — подтвердила я, внимательно изучая обёртку от конфеты.       Почему-то перед Ливио было особенно неловко. — А с кем ты встретиться должна была? Я могу идти? Флавио ещё просил в аптеку зайти, — вспомнил Микаэль. — С ним, — я, не глядя, махнула рукой на Глитто, и Мика ушел.       Всего лишь небольшая искра — и его уже нет на месте.       Ливио с Терзо офигели. — Как он так переместился? — спросил последний. — Не переместился, просто быстро ушёл, — поправила я, засовывая фантик от леденеца в карман куртки. — Это пламя грозы. — А кто он? — спросил Ливио. — Ну-у… мой хранитель Грозы, — нехотя ответила я. — Он точно покруче Жакоба, — улыбнулся Эссере. — Или они равны, — не согласился с ним Ливио. — У Жакоба пламя образуется в грубую силу, а у этого парня в скорость. Он, конечно, гораздо быстрее, но вряд ли сильнее. — Скорость увеличивает силу удара, — встряла я. — А вообще до Конфликта Колец ещё есть время. — Как зовут твоего хранителя? — спросил Терзо. — Микаэль. — Он не состоит в Вонголе? — Нет. — А ведь мы никого из твоих хранителей не знаем, кроме Виолетты, — задумался Глитто. — Они не в мафии? — Кто знает, — улыбнулась я. — На данный момент они просто в тени.       Удивительно, но этот ответ устроил и Ливио, и Терзо. — Почему он был с тобой? — спросила я у Глитто, когда Эссере ушёл.       Ливио бросил на меня немного странный взгляд. — Да так… небольшая прогулка. — Слишком очевидная ложь, — оскорблено фыркнула я.       Глитто понимающе улыбнулся.       Интересный факт: когда он улыбается, ты всегда видишь только его улыбку.       Ни выражение лица, ни глаза, брови… только губы.       Кажется, с его отцом также. — Ну, Вита, я ведь не обязан тебе ничего рассказывать? Или тебе любопытно, что я делаю вне школы? — заглядывая мне в глаза уточнил Ливио.       Это был задаток флирта.       Но я всё равно ответила так, как надо было Глитто. — Да. — Правда? — он сделал вид, что удивился. — Правда, — спокойно улыбнулась я и посмотрела на него испытывающе. — Ты интересен. Я сравниваю тебе с Силайо.       От моей чистейшей правды у Ливио окаменело лицо.       Пока он думал, чем мне ответить я прошла к Золотому дому, остановилась у ступенек и буднично спросила: — Какой был подарок у синьоры Аннет в прошлом году? — Венецианские антикварные бусы, — тут же ответил Ливио, обходя меня, чтобы войти в бутик. — Это была идея Силайо. Доминика согласилась отправиться в Венецию, но никак не ожидала, что там они разругаются. Доминика считала, что у Силайо нет вкуса в украшениях, потому что он решил купить те бусы. Она хотела что-то яркое и блестящее. В итоге Силайо кинул её в одном из ювелирных и убежал, чтобы купить бусы. В итоге они очень даже понравились синьоре Аннет. Такие в молодости были у её матери. — Полагаю, после этого Силайо стал её любимчиком? — Ещё каким. Он и раньше умудрялся удивлять её, — нехотя ответил Ливио, и мы вошли внутрь.       Внутри было просторно, шикарно, богато, украшено золотым орнаментом, красными обоями, балдахинами на шторах.       В общем, я не слишком хорошо умею описывать богатые убранства, но Золотой дом действительно не просто так зовётся золотым и домом.       Нас с Ливио встретила милая длинноногая девушка, поздоровалась, отвела в комфортную комнатку на втором этаже.       В ней находились мягкие красные диванчики, золотистый столик, несколько пейзажных картин, которые заставляли смотреть на себя.       Пока я пялилась на картины, другая девушка принесла чай. — В такие комнаты отводят людей, которые хотят сделать украшение на заказ. Здесь их уже ждёт ювелир, которому они будут высказывать свои требования. Мы же сперва попьём чай и пойдем в общий зал, чтобы посмотреть на готовый товар, — объяснил Ливио, не сразу заметив, что я не отреагировала на него.       Взяв в руку чашку из тончайшего фарфора, он минуты две молча смотрел на меня.       Я по прежнему жадно глядела на картины.       Их было три.       Густой дремучий лес, с красивым озером.       Зимние деревья между расписным мостиком.       Розовые деревца, похожие на сакуру.       Эти картины были будто живые.       В голову то и дело прокрадывалась мысль, что они за стеклом.       Будто это не писаная красками иллюзия, а реальная природа за окном. — Нравятся? — вдруг спросил Ливио, тронув меня за руку. — Ага... аж завидно становится. Я тоже неплохо рисую, но эти картины лучшие из всех, которые я видела. Вы нанимали художника? — спросила я, наконец оторвав взгляд от незабываемого искусства.       Глитто посмотрел на картины и просто ответил. — Нет, это работа моей матери. За свою недолгую жизнь она написала более трёхсот картин. Занималась этим со школы.       Мне опять стало неловко.       Захотелось извиниться, расспросить и послушать. — Эм… А… — Умерла при родах, — добавил Ливио, догадавшись, что я хочу промычать.       Я не знала, что сказать, поэтому схватилась за свою чашку с чаем, как за спасательный круг.       А ведь я должна была додуматься, что его мамы нет в живых.       Этому было несколько подтверждений.       Но я застелила себе глаза придуманной историей о том, что раз Ливио ведёт себя, как идеальный ребёнок, значит, у него всё имеется.       Впервые за долгое время я так крупно ошибаюсь.       Нужно было ещё с первого сентября изучить всех своих одноклассников, однако мне было лень и я их даже не анализировала.       Взглянув на Ливио мое сердце сжалось.       Он смотрел на кольцо-клетку, которое отдала ему я, и плохо пытался скрыть бушующие эмоции.       Ливио винил себя в смерти мамы и это было слишком очевидно.       На миг я даже забыла про его скользкий характер и фальшивое подведение.       Передо мной сидел подросток, который ни разу в жизни не ощущал материнского тепла.       Он не слышал её ласковых слов, объятий, не чувствовал, что у него есть всё.       Это заставило меня решительно податься вперёд и обнять его.       Ливио вздрогнул от неожиданности и повернул ко мне в голову.       Я не видела выражение лица, так как уткнулась в воротник его джинсовой куртки, но по сердцебиению поняла, что он очень удивлен. — Вита, я не… — дотронувшись до моего плеча, попытался что-то сказать Глитто, но я его перебила. — Ты скучаешь по ней. Это нормально. Даже если видел только на фотографии.       Ливио ничего не ответил.       Только погладил меня по волосам и сменил тему. — Пора в общий зал.       Я отстранилась.       Так получилось, что мы с ним встали одновременно, я оступилась, начала падать на него и не специально ударила по хребту.       Это и разрядило грустную обстановку. — Вита… — почти терпеливо прошипел Ливио. — А вот так меня ласкать не стоит. — Почему? — наивно хлопнув глазами, поинтересовалась я. — Вот моё ещё одно отличие от Силайо: я не мазохист, — ярко улыбнулся Глитто, пропуская меня вперёд. — Он тоже не такой. Просто терпеливый. — Ты защищаешь того, кто проигнорировал твои чувства? А как же гордость? — Её у меня с лихвой. Сейчас я констатирую факт! — Нет, сейчас ты оправдываешься. — Ты хочешь в это верить!       Под такую песенку мы вышли в огромный сверкающий зал с кучей витрин, стеклянных шкафов и столиков наполненных ювелирными работами.       Тут также было несколько картин, но я решила не любоваться ими слишком долго, чтобы зря не портить настроение Глитто.       В зале было много пар, которые неспешно выбирали украшение.       У всех женщин лица выражали безграничный восторг от того, что их партнёры могут себе позволить привести их в Золотой дом.       Кстати, некоторые косились на нас с Ливио очень неодобрительно, что было неудивительно.       Я была одета слишком просто, как для дочки кого-то богатого, и Ливио тоже не щеголял в смокинге, а предпочел обычные кроссовки, джинсы, футболку и куртку.       Лично мне от взглядов холеных женщин стало очень неуютно, как будто я ошиблась заведением.        Глитто смотрел на всех свысока, как настоящий владелец.       Косится на меня перестали неодобрительно только тогда, когда к нам неожиданно подошёл отец Ливио, Каллисто. — А вы припозднились.       Он был для меня полной неожиданностью, поэтому я не знала, что ответить.       Его сын сделал это сам. — Просто Вита чуть не осталась жить в седьмой комнате из-за сильного интереса к картинам.       Меня в который раз удивило сегодняшнее поведение Ливио.       Равнодушно объяснив причину нашего опоздания, Ливио банально кинул меня и пошёл вглубь зала.       Каллисто посмотрел ему вслед и перевел взгляд на меня, гадавшую из-за чего они могли поссориться. — Извини, у Ливио в последнее время портится настроение, когда я рядом.       Вот теперь мне стало жалко ещё и этого красивого мужчину.       А ведь я уверена, что он хороший отец и очень любит Ливио.       И ещё я знала его репутацию. — Вы собрались жениться? — не очень уверенно предположила я.       Из-за чего ещё Ливио мог обозлиться на Каллисто? — Нет. Просто увлёкся одной женщиной и Лив подумал, что это серьезно. Она уже уехала, но он всё равно злится, — честно ответил мужчина и улыбнулся мне. — Тебе не стоит забивать этим свою красивую голову. Хочешь, я подарю тебе одну из картин, которые понравились тебе в седьмой комнате? — А… Всё нормально? Ливио сказал, что эти картины его матери, — испугалась я.       Вот увидит блондин, как его отец-брюнет отдает мне картину его мамы, и вообще подумает, что Каллисто не дорожит сокровищем.       Не хотелось бы становиться усугубителем чужой ссоры. — Он рассказал? — удивился Каллисто и попытался взглядом найти сына.       Ливио стоял в метрах пяти от нас и разговаривал с какими-то знакомыми людьми. — Ну, не то, чтобы… просто сказал, кто написал картины и что… эм… она умерла при родах.       Его отец снова перевел на меня взгляд и задумчиво сказал: — Если он рассказал тебе о Кристине, значит, не будет против, если одна из её картин окажется у тебя. — Так он же ничего такого не сказал, — возразила я. — Думаешь? — спросил босс Глитто, выводя меня из зала. — Я больше, чем уверен, что Ливио никому, кроме Силайо, не осмеливался сказать, что винит себя в смерти Кристины. Даже я только один раз слышал это от него, когда ему было семь.              Немного помолчав, Каллисто вздохнул. — Я пытался объяснить ему, что Кристина была слаба не из-за него, но… Видимо, я плохо о нем забочусь. — С чего вы взяли? — вырвалось у меня. — Я работаю на процветание семьи и развлекаюсь с женщинами, а должен больше времени уделять сыну.       Признание прозвучало легкомысленно, но фальшиво.       Синьор Каллисто повторил чьи-то слова.       Возможно, они принадлежали самому Ливио.       Мне стало интересно, какое у Каллисто выражение лица и, не удержавшись, я чуть наклонилась вперёд.       Лицо мужчины было сосредоточено и серьезно.       Природное обаяние, лукавая улыбка и аура сексуальности куда-то испарились.       Вперёд смотрел мужчина, который, казалось, не знал, что такое улыбка. — Без понятия, кто сказал вам, что вы плохой папа, но… Эти слова не имеют значения, даже если вы услышали их от самого Ливио, — отвернувшись, сказала я, смотря себе под ноги.       Синьор Каллисто повернул ко мне голову.       Я взглянула в его лицо ещё раз и сказала: — Прежде всего вы тот, кто остался наедине с болью, которую никто не пытался облегчить. Все вокруг утверждали, что вы — сильный босс и со всем справитесь. Что сами поднимите ребенка. И вы сделали это. Для окружающих Ливио — прекрасный мальчик. Он злится из-за ваших половых связей, просто потому что никогда не задумывался о том, что вы тоже потеряли его маму, и пытаетесь заглушить свои страдания чужими телами. Он, как и все другие, кто осуждает вас, думает, что вас ничем нельзя сломить, ведь вы босс семьи, которая поколениями ничем не уступает Вонголе. Вы не можете признаться ему, что хотите забыть ту женщину, потому что её уже не вернуть. Думаете, такое заявление заставит Ливио решить, что вам всегда было плевать на неё, учитывая ваш сегодняшний образ жизни. Извините, что заявляю вам это, но вы с сыном одинаково портите друг другу жизни, думая, что ваша жена — запретная тема. Вам стоит быть более открытыми. Ведь… у вас же никого нет кроме друг друга.       По окончанию своей жизненной речи я поняла, что повела себя, как наглая бичиха.       Нужно было свои наблюдения держать при себе.