~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Резиновая обшивка окна автобуса плотно держала сползающую во сне руку Новосельцева. Темнота, деревья, приглушённые разговоры... И поддувало откуда-то. Гудящий шум мотора расплывался в сознании, отчего казалось, будто бы его и не было. Окно исходило холодной дрожью. Новосельцев поморщился на очередной встряске неровностью дороги и снова глубже погрузился в сон... Забвение, забвение... Шум мотора автобуса превратился в шум людских голосов. Все тот же институт. Столовая... Звон монет по полу. Звонок Лизе... Казалось, будто бы он наблюдает за этим со стороны. Нет, он был прямым участником сна из прошлого, но ощущение было, что все это где-то далеко, будто смотрит он на кинопленку от первого лица. Все было... Именно БЫЛО, а не есть... Лариса Дмитриевна. Только в этот раз она уже ничего не говорила насчёт свадьбы... Женщина натягивала красивые туфельки на свои ноги и молча, пристально смотрела Толе в глаза. Как же сейчас это молчание резало по его душе! Если бы вы знали... Он смотрел на неё, не отводя глаз, будто все находилось в замедленном действии, и Толя способен был рассмотреть каждую деталь происходящего. Её глаза, по которым можно с легкостью прочесть всю жизнь... всю ту самую жизнь, минувшую бок о бок с Лизой. Не слова, нет... Лишь глубокое молчание способно олицетворять случившееся. Обрыв. Людмила... Людмила Прокофьевна. Людмила Прокофьевна Калугина. Директор нашего статистического учреждения. Она стоит и разговаривает с начальниками отделов, а вокруг неё зеленеет лес, папоротники... Она очень... так сказать... красива. Как же она красива! Такая худенькая, улыбчивая. Стоит себе и выясняет разные обстоятельства с дядечками. А ее шею обвивает длинный, лёгкий, белый шарфик из тонкой ткани, который иногда вздымается на ветру. Как же Она красива... Обрыв. Толя в лесу. Сегодняшняя история. Он заблудился. Хохотал, хохотал со всеми, а потом вдруг заблудился. Всё-таки сказалась его любовь к одиночеству и задумчивости и лесу. Он не знает, куда идти. А все продолжает брести, отбрасывая палкой листья и ветки. «Интересно... Будет ли Она волноваться, если я пропаду? Шура будет бегать и кричать: «Новосельцев пропал, Новосельцев пропал, сдайте по 50 копеек на спасательную бригаду» или ещё на что. Ну, Шура найдёт повод собрать полтинник. А может Ей будет все равно. Шура забежит в Её кабинет и скажет: «Людмила Прокофьевна, у нас Новосельцев пропал...». Что Она скажет? И будет ли думать обо мне, пока меня ищут?». И так он брел по лесу, брёл... Дятел стучит где-то чуть слышно... Снова обрыв. А так не хотелось, чтобы этот сон заканчивался, он хотел знать, будь ли Она волноваться и думать о нем. Новосельцев открыл глаза от очередной встряски огромной ямой, а может кочкой. Вздохнув и сильнее засунув руки под легкую куртку, съёжившись, он решил больше не дремать. За окном уже мелькал город. Такой знакомый и родной. На первых рядах все тоже дремали, лишь Шура о чём-то тихо (на удивление!) переговаривалась с водителем. Мужчина устало глядел за окно своими сонными глазами. Его влечёт к ней... Он признался сам себе, да, его. влечёт. к ней... Мимо пролетали окошки домов с разными цветами и растениями на подоконниках. Этот тусклый, брюзжащий свет разных оттенков покоился в ячейках советских домов, названных квартирами. «А думает ли Она сейчас обо мне, как я о ней?..» Автобус остановился на светофоре. Толя на миг оставил мысли и получше вгляделся в улицу. Поняв, что до дома меньше идти, чем от учреждения, он высунул руки из-под куртки, встал и направился к Шуре. -Шура, а можно тут сойти?-невнятно произнёс он в темноте автобусного салона. -Чего?-звонко сказав, обернулась она. -Мож... -Чего? Новосельцев, говорите внятнее. (Кажется, её крик в темном, тихом салоне был ещё невыносимее, а может, это оттого, что мужчина пару минут назад спал и ещё не «проснулся»). -Выпустить меня отсюда можно? -Тормозни тут...-вытянувшись, похлопала она водителя по плечу. -На остановке! Тут не положено,-ответил огромный седой мужчина. Автобус тронулся. Толя плёлся, шатаясь, по узкому кулуару машины к своему месту, где лежали все вещи. Шипением проводил Новосельцева огромный автобус, уехав вместе с Шурой и всей командой вдоль по улице.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Родной запах подъезда. Первый этаж. Затоптанный, поломанный, избитый всеми сапогами, каблуками и сандалиями жителей подъезда. Вот второй этаж, где женщина омерзительно готовит рыбу и распространяет сие зловонию по четвергам. Новосельцева даже не смутило, что сегодня воскресенье. Он просто подошёл к своей двери. Ввернул ключ...~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Чашка остывшего чая, который был не выпит соседом. Кусок хлеба. Новосельцев сидит за столом на кухне и тщательно пережевывает свой «ужин». -...он её за хвост, а та КАААК завизжит! Жуть!-смеялся Михаил Степанович. Толя ничего не слышал. Его глаза уставились на крошки от хлеба, а сам он был где-то глубоко, изнеможенно пытаясь вырваться из объятий нахлынувших чувств. Да, чувства были и раньше, но тут вдруг они стали настолько удушающими, что хотелось БЕЖАТЬ к Ней, ЧТО-ТО ДЕЛ... -Ты в порядке?-прервал его сосед, положив руку на его плечо. Толя вышел из внутреннего гипноза и съёжился от неловкой интимности своих мыслей. -Мгм... да, я в порядке,-сказал он и хлебнул остывший чай. -Ты скажи, я могу уйти. Новосельцев встал, поставил чашку в раковину и взял тряпку, чтобы убрать крошки со стола. -Да что Вы... чаю будете? Сосед, кряхтя, поднялся. Толя стал вытирать стол. -Не, спасибо... обпился уже... Пойду к себе,-сказал мужчина, уходя. Толя даже не среагировал. Сосед шаркая ушёл, а Толя...