Aqua et ignis

Когда Бакуго продрал по утру глаза и вывалился в большую комнату, которая у него была одновременно и кухней, и гостиной и приемной для страждущих, Одеялко радостно ткнулся мордашкой ему в бок и повилял хвостом. Бакуго ухмыльнулся, погладил его, пожелал доброго утра и кинул креветок из магического шкафа, где хранил улов, в облюбованный питомцем угол пещеры. Одеялко покрутился вокруг своей оси, что означало у него «привет» и любое другое «доброе» время суток, вильнул хвостом в знак благодарности, зарылся в песок и захрустел в углу разгрызаемыми панцирями. Бакуго пару раз зевнул, отогнал щупальцем от лица мелкие пузыри, поскреб живот и присел у котла: интересно же, что стало с тем существом за ночь. Он махнул рукой и появилось изображение абсолютно пустого берега, словно вчера там не лежала эта огромная туша и он ее не лечил, расходуя свой самый ценный ресурс — магию. Недовольно скривив губы, Бакуго убрал изображение и приказал себе забыть о всем произошедшем: помог попавшему в беду созданию и молодец. Однако внутри неприятно царапнула обида: могло бы и ещё немного полежать на берегу и подождать его. Предоставить возможность рассмотреть себя получше, дать потрогать горячую чешую и крылья, а оно взяло и смылось… Скотина неблагодарная! — Забудь и все! — вслух ещё раз одернул самого себя Бакуго, цепляя щупальцем с полки бутылочку бодрящей настойки. — Эта недорыба-недоптица ничего тебе не может дать в ответ, угомонись уже! Настроение неожиданно испортилось. Бакуго раздраженно выматерился, допил настойку, кинул бутылочку в коробку к пустой таре и решил развеяться. Можно было сходить на гонки, ярмарка вроде где-то у медуз проходила… но это было все не то: на душе было тоскливо и хотелось поддержки и теплых слов. Он глянул на календарь, обомлел и покраснел до самых ушей: как можно было забыть о дне рождения собственной матери?! Он потряс головой, думая, что не проснулся, но магический календарь никогда не ошибался. Да, сегодня было двадцать третье декабря, а день рождения у нее двадцать первого… — Твою же мать… — матернулся Бакуго, стукая себя щупальцем по лбу. — Надо было всё-таки на прошлой неделе сплавать, как и хотел… Однако ему сначала было лень — время-то в запасе имелось, а потом посетители повалили толпами перед этой самой ярмаркой — каждый хотел выглядеть лучше всех, а еще пару дней Бакуго на гонках зависал… Одним словом, занят был, и так и не поздравил… «Я самый ужасный сын на свете…» — обругал он себя и кинулся собираться. Быстро приведя себя в порядок, нашел большую тканевую сумку, перекинул ремень через плечо и начал щупальцами собирать с полок разные зелья для родителей. Сначала стандартный набор: от боли, несварения, успокаивающее и восстанавливающее. Потом уже дополнительный: для матери отдельно сунул пару-тройку настоек для поддержания молодости и красоты, а отцу зелья от стресса, ибо маман мозг могла вынести за считанные минуты, и несколько бутылочек им обоим для романтичного настроения. Кинул ещё две пригоршни монет в сумку: пусть родители сходят отпразднуют день рождения ещё раз за его счёт в «Гроте удовольствий» и погордятся, что взрослый сын, которому уже целых восемнадцать лет в этом году исполнилось, устроил это. Немного подумав, добавил еще в сумку три бутылки алкоголя собственного изобретения: нечего непонятное пойло у кальмаров покупать, пусть лучше его проверенное употребляют. Окинув взглядом свое жилище, Бакуго невпопад подумал, что не мешало бы навести порядок и пополнить количество готовых зелий, но этим можно заняться и завтра — сегодня есть дела поважнее, — и свистнул Одеялку, который мгновенно встрепенулся, отряхнулся от песка и, бросив свой недоеденный завтрак, подплыл к нему. Они выплыли наружу, и, пока Бакуго ставил защитный купол и расправлял запутавшиеся водоросли на входе, Одеялко нашел, завалившуюся за камни около пещеры, табличку, извещающую, что подводный маг Кацуки Бакуго сегодня не принимает, пусть приплывают завтра. Одеялко тронул одно из его щупалец своим плавником, привлекая внимание, и начал парить в воде над табличкой — сам он ее вытащить не мог. Бакуго погладил его в благодарность, вытащил чёртову деревяшку щупальцами и повесил на разлапистую корягу, вертикально воткнутую в песок на манер столба. — Все, Одеялко, можем отправляться, — заявил он, поправляя сумку на плече. — Мы должны найти для матери шикарный подарок, чтобы она меня, забывчивого придурка простила! И будем искать так долго, пока не найдем, ясно? Одеялко, похоже, ничего не имел против: резво подплыл к хозяину, виляя хвостом из стороны в сторону, и они направились к излюбленному месту Бакуго — мысу, недалеко от которого потерпел кораблекрушение огромный пароход. Днём там было особенно красиво, да и столько интересных и необычных штук можно было найти, что закачаешься, а Бакуго интересные штуки любил ещё с детства… Но сначала неплохо было бы позаботиться о завтраке, поэтому он решил сделать крюк через коралловый риф: и сам поест, и Одеялко покормится — от лишнего раза этот любитель покушать явно не откажется. Когда они подплыли к рифу, над тем уже резвились морские коньки, смешно покачиваясь в воде, и вились стайки мелких ярких рыбок, нагло объедающих коралловые полипы. Одеялко первым ринулся в бой за завтраком, разгоняя коньков, которых не ел, стараясь ухватить юркую рыбешку за хвосты. А Бакуго, которому вкус этих рыбок и морских коньков не очень-то и нравился, немного понаблюдал метания скатика за этой мелюзгой и поплыл к зарослям водорослей, где пряталась рыба покрупнее. Выманив одну большую самку при помощи магии — времени не было гоняться за ней следом, — Бакуго лихо ее скрутил щупальцами, а потом также лихо распотрошил магией. Оглянувшись на Одеялко, который безуспешно носился среди кораллов, Бакуго свистнул ему и протянул кусочек филе, а голову и хребет, вместе с внутренностями и кожей, закинул обратно в те же водоросли: пусть сородичи доедают остатки себе подобной. Они с Одеялком вернулись обратно к рифу, лакомясь свежей рыбой. Бакуго уставился на морских коньков и ярких рыбок: смотреть на них ему не надоедало, а Одеялко забурился в песок и занялся едой. Тут Бакуго краем глаза заметил рыбу-ежа, которую явно привлек его завтрак и решил немного над ней подшутить, уж больно смешно выглядит, когда пугается. Он выудил из сумки щупальцем одну из бутылочек и швырнул ее в направлении рыбы, сплошь покрытой шипами. Бутылка стукнула рыбу-ежа прямо по боку и та мгновенно надулась, превратившись в большой круглый шар, выставив во все стороны длинные ядовитые шипы. Бакуго неспешно доел свой завтрак, поржал над рыбой-ежом и поднял со дна обломок доски. Тихонечко подплыл сзади к этому шипастому шарику и от души залепил тому по заднему плавнику. Бедная жертва его внезапного нападения пропахала собой разноцветные кораллы, распугав морских коньков и рыбок, и так там и осталась, не способная выбраться. Бакуго радостно осклабился, что его шалость удалась, подхватил щупальцем бутылку со дна и сунул ее в сумку, другими тронул спинку скатика, дескать, давай потом догоняй, и поплыл дальше жутко довольный собой: и поел, и развлекся. Далеко он не уплыл, по обыкновению, засмотревшись на яркие морские губки и актинии, прилепившихся к камням на дне. Губки исправно перекачивали через себя морскую воду, актинии лениво шевелили своими изящными щупальцами, привлекая к себе потенциальную добычу, а Бакуго снова вспомнил свое первое знакомство с этими «цветами моря» в глубоком детстве. Тогда Бакуго считал актинии безобидными цветами и постоянно тянулся потрогать во время прогулок, несмотря на предупреждения матери, что эти «цветочки» не так уж и безобидны, как может показаться на первый взгляд. Ну какой ребенок будет слушать маму, когда однажды его посадят на камень, чтобы он покорно сидел и дожидался, пока родительница, наконец-то, наговориться со своей подругой, и не прикоснется к такой красоте? Какой угодно, только не Бакуго. Убедившись, что на него не смотрят, он тихонько подобрался к этим невообразимо прекрасным бело-голубым «цветочкам» и погрузил в них свои маленькие пальчики… И тут же заорал во все горло, получив серьезный ожог. Вот тогда-то он и понял, что мама была очень даже права. Ладошки мгновенно стали бордовыми, а самого Бакуго тут же повело в сторону. Если бы не мать, мигом подхватившая его на руки и утащившая домой, то он бы там валялся без сознания рядом с этими «цветочками»… Его даже не отругали тогда — не успели: Бакуго так сильно затрясло, что даже мама перепугалась. Отец спешно уплыл за морским доктором, а она сидела и баюкала на руках плачущего сына и заверяла, что все будет хорошо. Слава богу, что отцу по пути встретился подводный маг, который согласился помочь. Когда они с отцом, запыхавшиеся и взъерошенные, ввалились в их дом, Бакуго заходился плачем от боли, а вместе с ним плакала и его мать. Отец кинулся успокаивать жену, а маг — к Бакуго. Выслушав, что случилось, тот всех сразу же успокоил — ничего смертельного — их сын не был ни первым, ни последним ребенком, который «получил сдачи» от «цветочков», так что он знает, что делать. Уложил орущего Бакуго на рядом стоящий стол и начал колдовать над его ладошками. Когда страшная боль отпустила и Бакуго начал успокаиваться, его осторожно напоили из темной склянки какой-то ужасно горькой настойкой, из-за которой страшно потянуло в сон, и он благополучно вырубился. Проснулся он уже в своей комнате, и первым делом уставился на свои руки. Ладошки были в порядке, как и он сам — его больше не трясло и ничего не болело. Зато мама, заснувшая на стуле около его кровати и проснувшаяся от его радостного возгласа, была совсем не в порядке: всю ночь просидела рядом с Бакуго, боясь оставить его одного. Она отвесила ему неслабый подзатыльник и жёстко отругала. Бакуго молчал и смиренно слушал ее крики, что нельзя себя так вести: надо ее слушать, а не поступать по-своему, и спрашивать, если непонятно, а не лезть напролом, а потом орать от боли. После этого случая Бакуго понял, что мама, действительно, хочет как лучше, и она стала для него источником ответов на все вопросы, которые ему в огромном количестве приходили на ум. Он доставал ее днями и даже ночами, за что ему хорошенько так прилетало иногда, но он не обижался: мама всегда знала, что, где, когда и почему. Мать же первой и заметила способности Бакуго к магии, которой, оказывается, владел и ее отец, но не владели она и муж, и отправила Бакуго к деду на обучение, как только тому исполнилось пять. Это было самое замечательное время в жизни Бакуго: дедушка так много всего знал и умел, что рот у маленького Кацуки почти не закрывался. Все, свободное ото сна и тренировок, время он терроризировал дедушку своими «деда, а расскажи почему», «деда, а покажи как», «деда, а вот это зачем?». И дедушка терпеливо рассказывал, объяснял и показывал. Именно он научил Бакуго колдовать, варить зелья, драться, чтобы внук умел постоять за себя не только при помощи магии. Именно он не только открыл Бакуго красоту и разнообразие подводного мира, но и показал другой — с землей и небом. Обучил его языку людей и научил трансформировать щупальца в ноги. Дедушка любил мир людей, в котором провел очень много времени и невольно в своем внуке разжег нешуточный интерес к неизведанным местам, необычным вещам, к небу, суше, наземным животным, традициям людей и много чему другому. Восторг Бакуго был запредельным — столько всего интересного вне моря! Он долго упрашивал дедушку показать ему все то, о чем тот рассказывал и почти его уломал, если бы не мать. Та категорически запретила вылазки на поверхность, тем более длительные путешествия, пока он не станет взрослым и независимым. И Бакуго пришлось смириться: маму он очень любил и решил не расстраивать ее прежде времени. Подумаешь — подождать несколько лет, а потом, когда станет взрослым, они с дедушкой отправятся в кругосветное путешествие… Однако тоска по миру людей совсем заела дедушку, которому пришлось надолго остаться в море из-за воспитания внука, поэтому, чтобы не ссориться и не расстраивать всех, дедушка тихонечко смылся из дома, оставив записку, что больше не может сидеть в море — отправился мир повидать. Бакуго выждал неделю, надеясь, что дедушка передумает и возвратится к нему, но этого не произошло. Он, в расстроенных чувствах, вернулся к родителям и долго молча страдал, замкнувшись в себе и огрызаясь на отца и мать, которые по сути не были ни в чем виноваты… В один прекрасный день, он решил, что пора бы ему потихоньку готовиться к осуществлению своей мечты: кругосветному путешествию без дедушки. Хватит сидеть у родителей на шее и трепать им нервы, пятнадцать лет — самый подходящий возраст, чтобы повзрослеть и стать самостоятельным. Бакуго объявил о своем решении родителям, а те, конечно же, закономерно расстроились, запричитали — не слишком ли рано для независимости, и попытались переубедить своего решительно настроенного сына — они совсем не против жить втроем и дальше. Бакуго оценил заботу и обеспокоенность отца и матери, поблагодарил за такую поддержку, но от своего решения не отказался, о чем открыто им и заявил. Дескать, здорово, что у него такие замечательные и понимающие родители, которые совсем не против и дальше терпеть его кислую мину и огрызания, но ему нужны перемены. Родители поворчали-поворчали и сдались. Втроём вернулись в дедушкин дом, разобрали его вещи, всплакнули, что променял их на мир людей, повспоминали добрым словом, пожелали удачи и счастья, собрали то, что может пригодиться Бакуго в его самостоятельной жизни и перенесли в его теперешний дом… — Блин, опять я ностальгирую, увидев актинии, — ругнулся Бакуго, когда его легонечко тронул за щупальце Одеялко, улыбнулся скатику и поплыл к кораблю, который уже виднелся вдалеке. Подплыв к нему ближе, Бакуго привычно замер, забывая как дышать: каждый раз этот огромный, лежащий на боку, лайнер, как его называл дедушка, повергал его в трепет. Как люди могли построить такую махину, будучи с него ростом? Дедушка, правда, рассказывал, что такой корабль строят целые толпы людей и не один день, и все равно не верилось, что это создание рук человека… А материалы? Там же было не только дерево, которое ему было знакомо, но ещё и твердое железо и хрупкое стекло. Бакуго знал названия и как они выглядят, но вот как они «добываются» и «обрабатываются», не понимал. А плавает пароход как? Что это за штука — паровая машина? Жаль, что они с дедушкой так и не выбрались посмотреть в мир людей как эти самые корабли строятся… Мимо него пронеслась стайка рыбок, и Бакуго тряхнул головой, прогоняя охватившее его оцепенение и снимая сумку с плеча: так сподручнее будет исследовать это самое судно, когда сумка не шлёпает по бедру, а в ней не звенят бутылки и склянки. Спрятав свои «подарки» родителям за обшивкой судна, они вместе с Одеялком поплыли вверх — к каютам, в которых было столько всего необычного. Он сразу направился к тем, которые ещё не успел осмотреть и очень надеялся, что все самое интересное не растащили русалки, которые были страшно падкими на всякие побрякушки и блестящие вещи. Открыв дверь запертого помещения магией, Бакуго впустил скатика, вплыл сам и начал осматриваться. Посреди комнатки висело два «стула», которые не прикреплялись каким-то хитроумным способом к полу, как кровать, шкаф и комод. Кровать и стулья Бакуго не интересовали, что нельзя было сказать о содержимом шкафа или комода. Из прошлых исследований затонувших кораблей вместе с дедушкой, он уже знал, что люди все самое ценное хранят за закрытыми дверями. Из открытого шкафа на него вывалилась одежда, которую так любили люди, но Бакуго не понимал этой странной привычки. Он начал выдвигать шкафчики, в которых снова была одежда, но другая — нижнее белье, как это называл дедушка, но никаких коробок или шкатулок в шкафу не было. Скатик удобно примостился на кровати и наблюдал за ним, легонечко шевеля хвостом. Бакуго недовольно цыкнул и переместился к комоду, который тоже был заперт. В одно мгновение сломав хитроумные человеческие замки, он с предвкушением выдвинул первый ящик и радостно заулыбался: целых три коробочки! Взяв немного подрагивающими от нетерпения руками ту, что побольше, Бакуго открыл ее. «Шкатулка» — так это правильно называлось, была полна разных «женских штучек». Как раз то, что ему требовалось для подарка матери: тут были и гребни с разными камнями, ленты, какие-то железные штуки, названия и назначения которых он не знал, небольшая расческа и зеркальце, которое открывалось и закрывалось крышкой. — Отличный улов! — поцокал языком Бакуго и потянулся к коробке поменьше. В той лежала блестящая металлическая круглая штука с цепочкой и такая же коробочка с замочком. «Какие необычные часы, — подумал Бакуго, рассматривая палочки с заострёнными кончиками и цифры по кругу. — Получается их можно носить с собой, чтобы смотреть время». Время тоже было странным понятием для него, как и сама идея, что его надо настолько четко и так часто «измерять». Бакуго закатил глаза, недовольно цыкнул, отмахиваясь от своих привычных мыслей, что люди и их заморочки иногда слишком замудреные, и начал возиться с замочком на коробочке. Внутри оказалась выгнутая деревянная трубка. Бакуго недоуменно покрутил ее в пальцах, рассматривая небольшое отверстие с одного конца и большое с другого. Хмыкнул, приложил к губам и дунул: из другого конца вылетело много мелких пузырьков и он довольно улыбнулся. «Подарю отцу, пусть дует и развлекается», — решил он, пряча диковинный предмет в коробочку и закрывая шкатулку. Настал черед последней шкатулки. В ней были украшения. Бакуго бесцеремонно вытряхнул все на комод и принялся разглядывать и ощупывать. Из всего только жемчуг был ему знаком, потому, что они с дедушкой сами собирали его, чтобы сделать бусы в подарок маме. Он сразу же отложил в сторону жемчужные бусы, серьги и браслет и продолжил дальше разбирать, перепутавшиеся между собой, украшения. Здесь было много всего девчачьего, но и для Бакуго нашлась обновка — кулон на тонкой желтой цепочке с длинным красным камнем под цвет его глаз. Он подёргал цепочку, которая выглядела достаточно хлипкой и решил, что дома поменяет на кожаный шнурок, которых у него было предостаточно. Долго возился, пытаясь открыть миниатюрный замок, разозлился, когда не получилось, кинул несчастный кулон вместе с остальными украшениями обратно в коробочку: попросит мать помочь, у нее пальцы проворнее. Крепко обхватив каждую коробочку щупальцем, Бакуго, проверил остальные ящики, но там ничего интересного, ну кроме пары шейных платков и ремня для отца, не оказалось. Он поманил скатика щупальцем, мол, следуй за мной, и выскользнул обратно в коридор. — Одеялко, я нашел хорошие подарки, так что мы с тобой плывём к родителям, угу? Скатик покрутился вокруг собственной оси, выражая радость, и замер, ожидая пока хозяин поставит на двери магическую метку для самого себя, чтобы потом, по второму кругу, не шариться в тех каютах, в которых уже был. Бакуго разобрался с меткой, погладил Одеялко и медленно поплыл со своими сокровищами к сумке, а потом к родителям, очень надеясь, что те дома, а мама перестанет на него дуться, когда увидит, что он для нее приготовил.