~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Пылающее солнце поджаривало нежные лепестки гвоздик. Новосельцев стоит около метро, слыша, как гудят электрички, там, внизу. Его пальцы дрожали, удерживая купленный для Неё букет. Галстук, подобно удавке, сжимал его горло, заставляя задыхаться. Он страшно переживал... Мужчина приехал за добрые сорок минут до назначенного времени, думая, что она-директор и уж точно не привыкла опаздывать. Все эти сорок минут он волнительно рассматривал женщин, выходящих из метро, надеясь отыскать те самые глаза, тот пронзительный взгляд, который он запомнил на всю жизнь. И в который глубоко влюблён. Он так долго искал этот взгляд, что за сорок минут не раз словил себя на мысли, что уже жить без него не может. Лица, лица. Настолько разные женщины, что голова шла кругом от их количества, от их голосов, взглядов, но никто не мог быть похожим на Калугину с её большими глазами, в которых он и рад бы утонуть, с её, порой, нежным голосом, несмотря на строгую чеканку некоторых слов. Он будто бы один на свете знал, нет, был уверен, что в ней сидит что-то тёплое, заботливое, любящее, домашнее и влюблённое... И незаметно для него, глубоко в толпе... он заметил Её. Мягкие черты лица, сжатые губы и бегающие, расстроенные глаза. Он так оторопел, что просто глядел на неё и не мог с места сдвинуться. Она была очаровательна.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Людмила поднималась по лестнице, выходя из метро. Пару шагов и она оказалась на улице с толпой людей. Нервно бегая глазами, она пыталась отыскать Его... но не могла. Строгим, уже недоверчивым взглядом, она озиралась на всех рядом стоящих мужчин. Где-то с минуты она тщетно провела в скитаниях между лицами и сразу же нахлынула мысль: «Опаздывает. Вы подумайте?! Опаздывает... Вот дура...-бегала она глазами и пыхтела от возмущения.-Он ведь тебя ни во что не ставит. Он...» -Людмила Прокофьевна!-послышался знакомый, спотыкающийся голос. Она тут же обернулась в его сторону. Он стоял с букетом цветов и боязливо пытался подойти. Калугиной ничего не оставалось, как улыбнуться. Они пробрались друг к другу сквозь толпу и, дрожа, стояли друг напротив друга. -Это... Вам...-протянул он букет. Она хотела что-то сказать, но тут же осеклась, не решилась. Лишь слегка улыбалась, сама этого не замечая. Её глаза поднялись с букета на Него, а улыбка стала шире. -Спасибо... Новосельцев быстро взглянул на часы. -Успеваем,-сказал он, пока Калугина нескончаемо молча смотрела на него и о чём-то думала. Он взглянул на Неё, от неловкости поправив удушающийся галстук. -П-пойдёмте?-еле слышно выдал он, засмотревшись на Людмилу. Она снова улыбнулась и кивнула. Вместе они побрели к большому зданию, предвкушая массу впечатлений от грядущего посещения выставки.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Толпы людей, как заворожённые, ходили между стен, засматриваясь на картины, скульптуры... Они не замечали друг друга, ведь каждый был соединён с прекрасным. Анатолий открыл перед Калугиной дверь. Она кивнула в знак благодарности и осторожно переступила порог. Каблучки Калугиной медленно стучали по деревянному паркету. Она тут же всей душей внимала картины... Множество людей, преимущественно молодых (студентов и старшеклассников) блуждали между экспонатами, цепляясь взглядами за всевозможные детали. Пожилые сидели на стульчиках в центре и издалека бросали взоры на все вокруг, придерживая свои сумки на коленях. Толя ходил от одной стены к другой. Ему все это решительно не нравилось. Огромная картина в массивной раме, висящей на струнах ниток. Но изображение на ней... Складывалось впечатление, будто чертёжник всю ночь сидел, делая отчёт, вырисовывал линии, кружочки, подчеркивал цветными ручками, а на утро остались только пятна от кофе и отпечатанные линии на нижнем листе. Что это? Новосельцев лишь засмотрелся, морщась, и снова стал искать что-то понятное его душе. Он прошёл мимо стульев в противоположную сторону и снова встал напротив стены. Что-то похожее на рисунок восковыми мелками. Внутри Новосельцев на секунду что-то екнуло. Он точно это где-то видел... Мужчина сосредоточился, вглядываясь в детали «шедевра». Точно! Вовка на прошлой неделе рисовал абсолютно такую же! Вот странно... Что она тут делает? Новосельцев пошёл дальше. Внутри все закипало от возмущения такого искусства. Он уже обреченно прошёл мимо картины, напоминающую кусок пола во время ремонта, весь облитый красками. Растерзанные мазками натурально выполненные лица, искореженные черты черепа, неясные фигуры, тонкие нечто, обтянутые кожей. Людмила, содрогаясь, проходила мимо, стараясь не смотреть, не вглядываться. Сложа руки, будто от холода, она скованно шагала по паркету и не решалась вступать в диалог со своим внутренним «я». Людмила пытается не выдать свою отстранённостью от этого. К этому времени народ куда-то ушёл за экскурсоводом, они с Новосельцевым остались практически одни в зале. Медленно перемещаясь, они посматривали в сторону друг друга, пока, наконец, не остановились в понимающем молчании. -Нда...-выдал, наконец, Толя. А Людмила немного улыбнулась, откровенно его понимая. -Все это... слишком ново для меня,-признался он, не без стыда. Калугина разжала свои руки, которые обхватывали самих себя, и медленно направилась к нему. -Не могу не согласиться,-шагала она, поднимая ввысь стук каблуков.-Кажется, искусство все дальше уходит от человека. -От его души...-расстроенно сказал Толя, оглядев все эти картины беглым взглядом.-Да, я никогда не смогу создать что-то, мне не дано, но я хочу найти в этом всем своё пристанище, а тут... только... ненормальный счастлив будет. Людмила внимательно наблюдала за ним. За каждым его словом. Он был так искренне озабочен, что Калугина не могла не поддержать его и не продолжить... -По-моему точнее, совершеннее, чем создала природа, нельзя что-то придумать. Нужно всего лишь быть к ней как можно ближе... -Человек-существо биосоциальное. А мне все чаще хочется убежать от социального. Особенно в час пик в автобусе... Калугина одарила его широкой улыбкой, отчего её взгляд сделался таким приветливым, тёплым, что весь этот картинный мрак не стоило и секунды её лучезарности. Толя на секунду забыл, где он и кто он. Людмила с каждым мигом этого молчания все больше чувствовала, что теряет почву под ногами. Она смотрела на Него и не могла никуда смотреть, хотя больше всего на свете сейчас она мечтала оборвать все эти нитки, которые удерживают её взгляд на Нем, как те нитки, удерживающие огромные картины. Людмила тонула в страхе. На ум тут же пришла мысль. Она быстро подняла руку, взглянула на свои наручные часы и... -Анннатолий Ефремович, я Вас прошу меня простить, мне пора убегать, дела,-сказала она и подняла на него взгляд, вобрав всю силу воли.-Мне было очень приятно с Вами провести этот вечер, правда, но...-сделала она глубокий вдох,-пора... Толя молча кивал. Людмиле было ужасно неловко, но она не могла иначе. Женщина все ещё видела в нем свою печальную историю из прошлого... Новосельцев смотрел ей вслед, как худенькая Людмила осторожно шагала по залу. На неё смотреть было намного приятнее, чем на любое произведение искусства... Но мужчина опомнился и побежал за ней. Он бежал, а ноги не хотели слушаться, заплетались. Настигнув Её, он спросил: -Я провожу Вас? Всё-таки уже вечер. -Благодарю,-сдержанно сказала она. Он провожает её до метро. А она так его ненавидит за это, ибо неумолимо влюблена и хочет избавиться от этого, как от тёплого свитера в резкое потепление.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Темные улицы Москвы окутывают дома своим теплым мраком. Фасады отражают томный звук шагов Новосельцева, который не всегда осознавал, где он и куда дальше идти. (В такие моменты свято уповаешь на то, что ноги сами тебя доведут домой). Он мог поехать на автобусе, если бы только были деньги... Лишь этим распахнутым окнам Толя мог поведать о своих мыслях. Обходя наискось сквер, мужчина размышлял, что неплохо было бы пригласить Калугину в какой-нибудь более-менее приличный ресторан... Но денег на это нет... Перейдя через пустую дорогу в неположенном месте, Новосельцев глубоко искал у себя в голове способы достать денег. Ему бы очень хотелось сводить Её в ресторан...~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Квартира. Коробки, упакованные вещи, собранные в отсортированные кучки. На тумбе в комнате, усыпанной признаками переезда, стояла ваза с Его гвоздиками, аккуратно изолированными от временного хаоса. Калугина сидела на кровати, поглядывая на вазу, и думала об Анатолии Ефремовиче и о своих ощущениях, которые заставили сегодня сбежать с прекрасного, как ей показалось, свидания. Кажется, её болезненное расставание сыграло злую шутку, после которой она так долго была одна. И даже сейчас, когда за ней начали ухаживать, она все ещё сдаёт назад. Это похоже на какую-то травму... Как людей, которых в детстве обжег воск, навсегда будут с ужасом брать в руки свечи. Так и Людмила... смотрящая на лепестки бархатистых гвоздик. «А я его люблю...»