Что ты, осень, наделала с нами?

Они оба лежали напрочь уставшие и сонно наблюдали, как солнце мешает им заснуть хотя бы на оставшиеся минуты. Каждый поочередно падал в этот сладостный сон и тут же просыпался, снова засыпал… Веки то и дело липли и тяжелели. Около друг друга так тепло и безопасно, что это моментально расслабляло. — Скоро восемь… — устало прошептал Толя, еле открывая рот. — Опаздываем и спим полчаса или по кофе? Калугина думала с закрытыми глазами, очень хотелось спать, но эти полчаса только раззадорят организм, дав ложную надежду на отдых. — Давай по кофе… — прижалась она к нему. — Покрепче такой… Они сидели на кухне, ежившись от холода, пили кофе. Толя сидел в трусах, отчаянно сопротивлялся холоду, но мера была вынужденной — теплота тянет в сон. Да и сил идти одеться не было вовсе. Кофе хоть как-то помогал поддерживать утреннюю жизнедеятельность. Они молча сидел и практически не шевелились, аккумулируя силы. Горячая кружка давала дополнительный источник тепла, отчего их пальцы то и дело касались нагретой поверхности. Лишь изредка каждый прерывал неподвижность на то, чтобы зевнуть. В квартире редкая и прекрасная тишина, дети еще спят, взрослые не решают разрушить идиллию безмолвного, усталого, но очень счастливого утра… Так тихо начался октябрь и так же тихо прошла целая неделя. День за днем. Без всплесков напряженности, но со стабильными задержками Новосельцева на работе… Так что отсутствие всплесков заслуга Калугиной, она терпеливо держала тактику и старалась не свернуть с пути доверия к мужу. Так и сегодня к концу рабочего дня Людмила терпеливо надеялась, что домой они отправляться вместе. Толя неспешно осваивал свои бумажки, сосредоточенно выверяя каждую запятую и вздрогнул лишь от голоса Оли. — У Лёши обострился гастрит… Он в больнице. Я поехала… — судорожно запихивала она вещи в свою сумку и наматывала шарф на шею. Толя смотрел за каждым её движением, они были настолько быстры, что казались двадцать пятым кадром. Рыжова вылетела из учреждения и, напарываясь на машины, тормозила каждую и просила довезти до больницы. Через пару неудачных попыток она уже мчится, вцепившись от нервов в свою сумку. Сердце беспорядочно било по груди, руки немели. Вихрем пролетев в регистратуру, выпытав данные женщина бежала по этажам, лестница казалась бесконечной, с каждым шагом было труднее дышать, она замедлялась пока совсем не остановилась. Легкие работали на полную мощность, гоняя кислород через кровь. Она глотала воздух и с тяжестью старалась переставлять ноги на ступеньках, двигаясь выше. Наконец, она нашла палату. За белоснежной дверью находился её м… бывший муж. Её муж. Воздух был удушающим, застоявшиеся запахи пищи и лекарств смешивались в единую бурю, хватая за горло и въедаясь в организм. Это неприятнейшее место, куда, попадая, начинаешь сильно ценить обычный день в стенах своего дома, в удовлетворительном самочувствии и ощущении будущего… — Лёш, — дернула она дверь. — Оля? — непонимающе уставился он на нее. — Ты… чего здесь? Мужчина беспомощно прикрывался одеялом, стесняясь самого себя и своего состояния, местонахождения. — А ты чего здесь? — подошла она ближе. — Мне позвонили, что тебя забрали. Так, давай я запишу, что тебе привезти, потом у врача спрошу, что тебе можно, а что нельзя, — тараторила она и нервно рылась в сумке в поисках бумажки и ручки. — Да, еще надо завести все твои бумажки от врачей, все пригодиться. Они у меня в тумбочке лежат. Нет, точно, я же их убирала в шкаф ко всем документам. В общем, я завтра зайду к тебе, все передам, — выдохнула она наконец и взглянула на Алексея, который виновато смотрел на нее, не выдав ни слова из-за невозможности вставить даже звук в её пламенную речь. — Спасибо… Оля, — опустил он голову, немного сжав одеяло в руке. Рыжова смущенно увела глаза на большое больничное окно, которое жадно хватало свет с улицы, имитируя ощущение свободы. — Ты как? — прервала она молчание. — Чуть лучше, чем утром. А сейчас стало еще лучше. Спасибо… — болезненно улыбался он. Оля смотрела на него и чувствовала, с каким трудом ему достается эта слабенькая улыбка — его подарок.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Вечер Новосельцевых прошел штатно: Толя задержался, Люда ждала его дома с детьми. Калугина все время хотела начать разговор, но не выходило. Или ситуация не позволяла, или возможности не было, или самой уже ничего не хотелось. Она доверяла ему, но ощущение горького осадка на душе было постоянно. Свет фонарных столбов разрезал холод ночи. Улицы пустовали, редкий прохожий поспешно шагал по тротуару, попадая во взгляд уставшего Анатолия, идущего домой. Очертания домов и предметов как старая ржавчина или тлеющий уголь пролетали мимо мужчины, поблескивая точками горящего или отражающего света. Толя зашел в подъезд дома. Внутри здание казалось наглухо пустым. Сплошным вакуумом, капсулами законсервированных жизней. Похоже, Толя сильно устал и впадал в легкую меланхолию. Не давая себе более думать, Новосельцев ткнул кнопку лифта и сделал ожидающий контрольный вздох. Где-то под потолком, за недрами красивых дверей слышалось скрипения кабинки, медленно ползущей к ногам Толи. Пройдя процедуру ожидания в четырех стенах, Толя устало подошел к двери квартиры, сжимая письмо в руке, которое он высунул ранее из почтового. Небрежно доставая ключи из сумки он попутно пытался разглядеть в свете ламп отправителя. Наткнувшись на ключи как на отправителя Толя звякнул ими, но квартиру открывать не стал. «Виктор… Что за Виктор?» — мыслил Толя, но усталость не допускала придачу хоть какого-то значения этому письму, он сунул в портфель, чтобы не потерять, вставил ключ в замочную скважину и устало втёк в темноту. Медленно закрывал он дверь, не выдавая щелчков, стуков и прочих мешающих. Когда дверь достигла замка, коридор снова погрузился в сплошной мрак. Глаза постепенно привыкали к темноте, Толя наощупь снял обувь, куртку и когда он смог видеть очертания вещей, то распределил снятое по местам. Он взял портфель и тихонько прошел на кухню, чтобы покурить и перехватить пару кусков еды перед сном. Мужчина поставил чайник на плиту, а сам сладостно разжег сигарету. Томительное ожидание чая заставило Толи достать письмо и прочесть. В графе «кому» не было ничего. Он невозмутимо вскрыл конверт, ничего не соображая от усталости, и побежал глазами по словам. «Привет, дорогуша. Расскажу один анекдот. Однажды одна женщина уволила хорошего парня, да, веселого, шутливого, иногда чересчур, но доброго парня. Парень напился сгоряча и поехал домой на машине. Деревья, деревья, бац и сбил он девку, которая сама под колеса бросилась. Оп, и парень веселый оказался под следствием. Туда-сюда и его скоро арестуют. Конец. Смешной анекдот, правда? Мне тоже нравится. Ты, мразь, ответишь за это. Как видишь, адрес я твой знаю. Скоро мои руки дотянутся до твоей дверной ручки. Целую. Витя» Толю трясло. Пока он читал письмо, он вспомнил Виктора. Того самого Виктора, которого они всей мужской половиной учреждения заставили уволиться. Это было так давно… Полгода назад? Где-то… Толю трясло. Постепенно в него проникала невероятная для него, очень четкая и очень правдивая для его сознания мысль — она АБСОЛЮТНО беззащитна. Сигарета сменила выкуренную. Он не мог представить, что было, если бы письмо прочла она первая. Люда беззащитна. Совершенно. Толю трясло от вихря всех мыслей и ощущений, пронизывающих его как шпаги. Он спланировал утренний поход в милицию, да так, чтобы Люда не знала, не нервничала, не боялась. Она совершенно беззащитна. Ему страшно представить, что было бы, будь она одна… Внутреннее ощущение своей ответственности за спокойствие и безопасность семьи овладело мужчиной. Жутким способом он почувствовал свое предназначение в семье. Да… Чайник выкипал за спиной Анатолия, пока он не отрываясь смотрел на письмо и свято надеялся на помощь милиции в поимке знакомого злодея. А пока на страже спокойствия самых дорогих людей стоит он. Он.